Травница

     Пермь – это не Париж. Пермь – это рациональный, промышленный город без всяких там Этуалей,  Монпарнасов.  Пермь – это  взаимно перпендикулярные улицы с двух-трёхэтажными кирпичными домами солепромышленников, купцов, горнозаводчиков, которые пермяки сохранили и тактично вписали в современный железобетон.

     Если Пермь – не Париж, то и Париж – не Пермь. Действительно, где ему со своей жиденькой Сеной тягаться с раздольной Камой, что он может противопоставить  мощным орудийным системам, машинам залпового огня, миномётам, самоходкам (артиллерийским и миномётным), выпускаемым пермскими оружейными заводами. А такая экзотика как пермские деревянные боги, а уникальная, отлитая из чугуна,  пермская Царь-пушка, которая по  габаритам превосходит свою московскую кузину, а легендарный Т-34, установленный на постамент в честь Уральского добровольческого танкового корпуса.  Да, что там говорить – неординарный город.  И культуры в нём хватает, и науки, и преступного элемента. Вот только с медициной в Перми  плоховато. Так считал Барсуков.

        Сам-то он с медиками не общался, поскольку был молод, активен, жизнерадостен и ценил коньячную продукцию. Болезни его обходили стороной. А вот его жена коньячную продукцию не ценила, а наоборот, была азартной противницей спиртных напитков и, наверное,   поэтому, невзирая на свою. молодость, часто болела.  И если с разными ОРЗ и с женскими недомоганиями, которые посещали её, пермские врачи успешно справлялись, то с такой паршивой бякой как базедова болезнь, которая невесть от чего навалилась на бедную женщину, ничего поделать не могли, то есть, никакие лекарства, таблетки, инъекции не помогали и зоб вырос ухе   до размеров детского мячика.  Зоб это ещё не самое противное, а неприятно то, что с увеличенной щитовидной железой жизнь становится очень низкокачественной:  понос, проблемы с сердцем и печенью, рвота, слабость, дрожание рук, тревожное состояние.

        Медики стали настаивать на операции с целью уменьшения щитовидной железы. Барсуков жутко жалел жену.  Единственным на всю Пермь специалистом по щитовидке был старый хирург  Розен.  Очень настораживала статистика. Из числа прооперированных Розеном больных 30% загибались.  Но и не делать операцию нельзя, поскольку в этом случае загибание точно обеспечено.

          Глядя на измученную болезнью и страхом жену, Барсуков себе места не находил. Однажды после работы, чтобы хоть немного отвлечься от унылых мыслей, зашел Барсуков в ресторан.  После двух рюмок коньяка немного полегчало.  Свободных мест в зале было мало поэтому вскоре к Барсукову подсел солидный мужик. Слово за слово – разговорились.

        Мужик поинтересовался: «И чего это товарищ майор такой грустный?» Барсуков поведал соседу о своей беде. Тот сразу встрепенулся и весело блеснул глазами: «Считай, майор, что тебе повезло!», и поведал следующее:

     -- Я живу на Разгуляе. Недалеко от меня на Речной улице проживает известная на всю Пермь  травница, бабка Терещиха.. Так вот она зоб начисто изводит.

      Барсуков оживился. Хотя он в разных народных целительниц, знахарок не верил, но когда припрёт – цепляешься за соломенку:

    -- А как её найти?

    -- Я номер дома не помню.  Но на Речной улице тебе всякий  покажет, где она живёт.

      Барсуков легко уговорил жену посетить травницу. Добирались до Разгуляя на трамвае. Это самый зачуханный район Перми, расположенный вдоль реки Егошихи, которая впадает в Каму. По обоим береговым склонам ютились деревянные  домишки.  Улицы были  грязные и плохо замощённые. А ведь именно здесь и зародилась Пермь.

     В 1720 году в устье реки Егошихи заложил В.Н. Татищев Егошихинский медеплавильный завод. Вокруг завода образовалось поселение с острогом и церковью, которое в 1780 году поучило статут города и название Пермь.

      Дом Терещихи нашли быстро. Целительница оказалась довольно шустрой, но малоразговорчивой  старушонкой.   Едва взглянув на посетительницу, она сразу же полезла в большой шкаф откуда извлекла банку, наполненную коричневой массой.  Деревянной лопаточкой она зачерпнула солидную дозу коричневой массы и положила её в баночку из под майонеза:

     -- Будешь мазать зоб три раза в день.

      После чего она ощупала зоб и поинтересовалась его болезненностью. Узнав, что  в зобе болей не возникает, она полезла в погреб  и вытащила наверх большой металлический чайник, из которого нацедила в литровую молочную бутылку тёмной жидкости. 

      -- Вот тебе снадобья на десять дней. Через десять дней придёшь ещё. Отвар принимать по треть  стакана перед обедом.

      Поблагодарив целительницу и оплатив её услуги, Барсуковы отправились домой.  Надежды на исцеление не было никакой: медицина бессильна, а тут какая-то старушенция. Чушь, конечно, но попробовать можно. А вдруг!

       А «вдруг» всё-таки случилось. К концу десятидневного курса лечения размеры зоба стали уменьшаться , а после второго цикла зоб почти исчез, а здоровье жены стало совсем замечательным. Ещё через некоторое время и следы зоба пропали, причём навсегда.  Радости не было границ.   Барсуков в знак благодарности подарил  бабке Терещихе пуховый оренбургский платок.

      Несмотря на неразговорчивость знахарки, Барсуков всё-таки её разговорил.  В ходе беседы он  поинтересовался, почему бабушка не поведает медикам о чудодейственных свойствах трав, которые она использует при пользование зоба.  Та ответила:

    --  Я два раза ходила в больницу и предлагала свою помощь в лечении щитовидки. От меня отмахнулись. Скоро меня Бог приберёт. Чтобы мои знания не пропали,  я  постепенно внучку приучаю к знахарству. Ведь травами, корешками, плодами  можно вылечить много болезней, а врачи больше надеются  на химию.

     -- А почему так?

     -- Травы помогают не сразу. Лечение идёт долго. Наверное, это и не нравится врачам.

     Этот случай просто поразил Барсуков: вот прямо не его глазах простая старуха вылечила практически неизлечимую болезнь.  Он сделался фанатом траволечения. Теперь он заморочки со здоровьем решал просто:
 Проблемы с желудком – тысячелистник, воспалительный процесс – зверобой,  депрессия – душица,  кашель – почки сосны и т.д.  Его  регулярные велосипедные вылазки   обрели практический смысл. Нет, конечно, езда на велосипеде сама по себе очень полезна для здоровья, но теперь каждый раз, выезжая за город, он всегда устремлялся не какой-нибудь просёлок и углублялся  в луга, в леса, где  его ждали милые, скромные ромашки, ятрышники, подорожники, мать и мачехи и другие ценные экземпляры зелёной аптеки.

   А Пермь активно выбирается из своей провинциальности. Сносятся деревянные строения, возводятся современные здания, прокладываются проспекты, возводится памятники.  Понятно, что Парижем она не станет , но и городом, где живут люди с солёными ушами не будет.