Братский замок. 17. Пение сирен

Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2020/02/11/121

Глава 17. Пение сирен

    «Назад! Назад!» — кричал Тимофей Годор, бросаясь под градом пуль к небольшому, покрытому выгоревшей травой холмику.

   Все случилось очень быстро: он и двое младших офицеров отправились взглянуть на ближайшие позиции противника и в зарослях кустарников нарвались на вражеский «секрет». Первым неприятеля заметил шедший слева от Годора молоденький офицер-связист из числа аргентинских добровольцев. Забыв обо всем на свете, он выхватил «люгер» и с криком ринулся на врага. За ним последовал белобрысый кадет-артиллерист Ридель, из немецких колонистов. 

   Бесшабашная удаль стоила им жизни: вражеский патруль уложил обоих наповал, стреляя практически в упор.

   Годор успел только крикнуть: «Назад! Назад!», — и бросился под защиту спасительного холмика. Рухнув на живот, он прицелился из «штейера» и дважды нажал на спусковой крючок. Ближайший вражеский солдат упал, а остальные мгновенно залегли.   
 
   Почти в ту же секунду Тимофей бросил гранату; вслед за взрывом раздались стоны и хрипы, которые сразу затихли. Только один молодой голос продолжал ругаться на каком-то явно славянском языке.

   — Эй, вы там один остались? — громко сказал Тимофей. — Выходите, или забросаю гранатами! 
   
   — Я выхожу, — молодой, русоволосый парень в измятом мундире перелез через трупы своих сослуживцев и отдал Годору винтовку. — Ствол холодный, я не стрелял.

   — Откуда вы? — спросил Тимофей.

   — Я чех, из Брно. Мой брат, ветеран войны, приехал сюда по контракту, а я за ним увязался. Теперь жалею! Счастье, что брата здесь не было! Что со мной будет? — парень быстро успокоился и держался вполне достойно.

   — Дайте мне слово чести, что больше не станете воевать против нас, — голос русского звучал почти безразлично. — И идите своей дорогой! Вот и все.

   — Вы меня отпускаете? — чех поднял на него удивленный взгляд. 

   — Конечно. Человек вы, вроде, не зловредный, а «языков» у нас и так хватает. Так вы даете слово?

   Где-то не очень далеко ухнул миномет. Оба замерли, прислушиваясь.

   Потом молодой человек поправил на себе мундир и сказал:

   — Я даю вам слово чести, что больше не подниму оружия против Парагвая и немедленно уеду на родину! Господин офицер, вы ведь русский? Вы пощадили меня, как славянин славянина?

   — Как человек человека, — усмехнулся Годор.  — При чем здесь эти мертворожденные расовые теории? На моей памяти худшими русофобами, чем всякие «братья-славяне», бывали разве что сами русские.

   — Вы не можете так думать! — молодой человек от волнения сдернул с головы фуражку. — Я вырос на идеалах общеславянского единства! Славянское братство есть и будет!

   — Это просто пустой манифест, — разговаривая с пленным, Тимофей быстро осматривал убитых и при этом все время держал под контролем своего собеседника. — Зато у меня всегда при себе настоящий славянский манифест: это моя вставная челюсть, ведь собственные зубы мне выбил рукояткой нагана чех, следователь ростовской ЧК. И еще моя левая рука, простреленная сечевым стрельцом из Галиции. Реальная жизнь, знаете ли, плюет на манифесты.

   — Славянские народы разделены искусственно, — горячо сказал юноша. — На самом деле они тянутся друг к другу! И это не тупая расовая зоология, как у германцев, а общность высокого славянского духа, стремящегося к Богу! Свидетельство этому — ваша собственная боевая доблесть и милосердие к побежденным, господин офицер! Таким может быть только славянин! Да неужели вы не видите: мы с вами, двое солдат враждебных армий, лучше понимаем друг друга, чем своих неславянских сослуживцев! Мы славяне!

   Тимофей, державший в правой руке пистолет, а в левой — небольшую кипу окровавленных личных документов убитых, с некоторым интересом взглянул на молодого чеха.

   — Ого, вам бы журналистикой заняться, а не стрелять в людей за деньги! Расскажите все это хорватам про сербов, или галичанам про поляков, а то они того и гляди друг до друга дотянутся, и тогда беда... Всё, довольно разговоров, пока на стрельбу не прибежали ваши. Или наши. Смерть уже достаточно порезвилась здесь сегодня! Прощайте!

   — Я никогда не забуду вашего великодушия, господин офицер, — с волнением в голосе сказал молодой чех. — Могу я узнать ваше имя?

   Годор неопределенно махнул рукой с пистолетом и скрылся в зарослях. 

***

   Добравшись до форта «Лопес» и сердечно распрощавшись с Желько и Игнасио, Марк немедленно отбыл через Консепсьон в аргентинскую столицу.

   В первый же день по прибытии он отправил телеграмму Илье Старкову, сообщив о полном успехе операции. За скупыми словами ответного послания легко угадывалась невыразимая радость измученного неизвестностью человека.

   Через несколько часов пришла новая телеграмма, в которой Старков попросил Марка немного задержаться в Буэнос-Айресе и посетить званый  вечер в честь дня рождения некоего Рауля Эспиноза. В среду вечером посыльный принес в отель пышно оформленное приглашение.

   Приобретя смокинг, Марк в назначенный день подъехал на такси к роскошному, окруженному художественной решеткой особняку, утопавшему в зелени огромного сада. Вечер только начинался, в саду играла оркестровая музыка, прибывали все новые дорогие автомобили с гостями.

   Вслед за дворецким Марк проследовал в великолепную гостиную, где его встретил хозяин дома — смуглый, белозубый красавец лет тридцати пяти. Он радушно объяснил, что с мистером Дэвидсоном хочет побеседовать один почтенный человек, его хороший друг, который скоро здесь появится. Марка представили некоторым гостям, а потом он предпочел просто стоять в зале, лениво наблюдая за нарядной публикой и слушая приятную музыку.

   После изысканного обеда вечер продолжился танцами. Марк рассматривал какой-то антикварный гобелен, когда к нему подошел хозяин дома в сопровождении полноватого пожилого господина с благородным лицом римского патриция. Представив его Марку, как мистера Алекса Джонаса, сеньор Эспиноза деликатно удалился, а вновь пришедший предложил побеседовать на свежем воздухе.

   Когда они оказались вдвоем на увитом зеленью балконе, мистер Джонас вынул из кармана висевшую на цепочке золотую византийскую монету с изображением «лабарума»*. Продолжая вежливо улыбаться, Марк продемонстрировал точно такую же монету. Этим опознавательным знаком снабдил его в Нью-Йорке Илья Старков.
 
   — Отлично! — сказал мистер Джонас. — Итак, меня зовут Алексиос Иоаннидис, по-американски — Алекс Джонас. Я, как и вы, живу в Нью-Йорке. И, как вы уже догадались, я тот самый греческий христианин, который взялся материально помочь «Дружине» в той миссии, которую вы, мистер Дэвидсон, столь блестяще осуществили. Находясь в Аргентине и узнав от господина Старкова об успешном завершении дела, я очень захотел встретиться с вами лично и услышать все из первых уст.

  Марк максимально подробно рассказал о ходе проведенной им операции. По окончании рассказа они некоторое время сохраняли молчание, любуясь прекрасным южным вечером. Потом мистер Джонас в простых и искренних словах выразил Марку свое восхищение  и благодарность за то, что он сделал для православных братьев в России.

   — Итак, мистер Дэвидсон, — продолжил миллионер. — Вам Создатель дал одни таланты, а мне другие. И я прошу вас выполнить для меня лично еще несколько небольших поручений, которые будут для вас скорее приятны. — Он достал из кармана чековую книжку и золотую авторучку. 

   — Это, — сказал он, выписывая и передавая Марку первый чек, — я прошу передать родным солдата Карлоса, если таковые найдутся. Разумеется, вам совершенно не обязательно возвращаться в Парагвай, достаточно воспользоваться почтой... А майор Данилов, я уверен, не откажет нам в содействии.

   — О! — с восторгом воскликнул Марк. — С этой суммой они станут там богачами! Разумеется, я с радостью сделаю все, что необходимо.

   — Прекрасно, — с улыбкой заметил мистер Джонас. — Итак, а вот это поможет доктору Энгельгардту в его планах по созданию больницы для бедных.

   — Десять тысяч, — продолжил он, отрывая очередной чек, — для храброго четника Желько Драговича. А эти три тысячи долларов придутся кстати вашему проводнику Игнасио, верности и смелости которого мы обязаны многим...

   — Сэр, я даже не знаю, как выразить вам благодарность от имени всех этих людей, которых вы сейчас облагодетельствовали.
 
   — В молитвах за меня, грешного! Кроме того, — миллионер подал Марку свою визитную карточку. — Я прошу вас выйти со мной на связь в Нью-Йорке, чтобы мы смогли организовать уничтожение входа в Пещеру Сгинувших и установку там большого православного креста. Вы положили начало этой духовной «реконкисте», продолжим вместе?

   — Разумеется, сэр. В таком деле я охотно приму участие! — сказал Марк.

   — Я в этом не сомневался. А вот этот чек должен послужить тем утешением, которое Господь через меня дарует лично вам.

   Взглянув на сумму, Марк не смог сдержать удивленного возгласа.

   — Я не ошибаюсь? Ради этого люди трудятся всю жизнь, а тут… Мистер Джонас, я не...

   — Дорогой мистер Дэвидсон, я прошу вас! Поймите: это не попытка оплатить труды, бескорыстно предпринятые вами во славу Божию, а просто помощь вам, моему собрату по вере. Человеку, сражавшемуся за мой народ в страшные дни Катастрофы, когда я сам пребывал в безопасности. Да, сэр, мне и это известно! И размер своей помощи я определяю сам. Не будьте до такой степени гордецом, чтобы отказать мне в этом праве! Впрочем, знайте: один из тех, кто был упомянут в списках Поплавского — родной брат моей жены. Она из семьи понтийцев**. Теперь вы видите, что я еще остался вам должен. Итак, вопрос улажен.

   Марк ответил мистеру Джонасу словами искренней благодарности, после чего они прошли в зал. Через некоторое время миллионера отвлекли каким-то деловым разговором, и Марк оказался предоставленным самому себе.

   Его приятные мысли прервало легкое прикосновение, от которого по телу словно пробежал электрический ток. Он оглянулся: рядом с ним стояла его санта-маргаритская знакомая, Глория де Агилар. Великолепное платье и блеск чистейший воды драгоценностей еще больше подчеркивали ее удивительную красоту.

   — Здравствуйте, Марк! Я уже давно вас заметила, но вам было не до меня. Загадочный вы человек: представляетесь клерком из маленькой фирмы, а сами проводите время на приеме у моего кузена Рауля, в обществе таких воротил! Готовы ли вы уделить немного внимания и мне? Давайте потанцуем!

   — Здравствуйте, сеньора Глория. Разумеется! — с поклоном ответил Марк,  безуспешно пытаясь не попасть под власть обаяния этой женщины. — Постараюсь не оттоптать вам ноги.

   Они станцевали вальс, и когда музыка закончилась, женщина теснее прижалась к нему, не выпуская его руки.

   — Вот, значит, как: пацифист, который даже на бал приходит с пистолетом, — она провела пальцем подмышкой его пиджака, — да еще и великолепный танцор? Каких еще сюрпризов от вас ожидать? 

   — Увы, на этот раз сюрпризы закончились.

   — Что-то не верится… Вы же не думаете, что я от скуки навязываю свое общество каждому мужчине? — тихим голосом спросила она.

   — Ни в коем случае. Только не говорите, что влюбились в меня с первого взгляда! — попытался отшутиться Марк.

   — А если бы так оно и было? Что бы это значило для вас?

   — Думаю, что это не принесло бы мне добра, — с улыбкой ответил Марк, стараясь не «утонуть» в ее глазах, которые напоминали ему звездное небо темной южной ночью.

   — Почему, Марк? — в бархатистом голосе Глории звучало искреннее удивление.

   — Для начала я бы здорово загордился, а гордость — это всегда вредно.

   — Но ведь гордость — это чувство, необходимое каждому человеку. Разве не так?

   — Нет, Глория. Гордец во всем зависит от мнения окружающих и поэтому слишком уязвим. При желании его можно даже убить несколькими словами.

   — Трудно с вами спорить, но зачем вы снова увиливаете от темы? — женщина крепко сжала его локоть. — Знаете, я не намерена кривляться, изображая из себя капризную королеву...

   — Потому, что вы и есть королева, а королевы не кривляются.

   — Вот что, Марк, — проговорила она совершенно серьезно. — В вашем присутствии я сама себе начинаю удивляться. И сейчас я не могу допустить, чтобы вы снова исчезли из моей жизни. Поэтому я прошу вас пойти со мной, не задавая никаких вопросов.

   Она решительно взяла его за руку и повела в сад. Уже с трудом соображая, Марк просто шел за Глорией все дальше в роскошные заросли, пока музыка не стала доноситься совсем издалека. Люди здесь уже не встречались.

   Они подошли к скудно освещенному небольшому одноэтажному зданию. Глория толкнула дверь, почти втащила Марка внутрь и зажгла свет. Они были в  уютно обставленной жилой комнате. Она подошла к большой кровати с пологом и повернулась к нему.

   — Это домик для гостей. Я привела вас сюда…

   — Да... Привели... — с трудом выговорил Марк, совершенно не желая ничего менять. 

   — Я вас уже просто не понимаю… — она полулегла на кровать. — Идите ко мне.

   — Только запру дверь.

   Торчавший изнутри ключ не поворачивался. Марк нажал сильнее и ключ с треском сломался, оцарапав ему палец. Боль дала возможность немного совладать с собой и быстро помолиться.

   — Марк, ты что… — Глория подалась ему навстречу.

   — Подождите! — он предостерегающе поднял ладонь. — Я очень сожалею, если невольно ввёл вас в соблазн…

   — Марк, что случилось? — бездонные глаза женщины стали огромными. — Скажите, что не так?

   — Глория, вы очень нравитесь мне, просто не можете не нравиться. Но то, о чем сейчас идет речь, для христианина недопустимо!

   — Недопустимо? Марк, хотя бы просто подойдите ко мне… — ее голос манил, как пение сирен. — Что же вы со мной делаете?

   — Да поймите, Глория: человек не может чтить Бога и при этом попирать то, что лежит в самом сердце его религии — основные заповеди Божии.

   — Вы хотите сказать, — резко спросила она, — что близость между мужчиной и женщиной допустима только после того, как священник почитал перед ними по книжке? А иначе это просто грязь? И это утверждает не старушка в черной шали, а молодой, страстный мужчина?! Вы что — серьезно так считаете?!

   — Да, — ответил Марк.

   — Послушайте: все мы христиане, но это не мешает нам быть живыми людьми! Марк, что происходит? — теперь в ее взгляде сверкали молнии.

   — Глория, у меня есть невеста! — решил соврать он. — И я был бы последним мерзавцем, если бы... Понимаете?

   — У вас есть невеста? Вы очень ее любите?

   — Конечно! Как может быть иначе?

   — Я только что заметила, что ваш светский лоск куда-то подевался… — тихо проговорила Глория, бессильно опускаясь на край кровати. — Это и есть настоящий вы? Наверное, такими были странствующие рыцари… Я должна бы возненавидеть вас, но не могу… Уходите. — Она опустила голову.

   — Глория, никто, никогда не узнает о том, что здесь произошло.

   — Могли бы и не говорить, я это знаю... Но вы сами, пожалуйста, не забывайте о том… чего здесь не произошло. Вы что, сейчас уйдете, Марк? Навсегда?
 
   — Да, Глория. Прощайте. 

   Марк закрыл дверь и двинулся по едва заметной дорожке в сторону дома, сверкавшего светом и наполнявшего вечер чарующей музыкой. Сначала он шел, а потом бежал, схватившись за грудь.

   Войдя в дом, где торжество было в самом разгаре, Марк зашел в туалетную комнату и подставил голову под кран с холодной водой, после чего тщательно вытерся полотенцем. Потом прошел в зал, разыскал сеньора Эспиноза и мистера Джонаса и вежливо распрощался с ними, сославшись на срочные дела.

   Уже в такси Марк вдруг решил, что сам поедет в Парагвай и передаст денежную помощь от мистера Джонаса всем, кому надо. Узнав в отеле, что ближайший поезд на Асунсьон отходит через сорок минут, он торопливо собрал вещи, вызвал такси и отправился на железнодорожный вокзал.

***

   Проводив позднего гостя, Эйба Флэгга, санта-маргаритский командор «Короны» Педро Альварадо тщательно запер дверь и закрыл окна крепкими ставнями. Он был серьезно напуган одним вроде бы незначительным фактом, всплывшим в нынешнем ночном разговоре. А именно: приезжий гринго Дэвидсон оказался самым тесным образом связан с сербом Драговичем, командиром грозного отряда «Рыжих муравьев».
 
   Месяца четыре назад в одном из небольших городков работорговцами из «Короны» была похищена дочь солдата из отряда Драговича. Вскоре серб и десяток его людей нагрянули туда и устроили тамошней клике «Короны» чудовищный разгром. За одну ночь они выкорчевали всех ее членов, оставив после себя только трупы бандитов, начиная с тамошнего командора и его подельника, продажного начальника городской полиции.

   Узнав о происшедшем, командоры организации смертельно перепугались, сникли и затаились. И вдруг грозная тень расправы нависла уже непосредственно над самим Педро. Дело в том, что старый доктор Энгельгардт давно препятствовал подпольной работорговле в Санта-Маргарите и ее окрестностях. «Корона» сделала ему предупреждение, которое он просто проигнорировал. Следуюшим шагом должно было стать физическое устранение упрямого немца.

   И вот теперь этот самый доктор, являющийся близким другом гринго Дэвидсона, оказывается через него напрямую связан с Драговичем и его головорезами! Отъезд американца на родину тоже ничего не изменит: от этого их контакты явно не прервутся!

   Педро, человеку не трусливому, вдруг стало жутко: он был на месте той резни и видел, что сотворили «Рыжие муравьи» с его незадачливым коллегой...

   При таких обстоятельствах доктора необходимо было оставить в покое, а все операции по торговле рабами в этом районе немедленно свернуть. Да, ни больше, ни меньше! И отпустить по домам заготовленный человеческий товар. Тем более, что работорговля в этих местах давно приносила больше хлопот, чем доходов...

   Сегодня же он отдаст соответствующие приказы... Нет, прямо сейчас! А руководство организации одобрит его действия. Пусть имя Верховного Командора знал только узкий «внутренний круг», но с такими методами дознания, как у Драговича, он запросто мог добраться и до Верховного!

   С облегчением вздохнув, владелец гостиницы взялся за телефонную трубку.

   Знай он о событиях, произошедших в этот же день несколькими часами раньше, он бы зашевелился еще быстрее.

***

   — Не люблю католических патеров, но иезуиты, что ни говори, создали здешний народ, — рассуждал Желько Драгович, пробираясь по развалинам старой иезуитской миссии. С ним было десятка полтора его «Рыжих муравьев».

    — Похоже, вот оно, командир! — сообщил следопыт Игнасио, показывая на заваленный разным хламом вход в подвал. — Ангел и знак «Короны» на стене. Все, как говорил сеньор Марк.

 Желько кивнул.

 Разведчики бесшумно разобрали завал и Игнасио с револьвером в руке нырнул в темный проем. Через несколько секунд в темноте замерцал луч его фонаря.

    — Ого, — восхищенно сказал Желько, спустившийся вслед за индейцем. — Здесь оружие, боеприпасы, американские консервы! А вон еще какие-то ящики и коробки! Не иначе, как контрабанда для перепродажи в армию, и скорее всего во вражескую. Ну, а мы продадим в нашу, хоть и дадут дешевле! Вас, парни, я тоже не обижу.

   Заглядывавшие в подвал разведчики радостно закивали головами.

   Серб сильным прыжком выбрался наружу.

   — Командир,  в этих развалинах сейчас отдыхает целый караван! — доложил один из солдат. — Пятеро вооруженных типов из «Короны» и с ними двадцать мулов с поклажей! Наши там потихоньку за ними наблюдают.

   — Пошли, — кивнул головой Желько.

   На большой поляне, бывшей когда-то площадью, паслись мулы и кучей лежали сложенные тюки. Невдалеке горел костер, вокруг которого расселись пятеро усатых, до зубов вооруженных здоровяков. Они ели, шумно разговаривали и хохотали. В стороне сидели двое мужчин и женщина, их руки были связаны.

   — Снять их, командир? — тихо спросил помощник Драговича сержант Ортис, прицеливаясь в бандитов из автомата.

   — Пока нет, — ответил Желько. — Я обещал, что здесь не будет лишней крови.

   Держа сидящих у костра на прицеле «томпсона», он вышел из укрытия и спокойным шагом направился к ним. Бандиты и пикнуть не успели, как разведчики окружили их со всех сторон и мгновенно разоружили.

   Желько подошел к тому, который казался главным, и рванул ворот его рубахи. На мощном загривке виднелась татуировка — корона в круге. 

   — Там, в тюках, тоже куча всякого добра: материя, мука, табак! — радостно подскочил к командиру Игнасио. Желько кивнул и обернулся к троим пленникам бандитов. Это были старик, подросток и молодая девушка. — Кто вы такие? Ребята, развяжите их.

   — Мы из села... там, — старик махнул затекшей от веревок рукой куда-то в сторону. — У нас с «Короной» вышел спор из-за земли, и вчера они пришли и забрали нас с собой. Дали неделю, чтобы наши заплатили всё с процентами, или нас убьют и скормят псам. А земля эта всегда наша была, сеньор! Они беззаконие устроли…

   — Убили они у вас кого-нибудь? — перебил его Желько.

   — Нет, сеньор, били только... Скотину постреляли!

   — Ну, значит, пусть пока поживут, паршивцы…

   — Подождите, сеньор! — крикнула девушка, подошла к Желько и указала на одного из бандитов. — Вон тот меня изнасиловал!

   — Заткнись, сука! — вдруг заорал бандит. — Она все врет, не верьте…

   Щелчком пальцев Желько заставил его замолчать.

   — Ну-ка, расскажи об этом, — обратился он к девушке.

   — Посмотрите на меня, сеньор, — она показала свое разбитое лицо и изорванную одежду. — И посмотрите на него! — на щеке бандита были видны следы ногтей.

   — Было такое? — повернулся Желько к двум остальным крестьянам. Те горячо подтвердили слова девушки. Он перевел взгляд на бандитов, и они в ужасе закивали, стараясь не смотреть в сторону насильника.

   — Он и раньше так делал, все знают, — хрипло сказал старик.

   — Ну что же ты, — с отвращением бросил Желько. — Крещеный человек, а ведешь себя, как какой-нибудь турок.

   Бандит трясся и тонко подвывал.

   Серб достал из кобуры свой «люгер» и протянул его девушке:

   — Решай с ним сама, как знаешь. Хочешь «хозяйство» ему отстрели, хочешь череп продырявь.

   Она шагнула к бандиту и почти в упор выстрелила ему в голову, а потом расстреляла оставшиеся патроны в завалившееся тело.

   — Ну, теперь ты смыла позор его кровью, — сказал Желько, забирая у нее пистолет. — А если он тебя обрюхатил, то не вздумай ничего над ребенком делать! Лучше отдай монахиням в приют. Ребенок не отвечает за отца, поняла?

   — Да, сеньор! — воскликнула девушка, упав на колени и пытаясь поцеловать у Желько руку. — Я буду сама растить этого ребенка и считать его отцом не этого, а вас!

   — Хорошо, — улыбнулся он и похлопал ее по щеке. — Пусть буду я. Кстати, ты симпатичная девчонка, а синяки скоро заживут.

   — Ну, а вы, — обратился Желько к четырем оставшимся бандитам, — сейчас навьючите тюки на мулов, потом перегрузите всё из подвала на два наших грузовика. Напоследок вам всыплют по сотне плетей — и гуляйте отсюда! Но в следующий раз пощады уже не ждите!

   — Хотя, — добавил он, подумав, — можно обойтись даже без порки, если кто-нибудь из вас одолеет меня в бою на кулаках. Думайте!

  Бандиты тихо переговорили и один из них сказал, что готов сразиться с Кардиналом Смерть. Так в Парагвае прозвали Желько Драговича. Боец «Короны» поднялся на ноги. Он выглядел невероятно мощным.

   Девушка схватила серба за руку и быстро заговорила:

   — Будьте осторожны, сеньор, он валит быка с одного удара!

   — Одна скотина валит другую, — засмеялся Драгович. — А я здесь причем? Начали!

   Бандит быстро подскочил к Желько и нанес ему два сильных удара кулаками. Серб не обратил внимания на ложный выпад левой, уклонился от удара правой и сам нанес короткий, мощный удар в живот противника. Бандит рухнул к его ногам, бессильно корчась и издавая мучительные, скрипящие звуки. «Добавки» ему определенно не требовалось. Зрители разразились восторженными криками и аплодисментами.

   — Все по честному! — сказал Желько, толкнув стонущего противника высоким шнурованным ботинком. — Ортис, когда они все погрузят, выпорите их хорошенько и отпустите с миром. 

   Он подозвал крестьян.

   — А вы возьмите трех мулов, три мешка муки и отправляйтесь домой. Если к вам снова привяжется эта шайка, то дайте мне знать. Вы теперь под моей защитой, они передадут это своим! — ткнул он пальцем в бандитов. Те испуганно закивали. 

   — Все, идите! У нас тут и без вас дел хватает!
____________________
* Лабарум — монограмма Господа Иисуса Христа, римский и византийский боевой символ.

** Понтийцы — живущие в России понтийские греки.

Продолжение: http://www.proza.ru/2020/02/11/125