Три буквы ч. 4

       Старший его сын Александр, как я уже говорил, – мой прадед. В его свидетельстве о рождении сказано, что при крещении восприемником заочно был государь-император Александр Николаевич. Знакомство отца с царём, видимо, сказалось на карьере сына. Окончив в Петербурге военную гимназию, ранее именовавшуюся кадетским корпусом, и Константиновское военное училище в звании подпоручика, он прикомандировывается к знаменитому лейб-гвардии Преображенскому полку, а через несколько лет в чине уже штабс-капитана командует Серебряной ротой, в которой наследник престола Николай Александрович провёл два летних лагерных сбора. Это потом уже, с 1893 г. и до восхождения на престол, цесаревич будет командовать батальоном этого полка. Папа однажды полюбопытствовал у деда, не позволял ли себе будущий самодержец небрежения в службе и, в частности, не опаздывал ли в строй при утреннем построении. – Ни в коем случае,- ответил он, но признался в маленькой хитрости: - Я оставался в караульном помещении до тех пор, пока дежурный офицер не приходил с докладом: «Его высочество изволили встать в строй». И я выходил к роте. Правды ради, надо сказать, это была лишь подстраховка, наследник не позволял себе нарушений.-

    Старался не позволять себе нарушений и мой прадед, хотя молодость и темперамент часто вели его по самому краю. Не случайно ещё в дни его учёбы в военной гимназии, где вёл занятия выдающийся анатом, антрополог, врач, педагог, создатель научной системы физического воспитания Пётр Францевич Лесгафт, чьё имя носит ныне государственный институт физической культуры в Петербурге, тот упрекал его: «Если ты, Малахов, будешь такой резвый образ жизни вести, то до двадцати лет не доживёшь».- А я вот до сих пор живу,- говорил он внуку, когда ему было уже за 80.

     Надо сказать, что прадед возмущался среди прочего в новом времени тем, что водку стали пить не только из стаканов, но и стаканами. В его время это только по праздникам, когда приходил дворник с поздравлениями, ему выносился стакан водки и золотой. Отец мой как-то возразил ему: - Но ты же пил в молодости. – Я любил не водку, а процесс,- отрезал тот.- Раньше 12-и часов пополудни я никогда не пил. В полдень раздавался выстрел в Петропавловской крепости, и я выпивал первую рюмку.- Вот так однажды он со своим старшим товарищем по полку Георгием Карцовым средь бела дня выпили вдвоём четверть водки. Это три литра! Пили водочными рюмками с вереницей закусок. А вечером ему надо было идти в полк преподавать нижним чинам бокс и фехтование. Кстати, он не раз получал призы на состязаниях по фехтованию на штыках и стрельбе. «Чтобы быть совершенно трезвым, я пошел в казарму пешком по Невскому»,- продолжил он. Дальше не надо было ничего объяснять: появление пьяного офицера на Невском было исключено, и значит, он не был пьян.

    - За все годы службы,- говорил он,- у меня было единственное взыскание. Офицер моей роты ударил по лицу нижнего чина.- Прадед был вызван к коменданту Петербурга, у него отобрали шпагу и объявили о наложении взыскания: 10 суток домашнего ареста. По дороге домой он заехал в типографию и заказал визитные карточки с приглашением к себе на вечер того же дня. Около полуночи в разгар удалого молодецкого веселья примчался взволнованный комендант и со словами «Александр Николаевич, не губите!» вернул шпагу.

     Преображенцев привечал великий князь Константин Константинович
(он же поэт К.Р.), а в 1891 он станет командиром этого полка. Когда в 1893 у прадеда родилась дочь, моя любимая баба Ксеня, и её крестили, Константин Константинович был восприемником от  купели. Бабушка вспоминала, как однажды, когда она была ещё совсем маленькая, домой к ним пришёл её крёстный и по обыкновению оставил на полу в прихожей свой цилиндр, а она в него уселась. Это единственное её воспоминание о К.Р., которым она поделилась с нами.
   Как оказалось, знаком был с великим князем и мой дедушка Владимир Николаевич, ибо в бытность юнкером Николаевского училища дружил с кем-то из его сыновей и бывал у них дома. Это лишь одно из «странных сближений» представителей родов Малаховых, фон Штейнов и Нейдгартов.

    Память о К.Р. осталась у нас также в виде сборника его стихов и иллюстрированного издания пьесы «Царь Иудейский», а также фарфорового пасхального яйца с его вензелем, хранимого рядом с яйцом размером поболее с монограммой Александры Фёдоровны.

    Приятельствовал прадед и с завсегдатаем светских салонов, известным поэтом Алексеем Апухтиным, хотя и был моложе его на 20 лет. Их познакомил близкий друг Апухтина упомянутый выше Г.П. Карцов. О воззрениях и образе жизни поэта мы знаем в значительной степени благодаря его хранящимся в ЦГАЛИ письмам Карцову. А у меня хранится фотография Апухтина, подаренная прадеду 24 апреля 1884 г., с шутливым пятистишием на французском языке, которое в моём переводе выглядит так:
               
                "То озорной, то строг чуть свет,
                Талантлив в меру, но притом
                Безмерным славен животом.
                Ему ты дорог, спору нет.
                Прими же, друг мой, сей портрет."

               
    Женой Александра Николаевича, моей прабабушкой, была Варвара Александровна, родившаяся в Твери в семье Кашинского помещика, гвардии поручика, статского советника А.Н. Пономарёва и дочери почётного гражданина г. Кашина Надежды Ждановой. Было у неё два брата и две сестры, одна из которых, Любовь Гирс (1885-1964, Париж), оставила интереснейшие воспоминания. Дядей их был гвардии поручик, редактор журнала "Родина", сотрудник газеты "Свет", писатель, мемуарист Иван Николаевич Пономарёв, автор многочисленных приключенческих и уголовных романов.

    Когда в подслушанных мною в детстве разговорах бабы Ксени со своей сестрой, бабой Надей, проскальзывало слово «Кой», её светлое лицо светлело ещё больше. Что такое «Кой», я тогда не удосуживался спросить, но слово запомнилось. Много позже я узнал, что так называлось родовое имение Пономарёвых, куда любили съезжаться их многочисленные родственники и друзья, и где так легко дышалось в детстве и юности моим бабушкам.
   
   История села Кой восходит аж к 13 веку, некогда это было богатейшее торговое село всей большой округи между Кашиным и Бежецком. Что касается происхождения столь необычного названия,согласно местной легенде, некий татарский хан, заблудившись там, всё спрашивал: "Кой место? Кой место?" Отсюда и пошло название Кой. А некоторые исследователи допускают, что в селе Кой могла располагаться ставка монголо-татар. Однако мне кажется убедительным мнение тамошнего краеведа Г.В. Шутовой: своим названием, вероятней всего, село обязано финно-угорскому племени меря, заселявшим эти места в 1-м тысячелетии н.э. и оставившим после себя названия некоторых географических объектов. В переводе с финно-угорского языка слово "кой" означает "берёзовый лес". И речку меряне назвали "Кой-ога", т.е."лесная река". С расселением здесь славян это название трансформировалось в "Койка".
   
   Пономарёвы в 1829 г. построили здесь духовное училище -  самое первое учебное заведение в Кашинском крае, а затем и больницу, два дома причта и торговые лавки.
   
   В своих воспоминаниях Любовь Гирс пишет о счастливом детстве, проведённом в этом роскошном имении со множеством построек, огромным парком, садом, оранжереями и парниками, где росло всё, что можно себе представить, даже пальмы, кактусы, мимозы, арбузы, дыни, ананасы, чудные персики двух видов, спаржа и артишоки. Целые шеренги яблонь,вишен, слив разных сортов. А уж ягод - просто изобилие! Особое почётное место занимала клубника опять-таки разных сортов, она росла не только в саду, но и в огородах. Часть яблок мама Любы сдавала закупщикам, а лучшие персики посылала продавать в знаменитый магазин Елисеева в Петербурге и сама осторожно укладывала их в тонкую бумагу и в ящики. Дети любили ловить рыбу в реке, собирать грибы в соседнем лесу и сортировать их для засолки, сушки, маринования, что было в ведении любимой няни. А какие вкусные пироги с грибами она пекла! Няня также варила варенья в больших медных тазах, делала прочие заготовки на зиму и заведовала приготовлением наливок из вишни, сливы, чёрной смородины, морошки и чёрной рябины. Любимым развлечением летом как для детей,так и для взрослых, была игра в крокет. Рай, да и только!
   
 Хотя дом был каменный и стоял на берегу реки, однажды в доме случился пожар. Крестьяне оказали семье большую помощь, выносили из дома имущество, включая очень ценные вещи, а когда пожар удалось потушить, стали вносить всё обратно и ничего не украли,ничего не пропало. Любовь Александровна пишет: "Честный тогда был русский народ, и с крестьянами в нашей семье были очень добрые отношения. Никогда с ними не приходилось судиться, жили мирно и спокойно как с хорошими соседями". А вот что говорила одна бабушка из деревни Старово, работавшая у Пономарёвых на кухне: "Работать у господ - это было как вытащить лотерейный билет с выигрышем. Всегда накормлены, барыня к праздникам давала отрез материала на платье, угощала со своего стола и давала денежку по праздникам, всегда вовремя платила жалованье".

   Три раза в Кой приезжала Царская охота, её высокопоставленные участники останавливались в новом доме Пономарёвых, а егеря, загонщики и пр. жили в старом доме.Лошадей и собак помещали в селе. Выезд Царской охоты был очень красив. Трубачи верхом, егеря и ловчие с собаками - гончими и борзыми - на привязи. Первый раз Царская охота приехала в Кой во главе с великим князем Николаем Михайловичем, двоюродным дядей Николая II, дружившим с Михаилом, старшим сыном владельцев усадьбы Александра Николаевича и Надежды Михайловны, в ту пору офицером Лейб-гвардии Кирасирского полка.Надежда Михайловна распорядилась приготовить ему в лучшей комнате нарядную кровать с тончайшими простынями с мерёжкой и вышитым с кружевами покрывалом, но потом узнала, что великий князь,не желая смять кровать,лёг на постель своего адъютанта. Дружба Михаила Александровича Пономарёва с великим князем, вероятно, послужила причиной его преждевременного ухода из жизни.Будучи в 1912 г. вице-губернатором Ставропольской губернии,он поехал встречать его, а менее чем через год указом императора, к величайшему своему неудовольствию, был назначен губернатором Якутской губернии. В сентябре 1913 года он прибыл в Якутск, но прослужил на этом посту лишь несколько месяцев. Не вынеся 50-градусного холода, в декабре он умер от сердечного приступа в возрасте 45-и лет. Дело в том что Николай Михайлович был белой вороной среди великих князей. Противник авторитарного правления, он поддерживал идею конституционной монархии, считался либералом и чуть ли не социалистом, хотя таковым не был. Его даже часто называли "опасным заговорщиком" и "революционером", и Николай II пытался пресечь все его дружественные связи с высшими руководителями губерний. Первоначально Михаил Пономарёв был похоронен в Якутске, а в феврале 1914 года туда приехала его жена Тамара Михайловна, урождённая княгиня Багратион-Имеретинская. Она везла его гроб 500 вёрст от Якутска до Иркутска на лошадях и дальше по железной дороге до ближайшей к Кою станции, чтобы похоронить любимого мужа в фамильном склепе, где уже давно покоился и его отец.
   
   Уроженцем этого села был Александр Петрович Куницын, знаменитый профессор Царскосельского лицея, любимый учитель Пушкина, а потом и Михаила Глинки, преподававший нравственные, политические и юридические науки.

                «Куницыну дань сердца и вина!
                Он создал нас, он воспитал наш пламень,
                Поставлен им краеугольный камень,
                Им чистая лампада возжена».

Отец его был дьячком местной церкви, а спустя полтора века, в богоборческие времена, в той же Троицкой церкви служил священномученик Виктор Ильинский, расстрелянный в 1937 г. Церковь стоит и поныне, хотя и пребывает в плачевном состоянии. Но, слава Богу, благодаря настойчивости местных энтузиастов недавно начались реставрационные работы. 
   
    Красива Варвара Александровна была необычайно, её прекрасно сохранившиеся фотографии не дадут соврать. Так же, как, впрочем, и её мать, чей свёрнутый в трубку портрет покоился в нашей арбатской коммуналке за перилами деревянной лестницы, ведущей в мезонин. Но этот портрет выпросил у моего папы известный тамбовский коллекционер Николай Никифоров, и следы его затерялись, хотя, мне кажется, однажды он где-то выплыл под названием «Портрет неизвестной». 

    Когда две дочери-погодки были ещё крохотные, Варвара Александровна уходит от прадеда к его однополчанину Дмитрию Борисовичу Нейдгарту. И они оба, повинуясь негласному закону чести, вышли из полка. Бывшие супруги полностью прекратили общение. По условиям развода, Ксения и Надя должны были летом жить у матери, а зимой у отца. Когда 14 лет спустя Ксения выходила замуж, отец, по взаимной договорённости, присутствовал на венчании, а  мать – на свадебном обеде.

    Прадед перешёл на службу в Управление уделов министерства императорского двора, осуществлявшее управление имуществом  (удельными землями, имениями) царской семьи. Учреждено Удельное ведомство было Павлом I «для удовлетворения происходящих от крови императорской родов всем нужным к непостыдному их себя содержанию». Александр Николаевич стал управляющим удельным имением в Гатчине, а спустя несколько лет уехал в Туркестан, управлять государевым имением в Байрам-Али, что в Мургабском оазисе, в 375 км к востоку от Ашхабада. Вот одна из фотографий тех времён: прадед в мундире действительного статского советника, много орденов, но особо выделяется на левой стороне груди Бухарская звезда, полученная из рук эмира. Вот другая фотография: уже повзрослевшие сёстры Ксения и Надежда в длинных белых платьях с теннисными ракетками в руках на фоне большого, нарядного здания управляющего имением. Это они гостят у отца. А вот они в тех же платьях и с теми же ракетками стоят по обе стороны от него, а у их ног лежит старый раскормленный пойнтер. Прадед, заядлый охотник, всегда держал собак, а так как с постаревшими, уже не рабочими собаками расставаться жалко, обычно их бывало несколько.

    В Байрам-Али 50-летний прадед обрёл вторую жену, 18-летнюю черкешенку, принесшую ему в 1910 году ещё одну дочь – Наталию. Тётя Наташа,- если родную сестру бабы Ксени я звал бабой Надей, то сводную почему-то тётей, так уж повелось,- говорила, что отцом её матери, черкесской княжны, был какой-то немолодой генерал. Новый брак не принёс прадеду семейного счастья: черкешенка вскоре сделала его героем водевиля. Сбежала с агрономом, бросив дочь. Агроном оказался ко всему прочему ещё и революционером, и они эмигрировали в Швейцарию. После революции они вернулись в Туркестан, и черкешенка возглавила женотдел молодой республики. Прадед же в 1913  перевёлся в Самару управлять Приволжским удельным округом, вобравшим в себя самарскую, саратовскую и астраханскую губернии. Революция заставила его оставить в местном банке вклады - приданое двух дочерей – Надежды и Наталии и перебраться в Москву, где в это время жила их замужняя старшая сестра Ксения.

   На фото А.Н. Малахов

   Продолжение следует.