Дождь в январе

Всю ночь меня вела тоска
Путем извилистым и скользким.
Январь срывался и плескал
И фыркал в заблужденьях горьких.

Вставали неудач ряды.
Сжималась жалкая подушка.
Потоки ледяной воды
Играли домом, как игрушкой.

И темень шла сквозь водосток.
Стучала бойко и гудела.
Душа, как маленький росток,
Пульсировала и болела.

Не собиралися концы
Не связывались мыслей нити.
Грехов крикливые птенцы
Купались в земляном корыте.

Была январская пора.
Дымили над поселком печи.
Дождя стеклянная гора
Ложилась прямо мне на плечи.




Петров всю жизнь боялся заболеть. Он с детства находил у себя симптомы самых причудливых и опасных заболеваний. Вроде ботулизма, волчанки или заражения крови. Когда в Москве в семидесятых была эпидемия холеры, Петров места себе не находил. Он тщательно скрывал свой страх, но тот, не будучи проявленным, сковывал его и мешал жить.
Умом он понимал глупость и недостойность страха,но поделать с собой ничего не мог.
  Однажды он загремел в больницу.
У него повысилась температура,но он не придал тому никакого значения. Простуда его не пугала. Но прошло несколько дней, народными средствами сбить температуру не удалось и пришлось пить сначала парацетомол, а затем и антибиотики.
Петров скрепя сердце стал собираться в поликлинику, но почувствовал головокружение и слабость такие, что решился вызвать врача на дом.
Заполошная врачиха послушала его, померила температуру и ушла. Не найдя ничего серьезного.
Петров пил таблетки еще два дня без результата. Температура держалась упорно. Сердобольный сосед вызвал скорую, не слушая возражений. Он дождался врача, который тоже ничего не услышал. Но сосед настоял. И врач, недовольный повез больного в больницу.
В приемном покое сделали рентгеновский снимок и нашли воспаление легких. Отчетливое и немаленькое.
Петров успокоился совершенно. И с любопытством отправился в отделение.
Он не только успокоился, но испытывал непонятный душевный подъем и даже легкость.
Час был поздний, народ в палате спал. Одна койка была свободна. Заспанная сестра кивком показала на нее и скрылась, чтобы через час появиться с лекарством.
 Свет был выключен, но за окном горел фонарь и продолговатое помещение палаты было видно отчетливо. Петров лег, но сон не шел.
Народ, в количестве шестерых храпел, посвистывал и дышал своими не вполне здоровыми легкими. Лиц было не разобрать.
Петров лежал без сна и час и другой, погруженный наполовину в дрему, наполовину в размышления.
Он пытался понять отчего страх его прошел напрочь. Он пытался понять, но ничего не понимал.
Мысли не слушались. Они разбредались, как овцы у плохого пастуха.
Наконец Петров забылся и уснул.
  Зимнее солнце заливало палату. Петров приоткрыл глаза и не сразу сообразил, где  находится.
Мужик лет пятидесяти, маленького росту, с огромным животом брился у раковины и мурлыкал под нос что-то невразумительное.
Сосед рядом лежал на спине с открытыми глазами и смотрел на потолок.
Петров взглянул на часы-половина седьмого- и вспомнил.
"Я в больнице,
Обстановка в палате была спокойной и будничной, и этим спокойствием и будничностью нельзя было не заразиться. Нельзя было их не принять.
Петров потянулся, встал и поздоровался с товарищами.
Сосед с глазами в потолок не услышал его, а пузатый мужик сделал вид, что не услышал.
Впрочем, не все молчали, нашелся и говорящий. Наружность его располагала, было в ней что-то простодушно деревенское.
"У нас новенький, друзья-обратился он к остальным. И-таки принудил их поздороваться.
"Обход в десять. А сейчас сестра придет с направлениями. Подлечат,- добавил он с ободряющей улыбкой.