Сделка

               
                СДЕЛКА
               

                1.

   Коля шел и плакал. Слезы катились по его круглому лицу, губы судорожно вздрагивали. Правая сторона груди, казалось, разорвется от боли. Перейдя улицу и оставив многоэтажки за спиной, мальчик побрел вдоль старых покосившихся домиков, поддерживаемых сплошными высокими заборами. Из-под ворот зеленого цвета выскочил косматый черный пес с белым пятном на боку и, вертя хвостом, как пропеллером, помчался навстречу.
   Пес всегда знал, когда подходит любимый хозяин. И обычно бесился вокруг; заглядывал в глаза; прыгал, стараясь лизнуть непременно в щеку; повизгивал, вымаливая ласку. Но на этот раз ткнулся с разбегу скулой в колено и, почуяв неладное, прерывисто тявкнул, и засеменил непривычно сзади.   
   Дома – ни души. Младший – на рынке пособляет родителям. Печь весело потрескивала, прогоняя апрельскую сырость. «Брат перед уходом затопил. Молодец.» Переодевался медленно. Медленно сложил ставшую ненавистной школьную форму. На кухне вяло прожевал, не разогревая, остывшую яичницу.
   Тупая боль по-прежнему сдерживала при дыхании ребра. Он не помнил, когда плакал последний раз, и плакал ли. Любую обиду, любой ушиб мог перенести молча, перетерпеть. Коля открыл подпол, отобрал покрупнее помягчевшую картошку, почистил, порезал и поставил на газовую плиту жарить.
   «Как отвязаться от долбаных жлобов? Что можно придумать? Эх, если бы Артем…» - и, мучаясь от безнадежности, снял со сковороды крышку, добавил накрошенный лук, посолил, перемешал шипящие дольки и убавил огонь. «Никто, никто мне не поможет. Слабых всегда шпыняют. Ну, гады, погодите. Отольются вам мышкины слезки. Завтра я вам устрою. Я смогу.»
   За окном брякнула щеколда и отвлекла от горьких мыслей. Брат поддерживал калитку, отец осторожно тянул тележку с товаром. Вошедшая мама по-деловому сунула сыну деньги, быстро облачилась в домашнее и принялась хлопотать, накрывать стол. Ее сосредоточенный вид убеждал – сегодня торговали успешно, да и пачка была приличная. Коля принялся аккуратно сортировать теньгушки: двадцатки к двадцаткам, десятки к десяткам…
   Ужин всегда длился долго. Коля обычно с удовольствием участвовал в общей беседе. Сегодня же, про себя, с досадой отметил – с тех пор, как родители занялись торговлей, они почему-то отдалились, перестали воспринимать их, детей, как прежде. Нет, конечно же, раньше, до рынка, мама сразу бы почувствовала, что старшему плохо, так хочется ласки. Его не порадовали даже любимые «Albeni», которые были выданы каждому к чаю.
   Улучив момент, когда отец вышел покурить, Коля накинул куртку и выскочил следом.
   - Пап, у меня грудь болит. Сильно, сильно, - осторожно произнес мальчик.
   - Где?
   - Здесь.
   Жесткие пальцы пощупали, надавили.
   - Больно?
   - Не очень. Но больно.
   - Где ты так?
   - На физкультуре. Упал и ударился, - соврал Коля.
   - Что ты тянешься? Все равно выше тройки не поставит. Тяжести не поднимать. К нам на базар не заявляйся. Придешь с уроков, и лежать. Дня два грудь оберегать.
   - А можно завтра не пойти в школу?
   - Нет, в школу надо. Конец года.
   Хитрость не удалась. А раскладывая постель, услышал установку брату:
   - Коля ушибся. Вода, уголь, дрова – на тебе.
   Закрывать глаза было страшно. Последние ночи его преследовал один и тот же сон. Неизменно перед пробуждением виделись три здоровенные желтые овчарки, невесть откуда взявшиеся. Нападали, яростно кусали, брызгали слюной из пастей и опять кусали, кусали, пока Коля в испуге не просыпался. Потом долго ежился, наяву ощущая их злость. 
   Он, страшась, вцепился в подушку, и грозные воспоминания мучительно нахлынули на воспаленное сознание ребенка. Одноклассников Коля не боялся, хотя и был младше их на год, а некоторых на два. Так как почти все ученики с одного двора девятиэтажного дома, то попытались сразу поставить малолетнего чужака на подобающее место, на побегушки. Но паренек рано привык к самостоятельности, не уступал ни на йоту, в стычках себя не жалел и бил, и бил.
   В начале учебного года Прилипко и Лукавский уже вдвоем сунулись на большой перемене. Коля кулаком удачно врезал Лукавскому в живот, тот согнулся, а Прилипко отступил, угрожая:
   - Ну, ты еще посмотришь!
   Через неделю в классе появился новенький, Артем. Классный руководитель, Людмила Васильевна, посадила его к Коле, за одну парту. Ребята подружились сразу. Двоих задирать опасно – сдача последовала бы мгновенно.
   Все началось с победы на городской олимпиаде по биологии. Сама директор школы вручила Коле при всех упаковку германских конфет. Гордая и счастливая мама расцеловала его вечером. Может, нужно было поделиться с другом. Нет, таким не делятся. Мама главнее. А тогда, усаживаясь с призом за парту, заметил, как хитрый Лукавский что-то энергично шептал Прилипко.
   Прошло два дня. После уроков Безматерных предложил:
   - Надо потренироваться, четвертого не хватает. Пойдем с нами.
   Коля не ждал подвоха. Наивный, скорее честный, он еще верил окружающим. Довольный тем, что понадобился, согласился. За углом школы его жестоко избили. Мальчик метался, пытаясь достать кого-либо, но его останавливал очередной невидимый удар сбоку. Противник ускользал. Против троих все уловки бесполезны. По окончании избиения Лукавский с издевкой выдал:
   - Удар держишь хорошо, только реакция хромает. Будем развивать.
   Коля понуро побрел домой.
   На следующий день сразу подбежал к Артему.
   - Это твои проблемы, - прервал тот, нарочито зевнул и отвернулся.
   Коля опешил.
   Теперь после уроков его неизменно дожидались. Первую неделю держался, но, когда резко потеплело, «броню»-зимнее пальто пришлось снять. Боль стала нестерпимой. Всякий раз, заканчивая, пинали его, уже лежащего, ботинками по ребрам и всякий раз «благодарили» за тренировку. Коля специально подводил их под окно учительской в слепой надежде, что кто-нибудь из взрослых заметит, прекратит бойню. Учители не видели. Может, видели.
   Невыносимо унизительно ощущать себя изгоем. Если он в классе попадался кому-нибудь на пути, неизбежно следовал толчок, даже от тех, кто ранее с ним иногда общался. А при ответах на уроках его исподтишка щипал Артем, и Коля путался. Вскоре сосед по парте облегчил свои действия – колол подаренным бывшим другом циркулем. Циркуль особенно бесил жертву…

                2.

   Утром встал поздно. Собаки не приснились. Может, снились, он не помнил. Солнце через окно плыло по кухне, заставляло радостно жмуриться. Также радостно вынул из кармана маленький ножичек, сделанный им из выброшенного мамой напильника для ногтей и заточенный вчера на трудах. Погладил отполированную рукоятку, попробовал лезвие и улыбнулся. Наверное, лучше было бы расправиться с изуверами без оружия. Коля представил себя Брюсом Ли, мысленно перенес приемы кунг-фу против врагов-одноклассников. В мечтах легко одерживать победы. Мечты мечтами, а без ножичка не справиться. Мальчик вздохнул и вышел на улицу.
   Во дворе вовсю царила теплынь. Восторженный мир с наслаждением подчинялся ее необъятной власти. По-особенному прыгали нахальные воробьи. Не дожидаясь вечера, в тени деревьев над подсыхающей лужей танцевали вверх-вниз первые комарики-поденки. На кленах уже листочки. Каждую весну удивительно тихо, незаметно распускается зелень. Позавчера еще сочные набухшие почки, казалось, вот-вот разорвутся с треском, но не разрывались. Вчера же неожиданно бесшумно, ненавязчиво для зрения на почках высыпала изумрудная бахрома. А сегодня – бутончики маленьких листочков. И ощущение, будто бутончики висели и вчера, и позавчера, и всегда.
   - Я тоже был всегда! – и рассмеялся.

   Сегодня в школу не шлось. Свернул к магазину. Здесь, у входа, три года назад они с мамой продавали лишние запасы: белила и тетради. Как он, будучи малышом, уговаривал маму на всю выручку приобрести оптом жевательные резинки, раскрутить торговлю по-настоящему. Родители большие, а глупые. Потеряли два года, и какие. Накрутки были приличные, место стоило дешево. Налоговики людей тогда не гоняли, санитарной полиции не было и в помине. Кому теперь нужны специалисты, профессионалы. Все равно нужда заставила торговать.
   - В школу не пойду! – проблема ножичка отодвинулась до завтра.
   Заскочил в троллейбус и поехал к дяде проведать двоюродных сестер.
   Возвращался из гостей умиротворенный. Дернул калитку – отец. 
   - Что так поздно?
   - В школе задержался.
   - Не ври.
   Коля продолжал упорствовать, не зная, что Артем застал-таки отца и сообщил о прогуле. Обманывать мать не смог. От строгих маминых глаз не спрятаться, не укрыться. Захлебываясь от волнения, выложил все.
   - Папка! Что делать? – разгневанно обратилась она.
   - Почему сразу не известил? – и опять отцу. - Что ты молчишь? Замер, как истукан.
   Мальчик не хотел расстраивать родителей. Этот год неудачен. Карательные меры властей не обошли семью стороной.
   - Мы с сыном сейчас сходим к Алексею, - обозначил отец главное. – Я его по заводу знаю. Вроде нормальный мужик.
   По дороге объяснил - Артем просто струсил. Первое время использовал дружбу для обеспечения безопасности от приставаний драчунов. Когда угроза миновала, и новичку втемяшили, что в ответ на предательство пока не тронут, оставил товарища одного.
   Дядя Леша встретил радушно, пригласил к столу.
   - Извините, нам некогда. Мы к вам с просьбой. На уроках Тема все время колет моего сына циркулем. Я при вас попрошу Артема не мешать Николаю учиться, - папин мягкий голос звучал беспощадно.
   Мать Артема, осознав неприятность ситуации, приступила с расспросами к Коле, старательно перебивала его, стремилась подловить на нестыковках и выпутать сынка из неприглядной истории. Но малолетний обвинитель излагал твердо и ясно, не сбивался. И все смотрел на скривившего рот дядю Лешу. Когда же женщина попыталась увести разговор к бесконечным стычкам среди подростков, отец решительно отрезал:
   - Вы нас еще раз извините. То, что творится после звонка, их дело. Пусть сами разбираются. Об этом и речи нет. Но время уроков отводится на учебу. Пожалуйста, объясните вашему сыну, что нельзя мешать другим учиться.
   На обратном пути Коля благодарно слушал отца, удивляясь разрешимости его безнадежного положения. Оказывается, когда нападающих трое и больше, бить всех – заведомый проигрыш. Надо целиться в одного, самого наглого, самого сильного среди задир, и долбить, долбить только его, терпя удары остальных. Всем не дашь отпор. Трое все равно осилят одного. Пусть осилят, но и ты прибьешь кого-то.
   Во дворе мама и тетя Зауреш обсуждали случившееся. Когда-то они вместе учительствовали. После рождения младшего мама вовремя поняла, что надо воспитывать своих, а не чужих детей. Бывшие коллеги часто встречались. Тетя Зауреш недавно перевелась на работу в Колину школу, поближе к дому, и всерьез подумывала уйти по примеру подруги на рынок, тем более, что ее мужа с первого января уволили с завода.
   Женщины все решили. Завтра организуют классное собрание и устроят разнос обормотам, сообщат родителям.
   - Ай да хваленая Марья Ивановна! Профукала экспериментальный класс, - качала головой тетя Зауреш о первой Колиной учительнице.
   - У Марии Ивановны высокая квалификация, - возразила мама. – Но у нее выросла дочь. Было не до класса. Надо устраивать. 
   А подруга уже рассказывала об избиении Когаем из седьмого «в» десятиклассницы:
   - Маленький, а ногами, по-зверски, - прямо по лицу. Мне стало страшно. Стою – ни бе, ни ме, ни кукареку. Вступлюсь, а вдруг меня пинать начнет, - она откровенно радовалась, что пристроила своего отпрыска в казахскую гимназию, наивно полагая, что там дети лучше, и подобные издевки сыну не грозят.
   Разговор потек дальше в обычном для женщин русле.
   Пока мама провожала тетю Зауреш, отец подозвал Колю.
   - Завтра, о чем бы ни болтали на собрании, знай: тебя будут ждать. Смотри, не жалей. Тебя же калечат, и ты калечь. С пяти лет баловался топориком, колол дрова. Хватка у тебя железная. Вцепишься – не оторвут.
   - А ножичком можно, - показал самоделку.
   - Нет. Холодное оружие.
   На памяти мальчика папа никогда не перечил маме, во всем соглашался, однако поступал зачастую по-своему. Вот и сейчас он втихаря предупредил об опасности, не задевая ее самолюбия. Коля последовал его примеру. Схитрил, будто согласился. Но на следующий день взял ножичек с собой. Приятная тяжесть в кармане вселяла уверенность.
   На собрании сгорал со стыда – его беспомощного защищают взрослые. Впрочем, Людмила Васильевна воспользовалась моментом и больше ругала Карамяна, который к пострадавшему и не лез. Лукавский - ее любимчик. Да и у Прилипко папаша из «новых русских», чем вызывал у классного руководителя почтительное благоговение. За парту к Коле пересадили спокойную девочку.
   После уроков ждали. Только вместо Лукавского Галимзянов. Неизменная опрятность жертвы особенно раздражала Прилипко.
   - Ну что, чистюля, пойдем.
   - Пойдем, - обреченно кивнул в ответ и на сей раз остановился, не доводя упрямцев до заветного окна.
   Его кисти намертво вцепились в глотку Прилипко. Под большими пальцами задергалась костяшка кадыка. Они покатились под старый тополь. До онемения в ладонях сжал горло и давил, давил. А когда враг захрипел и перестал дрыгаться, отпустил: кто следующий?! В азарте вскочил и поразился. Безматерных – далеко, на противоположной стороне улицы. Галимзянов исчез. Набедокурили и в кусты.
   - Колян. Ты никому не говори. Ладно? – ошеломленный Прилипко медленно сел и приходил в себя, боясь подняться.
   - Ладно.
   Домой летел. Зелень, пленительная зелень высыпала везде, обдавала яркой теплотой, веселилась вместе с героем. Синее-синее небо поощряло его удачу, а маленькое облачко улыбалось, плывя навстречу. Вволю наигрался с собакой и от избытка сил принялся копать грядку под редиску.
   Выслушав про случившееся, мама рассвирепела. Ее не волновали боевые успехи распиравшего от гордости сына.
   На повторном собрании Людмила Васильевна не проявляла особую активность. «Наверно мамаши постарались, - рассудил Коля. – Выгородили своих балбесов.» Ученики огрызались, мотивируя тем, что «пострадавший» их сам якобы донимает. А Карамян визгливым фальцетом от имени класса объявил бойкот. Для общительного по природе паренька решение сверстников представлялось пострашнее драк. Однако мама, влепив свои выпуклые глаза в бегающие глазенки Карамяна и тщательно разделяя слоги, завершила собрание:
   - Мне наплевать на ваш бойкот, но, если с моего сына упадет хоть один волосок, детскую комнату милиции я виновным обеспечу.
   В этот вечер она все-таки сумела застать на квартире неуловимого родителя Прилипко. Тому пришлось вынужденно оторвать свой широкий, обтянутый трико зад от порнофильма на видеомагнитофоне и угрюмо выслушать разъяренную до предела женщину.   
   Уставший отец, услышав громкое слово, равнодушно пожал плечами:
   - Собака лает, ветер носит. Ничего. Скоро контрольные, прибегут за подсказками. Никуда не денутся. Ты им сам устрой бойкот. Тебе это полезно. Злее будешь. Теперь не тронут. Разве что подговорят заводил с других классов. Держи ухо востро.
   - Ночью поедешь со мной в Омск. Товар кончается.
   Предстоящая дорога целиком захватила слегка уязвленного Колю. Безразличие родителей к непримиримости одноклассников, к неприятию его личности коллективом отодвинулось, потеряло остроту. Ему по малолетству еще не дано было понять: для матерей главное, чтобы на их детей не нападали, для отцов – чтобы их дети умели защищаться.

                3.

   Год назад Омск взбудоражил ребенка приятным холодком летнего утра; портом с настоящими кораблями; желтой струей Омки в темной воде Иртыша; уцелевшим храмом, напротив которого на другом берегу, на холме, встающее солнце очертило строгие ряды старых, наверно крепостных, строений. Завораживала улица дореволюционных двухэтажных особняков, привлекающих своей строгостью и соразмерностью пропорций. Чудилось, что в одном из них Петр Павлович написал знаменитую сказку.
   Во второй приезд, перед Новым годом, отец по его просьбе рискнул, приобрел на оставшиеся деньги сотню шоколадных Дедов Морозов и выгадал. Коля уяснил тогда, каким образом можно на двухколесной тележке дотянуть и погрузить в вагон полтонны груза, какой это адский труд. Как опасны цыганки, выудившие у растерявшейся старушки стотысячную купюру, как при покупке закладывается прибыль. А считать он умел, моментально переводил в уме рубли по курсу в теньге, а по ценам и количеству также быстро определял навар.
   Последний раз отца вычислили и обобрали прямо в здании железнодорожного вокзала на виду и с ведома милиции. Товар таскал он в одиночку, не группируясь с такими же независимыми торговцами-челноками, был осмотрителен, а отработанная схема долго позволяла ему практически в открытую миновать вымогателей. К счастью, бичи взяли не все, лишь ту часть товара, что составляла наценку. Мама радовалась. Сам живой, невредимый вернулся, не сорвался, сохранил нажитое, молча отдав требуемое. Не велика потеря, но путь по железке теперь закрыт. Поэтому-то сметливый мальчуган сегодня освободился от школьных заморочек.
   Нынешний вояж складывался неудачно. Утром стремительно обежали центральный рынок, несмотря на то, что половина контейнеров была закрыта. Растолкали купленное по сумкам. Не входила только коробка с батончиками «Nats». Не жалея денег, поймали машину, впервые за все время поездок по Омску, и шофер по указке подвез их не ко входу, а к въезду на автостанцию. Возвращаться из осторожности решили на автобусе, что значительно дороже электричек. Неожиданно отправление обратно, из Омска, перенесено на шестнадцать часов, а не на одиннадцать, как обычно.
   Коробка не давала отцу покоя. Разбуженные им водители наотрез отказались забросить ее в багажник.
   - Выгонят с работы. В нашем парке это единственный маршрут, - угрюмо объяснили они. – Здешние вменили свои правила.
   Отец пожал плечами. Тревога накатывала. Бичи в Омске начинали промысел строго с четырнадцати.
   Засекли их ожидаемо. Два гнусных бутылочника восторженно пялили глаза на битком наполненные сумки. Папка невозмутимо перетащил груз на посадочную площадку, где непрерывно сновали пассажиры. Вонючий одноглазый в кирзовых сапогах поправил перекинутую через плечо котомку с пустыми бутылками и пару раз прошаркал мимо, стреляя жутким зрачком.
   - Этот циклоп раньше обитал на вокзале. Сюда перевели. Видишь у ворот двое. У них руки, что мои ноги. Попер докладывать. Придется отстегивать.
   Циклоп подобострастно прошкандыбал к амбалам и задвигал обвислыми губами. Наконец, один из парней лениво махнул рукой, и соглядатай, униженно ссутулившись, поплелся назад. Напоследок запоминающе зыркнул. Пронесло.   
   В дороге голову затягивал муторный туман, но малыш, улучив момент, высказал мучившее:
   - Те, двое, что у входа на автовокзал, на отнятые у челноков деньги зарегистрируются предпринимателями и будут кричать, что честным путем разбогатели. Да. А кто на самом деле, как мы, зарабатывают, таскают товар рано или поздно разорятся и пойдут к рэкетирам в рабство.
   - Нет, немного не так. Это в основном менты доят на выпивку через опустившихся. У них зарплата маленькая. Много так с нас не нагребешь. Хотя Прилипко тоже начинал, собирая дань с комков.
    Покимарить не довелось. На таможне заставили вынести злополучную коробку. Мурыжили долго. Отец разглядывал какой-то перечень, кивал на сына. Объяснял, что купил батончики сразу оптом на целый год для детишек, чтобы лишний раз не переплачивать. Ссылался на отсутствие денег и не торопился со взяткой. В это время задержали целую машину с шоколадом, и таможенник поспешно, но назидательно сообщил, что на следующий раз просто так не отпустит.
   - Раньше только за водку трясли, - насупил брови отец. – Пора мотаться в Свердловск. Эх, сынок, ты в школе еще все можешь изменить. А вот взрослые то…
   Сон пропал.
   - Учиться не дают, работать не дают.
   - Мама говорит, надо в Россию перебираться. Многие уже уехали.
   - А кто нас там ждет? На пустое место? Здесь хоть дом свой. В России тоже безработных хватает. Конечно, рано или поздно придется. Здесь-то точно для нас никакого будущего не ожидается. Вот заработаем, накопим, а там видно будет.
   - Пап, почему одноклассники над умными смеются и тюкают их?
   - Не только в школе, у взрослых тоже самое. Умных боятся, вот и тюкают. Боятся, что они найдут выход из любой ситуации, и за ними потянутся люди. Боятся потерять лидерство.
   - Поэтому трусливые хамы лишают остальных выбирать то, что им нужно?
   - Видишь ли. Основная масса равнодушно наблюдает, как бритоголовые и тупые организуют банды и давят попытки к независимости в зародыше. Середняки заведомо принимают сторону тупых, опускаются до их примитивного стайного уровня. Так легче существовать. Сильным же не нужна стая, нужна свобода.
   - А почему мы сами не выпекаем для людей? Лучше же готовить для клиентов свое настоящее печенье, а не перепродавать втридорога безвкусное турецкое.
   - Конечно, лучше. И гораздо выгодней наладить свою выпечку. Власти не дадут. Замучают проверками. Если торговать не дают, то производить тем более.
   Так примерно рассуждали они, перебивая друг друга, а вдоль трассы тянулись бесчисленные колки с темными кронами и белыми стволами жалостливых берез.
   Отец не выдержал и все-таки забылся в дреме, засопел. Коля продолжил размышления. Власть, как понятие, он усвоил с малолетства, и она тогда воплощалась в Ельцине. Исходя из слов взрослых, откровенно ненавидевших президента, тот первоначально представлялся ему лютым колдуном, заворожившим огромную страну добрых и отзывчивых людей, и не было спасения от его злых маленьких глаз, от его скрипучего нечеловеческого голоса. Еще более его, маленького, страшил толстый лысый помощник. Когда ребенок слышал по телевизору эти жуткие причмокивания, по спине пробегали мурашки. Казалось, что Гайдар вылезет из экрана и доберется до него, беспомощного и слабого.
   Когда Коля подрос и узнал, что Ельцин никакой не колдун, а просто пьянчужка, то успокоился. Ну какая у алкаша ворожба, если лыка не вяжет. А дед Гайдара, оказывается, защищал рабочих от белых, а в Великую Отечественную войну его убили фашисты. Причмокивание же – случайное совпадение со страшными персонажами из сказок. Но зачем руководители разрушили и продолжают бессмысленно разрушать созданное людьми, он до сих пор понять не может.
   В прошлом году закрыли дом пионеров, где он всерьез занимался электротехникой, а брат – авиамоделированием. Когда-то шестилетним в художественной школе он вылепил глиняного конька, старательно наложил на него белую краску и, высунув язык, пририсовал разноцветные кружочки. Задорный конек так радовал маму. Но ввели плату, на дальнейшую учебу не хватило денег. Да что говорить про детей. Заводы закрывали, рабочих выгоняли на улицу. Мужики спивались, или, как отец, торговали, пытаясь спасти семьи.
   Раньше, каждую зиму, отец в ауле у знакомого казаха покупал и привозил мясо. Когда «ляжку» лошади, когда половину. В последний раз лошади не оказалось, и он взял целую тушу быка. Какое вкусное было это мясо. Пронизанное сплошь мелкими иголочками жира, оно, приготовленное, таяло во рту. Каждый день мама что-то готовила и не раз: пельмени, голубцы, манты, бешбармак, беляши, наваристые борщи, домашнюю самодельную колбасу. Он помнил, как у них с братом по подбородку тек сок, когда наслаждались чебуреками. Со стола вкусняшки не переводились. Когда отца выгнали с завода, пришлось набивать животы пустыми импортными макаронами, приправленными противными бульонными кубиками…
   Замаячили городские огни. Коля вздохнул и утвердился: люди во власти – враги. 

                4.

   - Почему в субботу не был на занятиях?
   - С отцом за товаром ездил.
   Людмила Васильевна успокоилась. Причина серьезная. Хлопот и так хватало. Миронов сорвал урок. На организованном практиканткой «Огоньке» несколько учеников в открытую распивали «Амаретто», принесенное Карамяном. Компания Прилипко жестоко избила Галимзянова.
   Колю не задевали чрезвычайные происшествия в классе. Он наслаждался удивительным чувством единства с домашними. Брат безропотно молчал, когда на нем отрабатывались услышанные приемы рукопашного боя.
    Первое мая – самый любимый семьей праздник. Мальчик рискнул. По рецептам из настенного календаря приготовил мясо по-индийски, затем рис по-вьетнамски. Уверовав, принялся за блинчики. Правда блинчики получались толще маминых, но, по мнению брата, вкусней. Он вовсю помогал, суетился вокруг, шнырял с посудой по кухне.
   Вечером ошарашенные родители замерли перед сервированным столом. Мама переоделась в любимое платье, встряхнула кудряшками и, словно по палочке волшебника, обернулась сказочной принцессой. Зазвенели колокольчиками возбужденные голоса. За оживленной беседой забылись неприятности, напрочь исчезли неотложные проблемы. Перед сном мама благодарно прижала его к себе, взъерошила волосы и, сообщив, что Карамян уже употребляет наркотики, ласково попросила не связываться с придурком, держаться подальше.
   Бойкот был нарушен сразу после праздника. Перед уроками его подстерег Безматерных и сбивчиво предложил вместе отлупить Прилипко и Лукавского.
   - Нет, - Коле такое в голову не могло прийти.
   - Нет, - повторил он скорее удивленно, чем решительно.
   А после уроков напоролся на нахального авторитета из шестого «г». В «г» ребята злые и агрессивные. Им уступали все.
   - Здорово.
   - Здравствуй.
   - Какой ты хорошенький.
   Коля промолчал.
   - Ты мне так нравишься, что и бить жалко, а придется.
   Пришлось положить ранец.
   Коля успел подвернуть опорную ногу, и прицельный пинок по колену попал вскользь, оказался не столь болезненным. Пользуясь потерей врагом равновесия, повалил. Ухватиться не удавалось. Этот гораздо сильнее Прилипко. Противная, мокрая от пота ладонь давила, отворачивала голову. Чувствуя, что вот-вот сдаст, каким-то образом умудрился вытащить ножик и, дрожа от напряжения, ткнул острием в ненавистную руку. Лезвие лишь содрало кожу, но нападающий ослабил хватку. Коля вцепился за вихры и с силой пригвоздил нахала лицом к асфальту.
   В этот раз вымотанный победитель не торжествовал. И пес, полностью занятый работой, не мчался навстречу. У остановки, приниженно повиливая хвостом и прижав уши, преданно заглядывал в глаза толстой тетеньке, которая доставала из сумки что-то вкусное. Щемяще накатили завидки к просящим милостыню: «Хорошо им. С товаром не возятся, деньгами не рискуют, а прибыль не меньше, чем у продавцов. А сами и перекреститься не умеют. Синявка, что торчит у парка, - то левой, то через левое плечо.»
   Пес, проглотив подачку и почуяв, что больше не дадут, повернулся, но тут с другой стороны появился на тротуаре милиционер. Нельзя упустить случай одновременно защитить и дом, и хозяина, и старых знакомых, ожидающих троллейбус. Смышленая дворняга зашлась яростным лаем. «Почему собаки не любят людей в форме?»
   Пятого мая похолодало. Колю на уроках трясло. «Гэшники» после смены с ним расправятся. Сколько их будет? Трое, пятеро?.. Воображая, перебирал варианты. Спасения не было. Мордовороты из шестого «г» не оставят, отомстят. На большой перемене к нему неожиданно подсела Римма Яушева и отвлекла от мрачных мыслей.   
   - Коля! Какие бывают примеры антибиоза? Подскажи, пожалуйста, - и улыбнулась.
   С девчонками у Коли никогда отношений не возникало, кроме списываний ими домашних заданий. Они его, как младшего на целый год, просто игнорировали. Поэтому он слегка растерялся, когда первая красавица класса, в которую «тайно» были влюблены почти все пацаны, обратилась к нему.   
   Но Яушева еще раз улыбнулась и опять дружелюбно. Мальчик с удовольствием начал объяснять, почему нельзя сажать рядом малину и облепиху, смородину и вишню, морковь и яблоню, как фитофтора губит помидоры. 
   - У растений все, как у людей, - сделала вывод собеседница. – Одни, сблизившись, одаривают друг друга; вторые живут за счет кого-то, ничего взамен не отдавая; третьи – гнобят.
   Непроизвольно поправила прядь. Коля машинально взглянул вслед за кистью и обомлел. Какие глаза! Огромные, лучистые. По всей светло-голубой, слегка сероватой, но теплой, радужной оболочке светились желто-коричневые мелкие пятнышки, даже черточки.
   - Римма, - не удержался он. – У тебя глаза в крапинку!
   Девочка смешалась, потупилась и отошла.
   «Дернуло же меня за язык! – переживал Коля. – Теперь обидится.»
   На самом деле Яушева ничуть не обиделась. Наоборот, ей польстило наивное удивление мальчугана. Хоть что-то в ней заметил.
   В пятом классе она сидела на следующей за Колиной парте, но не за ним, а сбоку, наискось. Однажды он опоздал на урок и, доставая учебник и тетради, раскрыл портфель шире обычного. Римма с удивлением увидела печатную плату и маленький электропаяльник. Она не знала их название и предназначение, но поняла: паренек, в отличие от одноклассников, занимается чем-то серьезным, взрослым. Присмотревшись к нему, обратила внимание на аккуратность и качество стильной одежды. Он никогда не носил зачуханных синтетических футболок или джинсов с дебильными иностранными надписями, но ткани на нем всегда были добротными. В этом Римма знала толк.   
   Поведением он также отличался от остальных. В нем чувствовался внутренний стержень, всегда присутствовала независимость от мнения окружающих. В шестом классе девочка поменяла место с расчетом, что из соседнего ряда будет всегда держать Колю в поле зрения и сможет в любой момент ответить встречным взглядом на его поворот. Но этот «чурбан» за весь год ни разу не удосужился посмотреть в ее сторону. 
   Римма жалела Колю, когда над ним начали издеваться одноклассники, еще больше жалела себя. Узнав, что мальчуган завалил самого Прилипко, воспрянула духом. И опять Коля поступил необычно. Он не выпендривался своей победой, не выпячивал авторитет крутого среди учеников. На бойкот чихать хотел. Да что там говорить. Вчера практикантка оступилась, подвернула ногу. Риммины воздыхатели захихикали, а Коля соскочил, помог растерявшейся учительнице добраться до стула. И такой вид у него – как будто ничего не случилось.
   Ее обращение по поводу этого дурацкого антибиоза преследовало цель обратить внимание вызывающего симпатию мальчика, пусть только внимание. Было приятно, тешило самолюбие, что крапинки все-таки заметил.
   После уроков Римма шла по коридору и замерла, увидев в окно, как в школьном дворе к Николаю направлялся здоровяк. Господи, да он почти на голову выше. Она вспомнила, как этот жлоб зимой хлестал ее соседа по парте крепыша Бисембаева, а тот беспомощно метался под ударами, пытаясь выставить вперед локти.
   Бугай хапнул пятерней по затылку за волосы, и девочка даже физически ощутила Колину боль. Но малыш, превозмогая себя, резко отшатнулся назад и, вложив в удар движение, яростное движение всего тела, боднул в торец, и угодил в тютельку. Спина, шея, голова неслись одним целым. Охнув, неприятель сел на задницу. Коля удержал ногу на замахе, пинать не стал. А Римма мысленно уже дважды пнула поверженного. Как ни в чем не бывало, ее герой подобрал ранец и невозмутимо продолжил прерванный было путь.
    Но не одна только одноклассница наблюдала за дракой. У запасных дверей спортивного зала случайно вышедший учитель физической культуры тоже оказался невольным свидетелем. Заметив его, разгоряченный Коля безотчетно поперхнулся от злости. Тот, опешив от его уничижительного взгляда, непроизвольно попятился.
   Коля радовался за брата, у которого физрук, молодой добродушный парень, видел всех и все, прощал маленькие шалости, пресекал подлость и хамство. Ему же достался этот седой, уже поплывший, губастый, по кличке «Кабан», не скрывавший язвительного презрения к слабым. Естественно, что по возрасту Коле не угнаться за остальными. На надоедливых уроках бесконечные толчки, омерзительные разборки, которые «Кабан», как будто, и не видел. Мальчик шагал, а сердце кололо от несправедливостей взрослых.
   Зато дома, во дворе, белыми до совершенства кистями, прорвавшими зеленую пелену листьев, цвела строгая красавица черемуха. Она цвела назло всем холодам. Терпкий запах ее слышался отовсюду. Казалось, что черемуха всегда была такой строго нарядной, всегда так пронзительно пахла. Коля перевел глаза. У окна набирали силу бутоны сирени, готовые вот-вот вспыхнуть волшебным голубым пламенем. Но вспышки не будет. Изящная сирень распустится незаметно, и будет казаться, что ее очарование было и позавчера, и вчера, и всегда.
   Свойство истинной красоты казаться всегдашней. Само появление красоты предопределено, поэтому она вечна, из глубин времени вечна. Ведь в нашем мельтешащем мире хоть что-то должно быть прочным.
   У Коли разболелась голова. Он потрогал выступившую шишку, уткнулся в зеркало. Нет, под волосами незаметно.

                5.

   Девятое мая выдалось напряженным. Накануне отец привез товар из Свердловска, в том числе взял на пробу газировку в металлических баночках. Вода не пошла. Место на рынке по ней не наработано. К тому же невесть откуда взявшийся новый торговец сбивал цены.
   Мама рискнула. Встала у парка, где заканчивался парад.
   Прошлым летом через улицу от парка, между двух магазинов, вовсю процветала уличная торговля. Здесь начинали и родители. По выходным вокруг места устраивали ярмарки. На ярмарках дети помогали маме, но чаще Коля продавал сам. Он многому тогда научился у соседей: и как предлагать дешевые китайские шмотки и детскую обувь, и как раскладывать неброскую российскую продукцию.
   Понравилось, как в один из дней молодой парень подвозил на «запорожце» к совхозным грузовикам по несколько мешков картошки и баснословно дешево реализовывал ведрами. Два старика татарина сразу брали по мешку и, пока парень уезжал за новой партией, с приличной накруткой сбывали. После ярмарки довольные бабаи примостились с бутылкой водки и палкой колбасы в парке на скамейке. Мальчик, явно восхищенный их действиями, рассказал своим. Мама с уважением оценила и действия парня.
   Там Коля познакомился с перешедшим в девятый класс Ренатом, тоже помогавшем своей матери. Как и Карамян, Ренат рос без отца, но в отличие от богатенького лодыря надеялся только на себя. Поэтому уже несколько лет не без успеха занимался классической борьбой. У Карамяна же мать владела магазином и для сына ничего не жалела. Коля наотрез отказался записаться в секцию, зато его младший брат на тренировках с удовольствием пыхтел, разучивая приемы. В дальнейшем их дружба с Ренатом сохранилась, разница в возрасте не явилась помехой.
   Вскоре уличная торговля затухла. Милиция принялась штрафовать частников, у родителей товар как-то даже арестовали. Ярмарки прекратились. С указом президента бойкое когда-то место окончательно запустело.

   День Победы выдался жарким. У парка боялись продавать. Мама стояла одна. Цена у нее, конечно же, гораздо ниже, чем в киосках, но повыше рыночных. Люди охотно брали газированную воду. Коля с братом вымотались, подвозя из дома упаковки. Да еще подошедший, быстро сообразивший Ромка попросил под реализацию и, устроившись невдалеке, контролировал другой поток гуляющих, накидывая по пятерке за банку.
   Ромка, пожилой и одинокий, с мерзким постоянным запахом перегара, в прошлое лето так мешал им, а сегодня помогает. Когда товар одинаковый, соседи по точке превращаются в непримиримых соперников, всячески пакостят друг другу, сбивают цены, не прощают ни малейшей оплошки стоящего рядом. Меняется товар, расходятся соперники. Бывшие враги становятся союзниками, доверяя и пособляя по возможности. Выгодно маме – быстрее уходит вода, выгодно Ромке. Он в апреле пролетел, был ограблен в Новосибирске, и теперь мог немного заработать, чтобы вновь подняться. Бывает и наоборот. На рынке дружбы нет. Поведение диктуется прибылью.
   Продавать тяжелее, чем таскать. Привез груз и все. В дороге можно вспоминать, рассуждать, как рассуждает он сегодня. Продавцу же надо пересчитать деньги, нагнуться за каждой банкой, подать, ответить, отшутиться в случае чего, поглядывать по сторонам – не идет ли милиция или еще кто из вредителей. Следить за товаром – не воруют ли. Регулировать цены: когда поднять, когда опустить. И терпеть. Терпеть в дождь, терпеть в мороз. Побеждает самый терпеливый, самый выносливый.
   Прошлым августом, когда отец уехал на разведку в Уфу, а мама вплотную занялась вареньями, соленьями, они с братом дружно отстояли прикормленное место от всех конкурентов, сгоравших от зависти и пытавшихся воспользоваться временным отсутствием взрослых. Коля хмыкнул, припоминая, как брат отматерил особенно донимавшую их тетку.
   Вода кончалась, и мама отправила их на рынок к батяне за непроданными остатками. Дети уже подходили к своему столу, но, встретив группу бесноватых юношей, кричащих: «Кришна! Кришна!», испуганно спрятались за красивую девушку без ног, которую по утрам подвозили ее братья на инвалидной коляске для сбора подаяний. Покупателей было мало, и проповедники начали привязываться к продавцам. Один, шустрый, приблизился к отцу.
   - Эй, мужик. Ты почему еще не принял нашу веру?
   - А зачем? – насмешливо поднял брови отец.
   - Как, зачем?! Тебя же бог не примет. Ты понимаешь, что не попадешь в истинное царство? Тебя бог не примет, - повторил шустрый с угрозой.
   - Примет.
   - Как примет?
   - Меня примет, - отец вопрошающе взглянул мимо приставшего на организатора группы. Что, мол, ко мне с такой ерундой лезете?
   - Нет, не примет, - отчаянно всхлипнул, срываясь на визг, истинно верующий.
   - Примет. Его примет, - спокойно заключил руководитель, внимательно наблюдавший за затянувшимся спором. И они, толпой, выкрикивая и куражась, поперли дальше.
   Батя поманил рукой.
   Колю осенило, когда он отходил от инвалидки, сытно кормившей своих здоровенных братьев-бездельников и мать-алкашку.
   Младший брат был отправлен с банками к парку. Коля же маминым именем изъял всю батину, не очень густую выручку, моментально вычислил, сколько может взять и увезти, и заспешил под навесы к местам мелких оптовиков.
   Он знал, что недавно появившийся бесцеремонный парень привез одну только газированную воду, привез вместе с отцом на "Man"е, знал цену приобретения. В праздники оптовики работают лишь утром, затем, как правило, скучают, готовясь к выпивке, и стоят, потому что надо стоять. Поэтому предложил свою цену на две теньге ниже установленной парнем.
   - Ну ты даешь! – усмехнулся тот.
   Но стоящий рядом «шоколадный Саша», высокий и слегка заикающийся, подтвердил серьезность намерений покупателя.
   - Николай. Т-ты что? Н-на воду переходишь?
   - Батончики то тают, приходится. Ты думай, думай, а то не куплю.
   Наглый растерянно хлопал ресницами и не решался.
   Коля неторопливо прошествовал в крытый павильон. Приобрел по случаю Дня Победы палку сервелата, немного карбоната, полкило сыра, грецких орехов и двинул обратно, внимательно разглядывая ряды. По дороге, морщась, прикупил китайский томатный соус.
   - Ладно. Бери, - остановил его оптовик.
   - Не могу. Видишь потратился. Сбрось еще теньгушку, - все равно у продавца оставался приличный навар, даже с учетом расходов на дорогу.
   Саша расхохотался, хлопнул соседа по плечу.
   - Ты же говорил, - крутил головой новенький.
   - Время уходит. Народ разойдется. Куда я ее дену. День Победы ведь, - сохраняя выдержку, издевался маленький клиент. Под мышками к телу от выступившего пота прилипла рубашка.

                6.

   Коля не ожидал удачи. Ему уступили. Вот он рынок. Объегоренный конкурент превратился в союзника. В турецком магазине бы не скинули. Мальчик быстро подскочил к знакомой тете Любе, продающей неподалеку китайские колготки-маломерки, попросил тележку. Рассчитался, загрузил упаковки, укрепил резинкой и потянул покупку, провожаемый удивленными глазами, потерявшими наглый блеск. Точно так же удивленно проследил и батя, молча забрав сумку со снедью. На рынке о сделках не болтают.
   Он сильно спешил. Продать можно все при совпадении трех условий: цены, места и времени. Ему повезло, успел. Мама, после распродажи не ушла, а оживленно болтала с тетей Зауреш у памятника космонавту. Отправила младшего брата на рынок возвратить тележку, наказала:
   - Собирайтесь с батяней домой, на сегодня хватит, - и, улыбаясь, продолжила с прежней энергией обслуживать покупателей.
   Бахвальство переполняло, теснило, рвалось наружу. Нынешний негаданный успех для мальчика значил больше, чем верх над Прилипко и прочими. Нет, успехи случались и ранее. Доводилось, снижая цены до минимума, убирать соперников, доводилось при случае получать спекулятивную прибыль. В поездках быстрее отца видел выгодность товара, но то с отцом. Сегодня им создана прибыль. С пустого места. С нуля. Не важен размер, важен факт создания.
   Отца с братом не было и не было. Распродав воду, уставшие, они потихоньку побрели домой. Из колонки, что по дороге, утолили жажду. Мама задумалась и не слышала хвастовства сына. Коля примолк. Казалось, мама с кем-то разговаривала, так у нее менялось выражение лица.
   Поначалу мальчик считал – воображать разговоры исключительно его свойство. Обычно это случалось перед предстоящими испытаниями. Мысленно он перебирал возможные и невозможные варианты с будущим собеседником или собеседницей. С возрастом убедился, что взрослые поступают также. Не только родители. Вчера услышал, как в соседском сарае дядя Мансур потихоньку бормотал, думая, что его никто не слышит. Момент, и люди отключаются от внешнего мира, полностью уводят мысли в представляемое ими. Не замечают, что вокруг творится. Интересно, способны так представлять животные, и о чем они думают? Надо понаблюдать за собакой.
   - Ты что сказал? – очнулась мама. От неожиданности оба расхохотались.
   Последнее время Коля при своих уходах от действительности старался перевести мысленные репетиции разговоров в репетиции действий. Не в фантазии, а именно в репетиции. Это приносило ощутимые преимущества. Руки, ноги, туловище в непредвиденных случаях реагировали четко и слаженно, независимо от разума. Этой выработанной особенности он придавал решающее значение в успехах на школьном дворе. Мальчик уверился – теперь его никто не тронет.
   Но ошибся.
   На последнем в году уроке физкультуры он в раздевалке неторопливо расшнуровывал кеды и был повален на пол неожиданным толчком сзади. Подняться не давали, однако пинали не сильно и не больно. Бисембаев делал вид, что бьет.
   - Ты, Николай, конечно, молодец. Мы тебя уважаем. Только не борзей. Идет? – внушал Карамян после стычки, старательно пряча глаза. Их матери знакомы и иногда, правда изредка, встречаются.
   Авторитет хилого и тщедушного Карамяна базировался на знакомстве с самим Фроловым, десятиклассником, чемпионом города по боксу. От немедленной расправы над обидчиком Колю сдержала только мамина просьба не связываться с придурком.
   - Идет, - лбом стену не прошибешь.
   - Тебя в школе никто не тронет. Мы не дадим, - облегченно похлопывал по плечу обнадеженный третий участник, Подкорытов. Он жил в одном подъезде с Ренатом и пронюхал про их необычную дружбу. С окончанием школы выпускником Фроловым, Коле светила «железная крыша».
   - Я тоже никого трогать не собираюсь, - поставил условие побежденный, негодуя в душе. 
   - Хорошо, - Подкорытов поймал Колин взгляд, скрепив договор в будущее.
   Теперь паренька не радовали ни свадебные наряды яблонь, ни теплые улыбки акаций. Не радовала удачная посадка картофеля. Не заметил и снятие бойкота. «Вроде я прав. Со мной начали считаться», - успокаивался он. Но мысли путались, ясная твердая позиция не выстраивалась. А признать, что допустил промах, не позволяли предыдущие победы.   
   Старайся – не старайся, елозь – не елозь; будущее никому не подвластно. В канун экзаменов Карамян попал в больницу. Доведенный до отчаяния его преследованиями, Науменко, скромный парнишка, подкараулил мучителя без свиты, один на один, и беспощадно отомстил. На первой же консультации Римма сразу подступила к Николаю:   
   - Коля! Карамян весь перебинтован, не может говорить, у него сотрясение мозга. Ты пойдешь с нами в больницу проведать?
   - Нет, - испуганно выдохнул и соврал первое, что пришло на ум. – Мне с отцом надо картошку сажать.
   Покраснел и отвернулся.
   «Смог же пойти», - корил он себя.
   Больной не интересовал ни мальчика, ни девочку. Римма под подвернувшимся так кстати предлогом размечталась очутиться с симпатичным ей учеником наедине, а Коля после оплошки в разговоре панически боялся, не то, что общаться, даже смотреть на недосягаемую, по его мнению, одноклассницу.   
   Он не знал, что своим отказом нещадно зацепил ее гордость, и самолюбие подстегнет девочку с первого сентября пересесть к нему за одну парту. К сожалению, последовавшая в дальнейшем в результате эмиграции разлука не позволит им создать большое и светлое чувство. Но на всю жизнь мальчик сохранит в памяти сердца лучистые глаза в крапинку, а девочка – остановившуюся ногу на замахе. Впрочем, это уже другая история.