Эгрегор

               
                Часть I

 «…в биосфере существует великая геологическая, быть может, космическая сила, планетное действие которой обычно не принимается во внимание в представлениях о космосе… Эта сила есть разум человека, устремленная и организованная воля его, как существа общественного».
                В.И. Вернадский
               

         1. Эхнатон

        «Странен и непохож на египтянина был фараон Аменхотеп IV - венценосный супруг царицы Нефертити. Изогнутая линия птичьего носа, поднимаясь ко лбу, круто разлеталась в стороны дугами бровей, из-под которых с хитроватой мудростью смотрели раскосые, приподнятые к вискам глаза. Полные, словно налитые соком губы далеко выдавались вперед, будто предлагая  поцелуй, а длинный узкий подбородок подчеркивал их твердой линией.
        И телом своим удивлял Аменхотеп - угловатые мускулистые плечи и квадратная грудь - ниже переливались в покатые бедра с пухлым женским животом, очаровательной ямкой пупка и выпуклым лобком. Однако тайна мужественности или женственности Аменхотепа истлела вместе с его мумией, и по неведомой причине ни один из жрецов, служителей и рабов, бальзамировавших его тело, не оставил об этом никаких сведений. И, хотя имел он с царицей Нефертити шестерых дочерей, и гарем его вызывал зависть других царей, помнили главный жрец Туту и евнух Керим, передавшие свою память детям, как с голодной страстью скользил порой взгляд Нефертити мимо мужа по стройным телам придворных и воинов.
        И странен был Аменхотеп мыслями своими и суждениями, ибо первым из фараонов, среди многобожия египетских верований, объявил культ единого Атона - Бога солнца и сменил имя своё на Эхнатон, что значит «угодный Атону». В храме Атона, возведённом по его проекту, не было крытых залов. Дворы его сообщались  прямым, слегка приподнятым проходом в середине с множеством маленьких жертвенников по бокам. В центре храма стоял большой алтарь. Атон – единый бог, повелитель всего во Вселенной. Поэтому храмом ему на земле может стать только здание, открытое навстречу огромному небу, с которого без всяких препятствий льётся божественный свет.

         Фараон проснулся, и ощущение неприятностей грядущего дня искривило его полные губы. Пожалуй, больше всего на свете не любил он судить людские грехи, но именно этим предстояло ему заниматься сегодня.
Неподвижно, как собственная статуя, восседал он на жестком троне, следя застывшими глазами на судилище у его ног. Десятки самых дерзких преступников прошли перед ним, и горечь, смешанная с жалостью, наполняла душу Эхнатона.
Последним к его ногам был брошен землеправитель Верхних провинций, уличенный в лихоимстве. Теперь он сидел на коленях, уткнувшись головой в пол и являя фараону и судьям спину, до костей иссеченную хлыстом палача.
"- Можно направить его предприимчивость в нужную сторону, - устало думал Эхнатон - но это ненадолго и ненадёжно. Он испорчен навсегда".
Он медленно опустил веки, подавая знак, и Верховный судья провозгласил смерть. Тело преступника под грязным хитоном задрожало и бессильно обмякло.
Суд свершился, и фараон устало поднялся с трона. Двигаясь среди распростёртых ниц, согбенных в поклоне и склонивших головы придворных и слуг, Эхнатон приблизился к лихоимцу. Тот был распластан на каменных плитах и огромный стражник-нубиец попирал коленом его спину. Преступник тихо скулил, как собака с перебитым хребтом, уставшая громко оплакивать свою боль.
        - Подними его! – сказал фараон.
Изумление и страх промелькнули в глазах стражника и с поспешностью, совсем не обязательной, рванул он вверх ворот грязного хитона. Преступника подбросило в воздух, и он повис на могучей руке нубийца, почти не касаясь ногами пола. Ужас, благоговение и надежду, слитые в один умоляющий взгляд, увидел Эхнатон и утвердился в своём решении. Коротким и быстрым движением коснулся он пальцем руки одному ему известной точки на шее преступника, и тот безжизненно обвис на руке стражника».

         Марк выпрямился и поднял голову. Прямо в лицо ему сквозь оконное стекло смотрел налитый кровью глаз умирающего солнца. Потом солнце зашло, и в кухню вполз серый бесприютный вечер, что целый день прятался в подворотнях и подвалах домов.
         Кухонная табуретка была жёсткой и скрипела. Марк посидел сутулясь, без мыслей,  оставаясь в туманном ступоре. Но Э т о уже прошло, и нервное напряжение сменилось привычной рассеянной усталостью.

          Впервые  Э т о случилось с ним  лет десять назад, когда они с пацанами его двора дрались «стенка на стенку» с конкурентами из соседнего квартала за власть в угловом скверике. Когда, отчаянно труся, он шёл за спинами товарищей на вражескую «стенку», все мысли его были направлены только на то, чтобы удержать ноги от отчаянного бегства. Марк не сомневался, что будет убит или как-то страшно искалечен в этой драке. Первый удар он получил с закрытыми глазами и оказался на четвереньках. И в этом положении на мгновение он увидел, как его руки с длинными грязными когтями вцепляются в прелые листья джунглей, а фигуры товарищей по бокам расплываются среди лап гигантских папоротников и бамбуковых столбов. Со звериной ловкостью Марк ушёл от размашистого удара ногой и вскочил, оттолкнувшись сразу руками и ногами, оскалившись и злобно ворча горлом. С разбитым носом, размазывая по лицу кровь и слёзы, он стал бить липкими от крови, ссаженными кулачками злые мальчишеские физиономии, попадал и промахивался, и с каким-то задорным восторгом замечал, что врагов становится меньше и что они сторонятся его…
          С той памятной детской драки, когда из трусливого мальчишки он превратился вдруг в бесстрашного зверёныша, Марк стал замечать, а потом, с возрастом, и анализировать происходящие в нём превращения. Иногда Э т о происходило во сне, почти неотличимом от яви, иногда – в яви, похожей на сон.      Воспитанный в условиях избирательной доверчивости к явлениям окружающей действительности, Марк не верил в запредельное происхождение этих видений и снов, и старался найти им рациональное объяснение. Но не верил он как-то неуверенно, в глубине души, как многие люди не верят в Бога, допуская то же время существование какой-то непознаваемой силы. И очень скоро понял, что видения исходят как раз из этой недоверчивой глубины, которая – это он знал точно – была его подсознанием. Пытаясь определить причины и характеристики своих перемещений, Марк увлёкся психологией, психофизиологией, квантовой психологией.           Он с удовольствием погружался в малоизвестные или вовсе неизвестные ему области знаний, стараясь собрать и объединить всё, касающееся его проблемы.
Ближе всего к объяснению его перемещений подходил Юнг. Швейцарец предполагал наличие так называемых архетипов – носителей генетической памяти прошлого, изначальных, «врождённых» подструктур индивидуальной психики и коллективного бессознательного состояния людей. Можно было как-то притянуть к происходящему учение о реинкарнации, допускавшее память о прошлых жизнях. И ещё в учение об архетипах хорошо вписывалась теория «припоминания» Платона, который утверждал, что человеческий ум таит забытые знания о том, что созерцала душа в мире идей, и нужно только принудить разум к воспоминанию того, что ему давно известно. Юнг считал, что архетипы представляют собой универсальные предрасположения ума, которые следует понимать по аналогии с Платоновскими формами, в соответствии с которыми ум организует свое содержание.
         Скоро Марк убедил себя, что «архетипы» Юнга существуют в глубине его сознания или подсознания, или где-то ещё, например, в каком-то из тонких тел, окружающих его плоть. Эти «архетипы» представлялись ему слоями истории, событий и судеб, которым он мог быть свидетелем. Каждый из слоёв был словно пропитан духом одной или нескольких личностей, воплощавших в себе настроения и дух времени. Марку достаточно было окунуться во временной пласт Эхнатона, чтобы проникнуться духом великого фараона, прочувствовать и вобрать в себя его качества, одновременно сознавая состояния его придворных, рабов, любого египтянина в отдельности, потому что Эхнатон был концентрированным воплощением своего мира. Он жил в каждом египтянине, как в своё время Наполеон жил в каждом французе, и Гитлер – в каждом германце. Это, конечно, не значило, что все современники Эхнатона проникались его качествами, но архетип Марка каким-то образом вступал в резонанс именно с той личностью исторического слоя, который был для него более подходящим.
        Попадая в тот или иной пласт, Марк мог произвольно или случайно наблюдать чью-то судьбу, участвовать или просто присутствовать в ней. В начале, когда он ещё не привык спокойно переносить перемещения, случались жутковатые неудачи и курьёзы.
        В одном из пластов он оказался в грязном бараке, дурно пропахшем карболкой и гниющей плотью ещё не умерших людей. Дверь сторожили, не пуская ни внутрь, ни наружу, люди в балахонах с тряпичными носами, набитыми лечебными травами. Он чувствовал жгучую боль в огромных шишках в паху и с ужасом ждал смерти. Но затем, превозмогая этот ужас, встал и обнаружил, что может двигаться, и проснулся.
        В другой раз он осознал себя в борделе на площади Пигаль в Париже («Жанна, минет – месье из третьего номера! Ты что, уснула?!»).  Запах духов смешивается с испарениями человеческих тел…
Марк не сразу поверил, что эти видения оказывают какое-то влияние на его жизнь. Отравление, свалившее его через день после явления холерного барака, конечно, никак не могло быть с ним связано, а гонорея, которую он подхватил от случайной девицы вскоре после сна о Парижском борделе, конечно, не имела к его видениям никакого отношения.
         «1798 год. Толпа несла его, обдавая жаром, обволакивая, затягивая, делая своей частью. В руках винтовка, зелёная лента на шляпе. Впереди трещали выстрелы. Версаль! Бастилия! Туда, вперёд! Там звало в себя обезумевшее человеческое стадо, обагрённое своей и чужой кровью, беспощадное, безумное… Libert;! Свободу не остановить! ;galit;! Fraternit;!»
Конечно, он не стал участником никакой серьёзной революции, но потом долго со стыдом вспоминал, как увлёкшись горячим враньём какого-то платного политтехнолога, орал, сливая свой голос с воплями толпы: «Долой!» и «Позор!»,
         В одном из ночных кошмаров он погибал в свите одного из величайших деспотов прошлого:
 «… задумчиво и мрачно взирал Сарданапал на мечущихся вокруг его ложа нагих женщин и пьяных воинов. Марк, как будто, был в одном из них. Он валялся в углу и пил из серебряного кубка вино с белладонной, чтобы заглушить ужас смерти. Дворец пылал, подожжённый с шести концов, и дым уже сочился в покои царя Ассирии…».
На следующий день они с Сандером надрались на вечеринке в хостеле у малознакомых студентов. Наутро Марк мучился животом и был вынужден обратиться к институтскому врачу. Тот дал ему рвотное, которое сработало тут же в кабинете.
      - Чёрт знает, чего только не глотает эта молодёжь ради кайфа, - ворчал старый доктор, разглядывая жёлтую лужицу в ведре. – По запаху напоминает белладонну. Вы случайно не собирались на тот свет, юноша? Нет? Но желудок мы всё-таки промоем.
       После промывания, ослабший и позеленевший Марк неуверенно старался убедить себя, что случайное расстройство желудка едва ли было связано с отравленным вином Сарданапала. Однако постоянно отмахиваться от связи его видений с действительностью было невозможно. Последние сомнения Марк отбросил, когда Эхнатон неожиданно проявил себя во всём своём естестве и славе.
        Марк ожидал автобуса на переполненной остановке. Было противно сыро и не по-вечернему сумрачно. Он стоял, сунув руки в карманы пальто, и машинально расковыривал пальцем дыру в подкладке. Бестолково проведённый день переходил в такой же безнадёжный вечер. Всё, что можно было сегодня сделать, сделано и как всегда – неудачно, а впереди ждала привычная домашняя скука.
Из бездумного оцепенения его вывел шум драки. Из подземного перехода неподалёку от остановки вывалилась группа сцепившихся подростков и визжащая девица в растрёпанном платке. Скользя по ступенькам и толкаясь о стены, два парня, били третьего и мешали друг другу, стараясь попасть ему в лицо кулаками. Тот довольно умело защищался, успевая порой дать сдачи, а девушка, голося и взвизгивая, вертелась вокруг, невпопад хватала всех за руки, мешая и ему и нападавшим. В результате в цель попадали только некоторые удары, и то неточно и вскользь. Прохожие боязливо топтались в проходе, стараясь побыстрее проскользнуть мимо чужих неприятностей.
         - Арчи! – рыдала девушка, втираясь между дерущимися. – Да что же это?! Помогите, кто-нибудь! Помогите!!!
Арчи попытался отстранить её рукой, и в этот момент один из нападавших  по-футбольному с маху ударил его в промежность. Парень взвыл и согнулся в дугу. Редко, кто из мужчин не испытывал оглушительную боль от такого удара – Марк невольно сморщился, представляя, каково сейчас этому Арчи. Девушку отбросили в сторону, и в следующую секунду Арчи был прижат к стене и только прикрывал голову одной рукой, зажимая другой пах.
          Эхнатон внезапно возник и сразу оценил несправедливость происходящего. Такого Марку ещё не приходилось испытывать. Пропали мокрые сумерки и остановка автобуса с отвернувшимися пассажирами, и в зоне восприятия осталось только творящееся перед ним бесчинство. Поискав глазами и не найдя стражей, он шагнул вперёд и опустил руку на плечо ближнего из нападавших.
        - Прекратите! – приказал Эхнатон. Но драчун дёрнул плечом, обернулся и, оценив несерьёзность замечания, наотмашь ударил его в ухо. Никто, со времён далёкого детства не смел поднять руку на фараона – Средоточие Вселенной. Это было настолько невозможно, неслыханно и противно небесам, что Марк невольно поднял глаза к низким облакам, словно ожидая, чтобы гром поразил святотатца. Не обращая на него внимания, парень продолжал бить свою жертву, покряхтывая от усердия и выкрикивая малоразборчивую брань. Длань Эхнатона снова опустилась на плечо святотатца, развернула его к себе, и Марк резко ткнул его в известную только фараону точку на шее. Парень мешком обвалился на землю, точно лишившись ног. Второй недоумённо обернулся, и Арчи, воспользовавшись этим, отвесил ему оплеуху.
       - Арчи, Арчи, - причитала девчонка, повисая у него на плече. – Пойдём скорее…
       - Подожди, - отстранился Арчи, вытирая рукавом кровь на губах. – Спасибо, друг! – сказал он Марку, переводя глаза с поверженного противника на второго, который оторопело склонился над своим приятелем.
Но Марк не услышал. Эхнатон куда-то подевался и остался только он Марк Турновский, который с наплывающим ужасом смотрел на неподвижно лежащего парня и  его товарища, неловко хватающего пальцами пульс на закрытой рукавом руке.
Марк ненавидел свой страх. Он не был героем и прекрасно знал это. Но герой и трус это крайние противоположности. необязательно быть героем или трусом, есть и какие-то средние состояния, как у большинства людей. Марк знал, что испуг это естественное проявление инстинкта самосохранения, знал, что не испытывать страха ненормально, знал, что нужно идти навстречу страху и побеждать его. Но сейчас все эти знания куда-то девались, и оставался только мерзкий, обессиливающий, парализующий страх. Полиция, резиновые дубинки, решётка, суд, тюрьма – конец жизни. Всё это разом ударило в голову и смешалось в жаркий кошмар. Марк сразу обмяк и ослаб. Кажется, он готов был сейчас на всё, лишь бы весь этот ужас прекратился, пропал, развеялся, как страшный сон. Бежать! Он попятился, скользя рукой по холодной стенке перехода. Арчи со своей дамой исчезли – теперь не было свидетелей его благородного поступка, и он оставался преступником, убийцей, которому нечем оправдаться…
         И в это время поверженный хулиган дёрнулся и с противным звуком «Ги-и-и-и!», втянул в себя воздух. Прохожие, с опаской наблюдавшие со стороны, двинулись своей дорогой.
         - В следующий раз шею сверну! – хрипло сказал Марк и, повернувшись, двинулся к автобусной остановке. Он шёл, как в тумане, с замирающим сердцем ожидая сзади торопливых шагов мстителей. Не глядя на номер, прыгнул в отходивший автобус и только тут перевёл дух.
         Дома тревога отпустила, но теперь его недоверчивой половине приходилось уступить фактам. Лёжа на диване, Марк припоминал все случаи совпадения его перемещений с последующими событиями, и ему было страшно. Его архетип рвался наружу. Марку вдруг стало жалко себя. Зачем ему это надо?! Ему захотелось стать маленьким, чтобы опереться на чьё-то уверенное крепкое плечо, похлюпать соплями в подставленный платок, ощутить сочувственное похлопывание по спинке. Он ненавидел в себе эту черту, давил её, старался забить злостью и цинизмом, но она продолжала прорываться всякий раз, когда накатывала слабость.
          Марк закрыл глаза и стал выполнять дыхательные упражнения. Никакое пиво не могло так качественно привести его в норму, как «внутреннее скитание», как называли медитацию йоги. Выпрямив спину и положив руки ладонями вверх, он закрыл глаза и размеренно дышал, повторяя тексты самовнушения и стараясь вытеснить из сознания проклятую слабость и страх. И скоро действительность уплыла прочь, пришли лёгкость и свобода… Марк смотрел прямо «в пустоту», в тот мир, в который можно смотреть только с закрытыми глазами. Смотрел, не стараясь что-то увидеть, не прилагая к этому усилий. Он знал, - если будет нужно, ему  что-то покажут… Слёзные узоры под веками постепенно сменились полной темнотой, которая тут же начала светлеть и преобразовываться. Марк увидел тёмно-свинцовые грозовые облака. Они постепенно светлели в центре, стали белыми, клубящимися, разомкнулись, и в просвет облаков ударил луч тёплого света…