Русская История Глава71 Истории о расовой истории2

Русская История

Глава 71

Истории о расовой истории 2

В предыдущей главе Мы с Вами отмечали следующее. Главным было не удаление разными «реформаторами» из Русской Азбуки «лишних, неудобных» букв, а то, что исчезли «титло» и надстрочные знаки, ставившиеся над строкой для обозначения расовой сакральной ритмики языка, без которой он значительно терял свою природную Великорускую семантическую выразительность и ту же сакральную Сущность.

На смену буквенной цифири пришли арабские цифры: уже в 1703 г. была выпущена первая книга на русском языке с арабскими цифрами. Казалось бы, Нам с Вами, сегодняшним, ну какая разница как отражается цифра, суть то вроде бы не меняется?

Сегодня Мы с Вами, мировоззренческо политизированные бытовой либералистикой не ощущаем то, что ощущал народный Русский расовый Мiръ!

Появление в русской  Символике, с инорасовым арабско семитским «торгашеским» исчислением сатанистского знака смерти, НеБытия - «0» и «безконечность», нарушало мировоззренческую расовую космогонию мира для природного Русского Человека.

В русском расовом смысле жуткая трагедия слома всех Традиций Культуры опускалась на Русский Мiръ и Веру Русского Человека, с нарастающими инорасовыми «реформами»! Это было превращение Русской Церкви, обретением «патриаршества» по «благославлению» Константинопольского Патриархата, от ранее проклятых навечно РПЦ еретиков униатов, подписантов Флорентийской Унии, в еретических руках иудохристианских дьяволопоклонников превративших Русскую Церковь в космополитическую игрушку дьявольских сил грядущего Антихриста и погрузившая Русь в Смутное Время. А «правка» богослужебных книг, по инициативе и благославлению Патриархов Филарета, Никона и Царя Алексея Михайловича «лукавыми греками» и малоросскими священничеством, западническими униатами, все углубляли трещину отношений Русского Народа с Властью и ставшей у нее и иудохристианского Архирейства «греко-русской» нововерческой церквью, пока это не вылилось в Великий Раскол. И вот сами властные раскольники, инициаторы Смуты, объявили Русский Народ, оставшийся в своих расовых пределах Русского Домостроя, виновниками, еретиками. Мало того, вместо сострадания и вразумления своих действий отпавшему подавляющему большинству Русского Народа, решения Стоглава и Домостроя объявили вне закона, и скрыли на века от верующего народа. А сам этот народ, тех, кто не покорился узурпаторам, стали жестоко преследовать и истреблять, как опасных диких зверей.

На тему Великого Раскола опубликовано много работ. Собственно все исторические данные и свидетельства собраны в труде А. В. Пыжикова  «ГРАНИ РУССКОГО РАСКОЛА»  Заметки о нашей истории от XVII века до 1917 года. Но множество вопросов раскрыто там совершенно неудовлетворительно и Мы с Вами разсмотрим тему Великого Раскола под расовым типологическим углом миросозерцания Русского Народа.  И так выдержки из работы Пыжикова и иных с моими обычными комментариями и выводами: -


«Данная книга посвящена не изучению самого старообрядчества как специфической черты русского народа, чем на протяжении многих десятилетий занималась и занимается историческая наука. Предпринятая работа концентрируется на другом: на выяснении того влияния, которое имел религиозный раскол на ход российской истории в целом. Или, говоря иначе, перед читателем попытка прочтения русской истории сквозь призму старообрядческого фактора. В общей исторической канве русское старообрядчество продолжает выглядеть как явление во многом маргинальное, а потому и мало затрагивающее ключевые события отечественной истории.

О расколе серьезно, пожалуй, говорят лишь относительно второй половины XVII века, то есть времени его возникновения и оформления, когда борьба последователей старой веры и приверженцев никоновских новин еще носила открытый характер. Затем присутствие раскола в российской жизни сводится к минимуму. Исходя из нее, к старообрядчеству в империи принадлежала крайне малая часть населения (менее 2%). В результате исследователи продолжают добросовестно работать с этими цифрами, не имеющими ничего общего с реальностью.

Данной книгой предпринимается попытка показать, что русский раскол -это не удел мелких групп, а масштабное явление совсем не маргинального характера. Книга по-новому пытается поставить вопросы влияния раскола на ход российской истории после XVII столетия, после того, как старообрядчество, по убеждению многих, оказывается на периферии исторических событий.

До середины XIX века, ни российское государство, ни общество толком не знали, что представляет собой старообрядческая реальность (!!!, ??? совершенный идиотизм подобного утверждения В.М.). Высший свет, ориентированный на европейские образцы, долгое время в принципе не интересовался жизнью русского народа. В частности, раскол – в качестве формы народной самоорганизации – оценивался не иначе, как проклятое наследие татарщины (ну причем здесь нравственные и религиозные  расхождения в мировоззренческих вопросах и пресловутая татарщина В.М.). Со времени разгрома легальной староверческой оппозиции с начала XVIII века образованные слои почти перестали обращать на старообрядцев внимание (ну, как относиться к дикости изложения «чижико-пыжикова», когда он не ведает и не различает абсолютно различные русские движения староверов, дохристианских толков и старообрядчества Великого Раскола В.М.). О раскольниках вынуждены были вспоминать, прежде всего, в связи с ростом их численности.

…начиная с правления Петра I, епископские кафедры в России занимали выходцы из киевской духовной школы, относившиеся к старообрядчеству с нескрываемой враждебностью. Постепенная их замена во второй половине XVIII столетия на великороссов позволила государству попытаться проводить политический курс, вошедший в историю под названием единоверия. Обратиться к Екатерине II с просьбой дать старообрядцам приемлющим священство архиерея принадлежала графу А.И. Румянцеву-Задунайскому и князю Г.Р. Потемкину. Однако камнем преткновения стало то, что раскольники выступали за подчинение непосредственно гражданским властям, не желая находиться в ведении Синода (то есть были имперцами, государственниками, но жестоко преследовались властями Империи В.М.). Тем не менее, в 1800 году уже при императоре Павле I, единоверие было учреждено в качестве особой организационной формы для раскольников, согласных войти в подчинение Синоду с сохранением своих дониконовских обрядов. Иными словами, обязательство принимать священство от господствующей церкви позволяло сохранить древний богослужебный чин (но никакого распространения эта официальная фактически каста не получила никогда В.М.).

Читая «Историю Пугачева» (А.С. Пушкина В.М.), несложно убедиться, что в ней органично присутствует тема Раскола. Автор начинает с того, что называет Пугачева донским казаком и раскольником, который в церковь никогда не ходил, а придя из-за польской границы, поселился на Иргизе среди местных старообрядцев. В ходе бунта опорой восставших стали горные предприятия Урала (известного староверческого региона). Волнения ширились: вся западная сторона Волги предалась самозванцу; повсюду грабили казну и собственность дворян – но крестьянского имущества не трогали; убивали русских священников, служителей господствующей церкви. Иными словами, идейная направленность восстания не вызывала никаких сомнений. Особенно интересны наблюдения А.С. Пушкина относительно внутреннего состояния дел у восставших.

«Пугачев не был самовластен. Яицкие казаки, зачинщики бунта, управляли действиями пришельца... Он ничего не предпринимал без их согласия; они же часто действовали без его ведома, а иногда, и вопреки его воле».

В этом слышатся отголоски казачье-раскольничьей вольницы как принципиально иной организации жизни, отличной от жизни общества, построенного на Табели о рангах. Краеугольный камень такого уклада – общность управления, выраженная в коллективной воле (скорее это обычаи бандитской изначальной структуры казачества; русское старообрядчество жило принципами не общности, а имперской расовой Общинности В.М.).

В конце тридцатых годов XIX столетия власть проникается интересом к своему собственному народу. Речь идет о концепции «православие, самодержавие, народность». Теория официальной народности стала краеугольным камнем самодержавной политики на десятилетия. …это адаптированный вариант наработок немецкого романтизма, с начала XIX века популярного во многих странах Европы. Суть романтизма как самостоятельного течения общественной мысли – в противостоянии классицизму, пропитанному аристократическим духом и долгое время остававшемуся законодателем европейской моды в политике. Мысль выглядеть не просто правителем, а «отцом» народа не могла оставить равнодушным Николая I, особенно в свете его комплексов, связанных с восстанием декабристов. Страстный почитатель всего немецкого, император решил апробировать новые форматы на российской почве.

(ну, уж здесь утверждение того, что Николай Первый был «страстный почитатель всего немецкого», примитивный политический анахронизм, такого свидетельства не приводит ни один из его современников; а утверждение Пыжикова о романтической природе идеи «народовластия» или жеванина чужой мысли, или просто заказная либеральная провокация; идея «народовластия» это калька материалистического «демократизма» перекочевавшая в «мировые религии» из идеологическо-политических принципов секты ветхозаветных ессеев; та же каббалистическая теория Маркса, где к исходному материализму добавлен господствующий «экономизм» и «народная демократия пролетариата» В.М.)
 
С первыми двумя составляющими триады «православие, самодержавие, народность» в России все было в порядке: самодержец одновременно являлся и главой Русской православной церкви (РПЦ). Для цельности замысла требовалось подтянуть до надлежащего уровня третье звено – народ.

Но утверждение стандартов народности наткнулось на серьезное препятствие, не просто мешавшее изображать единение нации, а делавшее это единение в принципе неосуществимым. Речь идет о расколе, заряженном энергией неприятия, как синодальной церкви, так и дворянства (начиная с 1762 года, со времен указа Петра Третьего, дополненного Екатериной Великой хартией «Вольности дворянства» В.М.).

Немецкий романтизм вдохновлял общественное движение славянофильство. Его идеологи, усматривали в народе эстетический источник, а началом искусства считали веру и язык (аристократическо-эстетическое начало и Имперскую Общинность исповедовал лишь Великоруский Аристократ Хомяков, все остальные славянофилы, даже несмотря на свое дворянство, были плебеями этнонационального духа и идеологическими «народовластцами», по типу представлений «народной империи Ивана Солоневича и его движения «штабс-капитанов» В.М.). Они идеализировали общину как организационную форму народной жизни (здесь они путали социальную народную общину с духом «коллективного безсознательного» Имперского расового чувства Общинности В.М.).

Николай I, (вынужденно В.М.) проводя политику официальной народности (из-за уже укоренившейся «вольной» жизни дворянства с времен Екатерины Великой, резкое изменение которой и стало причиной гибели его отца Императора Павла Петровича В.М.), не стал опираться на данную группу интеллектуалов (славянофилы никакого отношения не имели к космополитам, интеллигенции, интеллектуалам В.М.), а (вынужденно В.М.) предпочел более управляемые бюрократические механизмы. Николай I и его окружение осознавали, что недостаточно знают ту страну, которой управляют.

 (поиск путей урегулирования кричаще-горящей государственной проблемы катастрофического разрыва жизненно главной для государственной системы, органической связки, ее органическо государственного духа, дворянин помещик и его крестьяне, крестьянская община, проникнутая духом имперской Общинности, показала все нарастающую гибельность церковно-народных процессов в России со времен Великого Раскола, той порочной системы Синодаидального управления РПЦ МП, как Государственного органа; она вынудила Императора Николая Первого, получившего эту проблему в наследство, посылать комиссии для всестороннего изучения быта русского народа и дальнейших попыток решения этой застарелой проблемы;

русофобская чушь, какую кропает в своих «исторических трудах» материалистический плебей «марксистского» типа Пыжиков, характерна для «историзма», как либералов «карамзинцев», так и для их системно родственных «советско-демократических» идеологических борзописцев «чижико-пыжиковского» примитивного мышления линейно-эволюционного типа В.М.).

Немецкий изследователь Гакстгаузен отмечал (слепо видел идеологическую инорасовую чушь В.М.) «вместо того чтобы обратиться к свету Рима, люди здесь занимаются странными и малопонятными вещами: выясняют, каким образом креститься – тремя или двумя перстами».

Но и замечал: - «Различия между людьми в этой стране столь резки, что кажется, будто крестьянин и помещик не выросли на одной и той же земле. У крепостного свое Отечество, у барина – свое. Государство здесь внутренне расколото, и единство его лишь внешнее... ».

(а как могло быть иначе после учиненного западническими стяжательными бюрократическими властями и такими же стяжательными материалистичискими Архиреями и патриархальным клиром ветхозаветников РПЦ МП Великого Раскола со своим русским народом; особенно после того как помещик дворянин «обрел свободу» с инорасовыми указами о вольности дворянства Екатерины Великой и Петра Третьего; они полностью разрушили прежние моральные и государственные общенародные связки: - русский крестьянин и служащий Монархии и Монарху барин; и главное подвесили в неопределенности само нравственное состояние и положение в государстве русского крестьянина, Основы и оплота Государства В.М.) 

Русский народ, по мнению немецкого изследователя Гакстгаузена, не имеет никаких политических идей, зато по-настоящему проникнут христианской верой  (инорасовая глупость забугорного «ученого» В.М.). Кто хочет изучать характерные черты великороссов, тот должен изучать их у старообрядцев (а вот здесь в точку; расовые обычаи и традиции, нравственность «коллективного безсознательного», только и определяют культурную типологию и физиономистику русского народа В.М.). Всматриваясь в религиозное лицо страны, А. Гакстгаузен нашел, что оно не выглядит монолитным, как уверяли в высоких чиновничьих кабинетах. И впервые открыто и в полный голос заговорил о таком явлении, как русский раскол (здесь транслируется ужас политического изуверства власти, официально признавшей свой Великий Раскол с Русским Народом, обозвав его старообрядцами, лишь в XIX веке В.М.).

Специальные комиссии, которые на продолжительное время (до двух лет) командировались в разные регионы страны. О работе одной из таких комиссий под руководством графа Ю.И. Стенбока (Ярославская губерния, 1849-1850) мы имеем достаточно хорошее представление благодаря участию в ее составе Ивана Сергеевича Аксакова. Познакомившись с бытом народа губернии, И.С. Аксаков поразился тому обстоятельству, что везде «почти все старообрядцы, да еще, пожалуй, беспоповцы». Хотя по документам местной администрации все кругом значились православными, да и само население с готовностью подтверждало принадлежность к синодальной церкви. Аксаков в донесениях к министру внутренних дел графу Л.А. Перовскому предложил ряд полицейских мер в отношении раскольников (страшная дикая реакция «славянофила»; подавляющее большинство народа государства в Расколе от Власти и Церкви, а этот «радетель за благо народа» предлагает для устранения угрожающего дисбаланса в обществе лишь полицейские репрессии В.М.).

Комиссии, где он трудился, довелось сделать прорыв в изучении русского старообрядчества. Речь идет об открытии ранее неизвестного властям согласия, получившего название бегунов или странников. Двухлетнее пребывание экспедиции в Ярославской губернии позволило зафиксировать активную циркуляцию раскольничьих масс.

(странное удивление похожее на рабовладельческое, где люди стяжательная собственность; ранее крестьянское общество чистилось нестяжательным трудничеством в монастырях, а наиболее агрессивная и авантюристическая часть уходила в казачество, теперь же «гулевое» казачество всячески бралось под государственный контроль, а монастыри стали стяжателями сел крестьян и жили за их счет и счет богатых вкладов прихожан, погрязая в роскоши настоятелей; теперь монастыри не брали трудников на духовное окормление, а состояли из монашествуюших и будущих монахов, послушников; русское народное общество не очищалось, а наполнялось «гулевыми» элементами; старообрядцы же жестоко преследуемые могли выжить лишь убегая на границы Империи или скрывая свою духовную суть и организовав сеть странничества; жуть существования бюрократической головки государства жившей в подобном неведении образа жизни своих подданных просто ужасает, как и дух этих слепых «борцов за счастье народа» славянофилов и прочей властной и «общественной» интеллигенции; отсюда их восторг «народной» революцией, как «торжеством движения простого народа и наступившего народовластия», и красные банты Февраля 1917 года, как и естественная «революционная» жажда крови «гулевой» русской и не русской шпаны, «с восторгом принявшей новую советскую власть», чтобы по своей скотско-бандитской склонности, анархической привычке «народных героев», «стенек» и «пугачей», безнаказанно насиловать, грабить и убивать, паразитируя на теле русского самодеятельного народа В.М.) 

все большее внимание правительства привлекали такие черты раскольничьих хозяйств, как совместное владение собственностью, солидарность и взаимопомощь. Ярославская комиссия предупреждала:

«...Деньги, кредит, верная надежда на пособие и поддержку влекут в раскол... видя близкие примеры крестьян, при пособии и кредите раскольников сделавшихся миллионерами, многие ищут мест и совета у них же».

Староверческая жизнь, построенная по таким принципам, не могла не беспокоить правительство, поскольку зримо напоминала те социалистические идеи, которые к тому времени набрали популярность в Европе и волновали многих. Отсюда возникла практическая задача: определить численность раскольников. экспедициями в Ярославскую, Нижегородскую, Костромскую губернии было установлено, что вместо 47,5 тысяч староверов (как показывала статистика трех этих губерний) их, по самым скромным подсчетам, свыше 556 тысяч, что в среднем в 11 раз превышало официальные данные.

Ущербность официальных данных о расколе объясняется не только их безответственностью показать реальную ситуацию. Дело в том, что священники, как правило, отмечали раскольниками преимущественно поповцев: практически все они находились на виду, так как были приписаны к разным старообрядческим церквам и монастырям, где только и могли исполнять свой культ. множество беспоповцев отправляли свои обряды тайно, а потому и их моленных официальная статистика насчитывала несравнимо меньше, чем церквей поповцев. Более свободное отправление религиозных нужд и обрядов беспоповцев не требовало церковной инфраструктуры, а значит, официальная регистрация не являлась для них жизненно важной. Именно в силу такой организационной размытости беспоповцев местные власти большую их часть попросту записывали в православные. В середине XIX века, настала пора более объективных статистических исследований; вот тут-то численность раскольников и увеличилась десятикратно. Причем выявленные миллионы староверов в подавляющем большинстве оказались именно беспоповцами, что тогда не являлось секретом».

А сейчас подведем некоторый промежуточный итог вышеобозначенного пыжиковского изследования. Давайте обсудим и разберем Основы мировоззренческо краеугольного жеванного и пережеванного «классического» положения «историзма» бездумно транслируемое Пыжиковым: -

«Теория официальной народности стала краеугольным камнем самодержавной политики на десятилетия. …это адаптированный вариант наработок немецкого романтизма, с начала XIX века популярного во многих странах Европы. Суть романтизма как самостоятельного течения общественной мысли – в противостоянии классицизму, пропитанному аристократическим духом и долгое время остававшемуся законодателем европейской моды в политике. Мысль выглядеть не просто правителем, а «отцом» народа не могла оставить равнодушным Николая I… Немецкий романтизм вдохновлял общественное движение славянофильство. Его идеологи, усматривали в народе эстетический источник, а началом искусства считали веру и язык».

«Классицизмом» здесь объявлены прозрения от Творца греческой Мысли Платона, Аристотеля, Плотина, Демокрита, Аристофана и прочих. Они были даны Мiру расовых Имперских Народов, через мировые Движения Индоевропейских Народов, оплодотворяющих культурные ростки народов расового Дара от Создателя. Эта Основа была дана для дальнейшего развития этих Народов в расовом типологическом смысле Созидания Имперского Социума и его Типологической Культуры. Далее римская Государственность на греческой Основе завершила исторический процесс Созидания четырехосновной полнокровной имперской расовой Культуры. К практическим и теоретическим наработкам индоевропейской мысли и типологической физиономистике Ромеев были сформированы деятельно-хозяйственные принципы и принципы Государственности Рима с положительным Правом. Право это прямого непосредственного действия Власти в отношение сохранения расовых принципов жизни своего расового Народа, как и принципов провинциальных отношений с Семьей расовых Народов. Этим было закреплено положение, что любые разсуждения, теоретизирования на социальные темы должны иметь исключительно расовый типологический характер, иначе они безсмысленный «общечеловеческий» политизированно-паразитический бред всевозможных социальных теорий «измов».

Основу разрушения Рима сектой социальных паразитов был выход его социальных «стяжательных» стремлений за свои расовые Границы. Так сначала в его ареал попал многоплеменной Ближний Восток, где царила мощная, финансовово-вексельным скрытым от народов могуществом, паразитическая «торгашеско-экспортная» Финикия. А затем и Цезарь завоевал островную Англию, где царил морской паразитический Дух Саксов и Бриттов. Вот это дьявольское объединение, с ессейским сектантским духом «иудодемократизации», паразитических диаспор Финикии и островной Англии и явило Мiру современный паразитическо-бандитский клан «свободных» от рамок морали либералов- человеконенавистников, творцов эгалитарно демократических и антиаристократических «мировых религий», как способа устранения от Имперской Власти расовой Аристократии Имперских Народов. Метод был опробирован, путь эгалитарной «демократизации» расовых народов с дегенеризацией их Социума идеями «народовластия» и безпредельного рабовладельческого господства над ними был проложен.

Рим, куда к тому времени стянулись имперские силы Европы, под натиском «мировой религиозности» разрушительных идей иудохристианства и варваров пал. Имперские народные силы Европы стали строить новую Римскую Империю, но затем «стяжательно» разделились по своим расовым пределам. Так, поэтапно воцарились в Европе мощные, Франция, Англия и Германия. Германия XVIII века c Фридрихом Великим вернулась к идеям «тысячелетнего Рейха» Фридриха Барбороссы. Ее иудохристианская «стяжательная» расовая мысль и породила течение немецкого романтизма, пронизанное «стяжательными» абсолютистскими  идеями «народовластия». Эти идеи были оформлены материалистикой немецкой классической философской мысли, где вершиной стали Кант и Гегель. Гегель и сформулировал кантату всех социальных теорий, дегенеративный «закон перехода количества в качество», ставший догматом и «библией» философствования народовластцев всех толков и в первую очередь русской интеллигенции и россиянских марксистов. Дегенеративный философствующий либеральный и советско-демократический «научный историзм» прямо ждал такого удобного ложа и сразу лег в него своей примитивной «народностью», политизированой идеологически напрочь и оторванной от расового Духа самого Русского расового Народа.

Здесь Абсолютизм иудохристианского варианта Российской Монархии с периода Смутного Времени, смыкался с западнической русофобской либералистикой и закончился закономерной катастрофой Русского Мiра и Российской Монархии. Это было вместе с «советской и демократической» сегодняшней властью временное духовное затмение Русского Мiра либералистикой и оно неминуемо исторически скоро минет в Небытие. А классика греческой мысли, переработанная в расово типологическом смысле, была, есть и будет Основой любой расовой имперской мысли.