Дар жизни

(Из серии "Дневники". Том 4. Окончание)


О ослепительный дар жизни, открывающийся впервые!
    Новорожденный ребенок улыбается, осознав жизнь как дар. Затем чувство дара жизни теряется - вступает в действие саркс, фатум, родовые программы, лукавые обольщения, адаптационная перелепка... и человек постепенно входит в инерцию.
    Великая музыка его возвращает.
   
Бетховен о том же - о даре жизни. Ни у Бетховена, ни у Чайковского нет ни одной трагической ноты. Примитивно видеть здесь лирику или драматизм - ничего этого нет. Есть возвращение после врат смерти в ликующее торжество жизни, которое никак иначе нельзя утвердить, но только триумфальным гимном полного симфонического оркестра.

    Давным-давно существует поверье: надо человеку сойти с рельсов, немножко лишиться ума, чтобы снять с себя защитные механизмы, расслабиться и освободиться. Надо стать, в конечном счете, самим собой.
    Нет, не Шиллера с Фихте читать надо, не Канта с Гегелем, а разоблачиться защитной скорлупы, что человек ткет себе против агрессивного окружающего.

    Основное настроение потусторонних состояний - ошеломленность от неадекватности земного бытия и от того, как беспардонно-убого оно отражается в анналах человеческой истории. Ошеломленность от того, какой потенциал носит в себе человек, и как ничтожно мало раскрывается в нем. Дважды ошеломленность в связи с откровением о великой пользе гонений и репрессий... как кратчайших путей высвобождения божественного потенциала.

   Меня восхищает матрешечная пирамида: внутри одной матрешки другая, а внутри той - еще меньшая...
    Только у человека обратно: чем глубже сходишь во внутреннее, тем более доподлинное "я" открывается. Личностная матрешка не уменьшается, а увеличивается.