14. Как я понимаю разницу

   Когда стало ясно, что поражение Германии во Второй Мировой неизбежно, наметилось интересное явление: Гитлер продолжать гнать свой народ в бой до последнего. Безо всякого смысла, без какой-либо разумной надежды на спасение, просто гнать на убой до самого конца, чтобы продолжить предсмертную агонию своей системы как можно подольше. Для думающего человека возникал вопрос: зачем? Что же ты делаешь то? Ты же свой народ так любил? Столько для него делал, а? Так заботился о нём, детские организации создавал, что же ты теперь этих детей-то в мясорубку отправляешь? А ответ на него простой, и трудности с его пониманием могут быть лишь у непроходимых этатистов. Он не любил он свой народ; себя любил только в их лице. И будущего великого для себя хотел. А остальные нужны были лишь для обеспечения этого будущего. Тираны не любят народ. Они любят себя. А народ им нужен для того, чтобы было кому их любить. И забота о них всегда только в рамках этой цели.
    Народ нужен Был Гитлеру, чтобы было, кому его на руки подымать. И чтобы было, кому топтать тех, на кургане из чьих костей его будут подымать на руки. А больше ему люди не для чего и не нужны были. Народ для Гитлера – это подставка для монумента его величия. И подставка должна быть под стать монументу: высокая, прочная и сверкающая. А если монументу не быть, то и пустая подставка не нужна. Вот и пошёл в расход материал для несостоявшегося строительства.
    Люди были нужны Гитлеру, чтобы подмять под себя весь мир, а если для этого не сгодились, то теперь единственное их назначение (и наказание за провал) – продлевать его существование, сколько получится. И в щадящем режиме он смысла не видел. Всё логично, в рамках логики «сильной власти», режимы которой так любят некоторые. А значимость всего остального всего лишь иллюзии в головах их и тех, кто их слушает, и каждый смотрит со своей колокольни.
    Самый интересный момент всего этого дела был в том, что, если бы Гитлер не проиграл, многие его приверженцы так и не узнали бы никогда, кто они были для него на самом деле. Так и верили бы, что это он им нужен, чтобы их проблемы решать, а не наоборот. И если бы не проиграл, не поверили бы никогда, что он так с ними поступит. Объяснять было бы бесполезно. Все доводы упёрлись бы в стену непрошибаемого нежелания внимать: «Да не может такого быть! Он же так свой народ любит! Он же столько для него делает! Вон как экономику страны подымает! Вон как над военной промышленностью работает! С колен страну поднял после поражения в Первой Мировой! А детей как любит – детскую организацию создаёт! Нет никаких оснований полагать, что он сможет так поступить со своим народом! Мы это даже и слушать не хотим! Сама мысль об этом – полный бред!».
    «Полный бред!» – высшая форма аргументации у таких людей. «Чем меньше знаю, тем сильнее уверен во всём» – их визитная карточка. «Не хочу видеть смысла в твоих словах, значит, не увижу, а не вижу, значит, его нет!»  – вся суть их диалектики, и чем меньше их слова держатся на логике, тем больше они держатся на эмоциях. Это такая особенность человеческой природы, и потому многих из них даже не надо специально обрабатывать – многие сами готовы фанатично отстаивать такую позицию.
    Типичные признаки такого контингента: гипертрофированная уверенность в своей правоте, принципиальное нежелание допускать никаких сомнений, нежелание анализировать слова оппонента, неминуемые раздражение и злоба по поводу разногласия, оскорбления, угрозы, и стремление после высказывания своих обвинений сразу же переходить к выводам/действиям, не дожидаясь даже ответа оппонента. Все искренне защищающие тоталитарные режимы ведут себя именно так.
    Нежелание думать на вышеописанную тему – это такая форма неприятия неудобной/нежеланной/неприятной правды. И соответственно, поддержка (ну так уж получается) программы, в рамках которой хозяева сверху могут относиться к ним, как к расходному материалу. И суть спора с таким контингентом по этому вопросу будет: «Вы должны перестать позволять так относиться к себе…» – «Нет, нас устраивает именно так, и не мешай нам идти к тому, к чему идём!». Просто, в силу природы заблуждений (думаем одно, делаем другое), форма выражения получается иная.
    А теперь давайте подумаем: а по какому принципу была построена сталинская система? Как она должна была повести себя в аналогичном случае: как-то иначе, или точно так же? Вопрос не в том, кто был бы конкретным противником (система строилась за долгие годы до войны, и тогда ещё могло быть неизвестно, кому с кем против кого воевать придётся), а в том, какой в неё изначально закладывался принцип. И как, в соответствии с этим она должна была бы действовать, если бы противник поставил ультиматум: «Верховный, сдавайся – пощадим остальных»? Как должна была себя повести его система, если бы ситуация оказалась безнадёжно проигрышная: сохранить тех, кого можно, ценой потери власти/жизни верховного, или в бой до последнего человека, настолько, насколько вообще их получилось бы идти заставить идти за него умирать?
     Как бы поступил Сталин, если бы оказался перед дилеммой, что или народ потеряет на сколько-то миллионов меньше, но он потеряет власть, или он сохранит власть, но цена будет на столько больше? Какова была бы та цена, которая была для него допустимая сохранения власти? Сколькими единицами-тысячами-миллионами он согласился пожертвовать? И если бы вдруг так оказалось, что даже многомиллионные жертвы его бы действительно не остановили, то чему тогда в его понимании получалось равно достоинство людей, с которыми можно так поступать?
    Вот лично на моей практике, сколько не доводилось задавать такой вопрос сталинистам, ответа не получал не то, что аргументированного, а просто даже готового, потому, что им всем почему-то просто не приходило в голову смотреть на дело с такого ракурса. Они разбирают вопросы, кто кого и как где громил, у кого танки крепче и самолёты быстрее, у кого умнее инженеры, самоотверженнее бойцы и гениальнее командиры. Они лучше добавят в свой интеллектуальный багаж миллион первую статью на тему какого-то очередного подвига в бою за какую-то забытую деревушку, о котором никто ещё не писал, чем зададутся вопросом, что стояло за всей этой борьбой. Этот вопрос у их системы просто принципиально вне кругозора, из чего возникает другой вопрос: а с чего бы это?
Реакция будет (наверное) такой же, как тот гипотетический диалог с победившими-непугаными немцами, которые не верили бы, что с ними так поступят в случае поражения. Все те же самые: «Да не может такого быть! Да это просто бред!», оскорбления, угрозы, баны, или просто в лучшем случае молчаливый уход. Такая вот проблема с людьми нашего времени. А с людьми того времени гораздо сложнее.
Люди могли не знать. Или знать, но бояться говорить. Или просто не хотеть допускать его потому, что и без этого слишком тяжко было. Потому, что и без того пришлось нахлебаться столько горя, чтобы ещё и на него сил хватило. И размышления над таким вопросом угнетающе подействовали бы на боевой дух со всеми вытекающими из этого последствиями. И в конечном итоге независимо от того, как бы относился Сталин к советскому народу, это не отменяет отношения к нему Гитлера, борьбу с чем так или иначе пришлось бы вести. Поэтому это не отменяет значения всех их усилий, направленных на борьбу с ним (а может даже и увеличивать, если при таком отношении к людям сами условия становились ещё более трудными). Впрочем, может отменять кое-что другое.
    Есть у нас такие любители особо громко кричать «Мы выиграли войну!», при том, что выиграли не они, а их народ, но при этом слово «мы» у некоторых имеет ключевое значение. «Мы» – это означает «Вот он я. И я принадлежу к народу, который победил. А значит, крут и я. Бойтесь нас (таких, как я) и уважайте!». И с такой позиции этому контингенту очень нравится являть себя миру. И если бы их позиция была «Война – это в первую очередь трагедия всего человечества. Это общая скорбь, которая должна объединять его в стремлении не повторить её», то вопрос об отношении Сталина к своему народу на этом как-то амортизировался бы. Но с такого подхода им нечем подкормить свою гордыню, а когда они прут с программой «Мы надрали всем зад, и, если надо, можем повторить, так что бойтесь нас и уважайте!», то от несогласных сторон может быть вопрос: «А за что уважать то? За то, что вы позволяете к себе так относиться?». И вот этот вопрос им настолько всё портит, что принять они его ну никак не могут.
    «Не нравится – значит, неправда!» – у многих, увы, подход к политической правде именно такой, и в силу этого у некоторых вопрос получается неприемлемым. Аргументов у них нет, поэтому идёт просто хлопанье дверью или требование заткнуть задающего его.
    Возникает вопрос: а что, если всё же именно так, то чем может аукнуться нежелание думать об этом из-за таких подходов? А аукнуться это может тем, что когда-нибудь к народу могут так и отнестись и только из-за того, что своевременно об этом не думали и должных выводов из анализа истории не делали. Со всеми вытекающими из этого выводами в отношении народа, который выбирает для себя такой путь – такова получается плата за гордыню некоторых, которые требуют подавать им историю такой, какой им нравится. Но только им это всё равно, потому, что для них правда не то, что есть, а то, во что им нравится верить. И спорить с ними занятие неблагодарное, потому, что основные аргументы у таких под стать этому. Поэтому продолжение статьи не для них, а для тех, кому важно искать правду такую, какая есть, не зависимо от того, нравится она или нет. Так что такой контингент я в принципе не задерживаю, и они могут дальше не читать, ну а остальным я предлагаю ещё немного остаться и поразмышлять о том, что могло стоять за той самой «сильной властью», начальством которой некоторые так требуют гордиться.
    Если власть вождя народа держалась на тех принципах, которые я обрисовал, то для неё логичны определённые положения. Во-первых, сознание народа должно было бы обрабатываться так, чтобы не понимать смысл поставленного мною вопроса. «Без Хозяина мы никто, а с ним всё, поэтому всё, что без него, для нас неинтересно и бессмысленно» – если нет ответа на вопрос, значит, должно быть отрицание самого вопроса.
    Во-вторых, в случае победы пропаганда должна быть примерно такой: «Победил Хозяин. И только благодаря Хозяину мы победили.  Мысль, что народ мог что-то без этого Хозяина – абсурдна и недопустима». При этом «Победил Хозяин» на языке хозяина (наверное) будет означать, что он отстоял/закрепил/приумножил свою власть со всеми её особенностями, а народ, как был резидентом её правил, так и остался. А вот если бы народ победил так, что избавился от власти хозяина так к нему относиться, тогда это бы называлось на его языке «Победил народ».
    В-третьих, если не Хозяин для людей, а люди для Хозяина, то его система должна думать сначала о том, как спасти Хозяина, а потом уже людей для него. Всегда. Если где-то Хозяина не беречь, то и нечего думать о чём-то остальном. Это как в шахматах – если королю мат, то всё остальное побоку. В сознание (или подсознание) народа это будет внедряться как-то вроде «патриотизм – это когда мы говорим Родина – подразумеваем Хозяина, говорим Хозяин – подразумеваем Родина. Родина не мыслима без Хозяина, потому, что без Него всё развалится, поэтому за Хозяина – это синоним понятия за Родину».
    В-четвёртых, чтобы система выдержала максимальную нагрузку, её нужно соответствующим образом готовить. Например, в проигрывающей Германии не всех устраивал фюрер, за которого до последнего надо было идти в бой, и на неудачника посыпались покушения. Ведь если люди почувствуют, что ты их за собой на дно тащишь, то они же и восстать могут? И именно это попытался, например, сделать фон Штауффенберг в операции «Валькирия», чтобы спасти «Родину» от Хозяина. А вот чтобы этого не допустить, логично своевременно проводить кое-какие чистки. Почистить потенциальных «фон штауффенбергов».
    Чистка должна убрать слишком норовистых, свободомыслящих, свободно высказывающихся, и т.п. людей, способных восстать в критический момент. Одним словом, всех способных мыслить по-разному, и на языке системы называющихся «ненадёжными». Расстрелять, посадить, уволить – варианты могут быть разные. Оставить только надёжных, преданных хозяину людей (боящихся восстать), и готовых за него сражаться до последнего, требуя того же самого от нижестоящих. К тому же как знать: а вдруг подвернётся возможность расширить территорию своего культа, увеличить количество обращённых? Для этого же придётся воинский контингент туда сначала отправлять, чтобы научить любить нового хозяина (ведь «по-хорошему» то люди вдруг не захотят принимать новый режим?). А тут тоже всякие несогласные могут начать рассуждать «Правильно-неправильно», Зачем культу такие рассуждающие? А вот говорящие «А что тут рассуждать? Сказал Хозяин: «правильно», значит, правильно, а если сказал «неправильно, значит, неправильно» – совсем другое дело. А остальных надо истреблять – они «враги и предатели». Так что тоже кое-кого надо своевременно поубирать, ну или хотя бы научить молчать. Вот и получается необходимость «зачищать».
    Только чистка – вещь, знаете ли, грязная. Если начинаешь кого-то травить, тебя начинают ненавидеть его близкие, ты вынужден распространить травлю уже и на них тоже – волна дальше распространяется. Это принцип болота, котором чем сильнее дёргаешься, тем сильнее засасывает. В общем, размах у задачи может получиться гораздо шире, чем хотелось бы, и этим трудно управлять. А травля тоже штука тонкая: если обоснованных поводов преследовать люди себя не дадут, значит, фабрикациями какими-то придётся действовать. Пытками, методами всякими специфическими, с нарушениями норм делопроизводства, и делами, шитыми белыми нитками. А для этого нужен специальный контингент всяческих доносчиков, фабрикантов и палачей. Ну а тут люди всякое говорить начнут, со стороны наблюдающие, а такие разговоры не нужны системе, а такие разговоры тоже надо пресекать. Значит, нужен соответствующий масштаб, соответствующие условия для развития нужных контингентов, которые бы своей деятельностью вычистили бы всех тех, кто в систему не вписывается. А как объяснить репрессивному аппарату, какая задача от него требуется – напрямую-то, наверно, не скажешь, и приказ не напишешь. Надо как-то намёками и действиями приучать понимать, что от кого требуется. А там пусть угадывают, какие задачи надо выполнять, чтобы оставаться на своих местах, и выполняют их в меру своего понимания.  А это опять же через то же самое отношение к людям и делается. Ну а яблочко то от яблоньки недалеко падает: если вождь посредством таких методов о своём положении думает, то играющие по его правилам на своём месте аналогичным образом о своём будут. И не всегда в интересах того, чтобы убрать только неугодных одному лишь Хозяину. А иногда и в интересах своей собственной иерархии власти, которая на базе хозяйской власти держится. Так что «погрешность» процесса может набежать такая, что мало не покажется.
    Возникает вопрос: а что, если под такую чистку попадут самоотверженные, решительные, имеющие опыт боевых действий командиры, столь необходимые в преддверии предстоящей войны? Ну, значит, попадут – не отклоняться же от генеральной линии из-за таких издержек? Демографический ресурс большой, территория тоже – если что, отступить есть куда, и есть чем пополнить лишние потери, пока новые командиры доберут недостаток опыта методом проб и ошибок. Так что одно из объяснений нехватки опытных командиров в первые годы войны можно найти и здесь.
    Кстати, вам доводилось когда-нибудь работать на фирме с постоянной текучкой кадров, или иметь дела с такой фирмой? Если не доводилось, то поговорите с теми, кому доводилось, пусть вспомнят, в каком бардаке постоянно находятся дела. Начинает что-то делать один, продолжает другой, а заканчивать должен третий. И всё время чего-то не хватает, и всё время чего-то не поспевается, и всегда каждый всё валит на остальных. Только армия – не фирма, а враг не заказчик, которого можно немного подинамить и самортизировать на его терпении свою неорганизованность. Он просто прёт вперёд и ему глубоко плевать, по чьей вине не удаётся организовать должное сопротивление. Чем хуже дела на «фирме», тем ему лучше. Поэтому, расширение армии перед войной добавляет фактор неизбежной текучки, а «чистки» его усугубляют. Причём усугубляют не только увеличением количества замен, а самими изменениями нравов: если вдруг нормой станет подсидеть своего начальника, на место которого метишь, негативно на боеспособности такие нравы могут сказаться.
    Давайте подумаем, а что же может получиться в результате такой чистки, если предположить, что она в той или иной мере всё же имела место? Общество получает дефицит в области смелых и решительных людей, и переизбыток безынициативных командиров, которые скорее бойцов в пекло бросят, зная, что у них нет шанса, чем посмеют ослушаться приказа. Переизбыток стукачей и трусов, приученных думать в первую очередь только о спасении своей шкуры, и готовых бежать с поля боя, уменьшая шансы остающихся. Переизбыток людей, которые думают о том, как прикрыть свой зад и переложить с себя ответственность, пусть даже ценой увеличения всеобщей неразберихи в критической ситуации. И наконец, просто людей, ненавидящих за всё это такой режим, и не готовых стоять насмерть за неё только поэтому.
    Получается, хлебнуть может народ лишнего горя с таким режимом. Лишние потери понести. И пока война естественным отбором всё это не высушит, будет учиться воевать народ ценой лишних ошибок. И вот тогда, чтобы спасти положение, в некоторых ситуациях могут и потребоваться столь жёсткие и решительные меры, которые не дадут системе развалиться окончательно. Меры, которые в ином режиме и не нужны были бы, но в данном случае без них окажется не обойтись. И тогда на языке защитников культа личности это и будет называться «Если бы не Хозяин, то…».
    Небольшая порция пищи для размышлений: переставал ли при том дефиците сил для борьбы, который наблюдался в некоторые особо напряжённые моменты противостояния, работать карательно-репрессивный аппарат? Или попробуй какой-нибудь боец что-то сказать, хоть как-то подрывающее личный авторитет культа Сталина, и недремлющий особый отдел им займётся незамедлительно, чтоб без лишних задержек прямо с фронта он был оторван и отправлен в соответствующие инстанции? Просто, если так, то что же тогда получается, что эффективная победа не настолько важна, как незыблемость авторитета Хозяина? А ведь были такие моменты, когда сил для обороны катастрофически не хватало, и даже сама победа была для многих сомнительной. А тут ещё и система сама отщипывать ресурсы готова – тогда получится, что же, избежать лишнего риска поражения не настолько важно, как угрозы авторитету Хозяина? Или может, дело в том было, что работала программа, заложенная в систему, согласно которой победа нужна только во главе со Сталиным, и никак иначе, а ни о какой иной победе речи и быть не должно было в принципе? И в рамках такой задачи борьба за эту победу была приоритетнее борьбы за любую другую победу, хоть при каких условиях? И потому заложенная им программа всё время работала в дежурном режиме, и никуда отклоняться от него не собиралась. И тогда в рамках установки на победу со Сталиным можно думать о том, чтобы получить её как можно меньшей ценой, но только в рамках этого курса. И чтобы получше всех заставить это дело уразуметь, почаще заставлять повторять бойцов, за что они сражаются: «За Родину, и за Хозяина!».
Так что думайте, кем кому нравится быть.