Озарение

… однажды утром ты вдруг замечаешь, что размер твоего черепа,не совпадает по размеру с кожей, ранее туго обтягивающей его. То есть чехол из кожи несколько великоват для костей черепа. Размерчик не его. И ты понимаешь, что виновен не он. Кожа. Она постарела, стала виснуть и покрываться пятнами. Местами она просто свисает складками и мешками. Глаза, при ближайшем рассмотрении ими же, оказывается уже давно не голубые, и даже не светло-голубые. Под нависшей над ними кожей скрываются поросячьи глазки, выгоревшие то ли на солнце, то ли от времени. Медленно-медленно ты начинаешь осознавать: что-то здесь не так, и, найдя паспорт, долго изучаешь вторую страницу, глядя в лупу. писдес, оказывается, не пришел и осматривается, а наступил. Наступил коварно, как и положено писдецу. Без объявления и неожиданно. Во всей красе. Не переставая на что-то надеяться, ты все же снимаешь рубашку и вдруг обнаруживаешь, о ужас, у тебя есть грудь. Обвислая правда и отвратительно мягкая. (Хотя будь она упругой, не думаю, что настроение бы вернулось). Ниже груди находится (точнее свисает) живот без каких либо признаков мышечного каркаса. Вообще весь мышечный каркас вызывает жалость и резь в глазах. Это просятся слезы наружу. (Ты, блять, стал еще и плаксой). Хрустнув суставами, поднимаешь руку и, проведя ею по шишковатой, неровной голове, ты понимаешь, что коротко ты не стрижешься, а спасаешься от знания. Знания твердого как сталь и острого, как раскаленная игла, вошедшая в мозг. Ты лысый. Лысый!!! Более того, ты лысый старик! Боже! …
Немного придя в себя, но не смирившись с ужасным открытием, ты становишься боком к зеркалу  и, бледнея, замечаешь сутулую спину с двумя острыми лопатками, похожими на рудиментарные крылья. Улыбнувшись мимолетной игривой мысли, что, возможно, ты ангел, тут же замечаешь свою жопу. Точнее, еле замечаешь ее. То, что когда-то бодро торчало и оттопыривалось, теперь, как раздавленная жаба, повисло ниже поясницы с двумя валиками жира по бокам. Хотя это даже не жаба, а скат, морской скат, которого трахнул кит. Медленно, страдая от боли в шее, отвернув голову, ты, пожав острыми плечиками, щелкая, как рыцарь доспехами, коленными чашечками, идешь к дивану и принимаешь позу мыслителя, стараясь не прислонятся к спинке диванной правой почкой. Камни сука…. Думаешь о погоде и ноющей лодыжке, затем, резко перескочив на мысль о том, какая тварь была твоя последняя женщина, задумываешься о женитьбе. Сработал инстинкт самосохранения. Ё***ая кружка воды. ё***ая старость. Ты, оказывается, к ней был не готов. Был типа занят и не успел. Якобы занят. А что, кто-то готовится к встрече со старостью? Не? Или все готовы?  Представляю как я, поглаживая расшалившуюся печень, с хитрой улыбочкой встречаю ее на пороге и, типа в суете, радуясь и предвкушая удивление гостьи, быстренько веду ее сразу в подвал и показываю свой давно готовый гроб. Затем, со словами: «Знай наших», сбрасываю пыльный (долго не снимали) чехол с памятника самому себе, с датой рождения, но без даты смерти - единственное, чего ты не сделал. Старость, потрясенная, садится в заранее приготовленное кресло, закуривает, щелкнув одноразовой зажигалкой, и говорит одно только слово – «Охуеть». Ты, склонив голову набок (правое ухо не слышит), киваешь медленно головой и предлагаешь выйти в сад, к чаю. Охреневшая от неожиданности старость, поднимается с тобой наверх и выходит в сад. Садится за стол и спрашивает, щурясь на солнце, срывающимся голосом: "Кто ты? Как ты смог уделить столько времени из своей драгоценной веселой жизни, мне, скучной, убогой старости?" Ты садишься, разливаешь чай и, выдерживая мучительную паузу, якобы отмахнувшись от вопроса, вопрошаешь сам изумленную повелительницу времени: - "Сколько кусков сахару, мон шер? Может молока?" Старость изумленно разводит руками. Занавес.

Горячий ключ 2017 г.