Интермундия - 1

Глава 1
Когда необходимо рассказать о самом главном, о самом важном или об основном, можно, по большей части, представить, как и по каким тропинкам следовало бы вести речь, что бы добраться до известной цели. Совсем другое дело, когда требуется говорить о самом сокровенном. Как будто оказываешься в невероятном пространстве, где не за что ухватиться и не от чего оттолкнуться, где нет никаких координат. Прежде всего, потому, что непонятно кем и зачем требуется обналичить то самое сокровенное.
Невероятно давно, в позапрошлой или даже позапозапрошлой жизни мне было 22 года. Я закончила университет и, готовясь к поступлению в аспирантуру, целыми днями просиживала в архиве или в библиотеке. Окружающие меня люди, да и вообще весь мир, были мне неинтересны и, по сути, не нужны. Только книги и архивные документы удостаивались моего непрестанного внимания. В читальном зале у меня было своё место – своя маленькая крепость в виде столика с зелёной лампой, где можно было читать, позабыв о том, что весь мир повис, что нет ни одного пристального взгляда, что совсем никак невозможно одолеть бесконечный путь от сосен до пальм; читать, не обращая внимания на то, как напротив очаровательно шепчутся какие-то девицы, на все эти совершенно случайно попадавшие в поле зрения бодрые ноги, обручи, лошадиные гривы, доспехи всадников, дрессированности, тюленьести, львиности, тигринности, черепашистости и даже на пятки ахиллесовы. Библиотека была моим ковчегом, моим летучим голландцем, моим межгалактическим кораблем.
Именно тогда, когда я была всецело поглощена чтением воспоминаний о жизни столетней давности, в один из самых солнечных и ярких дней на исходе лета, мне довелось обнаружить за соседним столом  необычайную девушку. Необычайность эта проявлялась прежде всего в её поведении, в мимике, жестах и взгляде. Усердно и скрупулезно работая со своими книгами, она иногда внезапно надолго отвлекалась и заворожено смотрела куда-то в пространство. Сначала мне казалось, что она созерцает что-то непостижимо прекрасное, однако, проследив за ее взглядом, я не обнаруживала ровным счетом ничего, что было бы достойно такого самозабвенного созерцания. Наверное, именно этим она и очаровала меня. Мне было настолько приятно исподволь наблюдать за ней, что даже мои научные изыскания отошли на второй план. Не помню, как долго это продолжалось: может неделю, а может и месяц. И вот однажды, когда я в очередной раз решила посмотреть на нее украдкой, мои глаза внезапно встретилась с ее. На самом деле не встретились вовсе, а столкнулись обожглись и отбросили взрывную волну куда-то в совсем неведомые мне дотоле глубины моего существа. Она смотрела на меня и улыбалась. Но вместо того, что бы улыбнуться в ответ, я стремительно отвела взгляд и замерла, не в силах пошевелиться. А уже в следующий момент я ощутила ее присутствие совсем совсем близко, настолько близко, что её пружинящая теплота с запахом соснового леса и едва уловимым отголоском моря поглотила меня. Словно ныряя, я посмотрела на нее вновь. В её взгляде было какое-то противоречие: для ясных искрящихся глаза, он был через чур тягуч и даже протяжен. Она провела по своему правому веку большим пальцем. Я, будто почувствовав  её прикосновение, замерла, остановила взгляд на ее руке, точнее детских разноцветных часах на ее левой руке. Почти игрушечные часы, и рядом с ними какой-то совсем самодельный браслет… или два. Тогда я впервые услышала ее голос. Она спрашивала меня о чем-то, но я никак не могла взять в толк о чем. Мне казалось, что я поняла все слова, но смысл вопроса почему-то ускользнул от меня. В то время, когда я напряженно пыталась что-то сообразить, она встала и направилась куда-то. Несколько выжидательных секунд я мучительно сомневалась, но все же последовала за ней, выдерживая ровно такую дистанцию, которая позволяла не потерять ее из вида. Так мы оказались в библиотечном  кафе «Старый замок».
Когда я перешагнула порог этого самого «Замка», она уже сидела за столиком и… улыбалась мне. Боязливо и осторожно я направилась в другую сторону, но, в, то же мгновение, поймала ее недоуменный взгляд. В нем совершенно ясно читался по-детски непосредственный вопрос: «Ты не хочешь?». Как-то я шла по улице в дождь и уже изрядно промокла, когда ощутила вдруг тепло, вернее почувствовала, что дождь надо мной резко прекратился. Остановившись и обернувшись, я увидела маленькую девочку лет восьми. Она держала свой зонтик надо мной. И в тот момент, когда я, поблагодарив ее, отказалась от помощи, у той девочки был абсолютно такой же взгляд.
Осторожно подсев к ней за столик, я с болезненным усилием сосредоточилась, сфокусировалась на его поверхности, как-то непрофессионально покрытой лаком и от того замысловатой. Когда же наконец подняла голову, то вновь встретилась с пронзительностью ее ясных глаз. Я была обескуражена. Все моё самолюбие, вся убежденность в собственном величии, устремлявшие меня, разбились вдребезги.
Именно в тот момент, со мной случилось что-то. Но что именно я так и не смогла понять за прошедшие годы. То и дело я стала ощущать словно бы какое-то странное посольство, стаю вестников, непонятно кем и куда отправленных, но, не смотря на это, неустанно продолжающих перемещаеться и не где-то там, а здесь - по всем этим бесконечным сосудам и даже самым крохотным капиллярам, измождая сердце и стирая до зияющих дыр минуты, часы, дни, годы. Есть ли у всех этих вконец измотанных и насмерть уставших бедолаг хоть какое-нибудь завалящее послание? Или назначение? Скорее всего у них нет и не было ни того не другого. Но в таком случае, должна же быть некая сила, которая заставляет их двигаться дальше.
Через два десятка лет и тысячи километров от той действительности, октябрьским утром, я сидела в церкви в ожидании мессы. Какая-то женщина спросила, свободно ли место и, получив утвердительный ответ, села рядом со мной.  Я не обратила на неё ровным счетом никакого внимания, так как была полностью погружена в свои размышления. Когда настало  время обычных рукопожатий с пожеланием мира, моя соседка первая протянула мне руку. Это рукопожатие мне внезапно захотелось продлить подольше, мне вдруг показалась, будто соприкоснувшись с этой незнакомкой, я оказались где-то далеко, за пределами привычных четырех измерений…  Действительность начала как-то причудливо двоиться. Именно в этот момент я внезапно вспомнила ту самую встречу из  моей позапозапрошлой жизни.
После Мессы мы познакомились.
--- Мы с вами живем на одной улице.
Я недоуменно посмотрела на нее. Голос был уже не тот, не такой чистый как прежде, но глаза всё те же. Но может быть это вовсе и не она? Может мне просто показалось?
--- Не удивляйтесь, мы ведь здесь все давно живем и друг друга хорошо знаем. Так что новые люди всегда приметны... Знаете, а давайте на ты… Вы не против?
--- Нет совсем не против. Тем более…
А что собственно «тем более»? Мы были прежде знакомы? Но ведь я даже не помню имени той девушки, что бы сравнить. Спросить о том городе и той библиотеке я не решалась, раз уж она сама об этом не упоминает.
--- А чем ты занимаешься сейчас?
--- Да чем… ничем глобальным, читаю в основном.
--- Да? --- странно, что она этому удивляется. Значит, все же не она? У одного из домов мы остановились. Мы смотрели друг на друга и улыбались. Это было так долго и так протяжно, что  когда она, указывая на дом, возле которого мы стояли, что-то произнесла, я сначала даже не поняла о чем речь.
--- Вот здесь мы и живем, - и пока я не успела подумать, кто эти «мы», внезапно добавила, - У меня много книг. Правда, я не знаю, какие тебе нравятся. Хочешь, зайдем ко мне сейчас, и ты сама посмотришь книги, и если что-то подойдет, возьмешь себе.
Меня будто бы перевернули и облили ледяной водой. Я с трудом выдавила из себя:
--- Это очень мило с Вашей стороны…
Она посмотрела на меня растерянно:
--- Мы ведь уже на ты?...
--- Да, конечно. Я просто не могу привыкнуть пока…
--- Так что же? Пойдём!? Или у тебя есть какие-то неотложные дела сейчас?
Мне и самой хотелось к ней зайти, но было как-то неловко, тем более, это непонятное «мы». Видя мою нерешительность, она ещё настойчивее повторила: «Пойдем-пойдём!», и даже почти ухватила меня за рукав. В тот же момент какая-то непонятная сила, развернула меня на 180 градусов и заставила бежать, куда глаза глядят. Это, конечно же, было глупо, невероятно глупо. В ближайшем убежище между двумя домами, я затаилась, опираясь о стену. Что сейчас происходит? Почему мне так больно от любого соприкосновения с этой самой обычной женщиной, с которой я даже толком и не знакома. Я не хочу так. Моя жизнь была всегда упорядоченной, мне довольно хорошо удавалось оберегать свой покой от любых посягательств извне. А теперь, на ровном месте, я не могу успокоиться. Этого не должно быть. Стоп! Я взрослый, здоровый и в настоящий момент даже трезвый человек и я отлично понимаю, что чем больше я буду убегать, тем больше буду погрязать во всей этой несуразице и эта боль, она ведь не исчезнет никуда, станет привычнее и глуше и исподволь подчинит себе любое моё движение. Когда-то я надеялась, что все наоборот, и сбежав можно решить любую проблему; но теперь-то я знаю, что это не так. Почему я поступаю по-старому? По-старому? А разве я уже когда-то так делала? Кажется да, но почему я не могу вспомнить? Такое отчетливое ощущение, что это уже было когда-то. Наверное, просто Дежавю.
Я постаралась успокоиться.
Дома позвала мужа на кухню, заварила чай и спросила:
--- Макси, скажи, только честно, почему ты живёшь со мной?
--- Лапулёныш, я же люблю тебя, - он вздохнул как будто бы с облегчением, улыбнулся, взял меня за руки.
--- Ах, Макси, эта причина хоть и необходимая, недостаточна ведь для совместной жизни.
--- Что ты, наоборот. Достаточная, но не необходимая… Столько людей живут вместе безо всякой любви.
--- Да? Разве же это возможно?
--- А то как же… Да ты посмотри вокруг.
Я зачем-то оглянулась, посмотрела по сторонам:
--- Я-то думала, что они, те, кто безо всякой любви, просто живут рядом. А для того, что бы вместе хоть какая-то любовь необходима.
--- Ты странная какая-то сегодня. Говоришь необычно. Мы вместе!
--- Да. Так и есть, - как только я произнесла эти слова, совершенно неожиданная невероятная мысль  пронзила меня: «Если кто-то из нас не живёт, то уже не вместе. И вообще относительно чего я и ты – вдруг мы?». За ней необоримым потоком обрушились другие. Их было так много. Я тщетно старалась отследить их, но это было все равно, что следить за голосом, который говорит слишком быстро для того, чтобы записывать за ним на бумагу. Этот голос был моим собственным. Всё распадалось и дробилось. Я пыталась сосредоточиться на самом малом – на какой-нибудь простой и очевидной мысли. Пыталась, например, ухватиться за «уже поздно», но и «поздно» и  «уже» моментально исчезали, так как  не было определения ни для «поздно», ни для «уже», ни для самого определения. Самое малое, на поверку оказывалось беспредельным, самое ничтожное разбухало до невероятных размеров. Мысли дробились, разбухали, дробились вновь безостановочно все быстрее и быстрее, но вдруг, когда, казалось стало уже совсем невозможно чувствовать и сознавать что-либо, где-то в глубине  будто раздался взрыв… Я смогла наконец вдохнуть и выдохнуть вновь:
--- Я живу?! Мне стыдно за ошибку. Прости!...
--- За какую ошибку?
--- За то, что так далека от правды.
--- Ну, Лапулёныш… Удалённость от правды – не ошибка, а обстоятельства. Так устроен наш мир. Ложь неотъемлема от него – его порядка, его логики, его смысла.  Ложь повсюду. Вот смотри, - он дотронулся до рисунка на кружке с чаем, - нарцисс. Так называют этот цветок. Но это же неправда. Этому цветочку неправильное имя дали, он скромный и нежный, и при этом смелый безумно, все холода со стойкостью переживает, он бывает белый как снег, а от солнца у него сияющий ангельский ободок, а еще он может вдруг пролететь бабочкой перед самым твоим носом, я очень полюбил этот цветок. А такое название подошло бы розам, например, они уже к тому же давно потеряли свою розовость. Да ведь и вообще розовость им и не присуща. Розой, по сути, оказался горицвет, этот розовый цветок.  Всё в этом мире перепутано, прикрывается ложными именами. Ложь на самом деле гораздо важнее правды, ведь она оберегает самое сокровенное. Так же и с каждым человеком. Существование его это нить, прочность которой создаётся не тем, что волокно правды проходит через неё по всей длине, а тем, что в ней переплетаются друг с другом много волокон лжи, которые непрерывно продолжают друг на друга.
Он говорил ещё долго, спокойно и уверенно. Я давно уже не слышала его. Мне не было не тяжело, не тоскливо, не больно; меня как будто бы вообще не было.

продолжение в главе 2.