гадалка

Кот ходит и орет по дому:
- Мяу, Мяу, Мяу.
- Чего, орешь, - спрашиваю.
Продолжает орать:
- Мяу, Мяу, Мяу.
- Вот поэтому тебя никто и не взял, - говорю, - к кому я тебя только в Москве не пристраивал. К поэтам, музыкантам, журналистам, артистам, педагогам, инженерам, правозащитникам, даже к бизнесменам!
- Мяу, Мяу, Мяу, - орет кот.
- Вот и живи теперь со мной в Южном городе.
- А мне тут нравится, - говорит кот, - тепло, свежий воздух, кошечки молоденькие.
- А чё орешь, - спрашиваю кота.
- Хочу и ору, - отвечает кот.


Факультет МГУ, который я закончил, пользуется недоброй славой у психологов и психиатров. Один раз я ехал в одном купе с тремя психологинями. Они возвращались с какого-то конгресса из Самары и быстро нашли общие темы для разговоров. Всю дорогу они обсуждали суицидальные состояния, гештальт-терапию, индийские трактаты, а иногда даже рассказывали случаи из своей практики, которые по клятве Гиппократа рассказывать, конечно, нельзя. Я сидел в уголочке, скромно пил чай и читал Пятигорского. Не знаю почему (кажется у них зашел разговор, кто что закончил) одна женщина лет сорока неожиданно спросила меня, что закончил я. Я оторвался от книжки и немного конфузливо ответил:
- МГУ. Механико-математический.
В купе повисла долгая, гнетущая тишина.
Женщина посмотрела на меня, вздохнула и сострадательно произнесла:
- Ну ничего, ничего. Философы, математики, все у нас будете.


Когда вез кота в Южный город особых происшествий не было, если не считать того, что ветеринарный пункт в Шереметьево был в терминале D, а я вылетал из терминала B. Расстояние 5 километров. Пришлось брать такси. Кот не любит переноску. Дома в нее кота не загнать. Пока засовывал, остались красные полосы от когтей. Но как ни странно на таможне кот из переноски вылезать не захотел (животное должно просвечиваться вместе с человеком, надо взять кота на руки и прижать к груди). Что с ним случилось непонятно. Пока вытаскивал, уже на моей левой руке осталась кровоточащая полоса. И вот я держу кота, кот вырывается, переноска просвечивается, рюкзак просвечивается, и вдруг таможенник говорит, что у меня в вещах обнаружен нож. Зачем он мне понадобился не знаю. Наверное, забыл вынуть ножик с лета, когда был на даче. И вот значит таможенник вынул нож и стал его измерять. Нож швейцарский, в габариты явно не лезет. Такой же у меня забрали в Казани. И вот он значит осматривает нож и видит, как я одной рукой держу переноску, второй кота, по моей руке стекает капелька бордовой крови и вдруг этот мальчик двадцатилетний в белой форменной рубашке громко и очень отчетливо, чтобы слышала начальница смены говорит: «Нож по габаритам»,- и быстро и судорожно прячет мой негабаритный нож в мой рюкзак. Я стою с котом и думаю: «Милый ты мой, милый».


Все-таки скучаю по Москве. Особенно это чувствуется, когда ненадолго приезжаю из Южного города. По родственникам, по племянникам, по всей этой страдательной литературной братии, по вечерам и посиделкам, по толчее в метро (о этот голос следующая станция Чистые пруды), по дурацкой собянинской плитке, по Пятерочкам и Дикси, по затхлому запаху электричек и голосам торговок "вода, пиво, сухарики".


Стал забывать фамилии. Говоришь, говоришь, цитируешь. А потом. О-па. Чей стих, кто написал. Только воздух жуешь и все. Помнишь, что он тебе штопор передал, что портвейн "Ливадия" с горла пили, что юную поэтессу увел у тебя. Да и поэтессу не помнишь. Как ее звали. Люда, Лида, Валя. Платье желтое помнишь, глаза ее синие, строчки корявенькие, помнишь как она смеялась и стряхивала жеманно пепел, море помнишь и закат и все эти пши-пши-пши, и стихи его, каждую букву, а имен не помнишь и фамилий не помнишь. Так бу-бу-бу-бу. Бу-бу-бу-бу.


Был на могиле у папы, посидели, потом ехал с братом и его семьей в электричке. Когда на вокзале брат нырнул в метро, я вышел на улицу покурить. Неожиданно ко мне подскочила странная характЕрная женщина, схватила меня за рукав и закричала: "Автобус на Чебоксары, автобус на Чебоксары".
У меня выпала из рук сигарета, я резко отшатнулся и подумал: "Кем я стал к 50-ти, что меня отправляют в Чебоксары. Кто там вообще живет в этих Чебоксарах? Неужели я, проживший в Москве 30 лет так и не стал здесь своим и меня можно легко отправить в Чебоксары. Почему меня не отправляют в Казань или Анадырь, а посылают в Чебоксары".
Я подошел к рекламному стенду и вгляделся в свое отражение. На меня смотрел не старый, но и давно не молодой мужчина. У него были морщины у глаз, серая кожа и родинка на подбородке. За моей спиной стояли зазывалы и переговаривались между собой:
- А этого ты спрашивала?
- Да он какой-то странный.


Как я счастлив, что живу на юге. Наконец-то я могу не скрывать свои эмоции. Прожив 30 лет в северной Москве я был вынужден ежесекундно скрывать свой взрывной невыдержанный южный темперамент под маской скучающего безразличия. Я мысленно убивал толкающихся пассажиров метро, душил неторопливых продавщиц, проклинал громко орущих детей и кидал камни в огромных клыкастых псов. На Юге я могу это делать абсолютно легально. Я могу ругаться на рынке с молочницами за каждую копейку, я могу спорить о политике Верховного Главнокомандующего и посылать его в жопу, я могу скандалить, требовать и ужасаться. И заметьте никто, никто не подумает, что я сумасшедший. Я могу сегодня посориться, а завтра помириться, я могу ехать в электричке Южный город - Евпатория и на протяжении всего пути доказывать дряхлому старику, что его инжир дрянь, а он сначала схватит меня за грудки, а потом нальет 60-ти градусный чачи и мы будем рыдать и смеяться, как безумные. Я могу здесь три часа просто говорить и меня будут слушать, а не мрачно кивать и поддакивать, как на Севере. Я могу не хвалить Мандельштама и Олешу и не ругать Верочку Полозкову, я могу не читать газет и журналов и вместо канала Культура смотреть ютуб. А самое главное я люблю южных женщин. Черноволосых, с крутыми бедрами и стройными ногами, с кричащей красной помадой, с розовыми ногтями в 5 сантиметров, торчащей шелковой комбинацией из-под кожаной юбки, в пышных синтетических шубах, как у барашков. О эти, шумные, язвительные и пылкие южные женщины, так жаждущие не айфонов, а любви!


Сижу и пью кофе в кафе Южного города. Обеденный перерыв. За одним из столиков сидит девушка. Рядом с ней ноутбук. У девушки романтический взгляд, она черноволоса и немного полновата, что ей даже идет. Девушка щебечет по мобильному телефону, а я подслушиваю.
- А разве Таврический университет выделит на это деньги?
На той стороне что-то отвечают.
- Ну все-таки Грин не Пушкин, мало денег выделят.
О девушка похоже филологиня.
- Значит выделят. А лекторам?
Да если лекторов не кормить, они такого вам расскажут про Грина, что вы окочуритесь. Сочувствую девушке.
- Их поселить надо и кормить.
Голодный лектор хуже татарина. Что может рассказать голодный лектор необъяснимо. Например, он может рассказать, что Гончаров, путешествуя на фрегате Паллада заходил в Крым.
- Вы им скажите, что Грин для Крыма, как Достоевский для Питера, а то денег не хватит.
На той стороне начинают понимать значимость Грина для мировой культуры.
- И еще их надо встретить в аэропорту или они на поезде поедут? На поезде? Сейчас поезд из Питера пустили через мост.
Я вижу, как ленинградские седые старички-лекторы едут в плацкартном вагоне в Крым. По дороге они жуют вареные курицу и яйца, пьют Новотерскую и разговаривают о тяжелой судьбе крымского писателя Грина.
- И надо не забыть их свозить в Ялту. Почему в Старый крым? А да, конечно в Старый Крым, там музей Грина.
- Да, - говорю, - там еще тропа, по которой Волошин ходил к Грину.
Сказав это я понимаю, что выдал себя. Я подслушивал. Мне стыдно.
Черноволосая девушка отрывается от трубки и с интересом смотрит на меня.
- Какая тропа? - ни много не смутившись спрашивает девушка.
- Горная, - отвечаю, - вдоль моря, в Коктебель.
Девушка бьет себя по лбу и говорит:
- Точно!
Потом опять берет трубку мобильного телефона и начинает в нее кричать:
- И еще там тропа, тропа.
На той стороне видимо тоже не понимают.
- Какая, какая! Горная! По ней Волошин ходил.
Похоже все успокаиваются. Всем хорошо.


Покупаю молоко на Центральном рынке Южного города. Взял пластиковую бутылку и пячусь назад, чувствую толкнул кого-то, слышу:
- Не толкайтесь.
Оборачиваюсь. Стоит немолодая, но прелестная и веселая женщина. Меня опять толкают, и я наступаю ей на ногу. Женщина ойкает:
- Что же это такое.
Немного думает и произносит:
- А хотите я вам погадаю.
Мне интересно.
- С чего бы это? - отвечаю.
- Ну судя по всему, что вы за десять секунд толкнули меня и наступили мне на ногу у вас слоновья болезнь.
- Нет, - говорю, - у меня слоновьей болезни, просто толкаются все.
Но ладонь даю.
Женщина поправляет прическу, отводит в сторону прядь со лба, берет мою ладонь и долго рассматривает.
- Вы родились на юге, но выросли в снегах. У вас, - говорит, - было счастливое детство, в кругу вашей семьи было принято дарить подарки и любить друг друга, вы часто гуляли на берегу моря и дышали свежим воздухом.
- Продолжайте, - киваю ей. Я и вправду родился на Кубани, а вырос на Камчатке у Тихого океана.
- Вы много и хорошо учились и уехали в большой город.
Киваю, я и вправду в 16 лет уехал учиться в Москву.
- Но там счастья не обрели, у вас второй брак и нет детей.
Озадачиваюсь.
- Вы способны достичь необъяснимых высот, но на вас поставили сглаз.
- Ага, - отвечаю, - и теперь у меня слоновья болезнь.
- Вы зря смеетесь, - улыбается, - если вы сейчас пойдете ко мне, то мы легко снимем сглаз.
Я осмотрел свои пакеты, в которых лежали молоко, сметана, домашний сыр, укроп, кинза, редиска, помидоры, сырокопченая колбаса и малосольная хамса. Я представил, как иду в дом этой прекрасной рыжей женщины. Она заводит меня в темную комнату, надевает халат с блестками и синий высокий колпак с маской, гасит свет, зажигает свечи, шепчет заклинание и изгоняет демона слоновьей болезни, обрызгивая меня водой. От неожиданности я вскакиваю, бьюсь головой о висящую над дубовым столом зеленую лампу. Мне больно, я хватаюсь за голову. На этом месте воображение сыграло со мной злую шутку, и я воскликнул:
- Ой, больно!
Женщина осмотрела меня и произнесла:
- Не бойтесь, больно не будет, будет хорошо.
Но я почему-то не пошел за женщиной, а побрел домой, еще раз наступив ей на ногу под воздействием слоновьей болезни.


Смотрю ролики "Ученые против лженауки". Развенчал мифы о встрече шумеров с инопланетянами, о происхождении санскрита от древнерусского и о всемирном заговоре. Как жить.


Я фея Хуавэя
Не вдохновлю - развею.
В чем жизнь - терпеть, терпеть
И тихо умереть.


Проблема водки в том, что вокруг нее создан отрицательный ореол. Представьте. Не спиртзавод, а водкакурня. Не перегар, а легкий манящий аромат. Не чеченовка, а Южный склон Кавказского хребта урожая 2009 года.


- Здравствуйте, вас беспокоит компания МТС, оператор Антон.
- Чего?
- Я говорю вас беспокоит оператор Антон.
- Чего?
- Для всех абонентов линейки Тарифище мы предлагаем домашний Интернет и домашнее телевидение.
- Чего?
- Я говорю домашнее телевидение. Вы меня слышите?
- Чего?
- Я говорю домашний интернет. Похоже вы меня не слышите.
- Чего?
- Давайте я в другой раз перезвоню.
- Да, давайте, давайте.
Пи-пи-пи-пи.


У меня с российским телевидением чисто стилистические разногласия (с). Поэтому только ютуб и Матч ТВ.


Сегодня для меня в Южном городе случилось знаменательное событие. Те полгода, что я здесь живу, я ходил расстояние от работы до дома пешком, а тут поехал на транспорте. Надо признать, что мне это понравилось. Я спросил у водителя:
- До Центрального рынка идете?
- Тебе куда, - ответил водитель.
- До Центрального рынка, - еще раз сказал я.
- Мы идем до героев Сталинграда, - водитель смотрел на меня озадаченно.
- А до Центрального рынка, - не унимался я.
Водитель тяжело вздохнул и произнес:
- А до Центрального тоже идем.
Пассажиры маршрутки радостно закивали в такт словам водителя. Я вошел, купил билет, сел у окна и стал смотреть за стекло. Там бушевал южный тропический февральский ливень, сопровождаемый сильным ветром. Люди с трудом укрывались под зонтами, потому что они не помогали. Порывы ветра все равно несли влагу, она оседала на брюках, пуховиках и ботинках, именно о такой погоде говорят шаблонное «разверзлись хляби небесные».
Я проехал всего три остановки. Мне постоянно казалось, что я не в Южном городе, а где-нибудь в тропическом Гонолулу, на который обрушился Атлантический циклон. Шаланды и шхуны трепыхаются в море, небольшие белые домишки шатаются и скрипят под порывами ветра, все живое укрылось в помещениях и трепещет от страха.
От остановки до дома мне идти всего 50 метров, но я вымок до нитки. Даже кот, всегда требующий, чтобы я его выпустил погулять, сегодня молчал. Коты знают о циклонах что-то важное.