Интермундия - 7

Глава 7.
Я всегда была уверенна в том, что любой всплеск в водовороте чувств должен обретать форму и преодолевать сиюминутные устремления. Этому научили меня родители. И именно это я считала одной из главных своих добродетелей. Каждый раз, видя в зеркале постыдные морщины ранней старости, я, как заеженная пластинка, начинаю думать о том, что в свои годы, вероятно, могла бы жить лучше, быть мудрее и деятельнее. И каждый раз единственная мысль о том, что я никогда не изменяла своим решениям и была безупречно последовательна, а значит, пройденный путь можно не кривя душой назвать достойным, удерживала меня от разверзающейся передо мной пропасти. В тот странный день, когда я познакомилась с Миртой, эта очевидность была мною утеряна. Весь мой мир задрожал пошел рябью и раскололся, рассыпался на миллиарды осколков, лёгких и эфемерных, словно снежинки. Все они кружились, все по отдельности, удивительно неуправляемые. Миллиарды волокон лжи, среди которых безнадежно давно потерялось то самое единственное волокно правды.
После вкрадчивых рассуждений Макси о невероятной запутанности этого мира, в котором все настолько обманчиво, что выжить можно только отказавшись от настоящего, я не могла уснуть всю ночь. Не только из-за впечатлений, но и от того что никак не могла расслабиться в чужой постели рядом с человеком, который мирно спал рядом и почему-то был моим мужем. Всё это было какой-то нелепостью, какой-то ошибкой.
Трудовые будни не принесли ровным счетом никакого облегчения. В понедельник, после бессонной ночи, я едва дотянула до окончания рабочего дня. Нет, я вовсе не стремилась поскорее вернуться домой, напротив, предполагала допоздна кататься на велосипеде. Я часто использовала этот маневр. Велик был моим лучшим другом и даже в каком-то смысле возлюбленным, а не только экологичным транспортным средством.
Мы с Макси старались жить насколько это возможно ответственно по отношению к окружающей среде, минимизировали потребление и не приобретали товары сомнительного происхождения. Макси очень гордился тем, например, что не покупает себе ничего нового и использует вещи до тех пор пока они от ветхости начинают рассыпаться. Он полностью отказался от шоколада да и вообще питался только региональными продуктами, даже травки для чая по лесам и лугам сам собирал; усердно следил за тем, что бы мы производили как можно меньше отходов, экономили воды и другие ресурсы. Я в свою очередь не могла похвастать такой всепоглощающей осознанностью, но с энтузиазмом поддерживала начинания Макси, как занимательную игру, которая структурировала жизнь и отвлекала от тяжелых мыслей.
С Макси мне всегда было не только интересно, но и надежно. С той самой новогодней ночи, когда у нас случилась первая близость. Я всегда с умилением вспоминала следующее утро (саму близость я абсолютно не помню, потому как была беспросветно пьяна): Макси я не обнаружила, зато рядом с кроватью на стуле стояли стакан с кефиром и тарелка моих любимых яблок, а ещё там была записка: «Чудеснейшая моя Эви! Пусть расцветают все цветы твоего сада, пусть все твои птицы летают свободно». Два дня он никак не давал о себе знать. А на третий - внезапно явился с букетом розовых роз  и  парой новеньких коньков для меня. Именно тогда  я поняла, что Макси подходит мне как никакой другой мужчина, что именно с ним я смогу начать новую счастливую жизнь и создать наш прелестный безупречный мир. И я просто пригласила переехать его ко мне в квартиру, аргументировав это тем, что у меня, даже не смотря на мой совсем не сахарный характер, ему будет гораздо комфортней, чем в общаге. К тому моменту мы были знакомы четыре месяца.
Впервые я увидела его в начале сентября 1999 года, в школе, где я к тому времени работала уже год. Уроки у меня были в первую смену. Что бы добраться вовремя я вставала затемно, пила чай с настойкой женьшеня или экстрактом элеутрокока, собирала рюкзак с обязательным вложением в него пресловутой пластиковой бутылочки, время которой придёт, когда закончатся уроки. Я всегда приезжала задолго до начала первого урока и сидел в тихой учительской. Я не была любителем весёлых и возбуждённых учительских компаний, потому и в учительской бывала только по необходимости: одеться-раздеться, взять-вернуть журнал и вот по утрам, когда там почти никого ещё не было. В одно из таких утр я как обычно сидела в учительской, отстранённо о чем-то размышляя. Народ уже начал подтягиваться к первому уроку. На диванчике Светлана Гольцер беседовала с незнакомым  молодым человеком. Стройный, но при этом какой-то младенчески неуклюжий, юноша, привлек моё внимание неестественно длинными ресницами и пышной челкой, покрашенной в ярко-желтый цвет. Гольцер вдруг обратилась непосредственно ко мне:
--- Вы бы тоже пообщались с Максимилианом Сергеевичем!
--- По поводу?
--- …развивающего образования!
--- Ааа,---  я побыстрей ретировалась из учительской, ведь так или иначе через две минуты должен был начаться первый урок.
 В следующий раз, когда я зашла в учительскую, что бы почитать в окне между своими уроками, Максимилиан Сергеевич на краешке дивана в весьма неудобной позе упорно заполнял журнал. Ярко оранжевая рубашка светло синий пиджак, темно фиолетовые брюки. Я села на стул опять глубоко задумалась, наблюдая за странным парнем. Вдруг он резко поднял голову и посмотрел на меня в упор.
--- Как у Вас дела? – спросила я
Максимилиан Сергеевич слегка сузил глаза и слега улыбаясь, продолжал глядеть на меня в упор, ничего не отвечая.
Обычно в таких ситуациях я отводила взгляд, но не тогда – может потому что не обнаружила в его взгляде ничего угрожающего, но скорее всего из-за удивления явному несоответствию между буффонадой аксессуаров и тем что за ними следовало – искренность и воодушевление.
--- Обнадеживающе, --- наконец ответил он.
И действительно повеяло жизнью
Я невольно улыбнулась:
--- А кроме работы чем-нибудь еще занимаетесь?
--- В аспирантуру поступил на днях…
--- Да ну?.. И куда же? Какая специальность?
--- В Институт философии… Но я ещё попутно в магистратуре философской в универе учусь.
--- А так вообще возможно, сразу и в аспирантуре и в магистратуре?
--- Вполне.
--- А смысл по одной и той же специальности в магистратуре и в аспирантуре учиться?
--- Ну у меня же только бакалавриат базовый, так что мне магистратура необходима, как ни крути.
--- Я тоже в аспирантуру хотела поступить прошлом году. Я историк.
--- Да, я знаю, что Вы историк. И что же помешало?
--- Да ничего не помешало… Решила просто, что это не моё. Пошла вот в школу.
--- Это прям таки «Большая перемена».
--- Отчасти.
--- А я вот пытаюсь совместить. Уж больно мне интересно, что же такое школа с другой стороны баррикады.
--- Или слава Витгенштейна покоя не даёт.
Мы одновременно безудержно рассмеялись, хотя вроде ничего особенно смешного не было сказано. И тогда кто-то из нас предложил:
--- А давайте перейдём на «ты»!
***
Время казалось почти остановилось, еле-еле дождавшись окончания рабочего дня, я поспешила наружу, предвкушая несколько упоительных часов одиночества и свободы. Но не тут-то было. Приблизившись к тому месту, где я обычно оставляла моего двухколёсного друга, я получила невероятной силы удар под дых – велосипеда не было. Едва удерживаясь на ногах и отказываясь верить собственным глазам, я растерянно оглядывалась по сторонам. Этого не может быть, этого просто не должно быть. Никто никогда не был таким нелепым и таким беспомощным. Из последних сил я смогла-таки добраться до дома: умудрилась на ровном месте подвернуть ногу, час простояла на неправильной остановке, и в довершении всего меня просто нещадно укачало в автобусе.
Дома я сразу же буквально упала на диван и отключилась до следующего утра. А утром меня ждал ещё один весьма неприятный сюрприз: я почти полностью потеряла голос и едва могла шептать. Чувствовала я себя вполне нормально и вполне пригодно для работы,  но всегда заботливый Макси был непреклонен и настоял на враче. Таким образом, я на три дня осталась дома.
Голос вернулся ко мне довольно быстро. С утратой велика я смирилась. Лодыжка, зафиксированная эластичным бинтом, почти не болела. Вот только мой мир уже невозможно было собрать воедино, все мои усилия, когда-то, когда Макси был ещё желтоволосым воодушевленным юнцом, обещавшие успех, пошли насмарку. Кто-то увел мою жизнь прямо из под моего носа. И этот кто-то была я сама. Нас теперь стало двое: та девушка, Лина Гон (эта фамилия частенько доставляла ей малоприятные переживания), похороненная мною в позапрошлой жизни, но каким-то чудесным образом выжившая и оказавшаяся теперь гораздо действительнее меня теперешней: Эвелины Ландышевой, которую я с таким упорством создавала на протяжении долгих лет. Может, всё дело было в том, что я непонятно почему представилась Мирте «старым», давным-давно вышедшим из употребления именем? Это произошло само собой, для меня было очевидно, что ни употребление моего полного имени, ни краткий вариант Эви были бы неуместны в общении с Миртой. Вот только почему, я объяснить не могла. Я чувствовала себя, как запертый в пустом заброшенном здании ребенок. Выбраться из этого здания, со всех сторон охваченного пламенем, не было ни малейшей возможности. Надо было звать на помощь, но это было нелепо, невозможно.
Три дня я отсиживалась и отлёживалась дома, поедая, в тайне от Макси, шоколад в неимоверных количествах. В эти самые три дня я написала письмо Мирте. Хотя я так и не решилась его отправить, оно всегда было при мне. И вот теперь, после того как Мирта, догоняя меня, трижды повторила то самое имя, которым меня уже давно никто не называет, когда мы стояли посреди случайной улицы так близко друг к другу, что я чувствовала её колышущееся тепло и едва уловимый запах полыни, я поняла, что настал момент отдать письмо.
--- У меня для тебя кое-что есть, --- с трудом выговаривая слова, я расшнуровала мой заплечный узелок.
--- Лина! Подожди! Я, конечно же, с радостью приму твоё кое-что для меня, - её голос дрогнул, или мне только показалось. --- Но прежде… я должна о многом тебе рассказать…
--- Почему ты должна?
--- Это трудно объяснить в двух словах… На это нужно время и более подходящее место.
--- Времени не жалко, ---  автоматически произнесла я, вглядываясь в глубины её зрачков.  --- О чём ты хочешь мне рассказать?
Мирта посмотрела под ноги, закусила верхнюю губу, и когда вновь посмотрела на меня, я увидела в её глазах отблески пламени.
--- Например, об ошибке, которую я в своё время совершила, ---  она задумалась, извлекла из кармана куртки телефон, нашла в нём что-то и протянула мне. --- И вот ещё об этом.
На экране я увидела фотографию изумительно красивой женщины.  Аккуратный шрам от левого глаза до левого уха и еле заметный шрам на шее вовсе не обезображивали её, а придавали какую-то особенную пикантность.
--- Но это же… Тереза!? – моему изумлению не было границ. --- Это обработанная фотография, фото-шоп?
--- Эта фотография настоящая, сделана пару недель назад, без всяких улучшений и обработок. И да, это Тереза. Я сразу же поняла, что она проделала с тобой эту штуку, она так часто поступает с новыми людьми…
----Но как у неё это получается?... И зачем всё это? – не удержалась я.
--- Вот это как раз одно из проявлений того дара, о котором я пыталась тебя предупредить. Но ведь пока сам не увидишь, не поверишь. Она может, так скажем, искажать восприятие реальности у того, кто находиться на достаточно близком от неё расстоянии.
--- Она создаёт иллюзии?
--- Да, так тоже можно сказать.
--- Ну зачем ей всё это?- снова повторила я. --- Почему она совсем одна? И не выходит из квартиры.
--- Я не знаю, зачем ей это, она ведь стала совсем другой после той злополучной аварии. Замкнутой, малообщительной, даже ядовитой. Она как будто бы презирает всех. Всех, кроме своего мужа.
--- Мужа?- я пыталась осмыслить новую информацию. --- Вы не упоминали, что она замужем,
--- Так разве обо всем за один раз расскажешь?- Мирта удивилась моему удивлению. ---  Сейчас ей тяжело очень. У Павла пару месяцев назад опухоль обнаружили, злокачественную. У него терапия сейчас. Он далеко, а у неё нет возможности быть с ним рядом. Переживает она конечно очень. А вообще у них вполне счастливая семья. Сыну уже взрослый совсем. 20 лет вот в сентябре исполнилось…  Что с тобой, Лина? Тебя что-то смущает?
Я едва удержалась, что бы ни крикнуть, что последние две недели меня смущает абсолютно все. Да что там смущает, просто оглушает и сбивает с ног. Ах, Мирта, разве же ты не видишь, что мой мир растерзан и последняя надежда собрать его воедино летит ко всем чертям. Но вместо того что бы кричать, я едва слышно спросила:
--- Что такое, по-твоему, счастье, Мирта?



продолжение в главе 8 и 9.