Жизнь и Смерть Владимира Ульянова-Ленина. Глава 19

     Глава 19. 1917 год, февраль-март. «Временный Комитет» Государственной Думы.
               «Временный Исполнительный Комитет» Совета Рабочих Депутатов.
               «Конституция Великой Российской революции».


      27 февраля 1917 года. В эти часы, руководящие группы буржуазии, «Прогрессивный блок» и «Временный комитет» Государственной думы, уже не могли повлиять на ход событий, не могли ничего изменить, ни какие сделки с самодержавием были уже не возможны. Необходимое было сделано, было поздно что-либо менять. События продолжились «стихийно».

   
      На сцену выступил иной вершитель событий, «полномочная» организация всей демократии революционного Петербурга, организация, приспособленная для боевых действий, освященная славными традициями 1905 года и готовая взять дело революции, свое дело в свои руки. Это был «Совет рабочих депутатов».


     «Совет» не долго был «рабочим». Восставшие части войск вместе с толпами народа освободили из петербургских тюрем множество «социалистических» работников, заодно и уголовников. Представители этой группы непосредственно из тюрьмы направились вместе с войсками и народом в Таврический дворец, куда уже стекались в большом числе петербургские общественные деятели различных направлений и рангов.


       К двум часам 27 февраля, в Таврическом дворце, где непрерывно заседала «Госдума», оказались и все видные представители профессионального и кооперативного движения, в том числе. Совместно с ними, при участии «левых» депутатов «Госдумы», лидеры «рабочей группы» образовали «Временный Исполнительный Комитет» «Совета рабочих депутатов». В состав «ВИК» вошли, Гвоздев, Борис Осипович Богданов, из одесских «социал-демократов», Наум Юльевич Капелинский (Кац), «меньшевик-интернационалист», ставший секретарём «ВИК», Виктор Гриневич (Коган), меньшевик, Николай (Карло) Чхеидзе, депутат «Госдумы», меньшевик, ставший председателем, был членом ложи «Великого Востока народов России», Александр Керенский, депутат «Госдумы», «эсер», заместитель председателя, Матвей Скобелев, депутат «Госдумы», заместитель председателя, из семьи бакинского нефтепромышленника и другие, всего 15 человек. В состав «ВИКа» был избран и Пётр Красиков, личный друг Ульянова-Ленина со времён ссылки в Шушенское, Красиков, с тех же времён, был и в близких отношениях с Георгием Плехановым, бывал у него в Швейцарии. Задача «ВИКа» была только одна, в качестве организационного комитета созвать «Совет рабочих депутатов Петербурга». Задача была выполнена очень быстро, первое собрание «Совета» назначалось в Таврическом дворце в 19 часов того же дня, всё было подготовлено заранее, для «кого-то» дата переворота была известна.

 
      Официальными организаторами «ВИКа» стали депутаты «Госдумы», «меньшевики» и «эсеры», сторонники Ульянова-Ленина среди них отсутствовали.
     27 февраля, 1917 года, в 9 часов вечера открылось первое заседание «Совета», было предложено избрать президиум. На минуту появился Александр Керенский. К моменту открытия заседания депутатов было около 250 человек. Но в зал непрерывно вливались все новые группы депутатов, включая солдатских, со своими мандатами и полномочиями и с винтовками в руках, через несколько дней количество «депутатов», явившихся в «Совет» стало превышать 2 тысячи.


      В президиум «Совета», были названы и немедленно, без возражений приняты думские депутаты Чхеидзе, Керенский и Скобелев, председатель и два его заместителя и четыре их секретаря, рабочие Гвоздев и Панков, «эсеры» Соколов, Гриневич, назначенные заранее в состав «ВИК».

 
    Александр Керенский прокричал несколько «революционных» фраз, изобразил приветствие наступившей революции, и быстро скрылся в другое крыло Таврического дворца, где заседал «Военный Комитет» «Временного комитета» Госдумы, и больше не присутствовал регулярно на заседаниях в «Совете», иногда лишь кратковременно появляясь в «Исполнительном Комитете» для подтверждения своей связи с народом и решения проблем «Временного правительства».


      Первым вопросом собрания «Совета», был вопрос военный. Под бурные аплодисменты поступило предложение, соединить вместе революционную армию и пролетариат Петрограда, создать единую организацию, которая будет называться «Советом рабочих и солдатских депутатов».


       Вторым вопросом, стал вопрос продовольственный. «Социал-демократ» Франкорусский получил слово для доклада обрисовал кратко положение с наличием продовольственных запасов в городе и отметил начавшийся голод среди населения, предложил состав «комиссии» чтобы немедленно приступить к работе, придав ей соответствующие полномочия. Без прений, состав «комиссии» сразу же утверждается, председателем «комиссии» становится «социал-демократ» Громан. Все «озвученные» в докладе члены «комиссии» во главе с председателем, без возражений и самоотводов немедленно удаляются с собрания для работы, пошли искать помещение для своей работы.


       Третий вопрос, вопрос обороны Петрограда. Прапорщик, «социал-демократ» Броунштейн получает слово и описывает существующее состояние со всеми вытекающими последствиями. Он предлагает немедленно дать директивы в районы, через присутствующих делегатов, о выделении каждым заводом отряда милиции, по 100 человек на тысячу, об образовании районных комитетов и о назначении в районы полномочных «комиссаров» для руководства водворением порядка и борьбой с анархией и погромами. Предложение, в общем, было принято, но еще не было органа, который взял бы на себя конкретное выполнение работы, не было ни границ районов, ни сборных пунктов, ни кандидатур «комиссаров», предварительно вопрос не был проработан и организован.


        В связи с вопросом об охране города, поступило предложение, «о воззвании к населению от имени Совета». Продолжавшееся около часа собрание «Совета» было прерван вбежавшим солдатом. Он выбежал на середину зала, поднял над головой винтовку и громко стал выкрикивать слова, «Товарищи и братья, я принес вам братский привет от всех нижних чинов в полном составе лейб-гвардии «Семёновского» полка. Мы все до единого постановили присоединиться к народу, против проклятого самодержавия, и мы клянемся все служить народному делу, до последней капли крови».


        Речь солдата-«семёновца», явно прошедшего «партийную» подготовку и представлявшего «голос солдат», никем не была прервана и сопровождалась громом оваций. Семеновский полк был надежной опорой царизма, в 1905 году полк подавлял Московское вооружённое восстание. После «семёновца» выступили делегаты и от других восставших воинских частей, которые присутствовали в зале.


      Была избрана «литературная комиссия» для составления «Воззвания» в составе, Соколова, Пешехонова, Стеклова, Гриневича и Суханова, все «социал-демократы». Это было первое политическое обращение «Совета» к населению.          Члены «литературной комиссии» также немедленно вышли из зала и пошли искать комнату для работы.


     В Екатерининской зале дворца и в вестибюле расположились вооружённые солдаты, некоторые из них ужинали хлебом с селёдкой, пили чай, другие уже спали прямо на полу, всё было как на вокзале. Прибывавшие в Таврический дворец солдаты, приносили с собой ящики со снарядами, винтовками, револьверами, с   пулемётными лентами. Выгружали провиант из подъезжающих грузовиков. Снаружи дворца были расставлены пулемёты с воинскими расчётами, дворец готовился к отражению атаки.


       В «Таврический» приходили известия, Петропавловская крепость «пала» по требованию «Временного комитета» «Госдумы», после переговоров Александра Керенского с комендантом крепости.


       Вторая новость, царское правительство обосновалось в здании Адмиралтейства под охраной воинской части с артиллерией.


      Поступило сообщение, «Кронштадт целиком присоединился к революции».
      Самое тревожное сообщение поступило с «Николаевского» вокзала, прибыл 171-й пехотный полк, для поддержки правительства. Прибывший полк, всем составом, включая офицеров, немедленно перешёл на сторону революции.


     «Продовольственная» комиссия «Исполкома» создала в Таврическом дворце «продовольственную базу» и обратилась к населению с воззванием, «о помощи в деле прокормления солдат». «ВИК» своими продовольственными мероприятиями голодных, бесприютных солдат, которые представляли не меньшую опасность для революции и населения, чем царские войска, подчинил их влиянию «Совета», который получил возможность ими командовать.

 
     «ВИК», немедленно создал «военный штаб» в Таврическом дворце. Александр Керенский вызвал по телефону офицеров, «социал-демократов» и офицеров-депутатов при думском «Военном комитете», и таким образом было положено начало «Военной комиссии».

 
       По городу начинали курсировать автомобили, наполненные вооруженными людьми. В одних были солдаты вместе с рабочими, они были украшены красными флагами и их восторженно приветствовали людские толпы на улицах. В других были одни солдаты с винтовками. Куда они все направлялись, было неизвестно толпе, но толпа была воодушевлена свержением самодержца. Печатного слова, прокламаций, листовок, газет и объявлений в городе ещё не было.


     Громили и жгли Окружной суд, «Предварилку». Там горели архивы и бесчисленные документы гражданского судопроизводства и нотариальных актов. Кто-то ликвидировал свои «дела», кто-то «очищал» свою биографию, воры-карманники, выпущенные из «Предварилки» чувствовали себя вольготно, чистили карманы в «революционной» толпе, в тёмное время суток бандиты снимали одежду с богато одетых «граждан».


    Оружие в руках рабочих появилось в большом количестве. Солдаты-одиночки, с винтовками или без, разбредались во все стороны в поисках крова, пищи и безопасности. Как в Московском восстании, встречные заговаривали друг с другом, спрашивая, что делается там-то и можно ли пройти туда-то, официальная информация отсутствовала. Все стали обращаться друг к другу со словами, «гражданин, гражданка».


        Между тем признаков «переворота» в Петрограде не было. Не были заняты и не контролировались вооружёнными людьми стратегические объекты города, вокзалы, казначейство, государственный банк, телеграф и телефон, не были приняты меры к аресту царского правительства, неизвестно где оно находилось, к изоляции частей гарнизона, преданных правительству и императору.


      Не были приняты меры к охране или уничтожению архивов Департамента полиции и охранки, к продовольственным складам и прочим важным объектам.


     Александр Керенский представлял в своём лице функции участника двух «органов власти», члена «Временного комитета» Государственной Думы, проводившего переговоры с царским правительством о передаче «власти» и его боевой организации «военной комиссии», призванной добивать «самодержавие» военными средствами и заместителя председателя «Совета рабочих и солдатских депутатов», в задачи которого входило свержение и царского, и буржуазного правительства.

 
       Не смотря на беспорядочные, противоречивые распоряжения Керенского, отдававшиеся им окружавшей его толпе «революционных» деятелей в Таврическом дворце, организованные силы царизма не смогли подавить революцию, так как какая-то группа «неустановленных лиц», имевшая план, понимавшая свои задачи и состоявшая из лиц политически и технически компетентных, уже действовала организовано. Даже в названиях, вновь созданных «органов власти», первое слово было одинаковым, «Временный», обе «противоборствующие» представители власти при своей организации создали одинаковые «комиссии», с одинаковыми названиями, полномочные представители обеих сторон стали называться «комиссарами», что свидетельствовало о едином «источнике», питавшем обе «противоборствующие» стороны.

 
      Независимо от результатов распоряжений Керенского, эта «группа» распоряжалась оперативно, авторитетно, энергично по всем направлениям. Дело «революции» налаживалось.


      «Временный Комитет» «Госдумы» России, стал цензовым получив полномочия от «Государственной Думы» и будучи сразу же признан правительствами стран «Согласия» (Антанты).


       И цензовый «Временный Комитет» и «Совет», представлявший нецензовую революционную массу населения расположились «по соседству», в разных «крыльях» Таврического дворца, что обеспечивало оперативность взаимодействия между ними и повышало безопасность их взаимного существования.

 
       «Государственная Дума» также официально оставалась действующим органом, её председатель и председатель её «Временного Комитета» Родзянко пребывал в здании Таврического дворца, но реальной властью «Госдума» уже не обладала и «революционные» массы постоянно требовали её ликвидации.

 
     В здании Таврического дворца завязался тугой узел всей политики совершившегося переворота.


       Только «Совет» мог прекратить анархию в Петрограде, применив для этого вооружённые отряды солдат гарнизона и рабочей гвардии. В комнате №11 бюджетной комиссии «Госдумы», круглосуточно заседал «Временный Исполнительный Комитет Совета рабочих депутатов», «ВИК», пока только рабочих, но уже возникло понимание у само избранных членов «ВИК», что надо добавлять к названию «Совета» и «солдатских депутатов». Члены образованных «комиссий» заседали непрерывно, пока сон и голод не прекращали эти заседания. «Комитетчики» спали тут же, в комнатах «своего» крыла здания.

 
       В то же время, что и «Совет», составлял свои воззвания и «Временный Комитет» Государственной думы. В одном из них он призывал, «к воздерживанию от эксцессов и поддержанию порядка и спокойствия». В другом он объявлял, «о своем решении образовать правительство в соответствии с желаниями народа и просил поддержки у населения».


       Затем был поставлен вопрос о печатном органе «Совета». В ночь 27–28 февраля был разрешён выход газет в зависимости от их направленности. Реальную силу по отношению к газетам имел только «Совет» Петрограда, так как он обладал «рычагами» воздействия на типографских рабочих.


      Было постановлено издавать ежедневные «Известия» и завтра же утром, то есть через несколько часов, выпустить первый номер. «Литературной комиссии» было поручено образовать редакцию газеты «Известия». Назначенная редакция газеты «Известия» немедленно отправилась в типографию «Копейка», заняв её по «праву революции. Утром, в десятом часу, первый номер «Известий» раздавался в стенах Таврического дворца, а также в сотнях тысяч экземплярах развозился в автомобилях и разбрасывался по Петрограду.


      «Советом» было постановлено, требовать допущения в «Военную комиссию» «Временного Комитета» всего состава, избранного «Исполнительного Комитета» «Совета». Был послан представитель спросить о согласии на то «Военной комиссии», и немедленно был принесён ответ, «Просят пожаловать».


      Павел Милюков, представитель «Временного Комитета» Государственной Думы с утра второго дня революции, поехал по перешедшим на сторону «Временного Комитета» полкам. В полках Милюков призывал, «Задача комитета восстановить порядок и организовать власть. Для этого «Временному комитету» необходимо содействие военной силы, которая должна действовать организованно. Единственная власть, которую все должны сейчас слушать, это «Временный комитет» Государственной думы. Двоевластия быть не может».


       «Исполком Совета» проводил среди частей гарнизона выборы делегатов в «Совет рабочих депутатов» Петрограда. «Двоевластие» уже реализовалось «де факто», процесс был запущен «по Гегелю», единство и борьба противоположностей.


        В городе продолжались беспорядки и на третий день «революции». В разных концах города громили магазины, склады, квартиры, полицейские участки и учреждения. Уголовные, освобожденные «революционной толпой» из тюрем, вместе с политическими, возглавили погромы и грабежи. На улицах стало опасно, с чердаков стреляли. В ответ им вооружённые толпы рабочих и солдат ловили и избивали стрелявших нещадно, их вели в Таврический дворец под арест, расстрелы на месте ещё отсутствовали, применяли сбрасывание пойманных в воду каналов и следили за их утоплением.


       Огромная часть населения нацепила на себя красные бантики, «на всякий случай», а дворники что-нибудь красное под видом флага, вывешивали на воротах зданий.


      По распоряжению Александра Керенского, ставшего министром юстиции «Временного правительства», в Таврический дворец начали перевозить архивы департамента полиции.


       К 28 февраля в «Совете» появились сторонники Ульянова-Ленина, Молотов-Скрябин, Сталин-Джугашвили, представители из «Бунда», Эрлих и Рафес, от латышской социал-демократии Стучка и Козловский и представители разнообразных «социалистических» течений. Все потянулись к власти решать свои проблемы м задачи, отказа никому не было, социальная база «Совета» стремительно расширялась, как и его количественный состав, превысивший 2 тысячи «депутатов» при первоначальной численности в 250. Это было «буйное», шумящее стадо, которым управлял и направлял «Исполком».


     К 1 марта, в состав «Исполкома Совета» добавились представители вновь образованной «солдатской секции», в количестве девяти человек. Все эти люди не имели определенной политической ориентации и представляли собой «болото». Позднее они присоединились к «эсерам», тяготея к «крестьянской партии».


      Керенский, в работе «Совета» не участвовал, сменил Таврический дворец на Мариинский и на Зимний, появлялся в «Исполнительном Комитете» в особых случаях, два-три раза, когда надо было решить собственные проблемы и проблемы «Временного Правительства».


       «Временный комитет» представлял Государственную Думу, занимался вопросами государственного управления, связанными с администрацией на территории России, промышленностью, армией, её генералитетом и высшим офицерским составом, делами на фронте, и прочими. Это была цензовая часть власти, перешедшая от «регента» Михаила Романова, после отречения императора.


      «Временный Комитет» Госдумы стремился к тому, чтобы ликвидировать «распутинский» произвол при помощи «земства», закрепить права капитала и ренты на основе «либерального» политического режима «с расширением политических и гражданских прав населения» и с созданием законодательного парламента, обеспеченного буржуазно-цензовым большинством, без одобрения императора. Внедрить то, что уже существовало в передовых буржуазных государствах, при участии «социалистов-демократов». А наряду с этими общими целями, у «Комитета» были особые задачи по обслуживанию «союзников» в происходящей войне, «Война до конца», «верность доблестным союзникам», ради Дарданелл, Армении и прочего что было и целями самодержавной России. Власть «Временного Комитета» стала номинальной после образования «Временного Правительства» в ночь с 1-ого на 2-е марта.


         «Совет» занимался организацией революционного движения с рабочими, с младшим командным составом армии, с солдатами и матросами, охраной территории, печатью и пропагандой среди населения.


      «Совет» возглавили мелкобуржуазные «социалисты-демократы».  Они понимали, что возникшая революция буржуазная. Этой мысли, первые марксисты, не оставили до их полного уничтожения после Октябрьского переворота.


      Левое крыло Совета, его «эсеровско-большевистские» элементы стремились к перерастанию мировой войны в мировую социалистическую революция, что им проповедовали их руководители из «Социнтерна», которые пока оставались за границей и пока не занимали руководящие посты в «Исполкоме» Совета Петрограда.

 
      Большинство «Исполкома» считало, что социалистический строй в России можно создать только в условиях социалистической Европы и при ее помощи. В этом они видели конечную цель данного этапа развернувшейся революции.


     Каждый орган власти имел свою специализацию, вместе представители обоих органов заседали в «воинской комиссии». Располагались они оба «органа» в Таврическом Дворце, «Исполком Совета» в левом крыле здания, «Временный Комитет», в правом.


      Все вопросы и проблемы, возникавшие на первом этапе революции, решались на договорной основе, без насилия. Методы насилия и террора стали расцветать пышным цветом после прихода к власти Ульянова-Ленина, при большевиках.


     Днем 28-го вышло прибавление к № 1 в газете «Известия», был напечатан «Манифест» ЦК «РСДРП» большевиков. В этом «Манифесте» излагалась «циммервальдская» программа поражения России в первой мировой войне и аграрная программа по национализации земли, обе программы были разработаны Ульяновым-Лениным. Обе программы отторгали от «большевиков» большую часть Российского общества, крестьян-хлеборобов землевладельцев и солдат императорской армии, которые в основной массе были призваны из крестьянского сословия.


      Само выполнение этой программы «Манифест» возлагал на «временное революционное правительство», которого не было, обязанное стать во главе нарождающегося республиканского строя». В «Манифесте» был призыв, «Рабочие фабрик и заводов, а также восставшие войска должны немедленно выбрать своих представителей во «Временное революционное правительство», которое должно быть создано под охраной восставшего революционного народа и армии». Всё это оказалось не применимо так как соответствующий механизм отсутствовал и «неустановленной группой лиц» не предусматривался, а Ульянов-Ленин оставался в Швейцарии.


      По Петрограду стало безопасно ходить и ночью, исчезли налётчики, которые раздевали и грабили ночных прохожих. Вместе с солдатами и без них стали патрулировать вооруженные отряды рабочих и студентов. Это была не новорожденная милиция, а добровольцы, организованные «Городской Думой» благодаря чему в Петрограде быстро, восстановили порядок и безопасность. Редкие прохожие стали возвращаться из «гостей» ночью домой «навеселе» без опаски.


    По утрам на улицах стояли обычные хвосты за продуктами, но было всем пока весело, было много новостей и было что обсудить стоя в очереди. По углам висели прокламации «Исполнительного Комитета» и «Временного комитета» Госдумы, около которых толпился народ, читал.   В хвостах говорили о том, что подешевело продовольствие. Это был результат работы «продовольственных комиссий», но торговцы приняли меры, снизили поставки продовольствия на рынок и цены стали быстро расти.


      Николай II ещё назывался окружавшими его приближёнными царем, но передвигался на своём поезде уже не свободно. «Императорский» поезд двигался по его указанию из Ставки в Могилёве в Царское село, но, направляемый из «Центра» управления посредством «революционных» железнодорожников, прибыл не в Царское село, а в Псков, к 20 часам 1 марта 1917 года. Самодержавие строилось триста лет, а сгинуло за три дня.


      1 марта, в Таврическом Дворце решался вопрос о создании «Временного правительства». Вступление Александра Керенского в кабинет Павла Милюкова было объявлено в качестве представителя «Совета», а не как депутата «Госдумы». С точки зрения «Совета» это было невозможно, полномочий «Совет» на это не давал. Это придавало «кабинету» видимость связи с «революционными» массами, а эта связь первого цензового правительства на ближайший период была крайне желательной. Керенский формально был связан с партией «эсеров», но в «Думе» он выступал как лидер «Трудовиков», группы которая объединяла представителей «не социалистических» движений.


    Лично Керенскому, хотелось быть министром-социалистом и посланником демократии, официально представлять «социалистическую демократию» в её первом правительстве.


       Александр Керенский войдя в состав кабинета Павла Милюкова, не снял с себя полномочий заместителя Карло Чхеидзе, председателя «Исполкома Совета» Петрограда.


    1 марта, в шесть часов, состоялось заседание «Исполкома Совета» по вопросу участия представителей демократии в цензовом правительстве. Присутствовали все, в том числе и «солдатские депутаты». Во главе коалиционной партии, ратовавшей за вхождение в правительство, шли «бундовцы» Рафес и Эрлих. К ним присоединились некоторые «оборонцы», «социал-демократы», а главное, представители «болота», народнического толка. Оставшиеся дружно отстаивали не вхождение в цензовое правительство. В результате было постановлено 13 голосами против 7 или 8, в министерство Милюкова представителей демократии не посылать и участия их в нем не требовать.


    «Исполком» решил конституировать «солдатскую секцию Совета» и организовать выборы в неё, по одному делегату на роту. Затем было постановлено, во всех политических выступлениях подчиняться лишь «Совету». «Военной комиссии Временного комитета» подчиняться постольку, поскольку ее распоряжения не будут расходиться с постановлениями «Исполкома Совета». Кроме того, было решено дать директиву выбирать ротные и батальонные «комитеты», которые командовали бы всем внутренним распорядком жизни полков и казарм. Ввиду тревоги по поводу лишения солдат оружия было постановлено, «никому не выдавать оружия и хранить его под контролем ротных и батальонных комитетов». «Исполком» объявил, «равноправие солдат с прочими гражданами в частной, политической и общегражданской жизни при соблюдении строжайшей воинской дисциплины в строю».


    Поступило требование «депутатов» солдат в «Исполком», включить соответствующий пункты «о солдатах» в цикл требований, обращенных к правительству.


    Полковник Энгельгардт из «Военной Комиссии», командующий Петроградского гарнизона, одновременно отпечатал в типографии приказ, в котором запрещал отбирать у солдат оружие под страхом расстрела.

 
      Надо было санкционировать и закрепить в законных формах работу «Временного правительства». Для этого необходимо было обеспечить скорейший созыв полновластного и всенародного «Учредительного собрания» на основе действовавшего избирательного закона. Вопрос о созыве «Учредительного собрания» был предрешён.


      Созыв «Учредительного Собрания», декларация «полной политической свободы и амнистия политзаключённых», эти три условия были приняты и «Временным правительством» и «Советом Рабочих и Солдатских депутатов».


     Александр Керенский первый раз явился в «Совет» с тем, чтобы «выбить» предоставлении поезда для председателя «Госдумы» Родзянко, которому было необходимо встретиться с императором на станции «Дно» и подписать у него «Акт об отречении от власти». Родзянко являлся и «гофмейстером императорского двора», с императором имел доверительные отношения.


      Керенский потребовал пересмотра принятого решения о поезде для Родзянко и с помощью своего нажима и актёрской истерики это «разрешение» получил. В результате голосования «Исполкома Совета», всеми наличными голосами «За», «Против» трех, Залуцкого, Петра Красикова и Николая Суханова, поезд для Родзянко был разрешен. Родзянко всё-таки не смог уехать вовремя, быстро снарядить поезд было просто невозможно, пришлось ему отказаться от встречи с императором на станции «Дно», в Псков, куда «императорский поезд» был загнан «неустановленными лицами» Родзянко отправил Гучкова, члена Государственного Совета, из семьи крупных промышленников и Василия Шульгина, депутата Госдумы, лидера русских националистов и монархистов.


      В этот день, в Таврический дворец явился «конвой его величества» выразить подчинение и предложить службу революции. Во главе «конвоя» явился великий князь, Кирилл Владимирович, который тоже оказался «революционером».              Весь генералитет армии «отряхивал» от ног своих «прах царизма». Для Мартовского переворота не страшно было и кадровое, кастовое офицерство. Все приходили в Таврический дворец, объявляли себя «преданными революции», кто опасался расправы толпы, просили их арестовать и заключить в Петропавловскую крепость для безопасности. «Заговор» пронизал все слои российского общества.


      В ночь с 1-ого на 2-ое марта состоялось совместное заседание представителей «Исполкома Совета» и «Временного Комитета» Госдумы с повесткой, «общие вопросы взаимодействия двух органов власти». «Заседание» собрал Михаил Родзянко, который был председателем Госдумы и стал председателем «Временного Комитета» Госдумы.

 
      «Временный Комитет» был образован на «Совете старейшин» Госдумы 27 февраля, он взял в свои руки исполнительную власть в России, но правительство ещё не было сформировано.  «Временный Комитет» легализовал «заговор» и превратил его в восстание и революцию, завершил свержение династии Романовых.  «Временный Комитет» просуществовал до «Октябрьского переворота» 25 октября и был ликвидирован Ульяновым-Лениным.


     В «Заседании» участвовали со стороны «Временного Комитета» кроме Родзянко, Павел Милюков, Некрасов, Борис Энгельгард, Керенский и Чхеидзе, оба одновременно представляли и «Исполком Совета» Петрограда.

 
       От «Совета» Петрограда присутствовали Стеклов (Нахамкес), Суханов (Гиммер), Николай Соколов, адвокат, секретарь «Петросовета».


      Цель Родзянко была согласовать позиции по составу «Временного Правительства». Позже было установлено, что в рядах присутствующих, с обеих сторон, находились члены одной масонской ложи.  Вначале были выслушаны сообщения о ситуации в полках, где происходили стычки солдат с офицерами, об анархии в столице, о погромах и грабежах.  Обе стороны признали факты и их опасность для революции. После этого перешли к вопросам, которые надо было срочно решить.


      Суханов проинформировал, что «Советом» ведется агитация среди солдат об изменении отношений с офицерством, печатается специальное воззвание к солдатам.


       С докладом по соглашению между «Советом» и «Временным Комитетом» выступил Стеклов. Он огласил подробно социалистическую «программу-минимум». Стеклов выразил надежду, что «Совет» и «Временный Комитет» создадут «Правительство Революции».

 
      Все внимательно слушали, только Александр Керенский демонстративно изображал пренебрежение к выступающим.

 
     В ответ выступил Павел Милюков, он говорил от имени «Временного Комитета». Милюков давал ответы на выступления представителей «Совета».             Он сказал, «условия Совета рабочих и солдатских депутатов, в общем приемлемы, и в общем могут лечь в основу соглашения его с комитетом Государственной думы. Но все же есть пункты, против которых комитет решительно возражает». «Временное правительство не должно предпринимать никаких шагов, предрешающих будущую форму правления», Милюков отстаивал созыв «Учредительного Собрания», он был совершенно прав и весьма проницателен, чтобы сохранить российскую демократию. Так же он предложил провести выборы в муниципалитеты и отмену полиции. Милюков возражал против перевода армии на гражданское положение и говорил об опасности такого решения. Он настоятельно требовал, чтобы декларация «Временного Правительства» и декларация «Совета», были напечатаны и расклеены вместе по возможности на одном листе, одна под другой.

 
       Резолюция о власти была принята, «соглашение» «Исполнительного Комитета» с «Временным Комитетом» было одобрено, и можно было завершать дело с образованием «Временного Правительства».


    После завершения совместного «Заседания», «Временный Комитет» завершил формирование состава «Временного Правительства». С решением об отказе от установления формы правления до решения «Учредительного собрания», закончилось обсуждение вопросов и оставалось только проредактировать, привести в порядок и сдать в печать «Первую конституцию Великой российской революции». К готовой бумажке со списком министров надо было прибавить декларацию, а потом собрать под нее подписи членов кабинета.

 
     Керенский будучи товарищем председателя Петроградского «Совета», нарушил решение «Совета» об неучастии в цензовом правительстве. Не сняв с себя обязанности товарища председателя «Совета», он согласился принять должность министра юстиции во «Временном Правительстве». Керенский явившись на собрание в «Совет», утром 2-ого марта, устроил «спектакль» одного актёра, произнеся монолог, «Товарищи! Ввиду образования новой власти, я должен был немедленно, не дожидаясь вашей формальной санкции, дать ответ на сделанное мне предложение, занять пост министра юстиции. В моих руках», продолжал он под бурные аплодисменты, «находятся представители старой власти, и я не решился выпустить их из своих рук». Зазвучали возгласы из собрания, «Правильно!». Он продолжил, «Я принял сделанное мне предложение и вошел в состав Временного правительства в качестве министра юстиции», аплодисменты продолжались и звучали возгласы, «Браво», всё как в театре, единственно выступавший не раскланивался, а просил тишины.

 
      Дальше он перешёл к присвоению себе лично тех договорённостей что были достигнуты на совместном ночном «Заседании», «Первым моим шагом было распоряжение немедленно освободить всех политических заключенных и с особым почетом препроводить наших товарищей-депутатов социал-демократической фракции Государственной думы из Сибири сюда». Это заявление Керенского «об освобождении царских арестантов», вызвало прилив восторга у слушателей. После этого Керенский «раскрыл карты полностью. Он продолжил, «Ввиду того, продолжал он, что я взял на себя обязанность министра юстиции раньше, чем я получил от вас формальное полномочие, я слагаю с себя обязанности товарища председателя Совета рабочих депутатов. Но я готов вновь принять от вас это звание, если вы признаете это нужным», в ответ зазвучали возгласы, «Просим, просим!», и дружные аплодисменты.


     Далее выступление Керенского продолжалось по общим вопросам, он говорил «о демократизме, о защите народных интересов, о дисциплине, о революции вообще». В зале стояла волна оваций, под шум которых Керенский спрыгнул со стола, на котором выступал на сцене, чтобы в зале лучше видели и слышали его и скрылся, не дожидаясь голосования. Керенский уклонился от обсуждения вопроса, удалившись из зала заседания, протесты были заявлены немедленно, но на свершившееся событие они влияния не оказали.


   После этого Александр Керенский стал именовать себя, «министр юстиции, член Государственной думы, гражданин Керенский», о членстве в «Петроградском Совете» он вспоминал по необходимости, когда надо.


    3 марта, с утра, на улицах должны были появиться листовки вновь образованного «Временного правительства» извещающие, о принятых договорённостях с «Советом» и текст «Конституции Великой Российской революции».

            
      «Конституция» была ночью составлено Павлом Милюковым и принесена им в «Исполком Совета», где он её зачитал. Милюков под диктовку «исполкомовцев» приписал в конце составленного им текста, «Временное правительство считает своим долгом присовокупить, что оно отнюдь не намерено воспользоваться военными обстоятельствами для какого-либо промедления по осуществлению вышеизложенных реформ и мероприятий».


     Александр Керенский становится настоящим кумиром молодёжи, идолом либералов. Ему в 36 лет поклоняются, как божеству, в его честь слагают оды, дамы преследуют его, стремятся заполучить от него любую мелочь в качестве сувенира. В это время у него появляется причёска «бобрик» военный френч вместо сюртука и солдатские обмотки на ногах. Керенский стремился изображать революционного аскета, распространялась информация о нём, что у него удалена одна почка и в детстве была проведена операция на костях ног из-за туберкулёза.


      Но заняв пост морского и военного министра, с 5 мая 1917 года, он переселился в Зимний дворец. По революционному Петрограду поползли слухи о том, что министр спит на бывшей кровати императрицы, его начали за глаза «величать», «Александр 4-й».


     Председатель «Исполкома Петросовета» Карло Чхеидзе, которому предлагался пост министерства труда, отказался от вхождения во «Временное Правительство», предпочел остаться председателем «Совета рабочих и солдатских депутатов», необходимо было осуществлять надзор и контроль за «панурговым стадом» депутатов и решать проблемы «кавказских национальных меньшинств» в революционном Петрограде.


     Гучков и Шульгин в 10 часов вечера, 2 марта, прибыли в Псков и немедленно были приглашены в салон-вагон Николая II. Бывший уже государь сообщил им спокойно и не волнуясь, со своим обычным видом вежливой непроницаемости, «Я вчера и сегодня целый день обдумывал и принял решение отречься от престола. До 3 часов дня я был готов пойти на отречение в пользу моего сына. Но затем я понял, что расстаться с моим сыном я не способен. Вы это, я надеюсь, поймете. Поэтому я решил отречься в пользу моего брата». Ссылка на отцовские чувства исключила возможность дискуссии по данному решению. Николай II не хотел рисковать сыном, предпочитая рисковать братом и Россией, думая прежде всего о себе и о своей семье. Этим поступком император Николай II предал всех своих сторонников и проявил свою подчиненность воле императрицы.

 
      Николай II удалился и в 11:15 вечера возвратился в вагон с готовым текстом отречения. Шульгин попросил царя внести в текст фразу о «принесении всенародной присяги» Михаилом Александровичем в том, что он будет править в «ненарушимом единении с представителями народа», как это было уже сказано в документе. Царь тотчас же согласился, заменив лишь слово «всенародная» словом «ненарушимая». Без 10 минут в полночь на 3 марта 1917 года «отречение» было подписано.


      Сообщение Павла Милюкова на митингах в Таврическом дворце, «о введении регентства великого князя Михаила Александровича», вызвало   волнения, которые перекинулись и в город. «Временное Правительство», «уговорило» Великого князя Михаила Александровича на отречение от престола, с передачей властных полномочий «Временному Правительству», до созыва и решений «Учредительного Собрания». Окончательный текст, отречения Михаила Романова составляли юристы-государствоведы Набоков и Нольде. Главное место «отречения» гласило, «Принял я твердое решение в том лишь случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому и надлежит всенародным голосованием своим через представителей своих в Учредительном собрании установить образ правления и новые основные законы государства Российского. Призывая благословение Божие, прошу всех граждан державы российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной думы возникшему и облеченному всей полнотой власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа».


      Всё шло как повторялось и ранее, в «Истории государства Российского», корона принималась новым претендентом только «по требованию народа», а не по собственному решению.


      Конституционная монархия в России откладывалась до решения «Учредительного Собрания». Мировому «пролетариату» открылись блестящие перспективы по вовлечению России в лоно «передового человечества».


     3 марта 1917 года на улицах Петрограда висели декларации «От Временного правительства» и от «Петроградского Совета», как было условлено между ними, на одном листе. В окончательной победе «революции» уже никто не сомневался.


     Все сведения из провинции говорили, что переворот происходил во всех центрах России и старая администрация заменялась повсюду на новую «революционную», совершенно безболезненно, мирным путём.   Армия так же признала новую власть. У царского режима Романовых, не оставалось никакой опоры в народе и не было никаких надежд на просьбу «Учредительного Собрания», «восприять корону», на реставрацию.


      «Временное Правительство» 6 марта опубликовало «Воззвание к гражданам», в котором излагалась программа его деятельности. Первой своей задачей правительство ставило «доведение войны до победного конца» и заявляло при этом, что оно «будет свято хранить связывающие Россию с другими державами союзы и неуклонно исполнит заключенные с союзниками соглашения». Далее правительство обязывалось, «созвать в возможно кратчайший срок Учредительное собрание, обеспечив участие в выборах и армии», «немедленно обеспечить страну твердыми нормами, ограждающими гражданскую свободу и гражданское равенство», «озаботиться установлением норм, обеспечивающих всем гражданам равное, на основе всеобщего избирательного права, участие в выборах органов местного самоуправления», «вернуть с почетом из мест ссылки и заточения всех страдальцев за благо родины».


      Основная масса крестьянского населения России и солдаты на фронте полностью с содержанием этого документа не были ознакомлены. Массы «просвещали» и вели за собой агитаторы.


       Заявление Временного правительства об отношении его к войне и к союзникам создало за границей благоприятное впечатление, что было создано руководящей ролью Государственной думы в перевороте. Послы и посланники союзных держав, в ожидании официального признания переворота их правительствами, сразу вошли в сношения с образовавшимся «Временным правительством». Первым государством, официально признавшим новую власть, были Северо-Американские Соединённые Штаты, посол которой, Френсис, уже 9 марта был принят «Временным правительством» на торжественной аудиенции. За ним последовали 11 марта официальные заявления «О признании Временного правительства» последовали от Франции, Англии и Италии, 22 марта, от Бельгии, Сербии, Румынии, Японии и Португалии.


       6 марта был опубликован «Указ» о самой полной амнистии, исключавшей лишь должностные преступления старого порядка, и немедленно же сделаны распоряжения о возвращении за государственный счет всех политических ссыльных и эмигрантов, так что и «опломбированный вагон» с политэмигрантами из Швейцарии скорей всего был оплачен «Временным Правительством».


     В этот же день, «Временное правительство» издало Манифест «о Финляндии». Даровалась полная амнистия лицам, боровшимся с русским правительством за права Финляндии, и давалось обещание в возможно краткий срок созвать сейм, которому, «будут переданы проекты новой формы правления для Великого княжества Финляндского», Финляндскому народу торжественно подтверждалось «на основе его конституции сохранение его внутренней самостоятельности, прав его национальных — культуры и языков» и высказывалась «твердая уверенность, что Россия и Финляндия отныне будут связаны уважением к закону ради взаимной дружбы и благоденствия обоих свободных народов».


       «Манифест» был издан по предварительному соглашению с представителями финляндских политических партий. Государственный строй Финляндии превращался «Манифестом» в конституционное государство, связанное с Россией единством высшей власти и важнейшими общими делами.

 
       В польском вопросе, «Временное правительство», сразу подтвердило оформление полной независимости этнографической Польши. Ввиду германско-австрийской оккупации Русской Польши революционная власть не могла, осуществить свое намерение непосредственно. Вместо «Манифеста о независимости Польши» было опубликовано «Воззвание к полякам», которое говорило не точным юридическим языком документа, а словами одушевленного и горячего призыва, бороться за общее дело, «плечом к плечу и рука с рукою за нашу и вашу свободу», как гласили старые польские знамена 30-х годов прошлого века.

 
      Основное место «Воззвания к полякам» гласило, «Сбросивший иго русский народ признает и за братским польским народом всю полноту права собственной волей определить судьбу свою. Верное соглашениям с союзниками, верное общему с ними плану борьбы с воинствующим германизмом, «Временное правительство» считает создание независимого «Польского государства», образованного из всех земель, населенных в большинстве польским народом, надежным залогом прочного мира в будущей, обновленной Европе. Соединенное с Россией свободным военным союзом, польское государство будет твердым оплотом против напора срединных держав на славянство. Освобожденный и объединенный польский народ сам определит государственный строй свой, высказав волю свою через «Учредительное собрание», созванное в столице Польши и избранное всеобщим голосованием. Россия верит, что связанные с Польшей веками совместной жизни народы получат при этом прочное обеспечение своего гражданского и национального существования. Российскому «Учредительному собранию» предстоит скрепить окончательно новый братский союз и дать свое согласие на те изменения государственной территории России, которые необходимы для образования свободной Польши из всех трех, ныне разрозненных, частей ее». Многое состоялось, но с точностью до наоборот. Новое польское государство стало оплотом напора, не только срединных держав, но и заморских, на славянство и Россию.


  К «демонтажу» Российской империи «Временное Правительство» приступило сразу же.


       10 и 11 марта, в Петербурге, состоялось соглашение между «Обществом фабрикантов и заводчиков», с одной стороны, и «Исполкомом Совета», с другой стороны, относительно новых условий труда. На предприятиях учреждались фабрично-заводские комитеты с широкими функциями в области внутреннего распорядка. Затем учреждались заводские и центральная примирительные комиссии на паритетных началах. Третьим пунктом соглашения, явилось решение о восьмичасовом рабочем дне. Кроме «заводских и центральных примирительных комиссий» в «Соглашении» ничего нового не было, всё остальное повторяло то, что уже было в старом царском законодательстве. Пролетариат и вся демократия, по всей России с энтузиазмом приветствовали новую «победу» революции.


     12 марта, солдатская секция «Совета» по поводу опубликования текста присяги постановила, «К опубликованной присяге не приводить, а где это произошло, считать присягу недействительной». Контактная комиссия требовала внесения в текст присяги слов о противодействиях контрреволюционным попыткам, но ввиду неопределенности этого термина и неизбежности самочинных действий солдат при самостоятельном его толковании правительство не согласилось изменить текст присяги.


     13 марта, в Петрограде состоялось первое заседание членов «комитета объединенных офицерских депутатов» с «Исполкомом Совета рабочих и солдатских депутатов», принявшее при общем энтузиазме, поцелуях и слезах следующую резолюцию, «Выслушав объяснение Исполнительного Комитета Совета офицерских депутатов гарнизона Петрограда и окрестностей и Балтийского флота, объединяющего около 20 000 офицеров, собрание заявляет об установлении прочного братского единения между офицерами и солдатами, к чему призывает всю русскую армию. В основу этого единения собрание призывает положить взаимное уважение в каждом солдате и каждом офицере чувства чести и человеческого достоинства и общее стремление стоять на страже свободы». На фронте с энтузиазмом встречались члены Госдумы, посланные туда для объяснения войскам, начал совершившегося переворота. Депутации, в бесчисленном количестве приходившие с фронта и направлявшиеся сначала в Таврический дворец, а потом, после перехода «Временного правительства» в Мариинский, неизменно выражали доверие «Временному правительству» и готовность поддержать его против всяких попыток восстановления старого строя.


       «Двоевластие» и борьба между «Временным Правительством» и «Советом рабочих и солдатских депутатов» продолжалась. «Совет» противодействовал правительству в его работе по подготовке «Учредительного собрания», проводил агитационную пропаганду за прекращение войны и «братания» на фронте.


     В заседании «Совета», 14 марта, Стеклов (Нахамкес), который единолично писал все Постановления Совета, опубликовал в «Известиях» провокационное «Заявление Совета», не согласованное «Советом», «Бывшая царская Ставка в Могилеве сейчас сделана контрреволюционным центром. Мятежники-генералы, не желающие подчиниться воле русского народа, реакционные генералы ведут открытую контрагитацию среди солдат. Мы потребовали от Временного Правительства, чтобы оно заранее объявило вне закона тех мятежных генералов, которые дерзают святотатственно поднять свою жалкую руку и так далее. Не только всякий офицер, всякий солдат не должны ему повиноваться, но всякий офицер, всякий солдат, всякий гражданин имеют право и обязанность убить его раньше, чем он поднимет свою руку» и тому подобное».


     Через «контактную комиссию» руководители Совета, особенно Церетели, требовали от Временного правительства немедленного публичного заявления о целях войны в соответствии с формулой Циммервальда, «Мир без аннексий и контрибуций». Требовать таких заявлений, когда подавляющее большинство социалистов обеих воюющих сторон, стали на национальную точку зрения, было явной провокацией, приводящей к развалу армии.


       18 марта было опубликовано постановление, «об отмене смертной казни».

      
       18 марта, «Временное Правительство» посетила литовская делегация в составе Ичаса, Янушкевича и Бельского, которая вручила  «Постановление», вновь образованного из представителей политических партий «Литовского национального совета», в котором оглашалось, что «в этнографическом, культурном и экономическом отношениях Литва представляет единое политическое целое», что «при устроении жизни Литвы все населяющие ее народности должны пользоваться равными правами, и всем им должно быть гарантировано свободное развитие и участие в управлении Литвой» и что «Литва должна быть выделена в самостоятельную административную единицу, причем управление Литвой должно быть поручено органам и лицам из среды самого населения Литвы». Фактически эти осторожные заявления, впоследствии были реализованы не в соответствии с первоначальными планами, а переместились на почву оголтелого национализма, с запрещением применения русского языка.


     Во «Временное Правительство» не задержалась явиться и украинская делегация в лице представителей, Лотоцкого, Корчинского, Славинского, Гогеля, Гайдара и Лободы. Требования депутации были умеренны и ограничивались мероприятиями, необходимыми до созыва «Учредительного собрания». Такими мерами делегация считала назначение в украинские губернии комиссаров украинцев, учреждение при «Временном правительстве» комиссара по украинским делам, немедленное введение украинского языка в практику и делопроизводство судебных установлений, в начальную и среднюю школу, украинизация и открытие новых учительских семинарий с особой местной программой и тому подобные мероприятия.

 
     19 марта, после посещения «Временного Правительства» в Петрограде, образовался «Украинский национальный совет». «Временное правительство» удовлетворило украинских националистов по ведомству народного просвещения. Кроме того, были освобождены и вернулись так называемые «заложники» и арестованные за украинскую национальную пропаганду, был назначен особый комиссар Дорошенко, для управления оккупированными местностями Галиции, в строгом согласии с предписаниями Гаагской конвенции, при восстановлении на расширенных началах местного самоуправления.


       В том же духе и в то же время были приняты меры для организации управления оккупированными областями Малой Азии, Армении.


       Предстояло и переустройство всего управления Россией. Мирный и быстрый успех революции в Петрограде отразился на таком же мирном и быстром усвоении ее результатов всей страной. Мирно и быстро Российская империя распадалась на национальные составляющие.

 
      В первые же дни деятельности «Временного правительства» функции губернаторов и уездных представителей власти были приданы председателям губернских и уездных земских управ. На местах это вызвало трения и волнения.


        Для выбора делегатов и созыва «Учредительного собрания», эти новые демократические органы самоуправления были необходимы.


     Привлечение к выборам в армии, было отложено до затишья военных операций на фронте, до поздней осени и начала зимы.

 
     22 марта было опубликовано «Постановление» отменявшее национальные и вероисповедные ограничения, ранее установленные царскими законами и указами касавшиеся «Свободы передвижения и жительства», «Приобретения прав собственности», «Занятий ремеслом, торговлей и промышленностью», «Участия в торгово-промышленных обществах», «Найма прислуги», «Поступления на государственную и общественную службы и участием в выборах», «Поступления в учебные заведения», «Исполнения обязанностей опекунов, попечителей, присяжных поверенных», «Употребления языков в частных обществах и учебных заведениях». «Де юре», было снято темное пятно, лежавшее на русском законодательстве по отношению к евреям, которое, «де факто» никогда не исполнялось.


    25 марта «Временное правительство» постановило образовать для выработки проекта избирательного закона в «Учредительное собрание» «Особое совещание» под председательством Фёдора Кокошкина, с участием специалистов по государственному праву, статистике и других сведущих лиц, а также «политических и общественных деятелей, представляющих главные политические и национально-политические течения России».

 
    Основные положения «избирательного закона» были выработаны   только на апрельском съезде «кадетов», «Партии Народной Свободы» и приняты им.


    Основатель и лидер партии был Павел Милюков. Идеология партии проповедовала, «Центризм, парламентаризм, конституционализм, политический плюрализм, социал-либерализм. Лозунг Партии, «Умение и труд на благо Родине»». Партия была запрещена Ульяновым-Лениным на третий день после Октябрьского переворота, как несоответствующая требованиям «диктатуры пролетариата».


    Борьба за власть между «Временным правительством» и «Исполкомом Совета» в Петрограде началась и на местах, в провинциях России.


      Уже на второй день «революции», в заголовке газеты «Известия» было прибавлено к словам «орган Совета рабочих депутатов» также и слово «солдатских» депутатов, орган стал называться «Известия рабочих и солдатских депутатов». В это же время появилась прокламация к солдатам, подписанная и партией «социалистов-революционеров», хотя через день конференция партии «эсеров» резко осудила эту прокламацию как «крайне неудачно составленную, вселяющую в народные массы взаимное недоверие и рознь, к тому же изданную без ведома правомочных партийных учреждений». Прокламация возбуждала у солдат озлобление против офицеров, всех без исключения. Вслед за социал-революционерами эту прокламацию осудил и Карло Чхеидзе, как «провокационный листок, натравливающий солдат на офицеров и подписанный именем социал-демократической организации. Нужно добавить, что 4 марта было решено расклеить по улицам заявление Керенского и Чхеидзе, что приказ № 1 «не исходит от «Совета рабочих и солдатских» депутатов», а 7 марта ЦК партии «кадетов» известил, «довести до сведения Совета, что, обсудив полученные им сведения о чрезвычайной смуте и ряде бедственных происшествий в армии и во флоте, произведенных приказом № 1, изданным Советом рабочих и солдатских депутатов, комитет признал своим гражданским долгом обратиться к Совету с заявлением о необходимости полной и ясной отмены этого приказа во имя сохранения нашей боевой силы, без чего немыслимо успешное доведение войны до конца». Несмотря на «соглашение» между сторонами, борьба между ними не прекращалась.


      Верховный Главнокомандующий Российской армии, генерал Алексеев, 1 апреля, сообщал, «Ряд перебежчиков показывает, что германцы и австрийцы надеются, что различные организации внутри России, мешающие в настоящее время работе «Временного правительства», несут анархию в страну и деморализуют русскую армию».


     Органом пропаганды «большевиков» являлись газеты «Правда», «Окопная правда», которые начали печататься в громадном количестве экземпляров и разбрасываться в действующей армии на фронте с применением германской авиации. Газеты печатали обращения к солдатам с призывом к «братанию на фронте». Первые вооружённые выступления против «Временного Правительства» произошли на военных базах в Гельсингфорсе (Хельсинки) и Кронштадте. Первый месяц или полтора после революции, армия в основном оставалась морально здоровой, не деморализованной «революционной» агитацией. Изолируя явных агитаторов, командный состав добросовестно старался пойти навстречу требованиям нового строя и установить демократические отношения между офицерами и солдатами.


      31 марта, прибыли в Стокгольм эмигранты-циммервальдцы, возвращавшиеся в Россию из Швейцарии. Они проследовали через Германию, в «запломбированном» по позднейшей легенде, посольском вагоне, в сопровождении трех германских офицеров и швейцарского социалиста-циммервальдца Фрица Платтена. Прибыли в сопровождении их швейцарских и скандинавских единомышленников и представителей союзного английского и французского социализма, всего 80 человек, из них 30 человек были русские политэмигранты. Багаж пассажиров не досматривался, доступа представителей властей в вагон не было. В своем заявлении, напечатанном в «Politiken», в Швеции, эти эмигранты сами сообщали следующее, «Английское правительство не пропускает в Россию русских революционеров, поскольку они против продолжения войны с Германией».

 
     Когда выяснилось, что возвратиться в Россию через Англию нельзя, то часть русских товарищей в Швейцарии, при решительном отказе большинства эмигрантов сделать это, решились приехать в Россию через Германию в Швецию. Фриц Платтен, секретарь швейцарской социал-демократии и вождь ее левого крыла, известный интернационалист-антимилитарист и близкий друг Ульянова-Ленина, вступил в переговоры с германским правительством. Русские товарищи требовали предоставления им при проезде права экстерриториальности, именно никакого контроля паспортов и багажа, а также, чтобы ни один человек не имел права входить в вагон, ехать же мог бы всякий, невзирая на политические взгляды, кого только «русские» возьмут. Кого взять определял Ульянов-Ленин, поэтому он занимал купе со своими приближёнными, остальные гнездились на полках и круглосуточно стояли в очереди к туалету, из вагона выходить было нельзя. Со своей стороны, русские товарищи заявили, что будут требовать освобождения германских и австро-венгерских гражданских лиц, задержанных в России. Шла торговля, дополнительная оплата за аренду вагона и проезд, хотя имелось уже «Постановление» «Временного Правительства» о возвращении политэмигрантов в Россию за государственный счёт, что скорей всего и было осуществлено. Дополнительно в процессе организации перевозки участвовал Гельфанд (Парвус), который для организации проезда приехал из Турции в Германию. Германское правительство приняло эти условия, и 26 марта, 30 русских эмигрантов и 50 их собратьев всякой национальности выехали через Германию, из Швейцарии, среди них находились Ульянов-Ленин и Зиновьев, Надежда Крупская, Инесса Арманд, Фриц Платтен, которые расположились в купе.

 
     В Стокгольме Ульянова-Ленина встретили представителями крайних течений шведской социал-демократии, с которыми он провёл совещание по каким-то делам, скорей всего по финансам, сделать переворот без денег не представлялось возможным. В то же время в Копенгаген выехали вожди австрийских социалистов Адлер, Реннер и Зейц, совещавшиеся раньше с Черниным, министром иностранных дел Австро-Венгрии, в сопровождении Шейдемана, председателя социал-демократической фракции в рейхстаге, примкнувшего к ним в Берлине. Австро-Венгрия готовила почву для мира с Россией и выхода из войны.

      
     Перед отъездом группа Ульянова-Ленина приняла резолюцию, в которой рекомендовала сейчас же войти в переговоры о мире, невзирая на общее положение дел на фронте. Немцы торопились, так как назревал выход из войны Австро-Венгрии и нужны были дополнительные военные силы на западном фронте во Франции.


     Ульянов-Ленин произнес перед отправлением в Цюрихе речь, в которой Александр Керенский объявлялся опасным предателем революции, а Карло Чхеидзе, как тоже вступивший на путь предательства. В газете «Deutsche Tageszeitung» граф Эрнст Ревентлоу, руководитель «Пангерманского Союза», приветствовал «большевиков», как «новую русскую революцию». Последствия показали, что германский социал-националист был прав и что расчет группы «неустановленных лиц», пославших Ульянова-Ленина в Россию, был совершенно правилен. Но даже и они не могли ожидать, насколько благоприятно сложатся в России обстоятельства для успеха «большевистской» пропаганды, которую в самой Германии, «социал-демократы» не смели и заикаться.