Извините, Антон Павлович

ИЗВИНИТЕ, АНТОН ПАВЛОВИЧ.

Все высказывания и рассуждения взяты дословно из рассказов Антона Павловича Чехова «Палата №6», «Дом с мезонином», «В овраге», «Крыжовник» и составлены в определенном порядке. Извините, Антон Павлович, за произвол.


«Жизнь есть досадная ловушка. Когда мыслящий человек достигает возмужалости и приходит в зрелое состояние, то он невольно чувствует себя как бы в ловушке, из которой нет выхода».

«Когда вам скажут, что у вас что-нибудь вроде плохих почек и увеличенного сердца, и вы станете лечиться, или скажут, что вы сумасшедший или преступник то есть, одним словом, когда люди вдруг обратят на вас внимание, то знайте, что вы попали в заколдованный круг, из которого уже не выйдете. Будете стараться выйти и еще больше заблудитесь».

«Если физическую и нравственную нечистоту прогнать с одного места, то она перейдет на другое».

«Перемена к лучшему, сытость, праздность развивают в русском человеке самомнение, самое наглое».

«На земле нет ничего такого хорошего, что в своем первоисточнике не имело бы гадости».

«Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье…»

«Я служу вредному делу и получаю жалованье от людей, которых обманываю; я нечестен. Но ведь сам по себе я ничто, я только частица необходимого социального зла: все уездные чиновники вредны и даром получают жалованье… Значит, в своей нечестности виноват не я, а время…»

«…Он служил не честно, но ведь пенсию получают все служащие без различия, честны они или нет. Современная справедливость и заключается именно в том, что чинами, орденами и пенсиями награждаются не нравственные качества и способности, а вообще служба, какая бы она ни была».

«Люди, имеющие служебное, деловое отношение к чужому страданию, например, судьи, полицейские, врачи, с течением времени, в силу привычки, закаляются до такой степени, что хотели бы, да не могут относиться к своим клиентам иначе, как формально; с этой стороны они ничем не отличаются от мужика, который на задворках режет баранов и телят и не замечает крови».

«В больницу ложатся только мещане и мужики, которые не могут быть недовольны, так как дома живут гораздо хуже, чем в больнице; не рябчиками же их кормить!»

«Недавно по больничному корпусу разнесся довольно странный слух. Распустили слух, что палату №6 будто бы стал посещать доктор».

«Больных много, а времени мало, и потому дело ограничивается одним только коротким опросом и выдачей какого-нибудь лекарства, вроде летучей мази или касторки».

«Сегодня примешь тридцать больных, а завтра, глядишь, привалило их тридцать пять, послезавтра сорок, и так изо дня в день, из года в год, а смертность в городе не уменьшается, и больные не перестают ходить. Оказать серьезную помощь сорока приходящим больным с утра до обеда нет физической возможности – значит, поневоле выходит один обман. Принято в отчетном году двенадцать тысяч больных – значит, попросту рассуждая, обмануто двенадцать тысяч человек. Класть же серьезных больных в палаты и заниматься ими по правилам науки тоже нельзя, потому что правила есть, а науки нет…»

«Больница по-прежнему представляет из себя учреждение безнравственное и в высшей степени вредное для здоровья жителей».

«Такая мерзость, как палата №6, возможна разве только в двухстах верстах от железной дороги, в городке, где городской голова и все гласные – полуграмотные мещане».

«Город слишком много затрачивает на ненужные постройки и лишние должности. Я думаю, на эти деньги можно было бы, при других порядках, содержать две образцовые больницы».

«Эх! Захотели от нынешних ума!»

«…За двадцать лет я нашел во всем городе одного только умного человека, да и тот сумасшедший».

«Хуже нет ничего, как эта дружеская опека».

«Не следует мешать людям сходить с ума».

«Однако, в какую глушь занесла нас судьба! Досаднее всего, что здесь и умирать придется. Эх!»

«Проклятая жизнь! И что горько и обидно, ведь эта жизнь кончится не наградой за страдания, не апофеозом, как в опере, а смертью; придут мужики и потащут мертвого за руки и за ноги в подвал».

«Видеть свое бессмертие в обмене веществ так же странно, как пророчить блестящую будущность футляру после того, как разбилась и стала негодною дорогая скрипка».

«Какая бы великолепная заря ни освещала вашу жизнь, все же в конце концов вас заколотят в гроб и бросят в яму».

«Да и к чему мешать людям умирать, если смерть есть нормальный и законный конец каждого?»


«Пьянствовать глупо, неприлично, но пить – умирать и не пить – умирать».

«Мудрец или попросту мыслящий, вдумчивый человек отличается именно тем, что презирает страдание: он всегда доволен и ничему не удивляется. Значит, я идиот, так как я страдаю, недоволен и удивляюсь человеческой подлости».

«Я знаю, что бог создал меня из теплой крови и нервов, да-с! А органическая ткань, если она жизнеспособна, должна реагировать на всякое раздражение. И я реагирую! На боль я отвечаю криком и слезами, на подлость – негодованием, на мерзость – отвращением. По-моему, это собственно и называется жизнью».

«Весь ужас их положения в том, что им некогда о душе подумать, некогда вспомнить о своем образе и подобии; голод, холод, животный страх, масса труда, точно снеговые обвалы, загородили им пути к духовной деятельности, именно к тому самому, что отличает человека от животного и составляет един-ственное, ради чего стоит жить».

«Счастья нет, и не должно его быть, а если в жизни есть смысл и цель, то смысл этот и цель вовсе не в нашем счастье, а в чем-то более разумном и великом».

«И как ни велико зло, все же ночь тиха и прекрасна, и все же в божьем мире правда есть и будет, такая же тихая и прекрасная, и все на земле только и ждет, чтобы слиться с правдой, как лунный свет сливается с ночью».