Основано на почти реальных событиях.
Пролог.
Знаете ли вы, каково это - собирать из осколков свою собственную жизнь? Не просто собирать, а во что-нибудь более-менее приличное?
Думаю, у человека, не обладающего определенным талантом либо сверхспособностями, с очень маленькой долей вероятности получится красивая фарфоровая чашка из кучки битого стекла вперемешку с остатками чая, крошками от булочек, детальками от «лего», элементарной пылью и кошачьей шерстью. А как иначе? Чашки – они, знаете ли, имеют свойство разбиваться на полу в самой обычной квартире самой обычной женщины с двумя детьми. Эта женщина не обладает ни тем самым талантом, ни соответствующими способностями. Она обычная. Она приходит домой после работы, наливает себе чай, грустно оглядывает комнату, понимая, что было бы неплохо, чтобы кто-нибудь помыл пол. Женщина вздыхает, мысленно машет рукой на бардак, зная, что допив чай, она обязательно пойдет за шваброй. И вот тут, при попытке сесть на диван, эта самая чашка с горячим чаем предательски вырывается из рук и разбивается. Горячий чай обжигает ноги, оставляет липкие следы на полу и глубокий шок у кота, который вообще не подозревал, что нехорошо путаться у уставшей хозяйки под ногами, ибо чревато пусть легким, но пинком мокрой и обожженной ногой по пушистой и вроде бы добродушно настроенной морде.
Собрать осколки, мысленно поругать детей за крошки и «лего». Нет, ну можно и нужно конечно делать это вслух, но этих маленьких вредителей пока нет дома. Взять швабру на полчаса раньше намеченного. Вымыть, наконец, пол, пойти на кухню и задуматься: чай или все-таки пять капель валерьянки на рюмку коньяка? Шикарное успокоительное, проверенное. Ну и чудненько. Спокойствие - это как раз то, что мне сейчас нужно.
Разрешите представиться - меня зовут Наталья. Мне 35. И я самая обычная женщина, имеющая самую обычную работу менеджера в строительной фирме, самых обычных двоих сыновей 13 и 10 лет и самого обычного кота. Единственное необычное, ну, или скорее непривычное и непринятое для огласки в нашем обществе, в моей жизни только одно. Я - жена осужденного.
Тоже вполне себе обычного зека, отбывающего свой срок в колонии общего режима.
Нет, нет, нет! Вы не думайте. Мой муж никого не убил, ничего не украл. У него даже потерпевших-то в деле нет, однако, любовь к компьютерам и безалаберное отношение к их содержимому привела его на скамью подсудимых. По приговору районного суда, утвержденного судами апелляционной и кассационной инстанций, ему назначено наказание в виде четырех лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима.
Случилось сие событие в нашей жизни ровно год назад.
И с этого момента обычная жизнь обычной женщины потекла по совсем иному руслу....
***
Предательский весенний луч светит прямо в глаза сквозь решетку в зале судебных заседаний. За окном май. Все цветет, поют птицы, машины наконец-то отмыты владельцами и приятно радуют глаз пестротой красок на дорогах. Кончилась зимняя серость, кончился холод, люди ходят по улицам и улыбаются. "Весна, весна - пора любви! Кого поймал - на том женись " - одна из любимых шуток любимого мужа совсем не вовремя лезет в голову.
Я держу Диму за руку. Мы оба знаем, что через минуту в кабинет зайдет судья и начнет зачитывать приговор. Мы оба знаем, что срок будет реальным. Но мы не говорим об этом и даже стараемся не думать. И он, и я до последнего надеемся, что судьи тоже люди и тоже совершают ошибки, и, может быть, поэтому способны понять ошибки других. Ну, или, в конце концов, опираясь на закон вынести справедливое решение. Человека же не могут лишить свободы за глупость?! Как показала жизнь - этот вопрос сам по себе глупость и систему не сломать. Мы это знаем. Я и мой муж Дмитрий.
Ему 37 и до недавнего времени он работал торговым представителем в крупной кондитерской фирме. Продавал конфеты, печенье и другие сладости. Продавал то, что так любят дети. И всегда говорил, что делает этот мир слаще. Мой муж. Рост сто восемьдесят пять сантиметров, вес – сто десять килограммов. Косая сажень в плечах, и абсолютно недружелюбное выражение лица. Особенно когда небритый. Если он забывал побриться, я всегда предлагала ему взять в руки биту и идти на рынок.
- Мы тогда с тобой кредит махом выплатим – смеялась я.
- А ну как посодють?! – шутил в ответ муж.
На самом деле мой Дима самый добродушный увалень из всех потенциально возможных на свете. Он довольно медлителен, даже ленив, он абсолютно ничего не умеет делать руками, поэтому дома у нас часто появляются новые вещи взамен сломанных, т.к. чинить некому. Он, как большинство мужчин, не замечает бардака в квартире, разбрасывает носки, моет посуду со скандалом. Но зато очень хорошо готовит. Его мама всегда жалела, что он не стал учиться на повара, а пошел на юрфак, где не доучился, потому что осознал, что не его это. В итоге, работа торговым представителем принесла моему мужу профессиональное счастье, а нашей семье какой –никакой доход. С доходами все вообще было не просто. Почему? Да откуда ж я знаю? Но ни на одной работе Дима долго не задерживался. Полгода-год, а потом наступал период сидения дома, и соответственно финансового провала. Моей зарплаты хватало только на основные и самые необходимые вещи, вроде еды, оплаты кредита и коммуналки. В эти периоды мы очень часто ссорились. Пару раз доходило до того, что я готова была взять чемоданы и уйти в закат вместе с детьми. Ну, не понимала я, почему мужик не приносит в дом денег. Чувствовала себя ломовой лошадью. Было обидно и противно. Но, я всегда находила Диме оправдание, так же как находила оправдание и себе. Димка хороший. Меня обожает. В детях души не чает. Никаких забот на тему: кому отводить ребенка в садик или кто будет сидеть на больничном, у меня никогда не возникало. Дима абсолютно домашний. По гаражам-бабам-гулянкам не ходит, на меня за все годы совместной жизни голоса на меня ни разу не повысил, в отличии от меня (уж я –то, поорать иногда могла и даже посуду пару раз била в порыве «страсти»). В общем, в конечном итоге, я решила, что не всем дано быть олигархами-трудоголиками, смирилась с ситуацией и, как ни странно, с того самого момента мы зажили лучше. Может, не богаче, но спокойнее.
Дима очень любит читать. Иногда по три-четыре книги в неделю. И так здорово, что сейчас есть возможность скачивать и читать книги на компьютере, с учетом нынешних цен на бумажные экземпляры.
А еще Дима любит водить машину и делает это очень аккуратно, по крайней мере, когда в машине есть кто-то кроме него. Не знаю, конечно, как он водит в одиночестве, но за десять лет, которые он за рулем, он получил только один штраф за превышение скорости.
То есть мой муж такой положительный, добрый и отзывчивый раззвездяй. И мы были счастливы все 14 с лишним лет брака.
А потом случилось это...
Потом мы решили посмотреть какое-нибудь интересное кино. И как обычно, как миллионы пользователей в интернете скачали файл. Только вот в тот вечер кино у нас посмотреть не получилось. Мальчишки что-то съели в школе и вместо захватывающего сюжета о пиратах мы получили захватывающую ночную игру под названием "Мам, неси тазик, мне плохо!".
Дети, они иногда болеют. И уроки с ними нужно делать, да и домашние бытовые мелочи вроде стирки никто не отменял. В общем, про кино мы благополучно забыли, а файл так и остался в папке с общим доступом к нему других пользователей программы.
Никто из нас не мог предположить, что через три месяца к нам нагрянет полиция, они арестуют ноутбук и итогом этого всего станет уголовное дело по распространению детской порнографии. Потому что, в этом забытом нами чертовом файле оказалось именно это гнусное видео.
Можно долго рассуждать на тему «сам дурак» или «дыма без огня не бывает», но факт остается фактом. Уголовное дело возбуждено. Молодой следователь с горящими глазами рьяно берется за дело. А как же!? Это ведь такая удача - поймать «маньяка-педофила». Это ж какой «плюсик» в карму и карьеру! Тем более, что для этого не приходится проводить нудных слежек, допросов, очных ставок. Вот он, маньяк-то, готовенький. Сам пришел, сам все рассказал. Статья редкая, раскрываемость низкая. И молоденький лейтенант мысленно уже прибавил к своему званию такое вожделенное слово «старший» и пару-тройку тысяч к зарплате.
А знаете ли вы, что в кабинете следователя нельзя говорить "я не хотел" или "я не знал". Потому как, если ты не знал и не хотел, а видео у тебя на компе в общем доступе было, то значит - это сделала твоя жена и тогда привлекать к уголовной ответственности нужно ее? Ах, жена не могла?! Ну, тогда это однозначно сделал кто-то из детей, и тогда ювенальная юстиция вам в помощь и лишение родительских прав со всеми вытекающими. Поэтому, в кабинете следователя Дима подписал бумагу, которая перечеркнула нашу жизнь. Явка с повинной. Только вот по логике уголовного закона нельзя повиниться в том, что вся твоя вина состоит лишь в беспечности и забывчивости. Нельзя заявить, что ты каешься в глупости, потому что не проверил этот злосчастный скачанный в один из нудных осенних вечеров файл. Нельзя сказать, что ты не собирался ничего распространять, а наличие этой мерзости всего лишь результат недосмотра. Нет, когда ты пишешь явку с повинной, ты автоматически признаешься в том, что ты хотел и распространил детское порно в сети. И с этого момента в глазах закона ты маньяк и педофил.
Такова цена ошибки. Такова цена, которую Дима пришлось заплатить, чтобы дети не попали в детдом.
Один файл... Три с половиной года….
Яркий и веселый лучик продолжает светить в глаза, но мы не обращаем на него никакого внимания. Я держу Диму за руку.
"...и назначить ему наказание в виде трех лет и шести месяцев лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима" Последние звуки голоса судьи не успевают раствориться в гробовой тишине зала, как входят приставы.
Я судорожно обнимаю мужа: "Дима, Димочка, держись! Мы все переживем, всех победим! Мы все обжалуем! Я люблю тебя!" На последних словах меня буквально отрывают от Димы. На него надевают наручники и уводят.
Три года! Как я пойду домой?! Как я скажу детям, свекрови и своему отцу, что Диму посадили на три года?! Как я вообще все это объясню детям?!
Это была моя последняя мысль перед тем, как я потеряла сознание прямо в зале суда.
****
Домой идти все-таки пришлось. Я плохо помню, что именно я говорила и делала в тот вечер.
Дети восприняли новость стойко. Скрывать от них, где носит папу больше трех лет, я не была намерена изначально. Не вдаваясь в подробности о причинах, я все им рассказала. Старший – Никита обнял меня и не отпускал, пока я рыдала и глотала злость и обиду на весь белый свет, на мужа, на себя. Сопли, слезы и слюни текли рекой, и тогда мой младший сын – Артем принес мне полотенце и зеркало, со словами, что красивые женщины не должны показываться перед мужчинами в таком сопливом виде. А поскольку мужчин у меня в доме теперь на одного меньше, то придется мне как-то ради них собраться в кулак, потому что горе - горем, а ночные кошмары с опухшей от слез матерью в главной роли – это уже совсем другая история. И вообще, ужин никто не отменял.
Я, кстати, всегда удивлялась, откуда у младшенького такая рассудительность в его возрасте. Никто из нашей семьи не мог этим похвастаться ни в детстве, ни уж тем более в подростковом периоде, когда гормоны прут и затмевают собой не то что рассудительность, но элементарную логику. Видать, бабка где-то нагрешила, но об этом история умалчивает. Или, что наиболее вероятно, мой младшенький пошел в своего деда – моего отца. Уж кто - кто, а папа всегда был реалистом, и разум всегда брал верх в его суждениях в любой ситуации.
Мой отец человек, в общем-то, довольно жесткий. Я – его единственный ребенок. Папа всегда был главой семьи, его слово было законом. Положа руку на сердце – папу я всегда любила немного больше чем маму (хоть и говорят, что так не бывает). И мы всегда были больше друзьями, чем отцом и дочерью. А потом я уехала учиться в другой город, встретила Диму и вышла замуж. Дима папе не понравился. Сразу и навсегда. Папа почему-то решил, что я достойна большего, но как истинный любящий отец в мою жизнь не вмешивался, за что я была ему бесконечно благодарна.
Так что по совету сына я взяла себя в руки и поплелась готовить ужин.
Чуть позже прибежала с работы подруга. Единственный человек, вне семьи, которому я сразу рассказала о приговоре. Хотя почему, вне семьи? Моя подруга – самый близкий мне человек после того, как 13 лет назад я потеряла маму. С ней мы делим горести и радости семейной жизни, с ней перемываем косточки мужьям, с ней же вместе решаем задачи и пишем сочинения, потому что наши дети учатся в одном классе. Мы и родили- то их с разницей в 10 дней. Правда потом я таки обскакала Ленку на одного ребенка. В общем, моя Ленка (или как ее ласково называют на работе Ленок Иванович, потому что она с одной стороны всегда всем мило улыбается и вообще такая душа компании, а с другой, что называется «баба с яйцами», которой палец в рот не клади – откусит по самую челюсть) зашла в квартиру, оглядела меня критическим взглядом и сказала: «Все понятно». Молча взяла ключи и выбежала из квартиры.
«Интересно, она ходить-то вообще умеет?» промелькнула мысль у меня в голове – «Вот сейчас же вернется через пятнадцать минут, а сделать за это время успеет столько, на что мне понадобилось бы минимум пара часов».
И точно. Ленка вернулась ровно через пятнадцать минут. В руках у нее был большущий пакет из ближайшего супермаркета.
- Че стоишь как баба с веслом в парке Горького? На, разбирай! – Лена сунула мне пакет и умчалась в ванную.
Догадываясь, что в пакете явно не мороженное и газировка, и вечер перестает быть томным, я велела детям идти ночевать к бабушке. Благо, моя свекровь живет в соседнем дворе и внуки для нее – это радость. Ни разу я не слышала от нее ни слова о том, что мы рано родили и должны бы сами выкручиваться, раз решили стать родителями. Ни разу она не упрекнула меня фразой: «мне в свое время никто не помогал». Нет. Моя свекровь замечательная бабушка. Когда мы поженились с Димой, и родился Никита, я еще училась в институте на последнем курсе. Анне Сергеевне на тот момент было 49 лет, и она работала главным бухгалтером в одной далеко не мелкой фирме. Через четыре месяца после рождения сына у меня началась последняя преддипломная сессия. Анна Сергеевна взяла отпуск, чтобы дать мне возможность закончить институт без академического отпуска. Диме об отпуске она думать запретила, потому что он тогда только устроился на неплохую работу и такое скорое желание отдохнуть, могло вызвать недовольство нового работодателя.
Свекровь помогала мне с Никитой, пока мой мозг, ослабленный беременностью и почти потерявший связь с реальностью после четырех месяцев декретного счастья, пытался осилить подготовку к экзаменам и зачетам.
Вечерами, когда Никита возвращался к маме и папе, Анна Сергеевна садилась выполнять свою работу, потому что у бухгалтеров вообще, а у главных в особенности, полноценный отпуск случается только на пенсии. Анна Сергеевна о пенсии начала мечтать лет в 45, но работу свою любила и выполняла ее так, что ее неоднократно пытались переманить к себе конкурирующие фирмы. Однако, моя свекровь – однолюб. Это касается всего. Она всю жизнь любила только одного мужчину- Диминого отца, которого не стало за два года до нашей свадьбы, всю жизнь предпочитает одни и те же цвета в одежде, и никогда ни на что не променяет эклер с заварным кремом.
Мой папа, наверное, тоже был бы замечательным дедом, но жил он в 800 километрах от нас и внуков видел нечасто. С тех пор как умерла мама, папа стал сильно болеть и вскоре не мог приезжать к нам так часто как ему бы хотелось. Поездки российскими железными дорогами давались ему тяжело. Через три года после маминой смерти папа женился повторно. Я тоже считала, что лезть в чужую личную жизнь, пусть это даже жизнь самого близкого родственника – неэтично. Главным для меня было, что моя «мачеха» папу вроде как любила, он был под присмотром, накормлен и окутан вниманием. Остальное – меня не касалось. Но я все чаще задумывалась о том, что перевезти папу с женой поближе к себе. В конце концов, никто из нас не молодеет, а медицинская помощь в большом городе все же лучше, чем в провинциальном захудалом городишке.
Из рассуждений о родителях меня вырвала Лена.
- Так и будем стоять как два тополя на Плющихе? Или приступим?
- Конечно, приступим.
В пакете обнаружилось: бутылка коньяка, сыр, шоколадка, виноград, пол палки колбасы, хлеб, минералка и даже пакет молока.
- А молоко то зачем?!
- А это тебе на утро, или ты думаешь, твой организм без последствий перенесет сегодняшний вечер? – смеясь, Ленка вытащила припрятанную за ножкой стола вторую бутылку коньяка.
Вечер действительно удался. Сначала я плакала от страха за мужа, потом мы плакали обе, уже жалея меня. Потом ругали наше доблестное государство вообще и соответствующие органы в частности. Потом решали, что делать и как мне жить дальше, выплачивая кредит за машину, оплачивая все детские секции и кружки и все остальные хотелки и не только. И все это на одну мою зарплату, которая, собственно говоря, никогда не отличалась внушительными размерами.
Мы смеялись, плакали, снова смеялись. В общем, подруга убедила меня, что жизнь еще не кончилась, что срок не вечен, что еще существуют жалобы и что уж вышестоящий суд обязательно прислушается к доводам разума.
Ушла Ленка домой глубокой ночью. Мои уговоры, не валять дурака и не разъезжать ночью пьяной на такси, не возымели никакого действия. Впрочем, как всегда. Лена всегда лучше знает что делать, когда, как и, главное - почем.
Выходные мы с детьми провели в бытовых заботах.
А потом наступил понедельник.
Понедельник означал для меня новую жизнь. Жизнь, в которой никто не встретит тебя с работы с букетом сирени, никто не обнимет и не поцелует в шею именно в том момент, когда ты больше всего в этом нуждаешься. Меня ожидала жизнь одинокой женщины с двумя детьми.
Но для начала мне предстояло выяснить, как все-таки работает изнутри система исполнения наказаний.
Утром в понедельник, первым делом я позвонила нашему другу Андрею, который как раз работал в охране СИЗО. Да, вот так случается иногда, что вроде бы ничем не примечательная работа друга вдруг самым непостижимым образом становится для тебя самой главной работой на свете. Потому что друг в СИЗО, означает, что он сможет узнать, как так там Дима, сможет рассказать, что можно и что нельзя приносить в передачах, сможет просто приглядывать за другом детства издалека, не привлекая ни к кому лишнего внимания, т.к. все понимают, что это чревато.
И вот тут меня ожидало первое жестокое разочарование. Я никогда не думала, что получу такой удар фейсом об тейбл. Тем более от Андрея. Они с Димой выросли в одном дворе, знают друг друга и дружат с горшка буквально. Без Андрея и его жены хохотушки и веселушки Оксаны не проходил не один наш семейный праздник. Андрей - крестный папа нашего Артемки.
- Андрюш, привет! У нас горе, Андрей. Димку посадили. Как, как? Ну, вот так! В пятницу. Три с половиной. Да, уже в СИЗО. Сразу увели. Да, спасибо, буду держаться! У меня к тебе большая-большая просьба, Андрей! Ты не мог бы мне рассказать, что там у вас и как? Что можно, что нельзя? Я ж вообще не знаю куда бежать и что делать. Ты же знаешь процедуру, как на свидание попадают?
После вполне искреннего удивления и сочувствия, речь Андрея в трубке вдруг перестала быть четкой и внятной сразу после слова «просьба». Он что-то промямлил на тему, что ему неудобно сейчас разговаривать и он мне обязательно перезвонит. И отключился.
Я даже обрадовалась, потому что в моем понимании это означало, что Андрюха расшибется в лепешку и все узнает. Я ждала два дня. Андрей так и не перезвонил. За это время я сама съездила в СИЗО, узнала часы приема, сфотографировала перечень разрешенного к передаче, выяснила процедуру попадания на свидание.
К вечеру третьего дня, я позвонила сама.
-Андрей, привет! Это Наташа. Ну что? - Я четко слышала как на том конце трубки Оксана шептала мужу, чтобы он мне уже хоть что-нибудь сказал, а то ведь я не успокоюсь и буду названивать.
- Да, Наташ, привет! Знаешь, я вообще в СИЗО только периметр охраняю, вообще не знаю, что там и как происходит. – Андрей явно мялся и пытался быстрее закончить разговор – ты это… сходи на прием к начальнику, ну позвони, они тебе часы приема скажут.
- Да ладно, Андрей! Я это уже все узнала. Не важно. Ты мне скажи, а ты можешь как-то у своих там узнать, как Димка? Статья то у нас неважнецкая. Просто узнать, все ли с ним в порядке. Я уже извелась вся. Свидание только в пятницу в лучшем случае, если попаду еще.
- Нат, ну я ж это… периметр только…
- Я понимаю. Но ты же общаешься с теми, кто не только периметр? Через них как-то можно? Просто узнать. Ничего не надо больше. Ни говорить, ни передавать. Я ж знаю, что у вас это там чревато. Мне бы просто знать, что с ним все в порядке. А то, может, избили его там или еще чего. Мне всякая пакость в голову лезет. Я боюсь так, Андрюш… - я откровенно рыдала в трубку.
- Наташ, ты извини, но я правда ничего не знаю. Мое дело периметр. Сходи на прием. Тебе все расскажут.
- Хорошо. Спасибо, Андрей. Пока.
-Пока, Ната.
Я положила трубку. Почему то меня не отпускало горькое ощущение какой-то липкой гадливости. На прием? Начальство расскажет мне как себя чувствует мой муж и не бьют ли его? Услышать большего бреда от сотрудника ГУФСИН я не ожидала. Ну что ж, Андрею не хочется даже иметь намек на возможную тень в карьерном росте. Хотя, о каком карьерном росте может идти речь без высшего образования. Старший лейтенант в 37 лет. Вершина карьеры достигнута. Ладно, это его выбор и осуждать за него я не имею права.
Итак, единственное, что мне оставалось – это дождаться пятницы и попробовать попасть на свидание.
Утро пятницы началось для меня в три ночи. Мужа я не видела неделю. Он меня тоже. Вспоминая слова сына, о том, что женщина должна быть красивой, я отправилась прямиком в душ, чтобы привести себя в порядок.
Вот скажите мне, какой умник однажды придумал, что в ванной должно быть зеркало? Если вы женщина, которая хоть раз в жизни просыпалась в три утра, а перед этим неделю очень-очень-очень плохо спала, то вы меня поймете. А если мужчина, то возможно, вам не стоит даже пытаться себе это представлять. Для нежной мужской психики такие стрессы ни к чему.
Собственного говоря, мое отражение меня испугало. Мысль о душе была отвергнута моментально. Т.к. только ванна со всякими масками, кремами и пилингами, возможно, сотворит чудо, и я хотя бы не буду похожа на кошку, вышедшую из подвала после недельного мартовского загула.
Благородный серовато зеленоватый оттенок лица, выгодно подчеркивал иссиня-черные пятна под тем местом, где по логике вещей должны были находиться мои в обычной жизни серые, но в данный момент тусклые неопределенного цвета глаза. Глаз почти не было видно, то ли от того, что открыть их в три ночи оказалось труднее, чем я себе представляла, то ли оттого, что верхние веки отекли и наплыли на ресницы, как небезызвестный айсберг на не менее известный лайнер. Русые волосы, когда-то выгодно корректирующее слишком, как мне всегда казалось, круглое лицо, благодаря незамысловатому каре, сейчас выглядели так, будто аисты вознамерились открыть на моей голове филиал роддома и поэтому активно вьют там гнезда.
Единственное, что приятно удивило – это отсутствие живота. Оказалось, что за эти несколько месяцев следствия и неделю после приговора я похудела на 15 кг. То-то я удивлялась и никак не могла сообразить, почему любимые джинсы сваливаются на ходу, а на работе попросили сменить гардероб. Неприятно удивило, что вместе с исчезновением лишних килограммов исчезла и совсем не лишняя вроде бы грудь.
Ну, в общем, отражение в зеркале показывало мне девочку-подростка из фильмов про зомби, причем девочка эта, судя по всему, и была прародительницей этих самых зомби. Кинг отдыхает, Ридли Скотт нервно курит в сторонке.
Хорошо, значит – теплая ванна, масочка на морду лица, бальзамчик на волосы и расслабится. Пусть на пол часика, но постараться отрешится от внешнего мира. Закрыть глаза и … снова доказывать секретарю в общественной приемной суда, что в заявлении на краткосрочное свидание не обязательно писать номер статьи, снова не опустить глаза при взгляде этой пигалицы, который буквально кричит о том, что я для нее как минимум человек второго сорта, снова постараться выйти из этого маленького, нет не кабинета даже, маленького загашника со столиком и стулом и не зареветь…
Из сна меня выдернул телефон. Сигнал настойчиво вещал о том, что свекровь что-то сообщает мне в вайбере. Оказалось, что она уже пять минут как под дверью стоит, а попасть в квартиру не может, видимо, Никита опять защелкнул язычок с внутренней стороны.
Пришлось в срочном порядке эвакуироваться из ванной и открывать дверь.
- Анна Сергеевна, я к обеду должна буду вернутся уже. Вы пацанов только в школу выгоните, а то проспят ведь.
- Наташенька, не беспокойся. И разбужу и завтраком накормлю и отправлю и даже встречу. Все будет хорошо. Не переживай. Димочке привет передавай от нас. – Анна Сергеевна почти со злостью вытерла накатившие вдруг слезы. – Беги, Наташ. Ой, господи, боженька милостивый…
- Не плачьте. Все образуется. Все. Я ушла. В холодильнике колбаса – я порывисто обняла свекровь и выбежала из дома.
На часах шесть тридцать. СИЗО в пяти остановках от дома, почти в центре города. К семи успеваю. Позже приходить нежелательно. Народ там еще с вечера записывается в очередь. Можно банально не попасть, так как мест для свиданий ограниченное количество. Свидания проходят за стеклом. Как в кино. Ты с трубкой, он с трубкой. Между вами толстенное стекло. Рядом с вами справа и слева точно такие же встречающиеся. Два часа. Меньше – запросто. Больше – никогда. Как повезет со сменой охраны. Перед свиданием нужно сдать свое заявление в специальное окошечко, отстояв предварительно очередь по списку. После этого у тебя есть два часа свободного времени, т.к. заводить на свидание начинают только после десяти. Если у тебя еще есть передача, то в это свободное время, опять же если повезет, ты можешь попытаться ее передать. Если повезет – потому что желающих много, а девушка, принимающая передачи одна. И принимает она все досконально. Все – все, что ты купил для любимого человека надо пересыпать в прозрачные пакетики, жидкие субстанции туда же перелить и неважно – шампунь это или майонез. Все в пакетик. Конфеты без оберток, сигареты без пачек. О! С сигаретами вообще отдельная история. Их ломают. Каждую. И потом все что от них остается, пересыпается обратно в пакетик. Эта труха доходит до «спецконтингента», находящегося в СИЗО.
Есть, конечно, вариант попроще. При СИЗО есть магазин, который «можно сделать» в любой день, а не как передачу и свидание в определенный, привязанный к первой букве фамилии сидящего. В магазине есть практически все – от трусов до сливочного масла. Все, что оформляется передачей через магазин, не пересыпается, не вскрывается и не ломается. Но за удовольствие, как говорится, надо платить. Цены в магазине на порядок выше рыночных. Зато не таскать баулы, не проводить много часов в ожидании своей очереди. Нет, очередь, конечно, есть и здесь, но она идет в разы быстрее.
Выбор в пользу того или иного способа каждый приходящий делает сам.
Но всего этого я пока не знаю. Я иду на свидание первый раз.
Это уже потом, через несколько недель, сделав передачу, пару раз оформив покупку через магазин, побывав на приеме у медика и начальника, запись к которым ничем не отличается от записи на свидание, потом я буду чувствовать себя вправе стоять на входе в СИЗО и давать консультации всем таким же как я. Впервые пришедшим в это помещение, глядящим встревоженным или даже скорее напуганным взглядом на кучу стендов, на которых мелкими буквами написаны выдержки из различных законов, таких как уголовно-исполнительный кодекс или правила исполнения наказаний.
Это потом, я буду готова хватать бедных плачущих мам за руку, уверяя их, что к сотруднику за окошком или тому, который находится в зале обращаться бесполезно, кроме пренебрежительно-гавкающего: «вся информация на стендах» от них нельзя получить никакой информации. Их религия, видимо, не позволяет общаться по-человечески с такими как мы. Родственниками заключенных, подследственных, подозреваемых. Людьми второго сорта.
Потом я буду точно знать, что прочитать, а главное понять написанное на этих самых стендах невозможно обычному человеку в здравом уме, что уж говорить о женщине, потерявшей сына или внука или дочь и пришедшей узнать, а не в этом ли «чудесном» заведении он находится. А если у женщины не дай бог нет при себе очков, или она просто не в состоянии сосредоточится на чтении сухих выдержек из законодательства, то это абсолютно ее проблемы.
Конечно, там хватает и мужчин-посетителей. Но их намного меньше и они все-таки более сдержаны и более спокойны.
Все это я буду знать потом. А пока я переступаю порог зала ожидания СИЗО с большим пакетом продуктов из магазина, естественно не распакованных и не перелитых, и небольшой суммой денег для магазина, которой не хватит даже на блок сигарет. И прохожу все эти круги ада впервые.
Дима, кстати, не курит, но сигареты на зоне своеобразная валюта. Имея сигареты, ты можешь рассчитывать на чуть более легкую жизнь за решеткой.
И, наконец, вот оно… Меня заводят в длинный коридор, поделенный вдоль примерно пополам стеклянной стеной. Эта стена разделена на кабинки стеклянными же перегородками. Сотрудник указывает мне, куда садится. И снова бесконечные минуты ожидания. Они еще более бесконечные, потому что последние перед долгожданной встречей. Всем «соседям» уже привели их родственников. Я сижу напротив стены, на которой сквозь стекло видны грязные разводы. Я слышу разговор людей и справа и слева. И те и другие посматривают на меня с любопытством, потому что прошло уже полчаса, а мой собеседник – по-прежнему пустой табурет напротив и печально молчащая домофонная трубка с проводами, замотанными изолентой.
Сорок пять минут томительного и изнуряющего ожидания. За эти сорок пять минут я успела чуть не похоронить любимого мужа, потому как, если не ведут - значит его тут нет, если нет - значит что-то случилось, если что-то случилось – значить избили, а если избили – значит до смерти или очень близко к этому.
И все-таки, его нашли и привели на свидание. Мой Димка… осунувшийся, лысый, угрюмый, что придает ему еще более недружелюбный вид. Однако, при виде меня он улыбается. Улыбается так, как улыбался в день нашей свадьбы. Даже его глаза светятся совершенно особым светом. Этот взгляд я не спутаю ни с чем. Этот взгляд красноречивее всяких слов. Этот взгляд не кричит, а нежно-нежно шепчет о том, как сильно Дима любит меня.
Я еле-еле сдерживаю слезы. Зачем расстраивать мужа, ему наверняка несладко, так пусть хоть вспоминает меня без опухшего от слез лица.
Мы одновременно поднимаем трубки, и не сговариваясь прикладываем ладошки к стеклу. Стекло не способно удержать ту теплоту и нежность, которую мы передаем друг другу.
- Привет, любимая!
-Привет! Дима, как ты тут? Все в порядке? Как твое самочувствие? Тебе всего хватает? Я привезла кое-какие вещи и продукты, после свидания все передам. Ты получил мое письмо? Ты…
- Тихо, ты, трандычиха моя…- Дима смеется, перебивая меня - сначала ты расскажи как дети, как мама? Сама ты как? – он улыбается, но голос у него звучит как–то печально. Да и говорит он непривычно тихо. «А что ты хотела?» - думаю я- «чтоб он тут песни распевать начал что-ли?»
Отведенное нам время пролетает практически незаметно. Мне показалось, что у меня и сердце то замерло практически, так – пара-тройка ударов, а оказалось, что прошло больше часа.
Дима рассказал, что так долго не вели его потому, что просто-напросто потеряли. С утра его перевели в другую камеру, а дневная смена почему-то об этом не знала. Вот и искали, чуть ли не с собаками по всему СИЗО целых сорок пять минут.
Выходила я оттуда, как ни странно, с более спокойным сердцем. Неизвестность – именно она оказалась самым страшным моим врагом. Дима рассказал, что по большому счету, все у него неплохо, учитывая место, где он находится. Он себя неплохо зарекомендовал среди прочего сидящего там люду. Ему объяснили все правила: как официальные, так и негласные, которыми зеки руководствуются уже черт знает сколько, наверное, со времен первых тюрем. Статья его особого внимания не привлекла, тем более, что абсолютное большинство мужиков оказались людьми здравомыслящими.
«Однако, ржут надо мной до сих пор. Таких «баловней» судьбы за решетку заносит редко. В каждой камере, в которой я оказываюсь, мне даже с трудом верят, а потом долго ржут. Мужики не понимают, как за такое можно отбывать реальный срок да и еще такой долгий» - говорил Дима.
Да, Димка… уж попали так попали…
Мы стали писать друг другу письма. Прогресс не стоит на месте, и услуга электронных писем дошла до ГУФСИН. Это существенно ускоряло время на отправку и получение заветного листочка.
Одно из своих первых писем я писала Диме поздней ночью, оно получилось эмоциональным, и я долго думала, отправлять его или нет. Уже потом, будучи в колонии, Дима сказал мне, что именно оно дало ему тот самый волшебный пинок, после которого захотелось назло всем выдержать все и вернутся к семье.
«Димка! Здравствуй, родной!
Видишь, как я совсем обленилась и, дорвавшись до компа, письмо тебе печатаю, а не пишу. Зато легче читать.
Знаешь, честно даже не знаю о чем тебе писать. Хотя нет, знаю! Я же обещала в письмах тебя ругать, чтоб не расслаблялся. Так вот… ну… щас… Эх, ну как я могу тебя ругать, если я ТАК соскучилась. Очень не хватает тебя рядом, и если все эти бытовые трудности как-то переживаются (хотя тут тоже не сладко), то в душевном плане, я боюсь просто в один «прекрасный» день сгореть. Приходится жить и улыбаться и делать вид, что все хорошо. А хочется выть…. А выть нельзя, у меня нет выбора, вернее мне это право выбора никто не предоставил. Во! Видишь, уже получается немного поругаться. А если серьезно, меня иногда спрашивают (ну из тех, кто в курсе): а другая бы женщина стала бы тебя ждать, и каков будет результат, когда я тебя все-таки дождусь. Произойдет ли переоценка ценностей с твоей стороны, и дойдет ли до тебя, что семью надо ценить, а не принимать как должное, причем должное только для тебя любимого. Не считать, что это ты самый недопонятый и недолюбленный в мире человек, и что именно ты лучше всех все на свете знаешь. Как в том анекдоте: если ты такой умный, то почему ты такой бедный? Вот они меня спрашивают, а я не знаю, что им ответить. Я не могу им отвечать за тебя. А за себя я ничего не могу им сказать, они меня не понимают. В лучшем случае – жалеют, в худшем – крутят пальцем у виска. А как им донести, что творится у меня в душе? как объяснить, что мне не хватает воздуха без тебя, хотя если бы ты попался мне под горячую руку, я лично выбила бы этот самый воздух из тебя большой сковородкой. Как сказать, что клокочет в душе, когда дети спрашивают скоро ли ты вернешься? как облечь в слова то, что я чувствую- как назвать пустоту и одновременно тяжесть на сердце, потому что я не могу сделать самых обычных вещей: я не могу помыть тебе голову, я не могу закинуть во сне на тебя ногу, предварительно отобрав одеяло, я не могу пройти по улице, держа тебя за руку, я не могу просто уткнуться в твое плечо. Это невозможно объяснить никому, ведь даже я сама не могу выразить все это словами. А то, что написала на самом деле мало что отражает. Да и не нужно это никому объяснять. А я боюсь. Боюсь, что все это невысказанное рано или поздно сожжет меня изнутри. Знаешь, как тяжело стало улыбаться. И как Никита каждый раз старается меня обнять. Он говорит, что у меня глаза тухнут и я грустная. Ладно, это так… накипело, побурлило. То ли еще будет. Твоя главная задача – вернуться к нам (ну и к сковородке, конечно же). А все остальное мы переживем, вместе переживем. Ты главное помни, что мы все тебя любим и ждем.
Любимый мой, родной человечек, ты держись там, даже когда совсем будет туго, держись. У тебя тоже нет выбора и никакого морального права огорчать нас еще больше. Ты очень – очень нам нужен!
Я хотела б любить тебя меньше
Я хотела бы быть посвободней
Я хотела бы быть среди женщин
Тех, кто любят себя и довольны.
Я хотела бы освободиться
От оков, так сжимающих сердце.
Я хотела б в тебя НЕ влюбится
Я хотела, чтоб ты мне не снился
Я хотела бы?... Может...не скрою ...
Только врать себе слишком уж поздно.
Я хочу быть всегда с тобою
Потому что люблю тебя. Просто.
Как ни глупо, банально и скучно
Я люблю тебя без условий
Без красивого слова "очень",
Без эпиграфов и предисловий.
Я хотела б любить тебя меньше
Может мне и жилось бы иначе
Я хотела бы.... Только все же,
Без тебя жизнь - не жизнь. Ты знаешь....
Я тебя лю…»
***
И потянулись чередой странные будни. На работе о моей ситуации знал, только начальник отдела, с которым мы в принципе были в неплохих отношениях. Не рассказать ему было нельзя, так как теперь мне нужно было чаще отпрашиваться, а кто прикроет лучше, чем твой собственный начальник?
Поэтому, в офисе мне приходилось делать вид, что у меня в жизни все по-прежнему. А похудела я исключительно благодаря собственной инициативе, занятиям спортом и правильному питанию. Девочки пытались выведать мой секрет. Ох, девочки… не нужно вам знать таких способов похудения, совсем не нужно…
Ощущение полной нереальности происходящего со мной не покидало меня ни на минуту. Утром на работу, вечером с работы. Выходные – самое тяжелое время, потому что надо придумывать, чем занять себя, чтобы не думать. Не думать о том, как ты скучаешь, о том, как плохо без нас Диме, о том, чем в этом месяце погасить очередной платеж по кредиту и как ухитриться заплатить коммуналку и чтобы на еду еще осталось.
О новой одежде для себя или каких-либо развлечениях, требующих денег, я перестала думать давно. А вот о том же самом для детей мысли посещали меня частенько и в абсолютном большинстве эти мысли были не утешительны.
Конечно, Анна Сергеевна нам помогает, чем может, но нельзя же тянуть из нее деньги бесконечно.
Папа тоже помогал, чем мог и как мог, но состояние его здоровья внушало мне большие опасения. Год назад он перенес серьезный инфаркт, и с тех пор сердечко давало периодические сбои. Но папа как настоящий мужчина никогда не жаловался. Он все больше жалел меня, и пытался вместе со мной найти выход из сложившейся ситуации. Папа был моим героем. Он был именно тем идеалом мужчины, о котором мечтает каждая женщина. Сильный, добрый, работящий, ответственный, человек, способный порвать любого ради своей семьи. Иногда папа бывал резковат, и мы с ним не слабо ругались, но очень быстро мирились. А после того, как остались с ним одни, то ругаться перестали вовсе.
Однако, одной моральной поддержки как оказалось мне категорически не хватало.
В общем, все чаще и чаще я стала задумываться о том, где и как бы подзаработать. Устроится уборщицей? А почему бы и нет? Вечерами побегаю, полы помою, зато четыре-пять дополнительных зелененьких бумажек с Ярославлем у меня в кармане. Все гениальное - просто!
Затея провалилась почти сразу. Штудируя объявления на всевозможных сайтах, предлагающих работу, я с каждым днем все больше впадала в уныние. Найти работу уборщицей оказалось не так просто. То место работы находилось непозволительно далеко от дома, то работодатель хотел, чтобы уборка офиса происходила исключительно с 12 до 15, то обязательным требованием было наличие пятилетнего опыта и рекомендаций.
Поняв, что квалифицированной уборщицы из меня не получится, я купила бутылку вина и позвала Ленку на совещание. Выпив, мы рассудили трезво о том, что идея устроится на вторую работу изначально была - как бы это сказать помягче – идиотской. Вот каким образом я собиралась работать по четыре часа ежедневно после основной работы? А с кем бы были дети? Они отца не видят. Так еще и мать бы наблюдали в лучшем случае спящую и то, если бы вдруг специально проснулись ночью и пришли на нее посмотреть. Бабушка – это, конечно, хорошо. Но, она тоже человек и нагружать ее дополнительными заботами как минимум некрасиво.
Тем не менее, вопрос оставался открытым: где взять денег? Продать машину? Вариант. Все равно водить я не умею и права никогда даже не пыталась получать, поэтому машина стоит без дела, а мне приходится платить за нее немаленький кредит, плюс страховка.
И тут меня осенило! Ну, продам я машину, а дальше то что? Сейчас вон дача начнется, опять же лето, мальчишек на пляж свозить, в парк. Да и зимой элементарно по ледовым городкам прокатиться. На автобусе не наездишься.
Вместе с последним бокалом вина было принято решение, что я просто обязана пойти в автошколу. Получить права и стать, наконец, независимой от общественного транспорта женщиной.
На следующее утро Лена, как и обещала, скинула мне номер проверенной автошколы и перевела денег на обучение. Она хотела отдать мне их просто так, но я настояла, что отдам. Пусть частями, но обязательно верну. Ленка с мужем (программистом-самоучкой) отнюдь не являлись подпольными миллионерами, да что там, их доходы до среднего достатка–то дотягивали с трудом и то, не каждый месяц, так как зарплата Виктора полностью зависела от количества выполненных заказов, а Ленкин доход хоть и имел более стабильный размер, но не мог похвастаться его величиной. Работа в бухгалтерской фирме не приносила моей подруге ничего, кроме этого самого дохода. Ни морального удовлетворения, ни звучной должности у нее не было. Рядовой бухгалтер в рядовой фирме.
- Я всегда хотела быть врачом – как-то на заре нашей дружбы делилась Ленка детскими мечтами. – И даже пошла учиться в медицинский колледж. И представляешь, не смогла. То есть смогла учиться, а вот попав на практику в детскую реанимацию, поняла, что не смогу работать. Либо каждый раз буду притаскивать домой какого-нибудь несчастного ребенка. И училась я хорошо. А потом вот взяла и бросила. До сих пор жалею. Дура была. Не обязательно же было становится детским врачом. Но тогда мне казалось по-другому. Тогда я считала, что просто обязана помогать самым маленьким, которым очень-очень плохо. И не смогла. Я бы через год прям там в реанимации и умерла бы. У меня бы сердце разорвалось от жалости. Эти детишки… трубки… провода.. иглы…, а они лежат маленькие такие, беспомощные. Они даже плакать не могут, некоторые потому что совсем плохи, а некоторые, потому что под снотворным постоянно. А родители!? Смотреть на лица родителей, чей ребенок лежит в реанимации, невозможно. Каждый раз, когда ты проходишь мимо них – в их глазах стоит немой вопрос: сколько еще? Этот ужас ожидания, пока твой ребенок находится на грани между жизнью и смертью… Я не могла это видеть. И бросила учебу на последнем курсе, хотя бюджетное место в универе медицинском уже было мое.
Ленка рассказывала, и в ее голубых глазах стояли слезы. Загубленная по собственному малодушию мечта не давала покоя. Нервничая, Лена всегда теребила волосы, а они у нее были шикарные: густые, длинные (до копчика) красивущего пепельного оттенка. Тогда, в молодости, она всегда носила их распущенными. Эта копна в сочетании с точеной фигуркой и интересным лицом татарского типа свела с ума ни одного кавалера! Но выбрала из всей толпы ухажеров Лена самого спокойного, самого тощего и самого длинного парня. Виктор был, что называется, помешан на компьютерах. Знал о них все. Сам научился программированию и прочим, загадочным для женского мозга вещам. Он казался таким перспективным тогда, на заре двухтысячных. Вот и случилась у них с Ленкой любовь. Познакомил их, как ни странно, бывший Ленкин парень и один из лучших друзей моего Димки – Олег, с которым Витя учился на одном курсе.
Вот так и получилось, что Лена ушла от Олега к Вите, но это никоим образом не нарушило крепкую мужскую дружбу. Олег и Лена были слишком разными людьми, и если Лена пережила разрыв в соответствии со своим характером легко, то Олег, если и переживал, то виду не подавал. Но женился он последним в нашей компании и единственно по тому, что вроде как неудобно было оставаться холостяком.
А потом Олег познакомил Диму с Витей, а Дима привел к ним гости меня. Вот с тех пор мы с Ленкой и не расстаемся практически. Так что слово «подруга» мало уместно для определения наших отношений. Лена, она даже больше чем сестра, потому что сестры иногда ссорятся, мы же с Леной даже косо друг на друга ни разу не посмотрели.
Женились Витя и Лена через месяц после нас. А дочку Александру она родила ровно через десять дней после того, как я родила Никиту и даже в той же самой родовой палате.
Помыкавшись какое-то время без работы и без образования, зато имея на руках годовалую дочку и мужа-оболтуса, не замечающего вокруг себя ничего, кроме компьютеров, Лена закончила курсы бухгалтерского учета и с тех пор работает бухгалтером. Опыта у нее вагон, а вот дорасти до главного не судьба, т.к. отсутствие высшего образования – это жирный минус в резюме. И будь ты хоть гениальным бухгалтером с многолетним опытом, а должность и зарплату главного скорее получит девочка после института, с колокольчиком в голове, зато имеющая на руках заветные корочки, потому как профстандарт и требование законодательства.
***
Итак, я пошла учится в автошколу. Более «веселого» занятия для тридцатичетырехлетней женщины сложно придумать. Я никогда испытывала ни малейшего желания водить машину. И всегда искренне считала, что и без меня на дорогах обезьян хватает. И вот надо же. Я сижу на месте водителя и жду инструктора. Благо, водить я решила на «автомате», потому что освоить три педали, руль и слежение за знаками, пешеходами и рядом едущими машинами, показалось мне непосильной задачей.
На первом же повороте, я мертвой хваткой вцепилась в руль и поджала под себя ноги, бросив педали. Инструктор, как ни пытался, не смог вырвать сей круглый агрегат из моих цепких пальцев, и даже повернуть его не смог, хоть и висел на нем всей тяжестью своего тела. Сквозь гул в ушах, вместе со стуком своего бешено колотящегося от страха сердца, я слышала бешено ругающегося матом инструктора. Ему (или нам?) повезло, что происходило все на автодроме автошколы, скорость была максимум пять км/ч и остановились мы в одном из заботливо и предусмотрительно наставленных везде столбиков из шин.
После того, как к инструктору вернулся дар нормальной русской речи, он популярно объяснил мне, что нельзя делать за рулем и почему. Я смотрела на него круглыми, полными раскаяния глазами, уверяя, что больше подобного не повторится и я буду очень-очень стараться.
Сказав, что поверил мне, хотя его выражение лица утверждало обратное, инструктор назначил мне время следующего занятия на автодроме, буркнув, что в город выпустит меня только через свой труп.
Подумав над его словами, мужу о том, что я учусь водить машину, я решила до поры до времени не сообщать.
***
Пока приговор не вступил в законную силу, обвиняемому положено два краткосрочных свидания в месяц и 30 кг для передачи. И вот однажды, пока мы ждали апелляцию и муж еще находился в СИЗО, с этой самой передачей случилась у нас забавная история.
В очередном письме Дима попросил меня привезти ему пластиковый стульчак на унитаз, а то, мол, в туалет, извините, ходить не комфортно.
Надо, значит, надо. Я, как преданная жена декабриста рванула в магазин. Купила этот самый стульчак, ну и еще продуктов набрала, орешков, сала. Кормят-то там совсем не ахти.
Утром с двумя большущими пакетами рванула на очередное свидание и передачу, предварительно подписав заявление у судьи.
И вот, довольно агрессивная особа в окошечке для приема передач, вычеркивает этот самый стульчак из списка принесенного мной для любимого мужа. На мой резонный вопрос
- Почему?
Получаю резонный ответ:
-Не положено. Если начальник разрешит, тогда примем.
Блин, вы серьезно?! Начальник СИЗО или кто-то из его замов должны решать будет мой муж сидеть на унитазе или справлять естественную нужду полуприсев над этим самым унитазом? У них что, других дел нет?! Но, к тому моменту я уже почти свыклась с тем, что вопросы логики или здравомыслия никак не относятся к системе исполнения наказаний. Поэтому, смирившись с тем фактом, что на работу мне придется ехать с сиденьем для унитаза под мышкой, я стала спокойно ждать очередного свидания с мужем.
Дима, однако, заявил, что эта штука ему жизненно необходима. И теперь мне предстояло по выходу из комнаты свиданий, всеми правдами и неправдами прорваться на прием к заместителю начальника СИЗО, к которому я не была записана, и убедить его в первостепенной важности данного куска пластмассы для отдельно взятого арестанта.
В итоге, залетев в кабинет этого самого заместителя в 11-55 (а прием передач для местных жителей заканчивается в 12-00) я очень удивила его фразой: «прошу разрешить передать моему мужу сидушку для унитаза». Он посмеялся и подписал, протянутое ему заявление. В 11-57 я уже стояла возле заветного окошечка и унижалась как могла:
- Ну, пожааалуйстаааа… Девочки, ну я же уже передавала сегодня передачу, начальник подписал все. Возьмите стульчак, а?
- Вы видели сколько время?! Идите и записывайтесь в очередь к иногородним!
- Но к иногородним, это ждать до двух. А мне на работу. Меня же уволят. Пожалуйста, возьмите.
- Я одна работаю, и вообще я уже вашу передачу отнесла! Зачем ему там стул вообще?! Может не пройдет он у меня в окно? – весь наш диалог проходил на довольно повышенных тонах, поэтому слышал его весь зал ожидания. Все посетители с интересом прислушивались, чем же все закончится. Кто кого прогнет в данной ситуации?
- Да не стул это. Возьмите, пожалуйста. Ну мы же все люди, ну что вам стоит? – подвывала я, изображая вселенскую печаль. Тон инспектора стал заметно добрее:
- Ладно, давайте сюда вашу табуретку! Что там в голове у вашего мужа, чем ему наши стулья не угодили?
И тут меня прорвало:
- Да не стул это! Не стул! А стульчак! – почти кричала я, доставая из пакета это злосчастное сиденье и пропихивая его в окошко для передач. – На унитаз сиденье! Мужу жизнь облегчить хочу!
Минутная тишина в зале ожидания сменилась дружным хохотом. Смеялись все. Посетители, комендант, инспектор – приемщик. Мне, кажется, что и зам начальника СИЗО тихо похрюкивал у себя в кабинете, который находится за тонюсенькой перегородкой от зала ожидания и там явно слышно все, что происходит в соседнем помещении. Оторопевшая инспектор держала в руке стульчак для унитаза и сквозь слезы, делала знаки, чтоб я уходила, а это она передаст по назначению.
Получив таким неожиданным способом заряд положительных эмоций, и, подняв инспектору настроение, я отправилась на работу.
***
Рассмотрение нашей апелляционной жалобы назначили на конец июля.
Лето проходило, а мы с детьми даже на пляж ни разу не поехали, даже на нашу местную городскую лужу-вонючку, гордо называемую озером. Пропадая с утра до вечера на работе, а вечерами занимаясь в автошколе, я отчетливо понимала, что лето в городе детям особого удовольствия не доставляет. Однако, мои финансы пели уже не только лирические романсы, но и вполне себе заунывные покойницкие. Все, что было в моих силах, я естественно для них делала. Мы ходили в парки, посещали кинотеатры, просто гуляли вечерами и ели мороженое. Анна Сергеевна иногда забирала мальчишек на дачу, но больше чем пару дней они там не выдерживали – скучно, потому что других ребятишек кроме них там нет, из телевизионных каналов работают только первые два и то с ужасными помехами, про интернет вообще молчу, а ноутбук я им с собой брать не разрешала. В общем и целом, лето у детей не задалось. Но они держались молодцами и виду не подавали.
В ночь перед рассмотрением жалобы, я совсем не могла уснуть. Мысли роились в моей голове одна страшнее другой. Адвокат уверяла меня, что ничего страшного случится просто не может, однако на душе было неспокойно.
У меня сложилось стойкое впечатление, что судебная коллегия по уголовным делам в составе трех судей, рассматривая наше дело, даже не удосужилась его прочитать. Максимум, что они увидели – это номер и фабулу статьи. Все остальное не имело смысла. Этим людям в мантиях было абсолютно все равно, что говорил адвокат. Со своего места в зале, мне казалось, что они, перешептываясь, явно решают в какой ресторан поедут вечером. Один раз председательствующий поднял глаза и сделал вид, что что-то слушает – когда с обвинительной речью выступал прокурор. А прокурор уж расстарался по полной программе. По его словам выходило, что мой муж, мой Димка, который за все годы брака даже ни разу голос на меня не повысил, мой муж является чуть ли не самым опасным человеком в городе, если не стране. Получалось, что он развращает несформировавшиеся умы несовершеннолетних, хотя никем не был доказан факт, что файл с нашего компьютера был хоть кем-нибудь скопирован, не то, что несовершеннолетним. Прокурор вещал о том, что районный судья, вынося приговор, еще и пожалела этого страшного человека. Он заливисто разглагольствовал на тему общественной нравственности и восстановлении социальной справедливости. Подводя итог, прокурор попросил коллегию увеличить срок наказания до пяти лет и особо подчеркнул важность содержания моего мужа в местах лишения свободы, так как «следующим шагом этого человека обязательно стало бы насилие над какой-нибудь маленькой девочкой». С этими словами, представитель в погонах театрально хлопнул папкой по столу и закатил глаза, давая понять, как его беспокоят судьбы всех пользователей интернета, которые до появления в сети моего мужа и не подозревали о существовании порнографии вообще, а детской порнографии в особенности.
Покивав друг другу головами, судебная коллегия по уголовным делам в составе трех судей, вынесла апелляционное определение, согласно которому срок лишения свободы увеличивался до четырех лет. Приводить цитаты из приговора не имеет никакого смысла, скажу проще: апелляционное представление прокурора было до запятой скопировано в документ, означающий, что я практически осталась вдовой при живом муже. Эти три страницы текста убили всякую надежду на хоть какое-то подобие справедливости и разумности.
В этот раз падать в обморок я не стала. Я даже не плакала. Единственный вопрос, который я хотела задать всем этим вершителям судеб, глядя им в глаза – а как им спится ночами-то? Однако, в моей голове голос разума еще сохранился, поэтому я знала, что вопрос такой я смогу задать разве что во сне.
Все было кончено. Несмотря на то, что законом предоставлена возможность подачи еще одной жалобы, надежды у меня на нее не было никакой. У меня вообще не было никакой надежды. Ни на что.
Через 9 дней после рассмотрения жалобы, Диму перевели в исправительную колонию общего режима. Пятнадцать дней от него не было ни слуху, ни духу. А потом он позвонил! Это был первый телефонный звонок за три месяца. До этого момента, все, что у нас было – это четыре коротких свидания по одному- два часа и электронные письма. Теперь же, согласно правилам содержания в ИК, нам полагалось четырехчасовое короткое свидание раз в два месяца, а также раз в три месяца свидание длительное - продолжительностью трое суток. Плюс ежедневно Дима мог звонить мне по 15 минут.
При первом же разговоре мы решили, что в самое ближайшее время я приеду на длительное свидание. Сыновей я решила с собой не брать. Побудут с бабушкой. Что им там делать за решеткой трое суток?!
И снова начались новые для меня хлопоты – собрать сумку на длительное свидание. Прежде всего, предстояло составить меню и соответственно список продуктов и вещей, потому что везти с собой предстояло все: от соли до жидкости для мытья посуды.
Примерно за неделю до долгожданного свидания, мы с Никитой и Артемом решили совершить набег на супермаркет. Купив, почти все, что было в списке, и, выходя с огромными пакетами на улицу, мы столкнулись с неприятным сюрпризом. Прямо возле входа, заехав на бордюр, стояла припаркованная Audi. По автомобилю сразу было видно, что его владелец считает себя хозяином жизни. Ухоженная, отполированная до блеска, тонированная «в ночь» машинка бессовестно отрезала выход из магазина на пешеходную дорожку, вынуждая обходить себя по довольно оживленной парковке. Раньше, я бы побухтела немного про себя и сделала бы как все. Просто обошла бы машину и всё. Но в этот раз, у меня было абсолютно не то настроение и состояние. Я устала, у меня в руках были тяжеленые пакеты, мои дети несли тоже отнюдь не легкие сумки с продуктами. Какого ху…дожника я должна покорно, я бы даже сказала раболепно, мирится с хамством?! В общем, не мудрствуя лукаво, я просто со всей силы пнула колесо, надо отдать должное, очень красивой машины. Похоже, в этот удар я вложила всю свою обиду на ее хозяина, на социальное неравенство, на отсутствие справедливости и на весь белый свет в целом. Мы с Audi завыли одновременно. Она – от грубости обращения и призывая хозяина разобраться с обидчиком, а я от невыносимой боли в ноге.
Хозяин прибежал спустя несколько минут. Беглым взглядом посмотрел на меня, опирающуюся на крыло его машины и детей, стоящих рядом с пакетами. Щелкнул брелоком и сигнализация, наконец, замолчала. Взрослый мужчина лет 40-42. Такой же ухоженный, как его автомобиль. В черном деловом костюме с белой рубашкой и почему-то зеленым галстуком. Этот галстук смотрелся до того нелепо, что я не сразу сообразила, что собиралась высказать этому щеголю все что я думаю о нем, его машине и его манере парковаться. Поэтому, получилось так, что он меня опередил и заговорил первым:
- Девушка, что случилось? Вы упали? Вам помочь?
Хорошо, первый раунд вроде как проигран, но я твердо была намерена довести задуманное до логического завершения в виде своей безоговорочной победы и получении как минимум морального удовлетворения от того, что поставлю этого мужлана на место.
- Нет, я не упала. Я специально пнула вашу машину. – В моем голосе явно слышался вызов.
- Зачем?! – в голосе мужчины явно слышалось недоумение.
- Как зачем? А кто вам дал право парковаться как вам вздумается? Ни пройти, ни проехать! Или вам все можно? А мы – простые смертные молча обойдем, и ничего с нами не случится?!
- Ну, с вами-то я как вижу, как раз случилось. А если бы обошли, глядишь, нога бы целая осталась – мужчина даже не пытался скрыть ухмылку, кивая на мою начавшую распухать ногу.
Да он еще и издевается!!! Я уже было открыла рот, чтобы начать неплохой такой скандал. Однако, на этот раз меня опередил Никита.
- Мам, да пошли уже! Чего с ним связываться? Видишь, он непробиваемый.
Сын оказался прав. Нога болела, мужчина всем своим видом давал понять, что он прав и никакого раскаяния мы от него не увидим. Кроме того, дети были голодные, а пока я со своей ногой домой доплетусь, как бы уже ужин готовить не пришлось, не то, что обед.
- Да ладно, разве ж вам объяснишь… - Я разочаровано вздохнула и подняла пакеты с асфальта.
Первый же шаг дал мне понять, что идти придется очень долго. Даже не идти, а прыгать, потому что наступить на ногу я совсем не могла. Отковыляв к стене супермаркета, я снова поставила пакеты на землю. Черная Audi между тем отъезжала с тротуара.
- Никита, придется такси вызывать – от боли и обиды я чуть не плакала.
- Мам, сильно болит? – Артем стоял рядом и заглядывал мне в глаза, видимо по ним пытаясь понять, насколько сильно у меня болит нога.
- Болит, сына. Но ничего, пройдет. Бред, конечно, пол остановки на такси ехать, дольше ждать будем. Но дойти я сейчас точно не в состоянии.
- А давай мы тебя понесем? – предложил мелкий.
- Ага – мне даже смешно стало – как в мультике «Гена, давай я понесу чемоданы, а ты меня». Нет, спасибо, Тема – я потрепала сына по голове.
И тут рядом раздался оглушительный, как мне показалось, сигнал автомобиля. Если бы не моя нога, я бы точно подпрыгнула от неожиданности и испуга. Повернувшись, я не без удивления увидела все ту же Audi и выходящего из нее моего недавнего обидчика.
- Девушка, давайте, я вас домой подвезу. Я вроде как виноват.
Несмотря на то, что его тон был довольно искренним, садиться к нему в машину я категорически не собиралась.
- Спасибо, не надо.
- Да ладно вам. Ну как вы доберетесь с такой ногой-то?
- Такси вызову. И вообще не ваше дело – я снова начинала злиться - езжайте куда ехали.
- Не сердитесь. Я ж машину так бросил только потому, что очень срочный звонок надо было сделать, а деньги кончились на телефоне, инет соответственно тоже вырубился. Парковка забита. Некогда было место искать. Вот и забежал на пять минут – денег на телефон кинуть в банкомате. Не думал, что столько неприятностей доставлю.
Все, что я могла сделать – это гордо отвернуть голову в сторону. От боли в глазах стояли слезы, еще не хватало, чтоб он подумал, что его речь меня до такой степени растрогала. Все испортил Артем.
- Мам, поехали, а? Я кушать хочу! И ногу твою быстрее вылечим.
- Ваш сын дело говорит. Я долго уговаривать не буду. Давайте помогу – и, прежде чем, я успела что-нибудь сообразить, незнакомец уже грузил наши пакеты в багажник, а Никита с Артемом сидели на заднем сиденье пресловутой тонированной красотки.
Сопротивляться сил уже не осталось. Решив про себя, что лекцию на тему об общении с незнакомыми людьми, прочитаю детям позже, я позволила мужчине помочь мне сесть в машину. Ехать было совсем недалеко и через три минуты, мой обидчик и спаситель в одном лице, уже вытаскивал наш багаж и относил его к подъезду.
- Ну-ка, орлы, помогите матери до квартиры дойти! У вас какой этаж? Справитесь?
- Первый. Справимся, не маленькие. Спасибо – довольно сухо ответил Никита, чем вызвал у меня прилив гордости и нежности.
- Ну, не маленькие, это я вижу. Справляйтесь! – мужчина сел в машину и очень быстро уехал. Может, и вправду, спешил куда.
Кое-как я дохромала до квартиры. И первым делом позвонила свекрови. Анна Сергеевна за пять минут разговора успела меня поругать, пожалеть и надавать ценных советов, как лечить ногу. Потом решила, что одна я все равно не справлюсь, и сказала, что скоро придет. Пришла она действительно скоро и принесла с собой как минимум половину аптечного склада. Натерев мне ногу, замотав ее эластичным бинтом и напоив меня обезболивающими, вторая мама безапелляционно заявила, что ночевать останется у нас. А то вдруг мне хуже станет и скорую придется вызывать, а дети тогда как? Короче говоря, мои доводы уже не имели никакого смысла. Анна Сергеевна все решила. А если главбух что решил, то сопротивление бесполезно.
Как ни странно, нога зажила довольно быстро. И к середине недели я уже готова была увидеться с любимым мужем. На работе был взят трехдневный отпуск. Дети были снабжены подробными инструкциями как не доводить бабушку до белого каления. Сумки, нет не так, сумищи с едой собраны, такси на утро вызвано.
Накануне я весь день посвятила готовке. Чтобы не тратить драгоценное время на торчание у плиты, я по совету свекрови, подготовила полуфабрикатов. Все что можно было нарезать – нарезала, все, что можно было приготовить – приготовила и заморозила, чтобы потом просто разогреть в микроволновке. И в процессе сборов я открыла для себя одну удивительную вещь. Наверное, ее можно патентовать, а потом зарабатывать миллионы. Я практически изобрела новую систему похудения. Заключалась она в одной простой фразе: Хотите похудеть? Сложите все, что вы съедаете за три дня в одну сумку!
Я вас уверяю, увидев, сколько на самом деле вы жрете, вся охота увлекаться этим делом у вас пропадет напрочь. А если вы еще эту самую сумку и потаскаете туда–сюда ну хотя бы метров 10-15, то в вашей голове прочно и навсегда осядет мысль – надо меньше жрать.
В колонию я приехала в семь утра. Небольшое, отдельно стоящее здание на территории исправительного учреждения состояло из зала ожидания, комнаты «мать и дитя», кабинета инспекторов и туалета. В зале ожидания были мягкие лавочки, столики, стенды с информацией и образцами заявлений, и даже кулер и холодильник с телевизором. В детской комнате стояла мягкая мебель, детская кроватка и довольно много игрушек, только вот все они были такими грязными, что брать их в руки любая нормальная мать своему ребенку не разрешит.
Заявления принимают с 8 до 9. Потом начинаются долгие часы ожидания, потому что после приема заявлений и подписания их у начальника колонии, инспекторы идут выводить из комнаты свиданий предыдущих посетителей и только потом, ближе к обеду заводят вновь прибывших. Процедура досмотра тщательнейшая: сначала паспортный контроль и инструктаж, о том чего можно и чего нельзя. Потом рамка металлоискателя. Далее, вас и ваши открытые сумки обнюхивает собака, и только потом вы оказываетесь в комнатке, где ожидаете своей очереди на последний досмотр, который заключается в том, что все привезенные вами вещи должны быть выложены на специальный стол. Все продукты инспектор разрежет или разомнет руками, если они в мягкой упаковке, все жидкости унесут в специальную комнату, и их потом нужно будет по мере надобности переливать в другую емкость в присутствии инспектора. Всю одежду и постельное тщательно проверят по всем швам, всю бытовую химию вскроют и понюхают. Вас саму заставят разуться и раздеться и досмотрят вручную, не пропуская ни единого изгиба тела.
Все эти процедуры, ну кроме личного досмотра, проводятся со всеми, кто попадает в так называемую комнату длительных и краткосрочных свиданий (КДС), в независимости от того, приехал ли ты повидаться с любимым человеком или привез передачу. Личный досмотр касается только тех, кто хочет провести за решеткой ближайшие трое суток. Все это занимает уйму времени, которое тянется так неимоверно долго, что кажется - ты уже никогда не окажешься в заветной комнате.
Но все досмотры пройдены, вещи, так тщательно уложенные дома, кое-как пошвыряны обратно в сумки и чемоданы, под подпись получен нож, а ты сама расписалась в специальном журнале, подтверждая, что получила всю возможную и невозможную информацию, а также прошла все необходимые инструктажи. Вот тогда один из заключенных, работающих в этой самой КДС, провожает тебя в комнату, которая станет самым уютным и желанным местом на ближайшие три дня. Ни общая кухня, ни соответствующий случаю и очень напоминающий общаговский туалет, ни решетки на окнах не способны разрушить ощущение сказки, которые ты испытываешь, находясь наедине с любимым спустя несколько месяцев разлуки.
Пока я ждала Диму, успела разобрать сумки, переодеться, отнести продукты на кухню в холодильник, накрыть стол, застелить кровать домашним постельным бельем и даже сварить компот из привезенных с собой дачных ягод.
Сидеть в четырех стенах не было никаких сил. Я реально ощущала себя зверем в клетке. Походив туда-сюда по комнате в 9 квадратных метров, всю обстановку которой составляла двуспальная кровать, тумбочка, стол, два стула вешалка и небольшое зеркало, я вышла в коридор. Как оказалось, вовремя. Едва я закрыла за собой дверь комнаты и повернула голову, увидела, что по коридору навстречу мне идет Димка. Почти одновременно мы буквально бросились на встречу друг другу, и уже через секунду я обнимала и целовала любимого мужа со всей страстью, на которую была способна. Внезапно Дима отстранился, взял мое лицо в свои ладони и посмотрел на меня долгим-долгим пронзительным взглядом. В его глазах стояли слезы.
- Прости меня… - прошептал Дима, прижав меня к себе и гладя меня по голове.
Я взяла его за руку, и мы пошли в комнату. Первым и единственным нашим осознанным движением был поворот замка на двери. Не произнося больше ни слова, мы с Димой буквально упали на кровать…
И только спустя час, уставшие от любви, но довольные и счастливые, мы посмотрели друг на друга и одновременно сказали: «Привет».
Все три дня Дима не отпускал меня от себя ни на минутку. Мы все делали вместе, ну разве что кроме посещения пресловутой комнаты мрачных мыслей, то бишь - туалета. Даже капусту для салата резали, держа друг друга за руки.
Я рассказывала мужу, что происходит дома, как чувствует себя мама, как тесть провел время в санатории, как дети провели летние каникулы и вообще обо всем, что происходило в нашей жизни без него.
Дима же поведал мне о жизни по другую сторону свободы.
Он рассказывал о иерархии среди заключенных и о своем месте, которое он занял в этой самой иерархической системе. Открыл мне глаза на то, кто такие «обиженные» и что, оказывается, существует очень много условий и правил, которые надо выполнять, чтобы не оказаться в их числе. Быть «обиженным» на зоне означает выполнять всю грязную работу, например, мыть туалеты, стирать одежду для других зеков и делать другие мало приятные вещи по первому щелчку более высокого по статусу коллеги по цеху. Это означает спать в самых неудобных местах и есть за отдельным столом. Остальным запрещено здороваться за руку с человеком, обладающим «социально пониженным статусом», брать у него из рук что либо, и не приведи господь, поесть с ним из одной посуды, даже случайно. Это автоматически означает, что отныне и ты оказываешься в когорте самых незащищенных и понукаемых. Следующей ступенькой в тюремной иерархии являются так называемые «вязанные». Это люди, которые так или иначе сотрудничают с администрацией исправительного учреждения. И не важно, работаешь ли ты на производстве при колонии (например, делаешь мебель) или выполняешь работу фотографа или каптера. Но с этими на зоне здороваются и нормально общаются, хотя и тут есть свои заморочки на тему кушать за одним столом и тому подобное. Далее – идут «мужики». Эти нигде не работают, страдают «за людское» и вообще, что называется, чувствуют себя за решеткой довольно неплохо.
Муж рассказывал еще что-то и о высшей касте, всяких там «смотрящих», «козлах» и прочие премудрости тюремной жизни. Из его рассказов я поняла только одно. Вся эта система для взрослого адекватного человека, который умеет хоть немного мыслить логически, представляет из себя не что иное - как цирк на уровне детсадовской группы. Однако, этот цирк определяет всю твою жизнь и если ты не будешь соблюдать установленные в этом зверинце правила, то тебе не то что небо с овчинку покажется, ты вообще можешь просто не дожить до «звонка» то есть, до дня освобождения.
От Диминых рассказов становилось страшно. Мурашки бегали по всему телу, когда я представляла себе жизнь в одном бараке с совершенно чужими тебе людьми. Жизнь, в которой ему приходилось держать себя под абсолютным контролем ежесекундно, потому что даже один неосторожный взгляд или слово могли привести к тому, что ты окажешься среди «обиженных». Я с ужасом осознавала, что Димке с его довольно циничным чувством юмора и обостренным чувством справедливости приходится держать язык за зубами и подчиняться унижающим человеческое достоинство требованиям сотрудников охраны. Эти требования бывали разными: иногда, тебя могли заставить раздеться до гола при всех и приседать, чтобы проверить, а не спрятал ли ты чего-нибудь запрещенного в определенных потаенных местах своего тела; иногда, после бани, весь барак мог оставаться на тридцатиградусном морозе с мокрыми головами в течение нескольких часов, потому что сотрудникам не хотелось выходить на этот самый мороз и вести отряд обратно в барак; а иногда – кто-нибудь из начальства приказывал построить всех на плацу перед огромной цистерной, мочился в эту цистерну и угрожал облить всех водой с примесью мочи, что для облитых автоматически означало попадание в ранг «обиженных». Таковы методы воспитания и исправления заключенных в «исправительной» колонии.
Я подозреваю, что Дима не рассказывал мне самого страшного, однако и этого было вполне достаточно, чтобы осознать, что эта система направлена на то, чтобы сломать человека, искоренить по максимуму все человеческое, что в нем было до попадания в это пенитенциарное учреждение. Никакого намека на восстановление социальной справедливости при отбывании наказания в абсолютном большинстве случаев. Подавляющий процент попавших за решетку, действительно становятся другими людьми, только не в том контексте, который предполагает наш горячо уважаемый уголовный кодекс.
Я слушала Диму, и мне становилось страшно. У нас впереди четыре года… Что случится за эти четыре года? Каким человеком выйдет мой Димка на свободу? И смогу ли я пережить все эти долгие месяцы разлуки, сохранив свою любовь, даже если сейчас мне кажется, что это самый глупый вопрос на свете и ответ на него очевиден.
Естественно, что даже под страхом смерти, я бы не призналась Димке в своих сомнениях.
Три дня пролетели очень быстро. Когда Диму уводили, мне пришлось почти до крови закусить губу, чтобы не показать ему своих слез.
А, вернувшись, домой, я постаралась выбросить из головы мысль о том, что мои чувства к мужу могут измениться. Однако, как оказалось, человек слаб и не всесилен. И человеческая психика странная штука. Иногда, когда ты больше всего желаешь от чего-то избавится, это что-то, наоборот, превращается для тебя в маниакальную идею. И моя жалкая, мелкая и гадкая мыслишка никуда не убралась из моей головы, а просто спряталась подальше и ждала удобного случая, чтобы развернутся во всей красе. И случай этот не заставил себя ждать….
***
- Мама! Мама! Маааам! Ну, иди сюда! – Артем кричал так, что не услышать его мог только абсолютно глухой человек и то, находящийся в далеком космосе. Все же, кто был в этот момент на небольшом пятачке возле парковки, который по задумке администрации района, выполнял роль санкционированного елочного базара, уже посматривали на меня как на беспутную мамашу, специально не реагирующую на мольбы ребенка. А я всего лишь пыталась пройти по льду, образовавшемуся невесть откуда прямо по середине торгового места, и не свалится на виду у всех. Сын блажил как потерпевший, призывая меня двигаться быстрее. Наконец, я подошла на достаточное по его мнению расстояние.
- Мам! Я ее нашел! Смотри какая! – Артем показывал пальцем на небольшую аккуратную и очень милую пихточку. Как раз то, что нужно для семейного нового года. Семейного…. Прошло больше полугода с того дня как все семейные праздники мы стали отмечать без мужа, отца и сына в одном лице. Я, Никита, Артем и Анна Сергеевна – вот и вся семья. Иногда забегала Лена и другие девчонки, естественно звонил папа, но праздники были уже не те. Каково приходилось Диме в эти дни, я старалась не думать.
За прошедшее время я дважды побывала на длительных свиданиях и дважды на коротких. Этого казалось катастрофически мало. По мужу я уже не просто скучала, я начинала тосковать. Я писала ему письма. Некоторые отправляла, некоторые просто убирала в тумбочку. Поскольку в таких письмах я чаще всего выплескивала накопившуюся усталость, обиду и даже злость. Не зачем ему было это все читать. Тем не менее, однажды, я отправила ему письмо, о котором очень долго жалела.
«Дима, здравствуй, любимый!
А вот решила написать тебе нежданчиком. Получишь письмо, и может, лишний раз улыбнешься. Гипнотизирую календарь сегодня. И никак, зараза, не хотят дни на нем побыстрее бежать. Хотя, время – такая интересная штука. Сейчас торопим, а потом будем удивляться, как же быстро оно пролетело. Эх, нам бы кнопочку такую волшебную, чтобы, когда надо – раз и ускорить, или наоборот – замедлить это самое время.
Знаешь, писать то особо вроде не о чем, т.к. по телефону все обговариваем, но вот как-то эмоции – их и по телефону не передашь, да и на бумаге то … писатель из меня не получился бы. Не, ну в сравнении с тобой, я вообще – Толстой отдыхает. Не знаю, как описать тебе всю ту гамму чуйств, которые накатывают. Это и злость, и апатия, и отчаяние и еле как удержимая тоска. Тоска такая, что иногда прям уговариваю себя утром, чтоб не прыгнуть вместо работы на такси и не приехать к колонии. Зная, что не попаду никуда, но вот просто рядом походить… знаю – глупо, но такое желание накрывает периодически.
Положительных эмоций я не перечислила, потому, что их и нет почти. То есть как нет.. есть конечно. Дети – это одна сплошная положительная эмоция, хоть и прибить их охота иногда. Недавно поймала себя на мысли, а что бы было, если бы это все случилось с нами, но детей бы не было. Я б точно с ума сошла. Или спилась. Дети – это такой спасательный круг. Они меня держат на плаву. Они - моя соломинка. Это я к тому, что они и твоя соломинка тоже– Никита, Артемка – они – те прутики, которые должны тебя вытянуть оттуда и тот самый веник, который должен вбить тебе в голову, что семья в жизни – главное. Все ради них. Ну, и ради нас с тобой тоже немножко ;). Ты человек взрослый, ты должен понимать, что мы все тебя ждем, но еще и ждем, что с твоим возвращением наша жизнь изменится в положительную сторону (во всех смыслах, и в материальном плане тоже), и вот это изменение зависит полностью от тебя. Ответственность большая? Да, большая, но без нее никак. Это очень ответственно – закрыть кредит и долги по коммуналке, которые копятся, (так как не хватает мне денег ежемесячно в полном объеме квартплату платить), свозить семью на море, не, не так – возить семью каждый год на море, купить жене шу.. не, дубленку и сапожки. И колечко. У меня ничего не осталось, все в ломбарде. Ну, еще много очень ответственных вещей тебя ждет. Страшно? А как же! Мне тут тоже страшно быть ответственной в одиночку, поэтому я самым наглым образом перекладываю эту ответственность на тебя. Вот так. И не оставляю тебе выбора. Бе бе бе. Ты ж муж и отец. Любимый муж, и любимый папа, а еще любимый сын и, как бы это жутковато не звучало – зять.
Чувствую я себя последнее время как та «баба-конь», а я так не хочу…
Я как истинная женщина: все время хочется чего-нибудь купить, кого-нибудь прибить, похудеть и… пироженку . Но, блин, купить я себе ничего не могу, даже джинсы, которые мне ой как нужны, кого бы прибить – все вне досягаемости чаще всего (а некоторых так вообще охраняют.. блин, жаль тут ржачный смайлик не вставить), с похудеть, слава богу, пока проблем нет, а если я и дальше так кушать буду, что как бы поправиться не захотелось, а вот пироженку, пожалуй, куплю сегодня. Мечты ж должны сбываться.
Соскучилась очень. Сил нет никаких.
Знаешь, какое первое движение, после того как проснулась? – телефон нащупать, а когда встала – в карман халата положить. Вот понимаю, что фиг ты мне позвонишь в семь утра, а все равно боюсь звонок пропустить.
Школа сегодня началась. Ад адский. Уроки эти опять. Бррррр.
Да что ж такое, и здесь ничего положительного. Жесть какая-то.
Читаю иногда посты девчонок в интернете, у многих жизнь не складывается после возвращения мужей. Они их ждут, надеются, что вот вернется и все будет по-новому, по-другому, намного лучше, а выходит с точностью до наоборот. В лучшем случае жизнь показывает, что люди не меняются и по выходу мужа, у девчонки просто спадают те розовые очки, в которых она прибывала весь срок, мотаясь по зонам, всплывают старые проблемы и обиды. А в худшем, человек выходит и считает, что ему все должны. Это так страшно, Дима! Это… я даже писать не буду, в какой ужас меня это повергает.
Мне же хочется надеяться, что все наши с тобой беседы не пройдут бесследно. Ты пойми правильно, я люблю тебя. Не за что-то и не вопреки чему-то. Просто люблю. Но я так боюсь… Мне так хочется почувствовать себя замужем. В самом банальном смысле этого слова «ЗА мужем». Я устала тащить все на себе. Я теперь точно знаю, да и всегда знала, что могу это делать, но не хочу. Я хочу, чтобы и ты как-то напрягся что ли. И как бы это банально не звучало, я сейчас говорю именно и только о материальной стороне нашей с тобой жизни. О финансах. Я не потяну и дальше коммуналку, кредит и все остальное одна. Нет, я могу. Могу устроится на вторую и даже третью работу, могу брать деньги у твоей мамы, но это же неправильно. Мы семья и все это должны делать вместе. Не в плане брать деньги у мамы, конечно.
Прости, что выношу тебе мозг. Но эта бочка г..на копится и копится, и когда-то должна же она опорожнятся. Пусть это будет сейчас. Вот так, на бумаге. Так проще. И я вроде сказала и у тебя будет время, чтобы это все переварить, а на дс мы не будем тратить драгоценное время на все эти разговоры, ну, по крайней мере, не на эту тему ;) да и вообще на дс нам есть чем заняться. А вот тут хочу влюбленный смайлик.
Димка, любимый, давай, и правда, начнем с чистого листа. Есть ты, я, дети, дом, родители. Мы с тобой – счастливые люди. И я не могу без тебя. Вот все эти полгода без тебя – не жизнь, так... Знаешь, всегда читала книжки и смеялась над тем, как там описывают все. Ан нет, фраза «как будто половину сердца из тебя вырвали, а нельзя жить с одной половиной» вот прям про меня сейчас. Пафосно немного, но в точку.
Какое- то невеселое письмо получилось. Не улыбнешься ты с него. Дима, Димочка, я скучаю, очень…. И мальчишки скучают. И мама. Держись. Не унывай, все- все будет хорошо.
Я тебя лю…»
Дима, когда получил это письмо, позвонил и спросил, а не надумала ли я с ним разводиться? Мне, вроде как и извинятся то не за что было, я ж тоже не железная, имею право на эмоции в конце концов. Но столько тоски и боли было в его вопросе, что я все пятнадцать минут разговора уверяла его, что это просто была минутная слабость, и вообще, чего он прицепился к некоторым фразам, а на самое главное и внимание не обратил. Тяжелый вышел тогда разговор. Но ничего, вскоре наступил ноябрь, и я приехала на длительное свидание. Все обиды и недопонимания были забыты, все обговорено и решено, что мы все выдержим и всех победим.
Очень долго и до слез Дима смеялся тогда над моим рассказом о наших соседях по КДС, с которыми мы вместе сдавали заявления.
Желающих в тот раз попасть на свидание и передать передачу было довольно много, прием заявлений был почти окончен. И вот без пяти девять в зал ожидания вваливается целая процессия: пожилая тетка, тетка помладше и девочка лет 10. Как потом выяснилось – это были мама, жена и дочь одного из осужденных. Все трое ну очень габаритной комплекции. Сумки огромные, но ни заявления, ни списка на передачу нет. Забегают эти красавицы к инспекторам и сразу без объявления войны начинают скандалить, что их не устраивает время приема заявлений, им, видите ли, пришлось ребенка будить да и самим рано вставать. Инспектор им очень вежливо объясняет, что прием до девяти, так как в десять у начальника ежедневная планерка и если до этого времени он не успеет подписать заявления, то все ожидающие попадут на свидания не раньше пяти-шести часов вечера. Старшую такое объяснение не устроило, и она довольно долго причитала в нецензурной форме на тему, почему это из-за какой-то планерки она должна спать на час меньше. Но самым веселым моментом было когда через час, тетка помладше, выходя из туалета на весь зал заявила, что пора бы уже собирать подписи для начальника, чтобы он свои планерки проводил попозже, а то ведь «не выспаться ни обосраться по-человечески».
Собственно говоря, эти люди и в КДС вели себя соответственно: посуду за собой не мыли, курили в туалете, и даже не утруждали себя заботами о том, что поддон в душевой после себя неплохо бы и сполоснуть, не говоря уже о средствах женской гигиены, оставляемых в туалете почему то рядом с урной, а не в ней.
Вот такие экземпляры иногда попадаются и с ними приходится мириться, а еще лучше посмеиваться, потому что чувство юмора – это чуть ли не единственное что позволяет смотреть на мир в тех условиях более менее нормально, не давая возможности депрессии и агрессии взять верх в твоей голове.
Но все это было в ноябре. А сейчас мы с Артемом выбирали елку.
Тут нас и нашла Анна Сергеевна. Она предложила забрать детей к себе с ночевкой.
- А ты пригласи девчонок. Посидите спокойно, посплетничаете. И мне не скучно, и тебе отдушина – моя свекровь как будто всегда знала, когда именно мне нужна была эта самая отдушина. Конечно, я согласилась. Счастливый сын стал радостно убеждать бабушку, что им просто необходимо купить на ужин суши, заранее зная, что уж ему-то она не откажет. Договорившись, что они сами позвонят Никите, чтобы после школы, а он учился во вторую смену, он шел сразу к бабушке, я повернулась в выбранной Темкой пихте.
Однако, эту самую «мою» пихту уже держал за ствол какой-то мужчина, явно с намерением забрать ее себе.
- Мужчина, простите, но это моя пихта. Не могли бы вы взять другую?
Мужчина повернулся, и я узнала в нем своего летнего знакомца, который подвозил нас детьми домой после инцидента на парковке. Этого мне только не хватало! Мужчина, по всей видимости, тоже меня узнал.
- Опять драться будете? – спросил он с той самой ухмылкой, которая еще летом так вывела меня из себя.
- Да нет, не буду. Но пихту все же попрошу уступить. Мне ее сын выбрал и он очень расстроится, если я не принесу домой именно ее.
- Да, пожалуйста! Только с условием.
Ну, это уже был верх всякой наглости! Он мне еще условия ставить будет! Я открыла было рот, чтобы возразить, но мужчина снова оказался быстрее.
- Вы поможете мне выбрать похожую? Племяннице увезу. Она у нас искусственные елки совсем не признает.
- Я тоже не признаю. Для меня новый год возможен только с настоящей елкой. Ладно, раз племяннице, то помогу – как и у любой типичной мамочки при упоминании о детях, мое сердце смягчилось и больше не хотелось стукнуть этого франта по башке дамской сумочкой, тем более что заветная пихта все- таки досталась мне.
Минут через пятнадцать мы благополучно справились с задачей и вдвоем вышли с елочного базара, держа в руках по пихте.
- А сколько лет племяннице? – вопрос был не из любопытства, а скорее для того, чтоб завязать разговор. Мне показалось чуть ли не неприличным молчать, когда рядом со мной идет человек, с которым мы только что сделали общее дело. Да и поговорить в принципе я люблю. Недаром муж частенько называет меня «трандычихой».
- Племяннице? Двадцать два – видя мое ошарашенное лицо, мужчина засмеялся. – Да не смотрите вы так! Это дочь моей старшей сестры и у нас вроде как традиция. Я каждый год привожу им елку, с тех пор как погиб ее отец. Ей тогда 9 лет было. Она сама уже замуж скоро выйдет. Но традиция – есть традиция.
- Традиция – это хорошо. Плохо, когда традиции нарушаются – я не стала говорить, что в нашей семье в этом году традиция нарушилась и елку вместо папы домой несет измотанная мать.
- Меня, кстати, Виктор зовут. А вас?
- Наталья – продолжать разговор мне расхотелось. Единственное, что мне сейчас было нужно, это теплая ванна и телефонная трубка, в которой голос лучшей подруги будет убеждать меня, что я себя накручиваю, и пора бы уже начинать принимать ситуацию такой, какая она есть.
- Наташа, а давайте, я вас домой подвезу. Тем более я знаю, где вы живете – мужчина улыбался. И мне почему-то захотелось улыбнуться ему в ответ.
- А давайте – в конце концов, я не совершаю ничего криминально, подумалось мне.
Мы сели в машину, ту самую тонированную Audi, которая стала причиной нашего летнего почти скандала. Виктор бережно уложил пихты в багажник.
- Наташа, а ты не торопишься? Давай на «ты»?
- Давай. И я не тороплюсь, а что? – внутренний голос говорил мне, что я должна была дать совсем другой ответ. Но, слово – не воробей.
- Да я хотел елку племяшке завезти, а потом, раз ты не торопишься, могли бы по городу прокатиться. Если ты не против, конечно.
Вот чего-чего, а такого развития событий я однозначно не ожидала. А что я теряю? Дети у бабушки, дома кроме телевизора меня никто не ждет, девчонок звать уже поздно, потому что пока они соберутся и придут, можно будет идти назад. И, задавив в зародыше писк внутреннего голоса о совести и о надлежащем поведении замужних женщин, я выдохнула:
- Я не против.
Виктор, улыбаясь, завел машину.
- Чудненько. Поехали!
Мы завезли пихту и сумку с продуктами сестре и племяннице Виктора, которые жили недалеко от меня. Его не было буквально несколько минут. Видимо, сумку и пихту он скорее забросил в квартиру и убежал обратно, потому что с его слов родственники жили как раз на последнем этаже пятиэтажки, и за время его отсутствия я бы успела только подняться до места.
А потом мы поехали кататься по вечернему городу. Праздничная иллюминация радовала глаз пестротой огней. Нарядные вывески с поздравлениями и завлекательные предложения о скидках, привлекали внимание. Люди, беззаботно гуляющие по улицам или бегающие по магазинам в поисках подарков родным и близким, довершали картину предновогодней суеты, свойственной большому городу.
Витя оказался неплохим собеседником. Через час я знала о нем практически все. Он является совладельцем и одновременно директором фирмы, занимающейся поставками медицинского оборудования. Разведен, детей нет. Увлекается верховой ездой и любит хорошо поесть.
Еще через час Виктор привез меня домой. За время прогулки мы успели побывать на городской елке, выпить кофе и восхитится красотой ночного города со смотровой площадки.
Когда я выходила из машины, Витя просто пожелал мне спокойной ночи. И все. Не было попыток напросится на вечерний чай, не было льстивых речей и комплиментов, даже не было просьбы оставить номер телефона.
Он просто сказал «приятных снов» и уехал. Обиделась ли я? Скорее да. То ли чисто женское самолюбие взыграло, то ли еще что, но то, что вот такое поведение меня удивило, это факт. Нет, я не собиралась приглашать его на чай и даже номер скорее всего бы не оставила, но сам факт!?
Уже поздним вечером я все-таки осуществила свою мечту. Лежа в теплой ванне, рассказывала Лене о своем приключении.
- Смелая ты такая, я погляжу. Я бы вот фиг в машину села.
- Лен, да мне чего бояться-то? У меня ощущение, что я уже в принципе ничего не боюсь.
- Да ладно! Не боится она! У тебя, слава богу, ничего ТАКОГО еще и не случилось, чего бояться надо. А остальное – так – временные трудности. Переживешь. Ты мне скажи лучше, этот Виктор симпатичный хоть?
- Ну, обычный. Брюнет. Худой слишком. Не люблю таких. Грудь колесом в обратную сторону.
- Ты ж говорила - пожрать любит?
- Говорила. Но я- то откуда знаю, может не в коня корм, а может глисты у него.
- Фу-фу-фу! Гадость какая!
Посмеялись мы с Леной от души, ставя самые необыкновенные диагнозы бедному ничего не подозревающему Виктору.
- Ладно, Ленусь, спать пора. А то завтра у Артемки лошадки на два часа раньше обычного. Встать рано придется.
- Давай-давай. Мальчишкам привет! Спокойной ночи, родная!
-Спокойной ночи!
Однако пойти сразу спать у меня как всегда не получилось. Загрузить посудомойку и стиральную машину, подобрать валяющиеся на кровати учебники Никиты, накормить кота, приготовить Артему теплые штаны для тренировки – все это отняло почти час от драгоценного сна.
И в ту ночь, впервые за эти семь месяцев, мне приснился Дима. Мы гуляли в парке, держась за руки. Как тогда- 15 лет назад.
Утром Анна Сергеевна привела Артема намного раньше, чем надо было. Ребенок явно не выспался и канючил, что сегодня он не пойдет на тренировку.
- Тема, твое дело. Не ходи. Но ты понимаешь, что на дворе зима. И, может. В следующую субботу температура за бортом не позволит тебе заниматься. И кто тогда будет ныть, что скучает по Полине?
Полина – это лошадь, с которой Артем занимается верховой ездой. Вот никогда бы не подумала, что мой ребенок настолько полюбит лошадей. Он готов жить на конюшне. Дома за собой тарелку моет чуть ли не со скандалом, а на ипподроме с удовольствием помогает тренеру навоз убирать и лошадь чистить. А как горят его глаза, когда он рассказывает, например, о том, что сегодня ему позволили скакать рысью или о том, что Полина съела яблоко у него из рук, а потом «поцеловала». Да и без угощения для коняшки Тема никогда на ипподром не едет. Вот такая любовь.
Мои слова возымели магическое действие. В момент ребенок переоделся, схватил рюкзак с заранее приготовленным мной термосом с чаем, бутербродами и обязательной морковкой для Поли, и с криками «Баба, мы опаздываем! Чего ты так долго?!», выбежал на улицу.
***
Интересно, а существуют ли на свете люди с безграничным терпением?
Ну, или хотя бы с таким его запасом, чтобы хватало. Хватало выдерживать критику начальства и нескончаемый завал из неотложных дел на работе. Хватало на подготовку уроков с детьми, стирку, уборку, глажку. Хватало на ежемесячное сведение дебета с крЕдетом и понимание того, что опять ни фига не сходится и с этим ничего не поделать. Чтобы хватало на бесконечное ожидание телефонных звонков, сбор передач, поездки на такие короткие, хоть и длительные свидания, после которых неделями не можешь войти в нормальную колею жизни. Чтобы хватало, ощущать себя уборщицей, учителем, никчемным работником, одинокой женщиной, плохой матерью, нищим человеком, и выдержать все это. Выдержать и не впасть в депрессию, не озлобится, не опустить руки, не сорваться и не наговорить детям того, о чем будешь жалеть. А самое главное, чтобы хватало терпения сохранить уверенность в том, что когда весь этот ад закончится, то все вернется на круги своя. Что муж будет таким же любящим, но при этом еще и перестанет быть самым ленивым человеком на свете, что дети, чувствуя отцовскую заботу, сразу начнут лучше учиться и моментально приобретут так недостающее им чувство ответственности, а самое главное – что твои чувства к мужу и отцу твоих детей не изменятся. Что ты будешь все также в нем нуждаться, что будешь смотреть на него с замиранием сердца, будешь целовать его в макушку и с удовольствием вдыхать запах его волос.
Это так страшно, когда в один «прекрасный» момент, ты вдруг понимаешь, что ты всего лишь живой человек и твоего терпения может не хватить. Осознать, что время не только лечит, но и убивает – страшно. И еще более страшно понимать, что с этим ничего нельзя поделать.
Но… задвинув в самый дальний отсек мозга пространные рассуждения на тему сложности бытия, я принялась за уборку. Суббота – чудесный день для наведения порядка. Особенно когда дома никого нет. Не знаю почему, но уборка всегда меня успокаивала. Музыку погромче, тряпку в руки и вперед!
Пока Владимир Семенович гнал коней «вдоль обрыва по-над пропастью», я собралась вынести мусор. Выглянув в окно и убедившись, что контейнер для мусора стоит у подъезда, я накинула курточку, взяла пакеты и открыла дверь.
- Привет!
Хорошо, что нервная система у меня закаленная, а то вот так неожиданно появляясь у двери квартиры именно в тот момент, когда я сбираюсь оттуда выходить, можно и мусорным пакетом получить. А там у меня, надо сказать, не только бумажки, но и пара стеклянных бутылок из-под лимонада имеется.
Виктор стоял у двери моей квартиры и улыбался. Да что ж такое-то! Ну почему, каждый раз когда мы с ним встречаемся, для меня это стресс. Ну как, скажите мне, не испытать стресса когда к тебе пришел с иголочки одетый мужчина, а ты в растянутой домашней майке, видавших виды, а еще, судя по пятнам - шоколад и помидоры, шортах, сланцах и зимней куртке, с расчудеснейшей гулькой на голове и двумя пакетами с мусором в руках.
-Привет! А как ты…?
- Да все просто! Еще летом пацаны твои сказали, что у вас первый этаж, а квартир у вас тут всего две так-то.
- Да уж, Пуаро включать тебе не пришлось. Ну… я тут, собственно говоря, не ждала никого – я приподняла пакеты в руках.
- Конечно-конечно. Я тебе варежки твои привез. Ты в машине забыла вчера. – Витя протягивал мне пару абсолютно новых ярко-голубых варежек. Я засмеялась.
- Ты меня прости, конечно, но как-то это неубедительно. Тем более, что варежки я уже лет десять не ношу.
Виктор смутился.
- Не прокатило…- смущенный взгляд сменился довольно уверенным, даже с некоторым налетом наглости – но мне нужен был повод. Повод не находился и я его придумал сам. Ну что мы как дети малые, ей богу. Наташ, я зайду?
- Заходи. Только у меня уборка в разгаре, так что на пироги не рассчитывай. Сейчас, только мусор выкину.
- Там холодно. Куда ты пойдешь в сланцах? Давай пакеты. Лучше чайник включи. Пирогов нет, а чай же найдется? – Витя чуть ли не силой отобрал у меня пакеты и направился к выходу из подъезда.
Ну что ж? Чай, так чай. Только вот к чаю мне предложить и вправду было нечего. Конфеты у нас появлялись только в детских подарках на новый год, варенье я не варю, пироги уж и забыла когда пекла, хотя раньше делала это регулярно – для Димки. Он мои пироги очень любит.
В коридоре хлопнула дверь.
- Проходи! Сообразишь там сам куда куртку деть! Тебе какой чай? – я как раз доставала из шкафа весь свой ассортимент – Черный, красный, зеленый?
- Черный. – Витя стоял посреди моей большой и не до конца убранной кухни. Худощавый брюнет, высокий, довольно крупные черты лица, глаза глубоко посажены и какого-то необыкновенного серо-зеленого оттенка. Не смотря на возраст, ни одного седого волоса. Светло-голубой свитер и темно-васильковые брюки натолкнули меня на мысль, что он явно не равнодушен ко всем оттенкам синего, особенно если учитывать варежки. – А у тебя уютненько.
- У меня неприбрано. Но спасибо. Садись чай пить. Как и обещала, к чаю только сахар, к сожалению.
Я поставила чашки на стол. Виктор молча взял свою и вместе с нею пошел квартире. Такое поведение показалось мне бесцеремонным. Мало того, что пришел без приглашения, так еще и по квартире шастает как у себя дома. Но дальше зала он не пошел. Сел на диван и стал молча разглядывать фотографии, развешанные на стенах большой комнаты. Я тоже молча села в кресло. Это начинало не шуточно раздражать. Чужой мужик в моем доме. А мало ли что у него на уме? И тут Витя решил таки нарушить молчание:
- А елка то где?
- На балконе. Вечером хотела поставить – не говорить же ему в самом деле, что я не представляю как это делать, потому что установкой елки в нашем доме всегда занимался Дима, наше с детьми дело было привнести в дом праздник и нарядить лесную красавицу.
- Давай помогу, если хочешь – предложение было заманчивым, но принять его, означало бы обидеть старшего сына, который уже давно сказал, что елку поставит сам.
- Нет, спасибо. Никита поставит.
- А Никита – это старший?
-Ага. Младший – Артем – мне стало интересно, а задаст ли Витя вопрос о моем муже. Фотографии свидетельствовали о том, что муж имеется и не заметить этого Витя не мог. Однако, такого вопроса не последовало. Тем временем, я заметила, что гость допил чай и просто смотрит в пустую кружку.
- Еще чаю? – присутствие малознакомого человека в доме да еще и тогда, когда я занята совсем другим делом, напрягало. Виктор, видимо, это чувствовал, так как и разговор не клеился, да и обстановка не совсем располагала – на полу стоял таз с водой, рядом валялась тряпка, на пороге детской расположился пылесос. При таком соседстве вести светские беседы как то не хотелось.
- Нет, спасибо, Наташа. Я, пожалуй, пойду. Ты извини, что вломился не вовремя. Но номера телефона у меня нет, а то так бы я позвонил предварительно. Может, дашь номер все-таки?
Я взяла с полки визитку.
- Держи.
- О как?! Визитка? Так официально?
- Так удобно. И быстро. Не диктовать же?
- Ну да. Олейник Наталья Геннадьевна. Старший менеджер – прочитал Виктор.
- Вот как-то так – теперь уже улыбалась я – а ты думал я кто?
- Я бы не удивился, если бы ты была врачом или даже актрисой, на худой конец тамадой, но менеджер? Это последнее, о чем я бы подумал.
- Умею я удивлять иногда.
- Да ты там со скуки помираешь, небось.
- И это говорит директор! Твои менеджеры на работе со скуки помирают?
- Ээээ, нет. Ты не сравнивай! Я в менеджеры людей подобных тебе никогда не беру – Виктор искренне недоумевал.
- А что со мной не так?
- С тобой все так. Но мне кажется, ты совершенно не подходишь для нудной работы. Тебе надо быть в центре внимания, быть звездой, получать благодарности, слышать, как тебя хвалят. Или я не прав?
- А с чего ты взял, что всего этого у меня нет на моей работе? Видишь же, написано «старший менеджер». Уж чем-чем, а вниманием я точно не обделена – я пыталась иронизировать, но, то ли Витя не понимал моего шутливого тона, то ли в принципе тонкий юмор не воспринимал, то ли у меня плохо получалось.
- Я имею ввиду, что тебе необходим отклик на то, что ты делаешь, причем отклик живой, эмоциональный. Мне, кажется, тебе нравится осознавать, что ты делаешь что-нибудь полезное, но еще больше нравится. Чтобы другие осознавали, что это полезное делаешь именно ты, и ценили, и говорили спасибо.
- Знаешь, я ни когда не задумывалась на эту тему. Но внеклассные мероприятия организовывать люблю. Это мое хобби, так сказать, специфическое. Но оно, к сожалению, денег не приносит.
- Значит, я прав – улыбка Виктора становилась самодовольной. Он вышел в коридор и стал одеваться, собираясь уходить – ну, не буду тебе мешать. Я позвоню на днях? Может, сходим куда-нибудь?
- А… да, конечно, звони – заминка получилась совсем небольшой, но ее хватило, чтобы улыбка исчезла с Витиного лица. Он бросил взгляд на фотографию, которую было видно из коридора. На ней Дима с сыновьями стоят по колено в снегу под цветущей яблоней. Эту фотографию мы сделали в мае, недели за две до суда. Тогда за одну майскую ночь выпало больше снега, чем за весь февраль.
- До связи, Наташа.
- Пока.
Я закрыла дверь и вернулась в комнату. С той самой фотографии на меня смотрел Дима.
- И не смотри на меня так – безапелляционно заявила я изображению мужа - Это ничего не значит. Вообще. Имею я право, в конце концов, на отдых?! Просто пообщаться с интересным человеком, имею право?!
Это уже был нехороший симптом. Разговаривать с фотографией ненормально. Можно, конечно, было вечером все то же самое сказать мужу по телефону, но инстинкт подсказывал мне, что делать этого не стоит. Муж был патологически ревнив. Он ревновал меня чуть ли не к табуретке. А находясь там, по ту сторону свободы, он вообще стал изводить себя дурацкими мыслями о том, что я могу ему изменить. И периодически по телефону изводил этими самыми мыслями и меня. Я никогда не давала ему повод подозревать меня в чем-либо, однако, девушка я компанейская, веселая. Работаю в преимущественно мужской компании и преимущественно с мужчинами. Это всегда не нравилось Диме. Он изо всех сил старался не показывать, насколько сильно ему это не нравилось, потому что понимал, что его ревность не имеет под собой оснований. Но иногда, все же его прорывало. Он никогда не кричал на меня и не предъявлял нелепых обвинений. В такие моменты, он надувался как воздушный шар, бухтел что-то типа «вот, опять там на тебя мужики пялятся» и не разговаривал со мной… минут тридцать. Потом его отпускало.
Я закончила уборку и уселась готовится к экзамену. В понедельник мне предстояло пройти проверку знаний и умений на предмет управления автомобилем на дорогах большого города.
До Нового Года оставалась ровно неделя.
***
- Ура!!! – хор из трех детских и трех взрослых голосов веселым криком приветствовал хлопок пробки при открытии шампанского.
- Я предлагаю выпить за окончание года. Надеюсь, следующий год будет намного лучше – Ленкин Витя хотел было продолжить классически тост о том, что все плохое надо оставить году уходящему, а все хорошее взять с собой, но жена перебила его самым бесцеремонным образом:
-Ой, Вить, я тебя умоляю! За старый, за новый мы еще успеем. Я предлагаю выпить за нового полноправного участника дорожного движения. За начинающего водителя Наталью Геннадьевну! – Лена подняла бокал с шампанским, мои сыновья и Ленина дочь сделали то же самое с соком, мы с Витей последовали их примеру – Ура!!!
- Ураааа!!! – снова подхватили дети.
Лена с Витей и Сашей заехали к нам за три часа до наступления полночи. Кто-то 31 декабря ходит с друзьями в баню, кто-то встречает новый год на городской площади под часами, а Лена с Витей каждый год 31 декабря объезжали всех друзей и родственников с поздравлениями. Всем дарили небольшие подарки, выпивали по бокалу-другому и отправлялись дальше. Этот Новый год не стал исключением в их семейной традиции. Немного посидев с нами, Лена, Витя и Александра поехали встречать Новый год к Лениной маме. Анна Сергеевна встречала новый год в компании друзей. Папу я тоже уже поздравила. У него время бежало вперед на час. Дима позвонил в восемь, мы поздравили друг друга с наступающим, а потом связь прервалась и как я не пыталась гипнотизировать телефон, звонка так и не дождалась. Мы с детьми остались одни. Дети чокнулись со мной соком и через час после выступления президента пошли спать. Я посидела еще немного в компании с телевизором и тоже отправилась на боковую. Это был самый скучный и никчемный Новый Год за последние пятнадцать лет. Раньше сразу после боя курантов мы всей семьей выходили на улицу, запускали фейерверки, потом ехали на городскую елку. Теперь все было по-другому. Теперь все было неправильно. Жалость к себе пересилила все мои попытки казаться сильной, и я самым банальным образом разревелась.
Утро первого января тоже началось необычно – меня разбудил телефонный звонок. Только это был не звонок из ИК. Увидев незнакомые цифры, я расстроилась. Однако, трубку взяла.
- Да.
- Привет, Наташа! С новым годом тебя! – спросонья я не узнала голос.
- И вас с наступившим! Простите, я вас не узнала.
- Наташа, это Виктор. Надеюсь, ты меня не забыла.
- Не забыла. Привет – миллион мыслей успели пронестись в моей голове, но ни одна не успела там зацепится. Разочарование? Удивление? Радость? Я не понимала, чего в этих мыслях было больше.
- Я хотел узнать, у тебя есть какие-нибудь планы на вечер? Я хотел пригласить тебя на ужин – Витя замолчал, ожидая ответа.
- Ужин? Я даже не знаю…- я прекрасно понимала, что просто тяну время, потому что действительно не знаю, что ответить. Согласиться? А не будет ли это почти предательством? Но, с другой стороны, каталась же ты с ним по ночному городу без задней мысли. И без передней. Отказаться? А почему, собственно? Витя мне нравился. В самом прямом человеческом и дружеском смысле слова. Никаких флюидов я при нем не испускала, никаких ответных флюидов не ждала и не замечала. Могут два приятеля приятно провести время за ужином? Могут. Но, ты же женщина, в конце концов, ты же прекрасно понимаешь, что ни один нормальный мужик не станет приглашать девушку на ужин первого января, не имея каких-либо планов. Планы могут быть разные: от получения скидки в фирме, где я работаю, до самых фривольных, либо наоборот матримониальных. Так! Стоп! А то сейчас дорассуждаешься, что начнешь вспоминать, где тут ближайший магазин свадебных платьев! А вот, какова же цель приглашения, мне было действительно интересно. Ну, или я просто нашла удобное для себя оправдание, чтобы неплохо провести вечер. – А куда, если не секрет?
- Не секрет. Куда скажешь – туда и пойдем. Мне, по большому счету, все равно. Хоть чебуреки у центрального рынка есть. Так как? Каков твой положительный ответ?
- Уговорил. Только чебуреки у рынка я не хочу.
- Замечательно! Тогда говори, что хочешь – даже через трубку телефона, я видела, как Виктор улыбался.
- А что работает вечером первого января после вчерашних корпоративов? – настроение у меня самым заметным образом улучшилось. Теперь я тоже улыбалась. И почему то была уверена, что и мой собеседник это чувствует.
- А вот этим вопросом ты меня буквально врасплох застала. Понятия не имею. Я, честно говоря, не думал, что ты согласишься и дальше приглашения текст не придумал.
Это звучало так наивно и трогательно, что даже было похоже на правду.
- Ну, тогда твоя задача, придумать все-таки, куда мы пойдем. Раз уж ты меня приглашаешь, то тебе и карты в руки.
- Есть, товарищ командир! Будет сделано! Через час я тебе перезвоню - Витя отключился без предупреждения.
Значит, у меня есть время, чтобы прийти в себя от своего собственного поведения. И может, еще не поздно передумать. Нет, передумывать я явно не собиралась. Значит, надо было позвонить свекрови, и придумать, под каким предлогом сдать ей мальчишек. Они, конечно, достаточно взрослые, чтобы провести вечер дома самостоятельно, но мне было спокойнее, если они были под присмотром.
Но сначала, я решила дождаться звонка, а то мало ли. Вдруг он сейчас передумает, а я детей бабушке отправлю. И буду потом как дура одна весь вечер в телек пялится.
Однако, Витя не передумал. Порадовав мое трепетное отношение к пунктуальности, ровно через час он, как и обещал, позвонил и сообщил, что в пять заедет за мной и что одежду лучше предпочесть удобную. Джинсы, по его словам, были бы идеальным вариантом.
На мой вопрос, а куда это мы пойдем в джинсах, я получила вполне ожидаемый ответ, что меня ждет сюрприз. Ну, что ж, сюрприз так сюрприз. Сюрпризы я люблю. Теперь надо было звонить свекрови. Естественно, говорить ей о том, где и с кем я проведу вечер, я не собиралась.
- Анна Сергеевна, доброе утро! А у вас сегодня на вечер какие планы? – я прекрасно знала, что никаких планов у нее нет, но это было элементарной вежливостью и уважением. А то вдруг она решила провести время в ванной с бокалом шампанского? Свою свекровь я искренне любила, поэтому нарушать ее планы никоим образом не хотела.
- Никаких, Наташенька, планов. А что?
- Я хотела предложить вам с мальчишками в кино сходить – перед звонком я посмотрела, что кинотеатры сегодня работают, и в принципе была пара фильмов, на которые можно было отправить бабушку с внуками. И ей хорошо, и им, и у меня совесть чиста. – А то меня девчонки пригласили первые сутки нового года отметить.
- Да, конечно, Наташ. Я с удовольствием! А вы дома или пойдете куда?
- А я пока не знаю. Они решили мне сюрприз устроить – вот и получалось, что я скрывала правду только наполовину – Так я бронирую вам билеты?
- Конечно, конечно! Так, может, они у меня и ночевать останутся? А ты отдыхай.
- Посмотрим. Я пока вообще не знаю ничего. Как масть пойдет – мне даже удалось похихикать в трубку, хотя на душе откровенно скребли кошки. Врать я все-таки не любила, хоть и умела - Давайте. Я сейчас с билетами разберусь, а вечером, если что вам позвоню, хорошо?
- Хорошо. Звони.
- Ну, тогда пока-пока.
- Пока-пока.
Я положила трубку и чуть не разрыдалась. Умом я прекрасно понимала, что незачем Диминой маме знать, что вечер я проведу в компании мужчины, а вот на сердце после разговора осталось какое-то нехорошее ощущение. Как когда-то в детстве: нашкодишь где-нибудь, и вроде понимаешь, что надо бы признаться маме, но силы духа не хватает, ведь точно знаешь, что влетит. А потом ходишь неделю, и тебе все время кажется, что мама либо все знает, либо догадывается о твоем проступке, но признаваться с опозданием еще страшнее и как-то стыдно. Думаешь, вот лучше бы сразу, но поезд уже ушел.
Время подозрительно быстро приближалось к пяти. Дети были снабжены деньгами и инструкциями по выкупу забронированных билетов и отправлены к бабушке. Голова тщательно вымыта, легкий марафет наведен. Осталось оглядеть критическим взглядом свое отражение в зеркале.
Это самое отражение, слава Богу, уже не пугало меня как несколько месяцев назад. Болезненная худоба исчезла, но и лишнего веса я у себя не наблюдала. Так, отсутствие мышц и, как следствие не совсем эстетичный слегка «желеобразный» животик, который вполне успешно был скрыт новыми джинсами. Лицо больше не производило впечатление, что меня недавно откопали из свеженькой могилки, хотя синяки под глазами все же были достаточно заметны. Прическу я совсем недавно обновила, и мне очень нравилось мое мелированное каре. Все-таки, лучше перекиси водорода женщину не красит ничто, как бы заезжено это ни звучало. За всю свою жизнь я была разной: и блондинкой, и рыжей и каштановой и даже ярко-синей (это было в школе и на спор и продержалось около двух недель, но тем-не менее было). У меня были стрижки под мальчика, и волосы ниже лопаток и даже была выбрита одна половина головы при довольно длинных волосах на другой. К тридцати пяти годам, я убедилась во мнении, что быть блондинкой и с каре мне лучше всего.
В общем, я осталась почти довольна увиденным в зеркале.
Виктор приехал вовремя. Еще один плюсик в его пользу, потому что я терпеть не могу когда опаздывают, и сама стараюсь не допускать такого со своей стороны.
Я села в машину и начала разговор с вопроса.
- Так куда мы все-таки едем?
- Приедем - увидишь – Виктор был загадочен, и я решила поддержать игру.
- Как скажешь. А вдруг я не люблю сюрпризы?
- Любишь. Иначе, ты бы сразу мне об этом сказала.
- Ты в этом так уверен? Ты же меня совсем не знаешь – на самом деле, я действительно люблю сюрпризы, приятные, естественно. Но только вот как ему удается угадывать обо мне такие вещи? Или он не угадывал, а действительно чувствовал мое настроение и просто знал, какой у меня характер?
- Я знаю тебя достаточно для того, чтобы кое-что о тебе понять. И вообще, я ж директор, я должен разбираться в людях! – последняя фраза была произнесена Виктором без бахвальства, а с очень ярко выраженной самоиронией и таким тоном, что не оставалось сомнений в том, что это такого вида глумление над собственной должностью и стереотипами, которые свойственны людям, когда они представляют себе человека с этим статусом.
Когда Витя остановил машину, я с удивлением обнаружила, что мы возле торгового центра.
- Надеюсь, ты не против пиццы и пива? - Витя казался немного смущенным – Просто, как оказалось, все более–менее приличные места закрыты вечером первого января. Отсыпаются после бурной ночи. Поэтому, я решил привезти тебя в боулинг и накормить банальной пиццей.
- И напоить банальным пивом? – подыграла я Вите.
- Да. Но, если хочешь, можем все-таки поискать какое-нибудь кафе?
- Да нет, не нужно. Тем более, что я никогда не играла в боулинг. Мне даже интересно.
Было заметно, что вопрос буквально рвался у моего спутника с губ: как не играла? А муж тебя не водил что ли? Но вслух Витя ничего не сказал. Просто пожал плечами, и мы пошли занимать забронированную им дорожку.
Не скажу, что игра в боулинг оказалась для меня чем-то захватывающим или вызвала желание приехать и поиграть еще. Однако, вечер в моем понимании удался на славу.
Еще в гардеробе, когда я сняла куртку, то услышала за собой приглушенное «ух!». Повернувшись. Убедилась, что этот звук слетел с уст Виктора. На мой немой вопрос он просто ответил:
- Ну, я не зря намекал на джинсы. Ты чудесно выглядишь!
Это был самый настоящий комплимент. И не смотря на то, что Димой в этом плане я была даже где-то избалована, поскольку муж мог практически ежечасно говорить какая я красивая, этот комплимент чужого и все-таки малознакомого мужчины был мне крайне приятен. И этот же самый комплимент разбудил во мне давно спящего шаловливого маленького бесенка, которому вдруг захотелось веселья и флирта, комплиментов и горящих взглядов. Собрав весь свой небогатый опыт в этом плане (а опыт действительно был небогатый, потому что за исключением моей первой любви в седьмом классе, мой муж был первым и единственным человеком, к которому у меня были чувства, я даже не встречалась ни с кем до него), я решила воспользоваться всеми известными мне советами из глянцевых журналов, которые и в руки-то брала только в парикмахерских.
Повернувшись к Вите, как мне показалось, просто мега-медленно и мега-сексуально я со всем возможным придыханием и самым томным голосом произнесла:
- И это все, что ты можешь сказать в такой чудесный вечер?
Витя смотрел на меня такими ошалелыми глазами, как будто на его глазах происходило рождение «чужого» из одноименного фильма. Я не выдержала и прыснула со смеху. С некоторой задержкой Виктор засмеялся вслед за мной.
- Что это было? – отдышавшись, первое, что спросил Витя.
- Что? Вот это? – я снова попыталась сделать томный взгляд и снова засмеялась – Просто хорошее настроение. Видел бы ты свое лицо!
- Не, ну ты меня не пугай так! – и тут же заговорщицким тоном добавил – тем более, что тебе это категорически не идет и совершенно у тебя не получается…
- Ну вот! А я так старалась!
Такая вот моя шутка задала тон всему вечеру, который прошел очень весело. Сначала Витя учил меня катать шар. Когда я пару раз чуть не улетела вместе с этим шаром на дорожку, ему пришлось буквально брать меня за руку и стоя очень близко ко мне, настолько близко, что я чувствовала его дыхание на своей макушке, выбрасывать шар на дорожку моей же рукой. Теперь мы вместе чуть не оказали услугу уборщикам, прокатившись по дорожке. Слава Богу, Вите удалось меня удержать и самому устоять на ногах. При этом, мы все время смеялись, в перерывах ели самую ужасную пиццу на моей памяти и запивали почти теплым пивом. Но настроение чудесным образом не ухудшалось. С Витей было легко. Он шутил, корчил смешные рожицы, говорил разными голосами. В общем, дурачился, как мог. Я чувствовала себя девятнадцатилетней девчонкой – студенткой, которая пришла на первое свидание. Потому что, в промежутках между своими дурачествами Витя то и дело говорил мне комплименты, или я ловила на себе его взгляд, понимая, что я ему с каждым часом все больше нравлюсь.
После почти двух часов мучений, мне таки удалось даже выбить страйк. На этом мы решили закруглиться и пошли сдавать специальные туфли. Пока я переобувалась, Витя задал мне, собственно ожидаемый мной вопрос. И я даже знала на него ответ.
- Наташ, а тебе действительно нужно сейчас домой?
- Нет, Витя, мне не нужно сейчас домой. Мне нужно только позвонить.
Я позвонила Анне Сергеевне и попросила ее оставить мальчишек ночевать. Предложение было принято с радостью, тем более что мои пацаны, побывав в кино и наигравшись в автоматы в кинотеатре, с удовольствием пили чай с бабушкиным фирменным пирогом с рыбой и не собирались снова выходить на улицу.
- Вот теперь я точно свободна – уже произнеся это вслух, я поняла, насколько двусмысленно звучит эта фраза. Впрочем, таковой она была только для меня, а я не собиралась придавать ей тот самый второй смысл. Я просто говорила о вечере. Сегодняшнем вечере и не более того. Или…?
- Замечательно! Сейчас закажем такси.
- И куда мы?
- А я одно шикарное место знаю!
- Шикарное? После боулинга то?
- Не дрефь! Тебе понравится!
- И что за место?
- Сюрприз!
- А не много ли сюрпризов для одного вечера?
- Нет. Для тебя никогда не много!
И сюрприз снова удался. На этот раз такси привезло нас в самый лучший пивной ресторан города. Виктор объяснил это просто. Везти даму сразу в пивнушку, хоть она и громогласно называется рестораном, ему показалось неудобным, ну а раз уж вечер пошел по пивному сценарию, то теперь это место было наиболее подходящим для продолжения банкета.
- Логика у тебя железная! И как ты с такой логикой бизнес ведешь? Сначала напоить меня не пойми чем и не пойми с чем, заставить изрядно попотеть, а потом, значит, в ресторан, марочные сорта дегустировать?
- Именно так все и было задумано! Прошу! – Витя открывал передо мной тяжелую деревянную дверь. Мы оказались в атмосфере старой доброй немецкой бирштубе. Приглушенный свет. Продолговатый зал, упирающийся в относительно небольшую барную стойку, по одну руку стояли несколько длинных столов с деревянными скамьями, по другую – столики поменьше, на три-четыре человека, с тяжелыми массивными деревянными стульями. Зал был практически пустым, но мы все равно заняли самый дальний столик. Витя сделал заказ. Атмосфера была непринужденной. В другом конце ресторана веселились наши единственные соседи – довольно большая компания мужчин. Нам они не мешали, мы им тоже. Негромко играла какая-то веселая новогодняя музыка.
Получив заказ, мы наслаждались чудесным пивом и не менее чудесной рулькой и разговаривали. Разговаривали обо всем. Мы обсудили погоду, мировую политическую ситуацию, курс валют, систему образования, новинки кино и даже нынешние модные веяния типа мужских штанов с заниженной талией.
С Витей легко было говорить обо всем. Пожалуй, единственное, о чем мы не говорили – это мы сами. Он не спрашивал ничего обо мне, я ничего не хотела знать о нем. Зачем? Какие-то основные вещи мы друг о друге уже выяснили, а лезть в душу еще было рановато, наверное.
Когда принесли счет, на часах было далеко за полночь. И уже на выходе из ресторана Виктор вдруг сказал:
- Теперь я уверен, что не ошибся.
- В чем? – первое, что мне пришло в голову, это ошибка при расчете с официантом. Я видела, что мой сегодняшний кавалер лишь мельком взглянул на принесенный чек, а потом положил несколько купюр в специальную папку. Мы ушли, не дожидаясь сдачи.
- В тебе. Ты чуть ли не первая девушка, которая даже не попыталась, нет, не так, которой даже в голову не пришло изобразить желание заплатить за себя самой или хотя бы узнать сумму. В наши дни это редкое явление. Дать почувствовать мужчине, что он действительно мужчина.
- Вот как? Я - редкое явление? Удивил, однако. Всегда считала, что заплатить за даму, если ты пригласил ее на ужин – твоя святая обязанность. По крайней мере, мне папа так в детстве говорил.
- Правильно папа говорил. – мой кавалер улыбнулся уголком рта, при этом его глаза остались серьезными и а какой-то момент буквально пронзили меня насквозь.
Я не стала акцентировать внимание на том, что при всей Витиной галантности и учтивости, куртку в гардеробах я получала сама. Вольно или невольно я проводила сравнение. Муж всегда подавал мне верхнюю одежду и помогал ее надеть.
Когда мы ехали в такси, Витя будто нечаянно накрыл своей ладонью мою руку. Ну, классика жанра! Миллионы лет пройдут, а мужчины так и будут делать вид, что такие вещи происходят совершенно случайно, как и объятия после вполне себе театральных потягушек в кресле кинотеатра. Жест получился неловким, еще больше усиливая ощущение, что мне снова девятнадцать. Руку я убрала. Не выдернула, а именно убрала. Так, чтобы не обидеть Витю. Я не думала, что он заслуживает такого обращения.
Машина остановилась возле моего подъезда. И прежде чем Виктор открыл рот, чтобы, как мне показалось, произнести ту самую фразу, которую произносят абсолютное большинство мужчин после свидания, я почти выпрыгнула из машины со словами «не провожай меня».
И вот, я уже захожу в свою крепость, сажусь на диван и обхватываю голову руками. Что же ты делаешь? Зачем? На эти вопросы я не смогла найти ответ ни в тот момент, ни намного позже.
***
Приближался февраль, а значит, близилась дата очередного длительного свидания. Я потихоньку собирала сумки, покупала продукты, составляла меню. О Викторе старалась не думать, да и некогда особо было. С того самого вечера он пропал. Не звонил, не приходил. Ну и ладно. Обидчивый какой, понимаешь! А рассчитывал то он на что? Что я его сразу домой потащу и в койку? Фу! Не на ту напал! Я, в конце концов, не на помойке себя нашла, чтоб вот так с каждым встречным поперечным в койку прыгать. А я тоже хороша! Чего, спрашивается, дома не сиделось? Скучно стало? Ой, дура… Тоже мне, жена декабриста! Полгода помаялась и на свидание побежала. Ни стыда, ни совести! А с другой стороны, я то не на свидание шла. Я шла развеяться, пообщаться с кем-то, кого не вижу ежедневно на работе, и кто не выносит мозг по поводу уроков, с кем-то, кто радикально отличается от всего моего окружения. Потому что, я живой человек. Потому что, я не могу жить в режиме робота. Потому что, мне элементарно хочется внимания, заботы, хочется ощущения, что я в этой жизни не одна. Дети? Да. Дети. Но пока они дети, это я должна давать им заботу и чувство защищенности, а когда они вырастут, у них будут свои семьи, которые будут иметь для них первостепенное значение. А я? Что же останется мне? С каждым днем мне приходилось преодолевать свой страх. Страх того, что я настолько привыкну быть самостоятельной, что просто перестану нуждаться в близком человеке. Страх, что Димка выйдет из колонии другим человеком, и нам придется заново привыкать друг к другу. Страх, что привыкнуть у нас так и не получится…
Свой тридцать пятый день рождения я отпраздновала в компании Никиты, Артема и Анны Сергеевны. Ленка прибежала как ураган. Подарила мне стандартный конвертик, букет хризантем, расцеловала меня и убежала. Ее Александра готовилась к серьезным соревнованиям по гимнастике, которой занималась чуть ли не с пеленок, и Лена уделяла все свое внимание дочери, которую надо было ежедневно возить то на тренировки, то на примерки костюмов, а в свободное от этих забот время еще существовала необходимость делать уроки, гулять с собакой и делать миллион других вещей, которые никто, по мнению Лены, не мог делать лучше нее самой. Дима позвонил мне, поздравил. Почему-то, я не почувствовала ничего, кроме разочарования от его звонка. Это неправильно. Поздравлять жену с днем рождения по телефону – неправильно. Жить по телефону – неправильно. Ох, уж этот телефон. Он и спасение и раздражитель. И надежда и разочарование. Жить от звонка до звонка, от свидания к свиданию. И понимать, что с каждым днем вы с любимым человеком все дальше друг от друга. Или все- таки нет? Или это просто моя любовь, мои чувства не выдерживают вот такого испытания, назначенного судьбой? На эти вопросы у меня тоже не было ответа. Человек слаб. Человек имеет право на ошибки? Только вот какова будет цена этой ошибки, не знает никто… Отбросив в сторону миллионы мыслей, мешающих мне спать по ночам, пока я знала только одно, через три дня я еду к любимому мужу. И последующие три дня мы проведем вместе. И чувство трепетного ожидания очень четко говорило мне о том, что моя любовь никуда не делась. Она, возможно, немного прячется в те три месяца, пока Димы нет рядом. Она прячется, чтобы не приносить мне еще больших душевных терзаний, чтобы я могла жить, чтобы я, в конце концов, просто не сошла с ума. Но в те три дня, которые мы проводим в полуподвальном, темном и сыром помещении с общей кухней и туалетом, те три дня, в которые Дима не выпускает мою руку из своей, те три дня, когда я стараюсь не дышать, чтобы лучше слышать биение сердца любимого человека. Вот эти три дня моя любовь оживает с новой силой, и я твердо знаю, что ничто не способно ее убить. Ни время, ни обстоятельства.
В этот раз, перед поездкой на дс я испекла медовый торт. Пусть и с опозданием, но должны же мы отметить мое рождение. Торт получился очень нежный, и всю дорогу я в буквальном смысле слова тряслась над ним, боясь, как бы он не повредился от тряски в автомобиле или не помялся от неловкого шага. Сдала заявление и ждала, держа пакет с тортом на руках, пока нас будут заводить в КДС, когда ко мне подсела очень миловидная девушка лет двадцати пяти.
- Здрасте! Ой, а вы тоже на длительное свидание? – она хлопала длиннющими явно наращёнными ресницами и выглядела крайне растерянной. Голос ее вступал в яркий диссонанс с почти кукольной внешностью. Девушка выглядела как с картинки: большие карие глаза, длинные ресницы, пухлые, накрашенные ярко-красной помадой губы, длинные и густые иссиня-черные волосы, точеная фигурка. Общее впечатление создавалось о полной наивности и беспомощности. А вот голос и зубы выдавали в ней любительницу табака. И не только, судя по определенному амбре.
Девица не вызвала во мне ни малейшей симпатии, скорее наоборот.
- Здравствуйте! На свидание – я старалась отвечать коротко, давая понять, что не намерена поддерживать разговор. Все же от этой особы слишком сильно несло застарелым перегаром. Однако, в той среде, куда занесла меня судьба, было не принято грубить или быть невежливым. Ни с зеками, ни с родственниками. Если ты нагрубишь родственнику, он может пожаловаться своему арестанту, а тот может и всерьез обидеться. Такие вещи не заканчиваются ничем хорошим. Так как живут осужденные в замкнутом пространстве, нервы у всех ни к черту, все друг друга знают как облупленных. Врать, грубить, даже просто не отвечать на вопрос, если он, конечно, не касается чего-то личного – считается оскорблением. А за это наказывают.
- Ага! А я и гляжу, сумки у вас такие большие и чемодан! А торт вам зачем? Вы его сами пекли? Вы к мужу?
- Девушка, а вам не кажется, что вы задаете слишком много вопросов? – несмотря на мою любовь к разговорному жанру, эта мамзель меня очень сильно раздражала.
- Ой, извиняюсь! А я тоже на длительное. Первый раз! – девица по-идиотски хихикнула – Я вообще ничего не знаю. У меня парень тут. Ну как парень, я его только на фотографии видела. Мы с ним по переписке это… ну вы понимаете, познакомились. И это… ну типа… он позвал, я приехала. А сама ниче не знаю. Боюсь ужасно. Справки еще эти все! Он меня ж как гражданскую жену в дело вписал – и она снова хихикнула – ну он так сказал. Я участковому денег дала, чтоб он мне написал, что типа жили вместе. А я его и не знаю совсем. А вдруг он мне не понравится? Или он маньяк какой? Я ж не знаю…
- А зачем приехали тогда? – я не удержалась. Любопытство взяло верх над брезгливостью и раздражением.
- Ну как зачем? – по тону собеседницы стало понятно, что она меня чуть ли не за идиотку принимает – А если это судьба? Я ж замуж хочу.
- Ааааа… все может быть, конечно.
На мое счастье инспектор позвала нас на КПП. Дальше было не до разговоров, и я абсолютно потеряла интерес к навязчивой девице. Единственное, на что я обратила внимание, это наличие у нее только дамской сумочки и небольшого пакета. Мне подумалось, что, возможно, девушка приехала на одни сутки и поэтому, у нее с собой практически ничего нет.
В этот раз нас завели рано, что было необычайной удачей. Диму и остальных привели почти сразу же, я даже вещи разобрать не успела. Дима изменился за эти месяцы. Он похудел, на его висках добавилось седины. Несколько новых морщинок разбегались от уголков глаз. Но все же, это был тот самый мой Димка. Его влюбленные глаза, его обаятельная улыбка, его руки, обнимающие меня, его губы. Дима всегда целовал меня так, что земля уходила из под ног. Его поцелуи были страстными и в то же время нежными. Если мы просто валялись на кровати, Дима любил тихонечко целовать меня в затылок, и от этого сердце выпрыгивало из груди от ощущения безграничной нежности.
Наобнимавшись и нацеловавшись, мы все-таки пошли на кухню, где и встретили мою утреннюю знакомую.
- Драсте! А тут чего, не кормят разве? – вид у юной особы был крайне недовольный – я не брала с собой ничего. Думала, тут типа столовой есть, ну или им продукты с собой дают, чтобы они тут готовили.
Мне показалось, что в этот момент я услышала, как Димина челюсть стукнулась об пол.
- Девушка, а вы с кем здесь? – Дима старался быть вежливым, но нахмуренные брови не предвещали ничего хорошего.
- С Пашей.
- С Козинцевым?
- Ага.
И тут звук падающей челюсти моего мужа, стал почти ощутимым. С очень большим недоверием в голосе Дима продолжил допрос:
- Так вы Алена?
- Да! Так он обо мне рассказывал? Круто! Я ж говорю – судьба! – последняя фраза была адресована мне.
Алена радостно ускакала в комнату, забыв на время о чувстве голода. Мы с Димой сложили продукты в холодильник и тоже ушли к себе. Дима выглядел расстроенным.
- Дим, что случилось? Ты чего так нахмурился? – мне совсем не нравилось настроение мужа, а еще больше не нравилось, что настроение ему испортила какая-то баба.
- Да понимаешь, Пашка со мной в одном отряде. Хороший парень. Молодой. Зелеееный. Наивняк полнейший. Он когда с этой девицей переписываться начал, мы ему все говорили, что ты, мол, развлекайся, только границы не путай. А он, вишь, чего – в дело ее вписал, на свидание пригласил, фотки нам показывал, письма ее чуть не до дыр зачитывал. Ждал капец как. И тут – оно явилось! Пашку жалко. Это ж, прикинь, с этим чудом трое суток провести. А он парень неглупый такой. Надо хоть подкормить его, что ли. У нас там продуктов хватит?
- Хватит, Дим. Не вопрос, покормим, не оголодаем. А сидит-то твой Пашка за что? А то Алена эта очень переживала, что он маньяк.
- Да ну, брось! Он в автосалоне работал. Колес с работы на полтора ляма вынес. И вроде вернул все, но там директор принципиальный оказался. Вор должен сидеть в тюрьме и точка. Вот и дали ему три года, что ли, не помню точно. У него мама дома одна осталась. Она болеет, он колеса выносил, чтоб ей на операцию денег получить.
- А кредит взять не судьба была? Или кредит отдавать, а тут вроде как поймают-не поймают?
- Да фиг знает! Может и так подумал, а может, перемкнуло просто, и легких бабок захотел, а нам про маму заливает. Это ж неизвестно. Но парень неплохой, безобидный.
- Ясно. Ладно, ты лежи, а я пойду тортик принесу. Хочешь тортик? Я специально для тебя пекла вчера. Медовый.
- М-м-м-м. Тортик? Хочу. Но, сначала, я хочу тебя. – Димка притянул меня к себе, и на кухню мы попали намного позже.
И вот тут нас ждал пренеприятнейший сюрприз. Торта в холодильнике не оказалось. Для того, чтобы убедится в своей адекватности, мы заглянули во второй холодильник. Торта там тоже не было. Стало ясно, что тортику «приделали ноги» и кто-то, находящийся здесь же, в КДС, жрал то, что я с такой любовью делала для мужа. Стало обидно до слез. Видя мое состояние, Дима погладил меня по голове и поцеловал.
- Да ладно, Наташик. Не расстраивайся. Черт с ним, с тортом этим. Зато кому-то вкусно.
- Ага - я хлюпала носом – и я почему-то даже догадываюсь кому.
На самом деле мы оба знали, кто украл наш торт, но устраивать разборки Дима не стал. Особенно после того, как вечером, встретившись на кухне с тем самым Пашей, мы услышали от него душещипательную историю о том, что к нему приехала долгожданная Алена и кроме торта ничего пожрать- то и не привезла.
Парня было действительно жаль. Разочарование, ясно читавшееся на его лице, не оставляло сомнений, что это будет первое и последнее свидание с этой особой. Зато он отметил, что торт был отменный. Хоть какой-то плюс.
Все последующие дни Пашу с его спутницей подкармливали все находящиеся в КДС. Ну, не голодать же им на самом деле. Паша практически все время проводил в общей комнате отдыха с телевизором. А Алену я увидела только на выходе, когда она прощалась со своим «парнем». Прильнув к нему довольно развязным движением, она громким шепотом прошептала ему прямо в ухо:
- Ты будешь по мне скучать? Ты будешь меня ждать на следующее свидание?
Все четырнадцать человек, находившихся в это время рядом, не сговариваясь, отвернулись, чтобы похихикать в кулак. Пашу обижать не хотелось никому. Муж еще перед этим сказал мне, что надеется, что у парня теперь открылись глаза на такую вот «любофф» по переписке, но все-таки он намерен провести с ним профилактическую беседу. Однако, по выражению лица самого Паши ясно читалось, в подобных беседах он больше не нуждался. Бедолага даже не нашелся, что ответить Алене на столь откровенный призыв. Муж, отвернувшись, тихонько шепнул мне:
- Ну, надеюсь, она хоть не наградила его ничем этаким. А то три месяца ждал, а теперь лечится полгода.
Я не выдержала и захохотала в голос.
Прощание как всегда прошло тяжело. Мужа и остальных увели. Оставшиеся жены, мамы, дети, даже отцы не сдерживали слез. Атмосфера по окончании свидания всегда бывала гнетущей. Да и дома потом я лично несколько дней в себя прийти не могла.
Свидание кончилось, снова начались звонки, и сердце, да и сама жизнь, переключились в режим ожидания.
***
Примерно через неделю после моего возвращения из ИК, во время обеденного перерыва мне принесли подарок. На глазах у всего коллектива курьер вручил мне огромный букет белых лилий. Одурманивающий аромат мгновенно заполнил довольно большой зал буфета. Никакой записки или иных опознавательных знаков на букете не было, но что-то подсказывало мне, что я знаю от кого эти цветы. Девчонки на работе естественно решили, что от мужа и дружно завистливо повздыхали. У некоторых эта зависть была белой, у некоторых не очень. Меня сей факт волновал мало, а вот цветам я была искренне рада.
Ну, что ж. Правила игры были понятны, вызов принят. Вечером, возвращаясь домой, я набрала номер:
- Здравствуй, Витя! Спасибо за цветы! Они чудесные.
- Здравствуй, Наташа! Я рад, что они тебе понравились.
Возникла неловкая пауза. Я ждала, что он заговорит первым. Свой ответный ход, я вроде как сделала. Видимо, Виктор услышал ход моих мыслей.
- Почему ты молчишь, Наташа?
- Все просто. Не знаю, что сказать. Я подумала, что раз ты прислал цветы, то хотя бы объяснишь по какому поводу.
- А я думал, что ты поняла. Это было извинение.
- Извинение?
- Ну да. За тот вечер. Я, видимо, обидел тебя чем-то. Только не знаю чем.
- Витя…- начала было я, но он меня перебил
- Подожди. Я терпеть не могу вести такие разговоры по телефону. Давай встретимся и поговорим. Ты сейчас где?
- Я иду домой с работы.
- У тебя по пути есть какое-нибудь кафе?
- Нет, наверное. Как-то я никогда не обращала на это внимания.
- Хорошо. Наташа, ты можешь оставить детей одних на пару часов? Я заеду за тобой, и мы выпьем где-нибудь кофе и поговорим?
- Могу. Заезжай. Я буду дома примерно минут через двадцать.
- Я понял. Жди.
В трубке раздались короткие гудки.
Ну, вот и настал день серьезного разговора. Я знала, что этот день обязательно настанет. Женщины всегда чувствуют, что нравятся мужчине. И рано или поздно приходит момент, когда этому мужчине надо знать надеяться ему на что либо или нет. И до того, как Витя заедет за мной, ответить на этот вопрос я должна была прежде всего самой себе.
Виктор был пунктуален. С бешено колотящимся сердцем я села в машину и до кофейни в центре города мы ехали молча. Лукавить самой себе я не стала. Витя мне нравился. И я нравилась ему. Вопрос был в том насколько, и чем мы оба готовы пожертвовать, чтобы в этом разобраться.
- Наташа, я не люблю ходить вокруг да около – Витя сидел напротив меня за небольшим столиком в самом дальнем углу уютной кофейни. – Ты мне нравишься. Я понимаю. Что возможно тороплю события, ведь мы видимся с тобой- то третий раз всего, но с того самого первого дня, когда ты пнула мою машину, я не перестаю думать о тебе. А с того самого вечера, который мы провели вместе первого января, ты занимаешь все мои мысли. Как бы это банально не звучало, но так и есть. Мы с тобой взрослые люди и я уверен, что ты все понимаешь. Однако, я прекрасно вижу, что тебя что-то гложет. Я чувствую, что что-то не так и не могу понять, что именно. Наташа, я не буду ни к чему тебя принуждать, ты можешь сейчас вообще ничего не говорить. Я был у тебя дома, я видел фотографии. И прекрасно понимаю, что дети не берутся из воздуха. Я просто хотел, чтоб ты знала. И что бы ни было дальше, что бы ты сейчас мне не ответила, я хочу, чтобы ты не исчезала. Мы можем просто общаться. Хотя бы иногда.
Виктор замолчал. Эта речь далась ему нелегко. Это было видно по дрожащим пальцам, держащим чашку с кофе. Я сделала небольшой глоток и посмотрела на Витю. Тянуть дальше не имело смысла.
- Витя, я замужем – самое главное было сказано, теперь оставалось попытаться объяснить то, что творилось в моей душе - И я люблю своего мужа. Подожди, дай мне сказать – я остановила Виктора, видя, что он хочет меня перебить.- Я замужем почти пятнадцать лет. Этим летом будет пятнадцать. И у нас счастливая семья. И….
- Ты говоришь так, будто существует какое-то «но» - Витя все же перебил меня, и это было даже хорошо, потому что его вопрос позволил мне избежать долгих переходов от одного к другому.
- Да, Вить. Существует. В прошлом мае моего мужа посадили. Ему дали четыре года. Я не буду уточнять за что, просто поверь мне на слово, что ничего плохого или противозаконного он не сделал, вернее не хотел сделать. Это было нелепое стечение обстоятельств, глупая ошибка, из-за которой могли пострадать мы с детьми. Теперь он отбывает срок. Статья, по которой он сидит, предусматривает возможность условно-досрочного освобождения не раньше чем через четыре пятых срока.
- Наташа…
- Не перебивай меня, пожалуйста. Мне и так нелегко собрать все мои мысли во что-то более- менее понятное. Я устала. Понимаешь, все эти месяцы я одна. Я одна решаю все проблемы: бытовые, финансовые, школьные. Я прихожу на работу и делаю вид, что все хорошо, потому что там практически никто не знает. Я возвращаюсь домой и снова вынуждена скрывать все то, что у меня на душе, поскольку детям и свекрови не нужно видеть насколько мне тяжело. У меня исчез тыл. Я чувствую себя так, будто любой может ткнуть в меня пальцем и унизить, а у меня даже не будет сил защитить ни себя, ни детей. Все эти люди: прокуратура, следователи, судьи, даже секретари в общественной приемной, не говоря уже о сотрудниках колонии, практически убедили меня, что я человек второго сорта. Дима, конечно, ежедневно звонит. И раз в три месяца я езжу к нему на свидания. Но это не снимает моей усталости, скорее наоборот. И я не говорю об усталости физической, хотя это тоже присутствует. Усталость душевная. Когда у тебя отбирают родного и близкого человека, когда тебе приходится ежесекундно переживать о том, как он там. Когда невозможно быть такой, какая ты есть на самом деле, потому что в нашем обществе быть женой осужденного и быть нормальным полноценным человеком, по мнению абсолютного большинства, невозможно. Все это копится, копится, копится…. И тут появляешься ты. С тобой мне удалось понять, что я еще живу, а не выживаю. Первого января я почувствовала себя девятнадцатилетней беззаботной студенткой, которой было весело и легко. У которой нет за плечами всего этого вагона проблем. Ты мне нравишься, Витя. Но, пойми меня правильно. Я не знаю, что со мной сейчас происходит. Я не понимаю. И это тяжело. Я не могу и никогда не смогу перечеркнуть пятнадцать лет жизни. У меня дети. И они для меня самое главное. Я не знаю, как объяснить тебе все это. И я не хочу давать тебе каких-либо ложных надежд. Я сама настолько запуталась во всем этом….
Витя взял мою руку в свою. На этот раз, я не стала ее убирать. Ощущение теплоты и искренней заботы, буквально разлилось по моему телу. Второй рукой, Витя очень нежно вытер текущие по моим щекам слезы. Я даже не замечала, что плачу, пока изливала душу внимательно слушавшему меня спутнику.
- Наташа, милая, я не знаю даже, что сказать тебе сейчас. Ты… ты такая… Ты сильная, ты замечательная. Ты умница. Я уверен, что большинство женщин в твоей ситуации уже бы решали вопрос о разделе имущества. И нет ничего удивительного в твоей усталости. Столько тянуть на себе все: и дом, и семью. И даже не иметь толком возможности поговорить с кем-нибудь о наболевшем. Я даже представить себе не могу, как ты держишься. На твоем месте я уже бы с нервным срывом в психушке лежал, ну или спился, что вероятнее.
Я нашла в себе силы улыбнуться. Не говорить же ему, в конце концов, что мысли о том, чтобы спиться посещают меня с пугающей регулярностью. А до психушки мне и в самом деле недалеко.
Слезы высохли, но Витя не отпускал мою руку. Он смотрел на меня взглядом, в котором сочувствие смешалось с восхищением. Мой рассказ не только не напугал его, скорее наоборот, вызвал у него еще большее желание быть рядом.
Мы допили кофе, и Витя повез меня домой. Я не стала сбегать из машины, как в прошлый раз.
- Спасибо тебе, Витя.
- За что?
- Что ты есть. Здесь и сейчас.
- Только здесь и только сейчас? – Виктор смотрел на меня, и в его глазах читалось желание, чтобы я ответила отрицательно на этот вопрос.
- Не знаю. Не торопи меня – и я сделала то, что хотела сделать, и, наверное, то, что должна была. Я поцеловала Витю. В щеку. Почти по-братски. Почти... И вышла из машины. Февральский ветер дул мне в лицо, но я его не замечала. В моих глазах снова стояли слезы. Похоже, что я еще больше запуталась. И что делать дальше не представляла.
Что делает нормальная женщина, когда не может разобраться в себе? Правильно! Звонит подруге.
- Лена, как у тебя дела? Что делаешь?
Ленка как всегда уловила нужные интонации в моем голосе.
- Как что? Судя по всему, собираюсь к тебе. Так?
- Да.
Лена в очередной раз принимала на себя удар. Она была моим советчиком, моим слушателем, моим критиком, моей жилеткой. Говорят, женской дружбы не существует. Я полностью согласна с этим выражением. Потому что дружить с другой женщиной просто невозможно. Дружба предполагает возможность разрыва отношений. Лена не была мне другом. Она была кем-то большим. Я бы могла назвать ее сестрой, но, во-первых, я не знаю каково это, так как я единственный ребенок в семье, а во-вторых, братья и сестры тоже иногда ссорятся и по большей части очень редко имеют что-то общее кроме крови. Лена для меня была частью меня самой. И, возможно, для нее это не было большим плюсом, потому что ей приходилось вот так пропускать через себя все мои горести, ну, и радости, само собой. Я готова была сделать для Лены то же самое, не задумываясь. И она знала об этом. Мы обе знали. Но Лена была все-таки другим человеком, и крайне редко использовала эту возможность.
Никита с Артемом ушли в свою комнату, мы с Леной оккупировали кухню.
- Выкладывай! На тебе лица нет. Что стряслось, родная? – Лена переживала за меня и это грело душу.
Я рассказала ей о своем разговоре с Витей. Обо всем остальном она и так знала. После того, как я закончила, Ленка долго молчала.
- Дорогая, я не знаю, что тебе сказать. Ты должна сама решить, что тебе делать. Я тебе только одно скажу, какое бы решение ты не приняла, я всегда на твоей стороне.
- Ты так говоришь, как будто я собираюсь бросать Димку. А я не собираюсь этого делать!
- Ты уверена? Если бы ты была уверена, ты бы не спрашивала у меня, как тебе поступить и что я обо всем этом думаю.
Лена как всегда моментально вникла в суть проблемы, и не стала ходить вокруг да около. Только вот, на этот раз, я и сама знала, что со мной происходит, и мне нужно было указание на конкретное действие. Лена отказалась брать на себя ответственность за мою жизнь. И правильно сделала. Тем не менее, мое чувство полнейшей растерянности не оставило ее равнодушной.
- Наташ, живи. Вот просто живи как живется. Не анализируй, не думай. Сердцем живи. Ты и так слишком много думала в эти пятнадцать лет. При всей моей любви к Диме, ты всегда была в семье главным двигателем. Все держалось на твоих плечах. Все, что у вас сейчас есть – это только твоя заслуга. Дима хороший и любит тебя безмерно. Но ты ж не лошадь. По-моему, ты вполне заслужила, чтобы хоть немного побыть слабой женщиной. Чтобы не думать, где взять денег для поездки на море. Чтобы не выкручиваться с покупкой машины. Чтобы не просчитывать, что и как лучше сделать сейчас, чтобы детям в будущем это обернулось плюсом. Чтобы, в конце концов, не выбирать между новым платьем и рюкзаком для сына. А еще, ты точно заслужила отдых от всех этих сборов передач на последние копейки. Посмотри, что ты делаешь! Ты переживаешь, что Димке там плохо без того, того и того. И тащишь ему все, отказывая себе и детям во многом. Он то сидит. Ему тяжело. Но ему не приходится решать задачки на тему что лучше: кусочек свинины на один раз или курица, которой хватит на пару ужинов и суп. Ему нет необходимости думать, как сделать так, чтобы дети пошли в школу в новых туфлях и рубашках, и при этом умудрится погасить долг за квартиру. Ему не приходится не спать, думая, что завтра подходит очередной платеж по кредиту, а аванс только через неделю и то, он уже весь расписан. Не он берет деньги у собственной мамы, чтобы его дети хорошо питались и хорошо были одеты, посещали кружки и не чувствовали себя ущербными. Он, скорее всего даже не догадывается, что его мама не может себе позволить купить даже фрукты – все несет внукам и тебе. Вряд ли твой муж думает о тесте, которому, вполне возможно понадобится операция, а на нее тоже нужны деньги.
Ты заслуживаешь, чтобы рядом с тобой был сильный мужчина, который способен полностью освободить тебя от всего этого. Оглянись назад, Наташа! Ты все это сейчас ощущаешь острее, чем когда либо, потому что Димы нет рядом. А на самом деле, все эти вопросы всегда решала ты и они всегда были. Дима сглаживал эти трудности своим отношением к тебе, это бесспорно. Он избаловал тебя вниманием, он избаловал тебя любовью. И поэтому тебе так тяжело сейчас. Но одной любви мало, Наташа! Должна быть мужская ответственность! Мужик должен быть в семье! Ты никогда этого не чувствовала, потому что в вашей семье мужиком всегда была ты. Ничего удивительного, что ты устала. Просто ты устала не за эти месяцы. Ты устала за пятнадцать лет, но в полном объеме почувствовала эту усталость только сейчас.
Поэтому, если ты хочешь знать мое мнение – живи. Попробуй! Тебя никто не заставляет делать выбор. По крайней мере - пока. И если вдруг, ты сама почувствуешь, что время выбора пришло, ты его сделаешь. У тебя есть оно - это право выбора. Но сделать его ты должна будешь сама. Я просто буду рядом, родная!
Лена ушла домой за полночь. А я еще долго сидела, глядя в пустоту. В ту ночь я очень много думала о прошлом. Пыталась анализировать и найти единственно правильный ответ сразу на все мучившие меня вопросы и сомнения. Поняв, что это невозможно даже теоретически, я приняла решение последовать совету подруги. Жить. Жить, как живется. Жить для себя. Ну, хотя бы попробовать. Столько лет на первом плане у меня всегда были дети и муж. Наверное, настало время подумать о себе.
Через пару дней я сама позвонила Вите.
- Привет!
- Привет! Не думал, что ты позвонишь. Я очень рад тебя слышать!
- Витя, давай сходим куда-нибудь?
- Конечно! Куда? Когда?
Я засмеялась.
- Ты задаешь слишком много вопросов. Я не знаю. Придумай что-нибудь. У тебя это неплохо получается.
- Наташа? – голос звучал недоверчиво.
- Что, Вить?
- Ты уверена?
- Иначе, я бы не позвонила.
В тот же вечер Витя повел меня в ресторан. Дима ни разу не водил меня в ресторан. И в тот вечер, я впервые не взяла трубку, когда позвонил муж…
Мы ели хорошую еду, пили хорошее красное вино и танцевали. Боже, как давно я не танцевала! С Димой мы почти никогда не ходили в рестораны или кафе, разве что по приглашению на дни рождения друзей. Не то, чтобы мне это было жизненно необходимо, но иногда выйти и развеяться очень хотелось. Но у нас то вечно денег не хватало, то еще какие-нибудь причины находились. Да и вообще мой муж отъявленный домосед, поэтому дома ему было уютнее, а мое мнение обычно соответствовало мнению мужа, ну, или я себя очень качественно в этом убеждала.
Так что, вечер удался на славу. Впервые за долгое время я почувствовала себя легкой, живой, способной смеяться и не думать об очередном платеже или списке продуктов на трое суток.
С того самого вечера, Витя стал мне писать. Один из популярных мессенджеров превратился в нашу связующую ниточку. Пожелания с добрым утром, смешные картинки для поднятия настроения среди рабочего дня или просто вопрос «как дела?» - все это быстро превратилось в необходимость. Почему-то звонить мы друг другу не любили, а вот переписываться получалось. У нас даже появились свои маленькие слова – пароли и слова-ритуалы. И все это было очень интересно, в новинку и вызывало какую-то абсолютно блаженную улыбку на моем лице. Дошло до того, что окружающие стали замечать, что я похорошела, и спрашивали в чем секрет. А секрет был. Потому что афишировать происходящее было бы верхом идиотизма. О моей переписке знала только Лена, но в ней я была уверена, даже больше чем в себе.
***
А еще через неделю в четыре часа утра меня разбудил телефонный звонок. Я начинала искренне ненавидеть телефоны. Звонила Анна Сергеевна. И судя по времени, звонок этот не предвещал ничего хорошего. Так оно и оказалось.
- Наташенька, ты не могла бы прийти ко мне сейчас? – голос свекрови был каким-то слабым и каждое слово будто давалось ей с трудом.
- Конечно! Уже бегу! Что случилось, мама? – слово вырвалось само. До этого момента я никогда не называла Анну Сергеевну мамой вслух, только про себя. Хотя мои чувства к ней давно были именно дочерними. Свекровь заменила мне маму, которую я потеряла в двадцать лет, практически сразу после рождения Никиты. Она всегда поддерживала меня, иногда журила, радовалась и огорчалась вместе со мной. А сколько раз только благодаря ей нам с Димой удавалось избежать серьезных ссор. Ее помощь с детьми вообще была неоценимой. Вряд ли какая-нибудь еще свекровь на этом свете была хотя бы приблизительно такой же хорошей как моя. А последние события сблизили нас еще больше. Поэтому, слово «мама» нисколько меня не удивило. Да и некогда было удивляться.
На мой последний вопрос Анна Сергеевна не ответила. Но и трубку не положила. Это напугало меня еще сильней. Разбудив старшего сына, я быстро объяснила ему, что бабушка заболела. Напомнила, что они с Артемом уже большие и вполне могут самостоятельно позавтракать и уйти в школу, но если что – я на связи. Никита сказал, что все понял и улегся досыпать, а я помчалась к свекрови. Благо, жила она недалеко и ключи от ее квартиры у меня имелись.
Войдя в квартиру, я обнаружила маму в комнате на полу возле кровати в полубессознательном состоянии от боли.
Скорая приехала быстро. А вот в больнице нам пришлось изрядно понервничать. Сначала врачи приемного покоя решали между собой какой смене принимать вновь прибывшую – той, которая дежурит сейчас и где все врачи устали или, все-таки, оставить ее на пару часов до прихода новой, чтобы уж они-то с новыми силами взялись за лечение. Затем мы больше часа ждали своей очереди на рентген. Пока ждали, Анна Сергеевна рассказала, что просто встала, чтобы попить воды. Следующее, что она помнила это ужасная боль в бедре. Она даже не помнила, как позвонила мне. Результаты обследования прозвучали почти приговором: сложный перелом шейки бедра. Вариантов лечения предлагалось несколько. Вернее вариант был один – операция, а вот как ее делать и каков будет результат - полностью зависело от моих финансовых возможностей. Самым эффективным способом была установка какого-то новейшего эндопротеза. После этой операции и правильной реабилитации у свекрови были все сто процентов шансов на полноценную жизнь. Другие варианты я даже рассматривать отказалась. Только вот, принять подобное решение – это одно, а найти возможность для его реализации – совсем другое. Думать надо было быстро. Перебрав в уме, все свои возможности и связи, я набрала знакомый номер.
- Витя, привет! Мне нужна твоя помощь.
Я вкратце объяснила, что случилось. Витя задал только один вопрос: «Где ты?»
Через час к нам палату вошел главный хирург больницы и сообщил, что пора готовится к операции. Когда маму увезли, пришла медсестра и попросила собрать вещи, потому что Анну Сергеевну переводили в другую палату. Палата оказалась благоустроенной и двухместной. Чудеса, да и только. Все стали вежливыми и приветливыми, заверяли, что мне не о чем переживать. Естественно, я знала, кому я этим обязана, хотя и была искренне удивлена размахом.
Пока мама была на операционном столе, Витя приехал в больницу. Посмотрев на меня, он заявил, что с врачом поговорит сам и ушел в ординаторскую. Вернувшись оттуда, он без предисловий окунул меня в то, что называется финансовой ямой.
- Доктор сказал, что все будет хорошо, но после операции потребуется длительная реабилитация. Около месяца твоей свекрови нельзя будет вставать, а в дальнейшем нужно будет пройти курс специальных процедур. Все этот займет около полугода. Может меньше, в зависимости от того, как пойдет выздоровление.
В мой голове стучал барабан. Как!? Каким образом я все это вывезу? Я даже не знала во сколько Вите обошелся эндопротез, и сколько я ему теперь должна. Нельзя вставать месяц? Это значит, что я либо должна уйти с работы, что невозможно, ибо нам не на что будет жить либо нанимать сиделку, что нереально, потому как у меня элементарно не было таких денег. Оформить кредит? Это вариант, но и его надо как-то отдавать. А как, если сейчас мы живем буквально впритык. Мне казалось, я начинаю понимать Пашу Козинцева, который украл, чтобы помочь матери.
- Спасибо, Витя! Огромное тебе спасибо! Я тебе все верну, только чуток попозже, хорошо? Я сейчас немного пойму как мне теперь быть и верну.
Видимо, все мои мысли были написаны у меня на лице. Страх за Анну Сергеевну, понимание невозможности решить проблему. Все это навалилось на меня так неожиданно, что ноги подкосились, и я безвольно опустилась на стоящий в углу палаты стул. Мысли роились беспорядочно, но одна выделялась четче других: надо продавать квартиру. Тогда и кредит можно закрыть и коммуналка ниже будет, если взять квартиру поменьше. Ничего, никто еще не умирал от того, что живет в двушке.
- Наташа, Наташенька! Ау!? Первый-первый! Я-второй! Прием! Наташа! Ты слышишь меня, вообще?- оказалось Витя что-то говорит мне уже несколько минут к ряду.
- Что?! Да-да, Витя, я тебя слышу…
- Но не слушаешь! Ты не переживай, говорю. Я что-нибудь придумаю. Пока Анна Сергеевна будет в больнице, за ней будет хороший, достойный уход. Я обещаю. И тебе это ничего не будет стоить. У меня есть связи. Все будет хорошо! И никаких денег ты мне не должна. В этом мире один телефонный звонок может решить многие проблемы. И, поверь мне, твоя – не самая страшная в этом плане. Анне Сергеевне сейчас делают операцию по квоте, а протез предоставила одна фирма в обмен на услуги моей. Так что я даже выиграю от этого. Не переживай! Пожалуйста, улыбнись! Все самое страшное позади. Операция закончится, свекровь твоя поправится. Все будет хорошо!
Витя разговаривал со мной как с маленькой девочкой. Я еще только представила себе объем навалившихся на меня забот, а он уже все решил. Это было настолько необычно для меня, что я потеряла дар речи. Смогла только прошептать «Спасибо!».
К вечеру мама уже отошла от наркоза.
- Наташенька, что же теперь будет? Я ж теперь тебе не то, что помогать не смогу, еще и сама обузой стала…
- Да бросьте вы! Мама, я вам запрещаю так даже думать. Мы все это переживем, все болячки победим. Мир не без добрых людей. У вас теперь хорошая нога, крепкая.
- Как у терминатора что ли?
- Даже лучше! – мне нравилось, что мама не потеряла чувство юмора.
- А откуда такое счастье, Наташа?
- Да я шефа попросила. У него свои связи оказались. А в этом мире один телефонный звонок может решить многие проблемы – я бессовестно врала. Но выбора у меня не было. Анна Сергеевна никогда и ни за что бы не поняла меня, а пускаться в долгие и пространные объяснения о душевных порывах у меня не было никакого желания. Как там говорят: ложь во спасение? Думаю, это был тот самый случай. – Только давайте мы Диме ничего говорить не будем, да? Зачем ему там лишние переживания?
-Конечно, Наташенька! Спасибо!
- Все будет хорошо! Отдыхайте! Я утром перед работой заскочу.
Витя отвез меня домой. Он вышел из машины, чтобы проводить меня до подъезда.
- Еще раз спасибо, Витя. Я не знаю, что бы я без тебя делала.
Витя не стал ничего говорить. Он молча подошел и поцеловал меня. Поцелуй был очень нежным. Я словно приросла к полу. Стояла не шевелясь, пытаясь уловить и удержать собственные чувства.
- Спокойной ночи, Наташа! – Витя резко развернулся и пошел к машине. Он уже уехал, а я все еще стояла у подъезда. Потом позвонила в домофон.
Дима как всегда позвонил около восьми.
- Привет, любимая! Как дела?
- Привет, любимый! Как дела? – мы сказали это почти одновременно. Это был наш небольшой ритуал. Сначала мы произносили эту фразу, а потом почти также одновременно говорили:
- Я первый(ая) спросил(а)!
Это каждый раз было смешно. Не был исключением и этот раз.
- Дима, все в порядке. Все как обычно. Знаешь, у нас новости! – я старалась, чтобы мой голос звучал как можно более правдоподобно. Уж как-то слишком много вранья для одного дня.
- Здорово! Хорошие хоть новости?
- Хорошие! Маму подружки позвали отдохнуть на пару недель в санаторий. Она согласилась, и уже уехала – эту версию мы разработали вместе с Анной Сергеевной. Согласно ей, деньги на поездку мы взяли в кредит, но ненадолго и под низкий процент. Маме нужен был отдых. И сын был обязан в это поверить.
- Ух ты! Правда здорово! Наташ, а можешь мне денюжку на счет кинуть? Отоварка скоро.
Отоварка означала возможность осужденным раз в месяц воспользоваться деньгами, которые имелись на их лицевых счетах и купить что-либо из ассортимента местного магазина. Если осужденный работал, что его зарплата зачислялась на этот счет, а если не работал (как мой Дима) то деньги могли положить на счет родственники.
- Конечно. Тысячи хватит? – комок подкатил мне к горлу. Передача выходила в среднем тысяч на шесть, плюс столько же примерно я тратила, когда собиралась на свидание, плюс еженедельно около пятиста рублей уходили на телефонный счет, чтобы Дима мог звонить, плюс отоварка. Вернее, я не так считала. Вместо плюсов надо ставить минус. Мне никоим образом не было жалко денег, если бы у меня была возможность, я бы тратила еще больше. Мне даже было чуть ли не стыдно перед мужем, что я не могу обеспечить ему достойную жизнь по ту сторону свободы. Но, к сожалению, деньги я не печатала, и выдернуть из бюджета лишнюю тысячу всегда оказывалось проблематичным. Тем более, что мальчишки с регулярной периодичностью подбрасывали проблем в виде рваных штанов или какого-нибудь мега-нужного и важного платного конкурса в школе.
- Хватит, любимая. Прости. – Дима говорил так каждый раз, когда просил денег. Он никогда не был дураком и прекрасно понимал, чего мне стоит его заключение. Возможно, ему тоже было стыдно или неловко. Я не знаю, мы никогда не говорили об этом. Вообще, финансовая тема как-то тщательно обходилась нами. Обычно, если я начинала жаловаться на жизнь, Дима вздыхал и просил прощения. Мне моментально становилось не по себе за то, что я вроде как упрекаю его, несмотря на то, что ему было явно хуже, чем мне. Мы хотя бы были дома и все вместе. Он же находился среди чужих в основном малоприятных людей, он был вынужден скрывать свое истинное мнение и находится в постоянном напряжении. Угроза за решеткой исходила ото всюду. Расслабится было невозможно. Только на дс его отпускало и он становился самим собой. Я все это понимала. И боялась, что в один «прекрасный» момент он просто не сможет вспомнить, каким он был до того, как попасть туда – за забор.
Мы поговорили еще немного. Положенные пятнадцать минут разговора в день пробегали быстро. Дима поверил, что мамы некоторое время не будет в городе. Это было хорошо, значит, у него не будет лишнего повода для переживаний.
Я по-прежнему беспокоилась о нем больше, чем о себе. И по-прежнему не считала это неправильным. Но мне так хотелось, чтобы меня пожалели. От этой жалости к себе я расплакалась. Прибежали мальчишки.
- Мама, мамочка, что случилось?! – Артемка обнял меня и пытался заглянуть мне в глаза.
- Мам, ты чего? С бабушкой все нормально? – Никита задал правильный вопрос.
- Нормально, сына. Бабушка поправится. Только для этого нужно много времени. На вас одна надежда. Вы мои маленькие мужчины и без вашей помощи нам с бабушкой не справится.
- Конечно, мам! Папа сейчас звонил, да?
- Ага, папа звонил, Никита. А что?
- Да так. Ты после папиных звонков всегда грустишь, и глаза у тебя потухшие становятся.
- Это от того, что мне папы очень-очень не хватает. Я скучаю. Вот и грущу.
- Мы тоже скучаем. Мам, а папа когда вернется? – Артем часто спрашивал именно это. И каждый раз я отвечала ему одно и то же.
- Если все будет хорошо, то папа вернется через два года. А если что-то не получится, то почти через три.
Это был остаток срока до УДО (условно-досрочного освобождения) и без него, соответственно. Время варьировалось с учетом уже отбытого мужем наказания. И Артем каждый раз отвечал мне:
-Мам, ну это же совсем –совсем немного? Так?
- Конечно, сыночек! Совсем немного.
Это тоже был наш маленький ритуал. Наша мантра. Мы старались убедить себя, что это немного. Хотя на самом деле, этот срок казался мне вечностью.
Анну Сергеевну выписывали через две недели. Витя договорился с медсестрой из отделения, что оставшиеся две недели она поработает у меня сиделкой.
Вторая мама удивительно быстро шла на поправку. И этот факт меня безмерно радовал. Все расходы на сиделку Виктор взял на себя. Тем не менее, я решила, что отдам ему все до копейки. Правда, я не представляла как и когда, но собиралась это сделать всенепременно.
Мальчишки очень хорошо помогали мне по дому. И радовали оценками. Как это ни странно, но случившееся с нами, поспособствовало тому, что они моментально стали как-то взрослее, ответственнее. Уроки делали сами, посуду мыли и даже в комнате у себя убирались чаще всего после первого пинка, а не после нескольких дней уговоров, угроз и крика, как это бывало раньше.
Пока Анна Сергеевна была в больнице, мы с Витей только переписывались и иногда созванивались. Он был занят каким-то там глобальным контрактом, я с головой ушла в работу и дом. Нужно было подготовить комнату к пусть временному, но переезду свекрови, нужно было проконтролировать подготовку детей к контрольным работам, разобрать балкон, в конце концов.
А потом Виктор уехал в командировку. Сколько времени его не будет в городе, он и сам не мог сказать.
Я даже стала немного скучать по нему, но домашние заботы и уход за Анной Сергеевной полностью меня поглотили. Теперь я каждое утро перед работой отвозила ее в реабилитационный центр, где она проходила курс специальной гимнастики, физиопроцедур и массажа. Назад она возвращалась уже на такси.
Папе я обо всем рассказала по телефону. Только папа и Лена знали все, что происходит у меня в душе и на сердце. Папа сказал, что, по его мнению, я не должна упускать хорошего мужика ради туманных перспектив по возвращению мужа. Но решения принимать за меня он, естественно, не собирался.
Будучи за пару тысяч километров от меня, Витя слал мне смешные картинки, регулярно звонил, а пару раз я даже получала небольшие подарки от службы доставки. Первый раз нам домой принесли огромную коробку, от которой исходил одуряющий аромат свежей выпечки. В коробке оказался пирог с брусникой и несколько маленьких, но восхитительно вкусных пирожных, которые мы в детстве называли «кекс», а сейчас было в обиходе модное слово «капкейк». А через недельку прямо на мое рабочее место курьер доставил книгу молодой татарской писательницы, которая была на слуху у читающего сообщества, и по которой даже собирались снять фильм. Книгу, о которой я как-то упомянула в разговоре, посетовав, что в электронном виде я книги не очень люблю, а бегать по книжным магазинам мне не позволяет время. И вот, пожалуйста, получите, распишитесь, наслаждайтесь. При книге была записка без подписи «чтобы время пролетело быстрее…». Улыбка весь день не сходила с моего лица, что вызывало довольно ехидные взгляды у моих сослуживцев. Самые дерзкие даже осмелились спросить, чего это я такая счастливая весь день, на что получали очень развернутый ответ:
- А вот…
Книга, надо сказать, оказалась очень и очень неплохой и время, проведенное за ее прочтением, хотя скорее «проглатыванием» действительно пробежало незаметно.
Март подходил к концу. Анна Сергеевна ходила уже достаточно уверено, все реже опиралась на тросточку и попросилась обратно домой. А еще она попросила меня, чтобы дети переехали жить к ней на некоторое время, мотивируя это тем, что и ей не скучно и помогут в случае чего, да и мне не мешало бы отдохнуть немного. Только одно насторожило меня во время того разговора.
- Знаешь, Наташенька, пусть мальчишки со мной поживут маленько. Я вижу, что тебе нужна передышка. А еще я вижу, что ты должна принять какое-то важное для себя решение. И возможно, это решение коснется всех нас. Я только хочу, чтобы ты все взвесила, Наташа, прежде чем решать. Выбор иногда бывает очень легко сделать, а вот последствия этого выбора могут быть очень тяжелыми. И я сейчас не о себе и не о детях, и даже не о Диме. Хотя, я прекрасно понимаю, что это твое решение в первую очередь повлияет на наши жизни. Я о тебе. Я не буду тебе ничего говорить или советовать или уговаривать. Я все вижу. И слышу. Ты взрослая женщина, и я как женщина прекрасно понимаю, что мой сын совсем не идеален как муж. Я только прошу тебя не бросаться в омут с головой.
После этих слов Анна Сергеевна ушла к себе в комнату и больше ни разу ни о чем подобном не говорила. Мы с ней прекрасно поняли друг друга. Я даже не пыталась вникнуть, каким образом свекровь догадалась, что в моей жизни появился мужчина. Женское чутье? Материнское сердце? Неважно. Важно было то, что даже в этой ситуации она не пыталась на меня давить и выдвигать ультиматумы, и не пыталась всеми правдами и неправдами защитить Диму, пусть даже он и был ее единственным сыном.
Вскоре Витя вернулся из командировки. Узнала я о его возвращении, увидев букет белых лилий у себя на рабочем столе. В букете была записка, как всегда без подписи. Несколько слов, но я была настолько им рада, что даже испугалась своей столь бурной реакции. «Кафе «Изумруд» в 19-00».
Ради такого случая я отпросилась пораньше с работы. Предстояло навести марафет и перебрать шкаф в поисках подходящего наряда. Я уже много месяцев не покупала себе ничего из одежды, а уж о чем-то, в чем можно пойти на свидание, а ведь в этот раз я шла именно на свидание, я давненько позабыла.
Собираясь на встречу с Виктором, я так нервничала, что минут двадцать не могла найти дезодорант, который стоял на полке в ванной, дважды обругала кота, который, по моему мнению, имел наглость возлежать не в том месте и самым кощунственным образом путался у меня под ногами. Потом я умудрилась вымыть голову лосьоном для тела и только когда начала сооружать прическу феном, сообразила, что что-то не так. Пришлось перемывать.
С горем пополам я оделась и накрасилась. Отражение в зеркале вполне меня удовлетворило, хоть и отразило всю гамму чувств женщины, изо всех сил старающейся не думать, что ждет ее на этом свидании, и уж тем более не представлять, что же будет после него.
Еще раз взглянув на себя, скорчив лукавую рожицу и показав самой себе язык, я вышла на улицу, где меня ждало такси.
Пока машина везла меня к месту встречи, в голове крутилась мысль о том, что еще не поздно вернутся домой и прекратить эти болезненные метания. Оборвать эту дорожку, в конце которой, я знала наверняка, кому- то придется причинить боль. Но я в очередной раз смалодушничала.
Виктор встретил меня у входа. На нем был прекрасный темно-серый костюм, который настолько хорошо сидел, что казалось, будто он сшит на заказ. Светло-сиреневая рубашка выгодно подчеркивала загар. Дорогие часы и до блеска начищенные туфли дополняли образ и делали его почти идеальным. У меня моментально возник комплекс неполноценности. Возникло ощущение, что в своем скромном синем платье длиной чуть выше колена, я выгляжу как мышь серая, ну, или в данном случае – синяя.
- Ты прекрасно выглядишь! Здравствуй, Наташа! – Виктор был банален, но искренен. Он довольно целомудренно чмокнул меня в щеку, после чего взял за руку и повел к столику.
Покончив с ужином, который оказался на «троечку», не смотря на хвалебные оды в рекламе, мы с Витей решили погулять по набережной.
Погода для середины весны в Сибири стояла сказочная. Даже снег уже почти сошел, оставив только самые упорные сугробы в укромных тенистых уголках нашего города. Набережная великой сибирской реки, протекающей через центр города, была чистой и ухоженной. Приветливо горели фонари, плавучие кафе призывно зазывали звучащей из окон музыкой, довольно много народу в этот чудесный теплый вечер вышли на прогулку. На лавочках даже встречались влюбленные парочки, которых не пугала перспектива замерзнуть, поскольку они согревали друг друга жаркими объятиями. В воздухе стоял тот самый запах весны, вдыхая который ты понимаешь, что зима кончилась, что больше не будет вьюг, не будет тридцатиградусных морозов, совсем-совсем скоро все зацветет и начнется новая жизнь. Возможно, эта новая жизнь ждала и меня. Ну а пока мы наслаждались теплом, хорошим настроением и компанией друг друга, не подозревая, что все это закончится, не успев толком начаться.
Группа явно нетрезвых молодых людей, мимо который мы имели неосторожность пройти, почему то на свой счет восприняла мой смех над очередной Витиной шуткой.
- Эй, мужик, бабу свою уйми! – недружелюбно раздалось у нас за спиной.
- Ребята, а в чем дело собственно?- Витя медленно повернулся, одновременно отодвигая меня рукой за себя.
- Витя, Вить, не надо…- я перепугалась до дрожи в коленках и больше всего на свете хотела уйти от этого места подальше. Но парни, видимо, были иного мнения на этот счет.
- Заткни сучку свою, чтоб знала, где можно ржать, а где нет! – трое то ли самых смелых, то ли пьяных, отделились от своих товарищей и довольно быстро приближались к нам.
- Наташа, отойди! – скомандовал Виктор.
- Витя, давай просто уйдем! Я тебя прошу, Витя! – я откровенно паниковала.
- Ну, это вряд ли! Видишь, у них на лицах написано «пьяное быдло хочет развлечений» - последние слова Витя сказал нарочито громко. Услышав это, трое подошедших парней, а когда они подошли ближе стало заметно, что это подростки, почти дети чуть старше моего Никиты, старшему из которых можно было дать не больше восемнадцати лет на вид, перестали сдерживать звериную жажду крови.
- Ну, все, мужик, мы тебя предупреждали! – с этими словами один из троих замахнулся и попытался ударить Виктора в челюсть. Витя уклонился и попытался ударить обидчика в ответ, но не успел. Второй паренек, самый крепкий и, видимо, старший, осуществил начатое и ловким точным ударом свалил Виктора на землю. Все это время, показавшееся мне вечностью, я стояла, боясь издать хоть какой-то звук. Витя упал на одно колено и какое-то время пытался прийти в себя, тряся головой в разные стороны. Было темно, и я не видела, куда пришелся удар, но мне показалось, что я слышала хруст. Или у страха не только глаза велики, но и слуховые галлюцинации в ходу? Виктор начал подниматься.
- Ребята, это вы зря, я встаю… - в этот же самый момент он почти неуловимым движением руки достал из кармана куртки…пистолет и направил его на группу парней. Настроение у наших обидчиков сразу же изменилось. Один из них, тот самый, который свалил Витю с ног, с умоляющими нотками в голосе запричитал:
- Эээээ, мужик, ты чего?! Мы ж это…мы пошутили… все в порядке ведь? Дамочка, дамочка, вы скажите мужу своему…- это он, по всей видимости, обращался ко мне, однако его слова не возымели на меня никакого эффекта, я по-прежнему стояла как столп.
- А ну, пошли вон отсюда, шпана! Пока я полицию не вызвал! – Виктор уже стоял на ногах, оружие в его руке было направлено в спины убегающих людей. – Наташа, ты где? Наташа?!
Оказывается, сама того не заметив, во время всего происходящего я нашла убежище в тени довольно большой ели и с места событий меня действительно не было видно.
- Я здесь. Витя, опусти п-пистолет, п-пожалуйста – у меня зуб на зуб не попадал то ли от холода, то ли от пережитого шока.
- Это? – Виктор протягивал мне предмет, о применении которого я не хотела даже думать – Это не пистолет. Муляж. Но хороший такой муляж, металлический. Даже со второго то раза не отличишь от настоящего.
Я вышла из своего укрытия и подошла к своему спутнику. Половина его лица была залита кровью. Бровь была рассечена, скула опухла и начинала синеть. Как ни странно при виде крови ко мне вернулось хладнокровие и способность рассуждать здраво. Пришлось брать ситуацию в свои руки.
- Так. Вечер явно перестал быть томным. Я сейчас вызову такси и поедем в травмпункт.
- Да это ерунда, Наташа! Царапина. Ой! – Виктор не сдержал болезненного восклицания, когда я попыталась дотронуться до его лица.
- Конечно! А если там перелом?! И не спорь, слушать ничего не хочу! – я разозлилась. А в эти моменты со мной не то, что спорить, на меня лучше даже было не смотреть.
- Есть, товарищ командир! – Виктор присел на лавочку. Пока мы ждали такси, он рассказал мне, что как-то на заре его бизнеса, к ним в офис вломились вот такие же молодые и наглые ребята с требованием переписать на них фирму. Единственное, что их тогда спасло - это газовый пистолет, который его друг и компаньон носил с собой. Беда заключалась в том, что после выстрела один из налетчиков оказался без глаза, а друг получил условный срок. Но урок Виктор усвоил и с тех пор носил с собой качественно сделанный муляж, нанести травму которым можно было, только если метко попасть этим самым муляжом по какой-нибудь наиболее уязвимой части тела или лица.
Рентген показал, что перелома, слава Богу, не наблюдалось, но ушиб был серьезный, а на бровь наложили 4 шва.
К своему большому удивлению, я даже испытала некоторое облегчение от такого развития событий. Виктора было жаль, но произошедшее с нами, давало мне определенную передышку.
Придя домой, я стала гипнотизировать телефон. Я умоляла его зазвонить. Мне просто жизненно необходимо было услышать голос мужа именно сейчас. Но телефон молчал. Это могло означать что угодно: от банальной поломки трубки в отряде или огромной очереди, до неожиданной отправки на этап или болезни. Каждый раз, если до 22-00 я не дожидалась звонка, в голову лезли самые отвратные мысли, которые мешали заснуть.
Дима позвонил только через три дня. Все-таки в отряде сломался телефон, и никому не было до этого никакого дела, не смотря ни на какие жалобы осужденных, пока последние не стали угрожать администрации чуть ли не бунтом. Телефон починили, но теперь желающих позвонить было в разы больше, образовался хаос и устоявшийся порядок пользования средством связи с внешним миром был нарушен.
Поэтому, вместо положенных пятнадцати минут, нам удалось поговорить всего пять. За это время муж успел сообщить очередную дату свидания и продиктовать список необходимых и разрешенных ему вещей и продуктов. Нет, он, конечно, спросил, как у нас дела, но по тону чувствовалось, что он торопится и развернутый ответ давать совсем не требовалось. Поэтому, я ограничилась коротким «нормально», уже держа наготове ручку и бумагу, чтобы записать на что еще мне придется тратить и так довольно скудный семейный бюджет.
Было совершенно понятно и очевидно, что Дима все это просит не только для себя, но и для так называемых «семейников» - тесной группе людей, обычно не больше четырех человек, которые ведут совместное хозяйство в местах заключения и питаются из общего котла. Естественно, что злится и обижаться на сей факт было недопустимо, поскольку там, в колонии, свои правила и законы, которым вынужден подчинятся мой муж, однако, какая-то гаденькая и липкая обижулька все равно сидела во мне и периодически подвывала на тему « а не дофига ли он хочет? А ничего, что ему перпадает чуть ли не больше, чем тебе и детям здесь, на воле?».
Обычно такие мысли вызвали глухую, нет, не ненависть, но что-то очень близкое к самой себе. Но в этот раз, таких мыслей не было. Просто констатация факта, не более того. Придется снова раскошелиться, ну и ладно. Придется ехать на свидание, ну и хорошо. Да-да, именно так – «придется».
Совесть то ли задремала, то ли просто уступила место тем самым бабочкам, которые взмахивали крылышками в животе почти каждый раз, когда звук телефона сообщал, что пришло очередное сообщение, и я точно знала от кого оно.
На первых же выходных после своего полного выздоровления и снятия швов, Виктор пригласил меня на очередное свидание. На этот раз это был концерт местной группы в небольшом клубе. Такого количества выходов в свет, как за последние пару месяцев, у меня не наблюдалось в течение пятнадцати лет брака. Я не могла с уверенностью сказать, нравилось ли мне это, но то, что такое времяпрепровождение помогало развеять тоску и отвлечься от повседневности, было очевидно.
Клуб оказался в самом центре города на цокольном этаже ресторанно-гостиничного комплекса, носящего имя нашего города. Группа не была уникальной, ребята просто перепевали все известные им хиты, чем в принципе и импонировали публике, пришедшей на их концерт. Народ, собравшийся сегодня вечером на двухстах квадратных метрах, желал веселиться, подпевать и отплясывать под вечное «ииии снова седая ночь…». В их числе были и мы с Витей. Выпив по паре мохито, мы дружно решили перейти на более благородный напиток, но коньяка в баре не оказалось, и Витя заказал текилу.
Так много я не пила и не танцевала уже очень-очень давно. И мне было хорошо. Очень хорошо. Мне было весело, я хохотала каждый раз, когда Виктор демонстрировал мне тот или иной способ пить текилу, а потом упорно добивался, чтобы я это повторила.
- Э, нет! – я старалась перекричать музыку – так ловко пить с локтя я точно не смогу! Так что отстань!
- А то что? Если не отстану? – его взгляд был игривым, а тон намекал на некую фривольность.
- Ну, не знаю! Я тебя покусаю!- от попыток перекричать рев очередного мега исполнителя, начинало болеть горло.
- Обещаешь? – это уже был не намек. Этот вопрос был произнесён таким образом, что не оставалось никаких сомнений, что именно на такой исход вечера Виктор очень даже рассчитывает.
Я была уже достаточно пьяна, однако не настолько, поэтому с загадочным видом ответила:
-Посмотрим! – и лихо выпила свою текилу, закусив ее кусочком лайма.
Спустя какое-то время, танцевальные зажигательные песни стали все чаще сменятся музыкой, подходящей для медленного танца. Мы с Витей, естественно, не пропустили ни одного. Он крепко держал меня за талию и иногда тихонько целовал в шею. Я не сопротивлялась. Это было чудесно. Я закрывала глаза и представляла, что я практически в космосе. Никого и ничего не существовало вокруг кроме меня, его и музыки. Легкие мурашки пробегали по телу от каждого прикосновения его губ к моей коже. Поцелуи были легкими, почти невесомыми, еще больше усиливая ощущение нереальности происходящего. Казалось, что все это происходит не со мной, вернее со мной, но другой мной. Той, у которой нет обязательств и проблем, той, которой не нужно бежать домой и варить борщ и делать уроки, той, которая знает, что она красива, желанна и абсолютно свободна, той, которая имеет право на счастье, имеет право выбирать как жить, руководствуясь лишь своими желаниями, а не социальным статусом и обязательствами.
После окончания очередной медленной композиции, Витя шепнул мне на ухо:
- Ты не будешь против, если мы продолжим этот вечер в более спокойной обстановке?
- Абсолютно не буду – ответила я ему таким же шепотом.
Мы ушли из клуба и по внутренним коридорам здания вышли к стойке администратора гостиницы. Пока Витя заказывал номер, я делала вид, что увлеченно разглядываю рыбок в огромном аквариуме в холле, на самом деле, все это время пытаясь найти в себе хоть какую-то каплю сожаления или укол совести, хоть что-нибудь, что способно было меня остановить. Ничего подобного во мне не нашлось, и я с радостью наблюдала, как закрываются двери лифта, который должен был отвезти меня практически к началу новой жизни.
Пока лифт ехал вверх, мы с Витей целовались. Мы целовались, как два влюбленных подростка, сбежавших из поля зрения родителей и очень радовавшихся своей авантюре.
Номер оказался очень даже симпатичным. Я оценила, что Виктор заказал именно двухкомнатные апартаменты, и большущая кровать не бросалась в глаза сразу при входе, а скромно ждала своего часа за большими деревянными резными дверьми.
Не сводя с меня глаз, Виктор молча поднял вверх бутылку захваченного с собой шампанского, как бы спрашивая моего разрешения ее открыть. Я молча кивнула в ответ. А почему бы и нет!? Душа требовала праздника, тело требовало ласки. И было совершенно ясно, что и того и другого сегодня вечером будет вдоволь.
- Наташа, я уже давно хотел сказать тебе… - после опустошенного бокала и очередного поцелуя Виктор собирался начать ТОТ САМЫЙ серьезный разговор.
- Не надо, Витя! Не сейчас! Не сегодня! Я все знаю и так, я все чувствую, но не надо произносить эти слова вслух – я целовала его в лоб, губы, щеки. Целовала торопливо, между произносимыми мной словами.
- Но… - начал было Виктор, но я закрыла ему рот поцелуем.
Я даже сама взяла его за руку и повела за ту самую тяжелую деревянную дверь. Витя гладил меня по голове и спине, покрывая поцелуями мое лицо и шею, я отвечала ему взаимностью. Джемпер был снят и отброшен в угол комнаты, рубашка расстегнута… Застеленная белоснежным покрывалом кровать распахнула нам свои объятья, и мы с радостью приняли ее гостеприимство. Виктор пытался расстегнуть крючки на самом коварном предмете женского белья, одновременно не переставая меня целовать.
- Наташик…. – его голос громом раздался у меня в голове, и именно в этот момент случилось то, что должно было случиться.
Эпилог.
Право выбора – это неотъемлемая часть человеческого разума. Но свободен ли человек в своем выборе? Могут ли обстоятельства решать за него или подталкивать его к решению?
Я стою возле машины, нетерпеливо тарабаня пальцами по капоту, и пытаюсь найти ответ на извечные философские вопросы, волей-неволей проводя аналогию по событиям своей жизни.
Прошло около двух лет с того момента как я собирала осколки разбитой мною чашки.
За это время в моей жизни случилось много событий, но самым главным, пожалуй, был тот самый вечер, когда я обожгла ногу горячим чаем. Именно в этот момент пришло осознание того, что не нужно ничего собирать и склеивать, нужно начать жизнь заново. И возможно, какие-то высшие силы дали мне возможность понять это именно в тот день…
Я вымыла пол и приняла-таки свое проверенное пятизвездочное успокоительное. Села на диван и, закрыв глаза, снова, в миллионный раз вспомнила события недельной давности …
- Наташик…. – Витин голос громом раздался у меня в голове...
Никто. Никто, кроме мужа меня так не называл!
Я резко вскочила с кровати и схватила свой джемпер.
- Наташа, что случилось?! – Виктор смотрел на меня большими удивленными глазами. В них еще можно было заметить искорки недавнего возбуждения, но оно быстро сменялось огорчением или даже обидой.
- Витя, прости! Прости меня, ради Бога! Но я не могу, я не готова! Это… это не правильно! Я замужем! Так нельзя…
- Наташа, я думал, что мы не в средневековье и эти проблемы сейчас решаются немного легче – Виктор пытался перевести всё в шутку, но это меня только разозлило.
- Прости. Не сегодня - я села рядом с ним и поцеловала его – Дай мне еще немного времени. Я поговорю с мужем, я все ему объясню. Пойми, я не могу сделать это вот так. Это предательство. Так нельзя.
- Наташа, ты – самая замечательная женщина из всех, что я знаю и даже о которых когда-либо слышал. Ты права. Сначала, ты должна поговорить с мужем. – Витины слова успокаивали, но я чувствовала его разочарование. Ничего, он подождет и поймет. Должен понять.
- Не провожай меня. Я поеду домой.
И я уехала. Неделю я ходила на работу как зомби. Я не отвечала на звонки мужа, прекрасно понимая, что Дима сходит с ума от моего молчания, да и Виктор буквально оборвал мне телефон.
Мозг приводил вполне разумные доводы о том, что люди не меняются и после освобождения вряд ли мой муж превратиться в добытчика, оставаясь все таким же милым и романтичным. Логика подсказывала, что Виктор - это тот человек, с которым я буду как за каменной стеной, который будет заботиться обо мне и моих детях, который обеспечит им поступление в институт, а мне жизнь в которой не придется выбирать между дешевыми китайскими кроссовками и куском мяса. Он способен избавить меня от трудностей выбора и от необходимости принимать решения и преодолевать препятствия. Душа же твердила, что только муж способен дать мне столько тепла и света, что я смогу делится этим с остальными, продолжая улыбаться. Только с ним я смогу оставаться достаточно сильной, чтобы решить любые жизненные вопросы и только с ним вместе мы сможем преодолеть все трудности. Сердце кричало, что ни для кого и никогда я не стану настолько родной и нужной и никто не сможет смотреть на меня ТАКИМ взглядом, как Дима. Весы, созданные в моей голове, принимали все новые и новые порции аргументов, эмоций, желаний, возможностей, доводов, фактов. Пока однажды, все это вавилонское нагромождение не рухнуло и не оставило абсолютную пустоту.
Не осталось больше ни одного «за» и «против», не было плюсов и минусов, только пустой белый шум.
Я так устала за эту неделю, измотала себя, борясь со своими собственными демонами и соблазнами.
Я – всего лишь обычная женщина. Я имею право на усталость, капризы, имею право быть счастливой здесь и сейчас, имею право выбора, в конце концов.
И вот, я прихожу с работы и разбиваю эту дурацкую чашку.
Решение пришло само. Легко и как-то мгновенно. Я не понимала только одного, почему мне понадобилось так много времени на то, чтобы сделать такой простой и такой очевидный выбор. Начать жизнь заново! Такая простая фраза и так тяжело далось мне ее принятие. Открытым оставался только момент начала этой самой новой жизни. Но это был уже совершенно второстепенный вопрос, на решение которого у меня еще оставалось немного времени.
И вот теперь, я стою, оперевшись на машину, и жду своего любимого человека. Человека, с которым я два года назад решила начать новую жизнь и с которым, я это твердо знала, у нас все получится несмотря ни на что. Я с замиранием сердца наблюдаю, как он идет ко мне, не выдерживаю и бегу к нему навстречу, приближая мгновение, когда смогу его обнять. Никто и ничто не сможет упрекнуть меня в неверности моего выбора, потому что этот выбор сделан душой.
- Димка… я так соскучилась….
Жена осужденного. Право выбора
© Copyright: Ирина Гаврош, 2020
Свидетельство о публикации №220021200222
Свидетельство о публикации №220021200222
Рецензии
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.