Мои ночные путешествия

Даже не знаю с чего начать. Наверно начать с того,  что  я уже не молодой, мне за шестьдесят, и как будто цифра не большая, но за эти годы так много произошло и так все изменилось, что иногда сам удивляюсь  и прихожу к мысли,  что шестьдесят это не так уж и  мало. Да и глядя в зеркало вижу, что  лицо стало больше, и становлюсь им похожим  на отца своего. Нет той прыти, да и силы уже не те, и это чувствуется во всем. Волос стал редким,  появились залысины и  седина. Я продолжаю жить и видеть все изменения в себе и вокруг меня. С одной стороны мне приятно это, а с другой стороны понимаю, что как ни крути, а жизнь то подходит моя к концу. Вот  наверное поэтому  часто просыпаюсь ночью,  и  моя память заставляет меня путешествовать по знакомым местам моей жизни, по приятным и неприятным случаям в ней, вспоминать  те или иные эпизоды, казалось бы обычной жизни. Вот и сегодня на часах три часа ночи, а я ворочаюсь от того, что в памяти снова возникают картинки из прошлого.
Эпизод первый. (Как все начиналось)
Совсем маленьким сижу на полу и смотрю в щель между досок в полу, пытаясь  увидеть запчасти от маминых часов, которые я разобрал и туда побросал. Не могу точно сказать сколько мне было, наверное 3-4 года, меня только что привезли  с Москвы, где я пробыл около года, после того, как мне сделали операцию на легких. Попросту сказать мне отрезали полностью левое легкое, после продолжительной хронической пневмонии. Мне повезло,  тогда это практиковали не часто, а может только начинали делать такие операции. Я угасал,  уже лежа с пневмонией в Тамбове, как вдруг приехали врачи с Москвы отбирать  детей для таких операций. Не знаю, сколько они  взяли  детей, но я попал в эту группу.  Конечно, я этот период не помню, был слишком мал. По словам мамы,  я лежал там целый год один и за это время мне сделали операцию, удалили гланды, удалили полипы в носу. В общем, подремонтировали меня капитально и вручили родителям.  И вот я уже сижу на деревянном полу с дырками и разбираю мамины часы. Это село, в далекой тамбовской глубинке стало для меня родным  до самых далеких уголков, моей души и тела. Я здесь родился, здесь заболел и  снова уже отремонтированным  оказался тут. Квартира  состояла из одной комнаты и маленькой кухни с небольшой печкой. У нас,  за время моего отсутствия, родилась еще сестра, но тогда я ее еще и не помнил. Не знал и не видел, где она лежала в это время и чем занималась.  Не помню и все, как будто ее и не было, моей сестры в это время.  Возможно, это была весна или осень, но не лето и не зима.  Помню только не солнечные дни, темную небольшую комнату с одним окном, общий коридор, соединяющий нашу квартиру с соседней.  Вот  и  все, как помнится мне это время. Оно было, я же помню, хотя ничего не осталось практически, но все было. Остался лишь этот дом, почти развалившийся, на который я иногда хожу посмотреть, когда приезжаю. Очень хочется зайти в ту же комнату,  сесть снова на этот пол и посмотреть в ту щель, чтобы увидеть запчасти от маминых часов.
Эпизод второй. (Мир первых вещей.)
Это было лето. Тепло и зеленая трава, тропинки, соседние дома и вот дом моей бабушки, мамы моего отца. Не вижу людей, как будто я один в этом мире, захожу в ее низкий покрытый темным железом дом. Входная дверь, и вот уже  коридор, разделяющий жилую часть от  нежилой. Справа нежилая, вижу  клеть с углем для топки и дрова, дверь слева, вход в жилую часть. Все скромно, круглый стол две заправленные железные кровати и несколько стульев два маленьких окна. Вот и все ее хозяйство, в этом доме я и родился и простудился и заболел. Я знал,  на какой кровати спали мои родители и на какой бабушка. Знакомство с домом не прошло бесследно, все что видел, осталось в памяти,  а вот  что я нашел,  меня как маленького мальчишку очень заинтересовало - это воздушка. Маленькое настоящее ружье для мальчишки 5-6 лет это в то время, как сегодня планшет для ребенка, хотя и воздушка,  осталась такой же достопримечательностью для сегодняшних мальчишек. Помню ее деревянный приклад, темный от воронения ствол, помню, кажется даже ее запах. Она до сих пор волнует меня, когда смотрю на фото,  где отец, стоит  молодой,  в темной рубахе и широких темных штанах опираясь на воздушку и рядом с ним лежит его собака  Карай.  Наверно я гладил эту собаку,  и она знала меня, нюхала меня, помахивая хвостом, но ее знал только из рассказов отца. За  домом  был не большой  сад, вишни и яблони были уже старые, высокими и густыми.  Сад был окружен старым темным забором из штакетника. Помню еще маленькую комнату, и как мне сказали в ней жил  младший брат моего отца, который жил с женой. Я только знакомился с этим миром взрослых.  И все,  что я видел все,  что чувствовал,  оставалось в памяти с красками и запахами того времени. Позже я от отца узнал, что было две воздушки и что часто,  он с братьями соревновался лежа на кровати, мякишами из хлеба стрелять по мухам сидящих  на стенах этого дома. Не знаю, куда и как исчезли эти ружья, но я всегда хотел их найти, они постоянно жили в моей памяти, хотя я так и не разгадал их исчезновение. Сегодня такая воздушка стоит у меня в углу,  но она уже не так волнует  меня, хотя ее черный ствол и пластмассовый приклад иногда возвращает меня в то время.
Эпизод третий (Снова Москва)
Мелькают столбы и посадки за окном поезда. Проносятся поселки и станции. Вспоминаю это, видя в красках того времени. Мы ехали снова в больницу, где делали мне операцию на легких для проверки ее результата. Как все это было я не помню и не знаю. Не помню Москву с ее большими домами, не помню больницу и врачей в белых халатах, помню лишь поезд и то, что мелькало у меня перед глазами, слышу ритмичный стук колес поезда и множество проводов, как волны, опускающиеся между столбов. Все лишнее исчезло, остался в памяти чемодан наполненный апельсинами и лежащий под кроватью, которые они купили в Москве.  Кровать уже стояла в новой квартире,  которую дали моим родителям по рекомендации московских врачей. Было время, когда только по рекомендации врача могли дать квартиру, пишу это, а сам думаю,  поверят ли?  Помню купленный для меня комбинезон на замке молния и февральский снег, где в этом комбинезоне я преодолевал снежные завалы,   и так увлекшись,  что не смог  замершими руками расстегнуть замок  и  описавшись,  бежал домой. Мне было стыдно  и боязно, но мама не ругала, а   успокоила и просто постирала его. Февральская метель, сугробы, тропинки в снегу были как окопы для меня, казались большими, снег, падая на мое лицо, превращался в капельки воды и ветер  сдувал их  снова, снег таял на лице,  обжигая ветром щеки. Квартира была в восьми квартирном доме барачного типа, его только что отстроили и мы только что заселились. В ней мы уже постоянно жили,  пока все не выросли и не разъехались.  Я уже подрос мне было шесть лет, сестре было пять. Она была тихой девочкой и в это время я ее еще не помню. Чемодан с апельсинами потихоньку пустел, потому что родители иногда нас баловали ими. В доме появился телевизор «Заря 5» а потом и появилась сестра самая младшая и самая беленькая. Которая чуть подросла, стала кушать штукатурку, отламывая ее от печи. А чтобы этого не было, отец привез большой кусок мела, который она с удовольствием ела, отказавшись от штукатурки.  Это было с нами, но это было так давно, что если это не записать и не вспомнить, то это забудется навсегда с нашим уходом. Куда это только все уходит, где это аккумулируется и сохраняется ли? Лежу под одеялом и не могу уснуть, надо встать и все это записать.
Продолжение следует