Харизма малыша

Александру Захваткину

1.
    Автор намеренно вынес этот вопрос за рамки эссе «Эмпатия как она есть», чтобы заняться им отдельно. К чему мы и приступаем. Как уже говорилось, эмоциональная сфера человека не исчерпывается одной только эмпатией. Мы не только воспринимаем смыслы действительности («архетипы ситуации»), но и воздействуем на нее, транслируя в окружающую среду смыслы своего «Я», свой персональный эгрегор. В языке закрепились понятия «обаяние» и «харизма» – вот это оно и есть. Но придумать слово – этого мало, чтобы понять.
    С эмпатией, как мы помним, дело обстоит более-менее просто. Что такое «харизма»? надо разбираться по существу, не отвлекаясь на академические фейки. Наука давным-давно ответила на многие вопросы, которые обыватель до сих пор считает неразрешимыми; в том числе, и на вопрос о первичности. (Сегодня только отпетый двоечник не знает, кто объявился раньше – яйцо или курица.) Сегодня только невежда может объявить рассудок и опыт причиной эмпатии. Сигнал сначала принимается – потом обрабатывается, эта истина доступна даже радиоприемнику. А вот после обработки… тут сложнее.
    Между восприятием действительности и нашей реакцией на нее лежит – или не лежит – осознание этой действительности. Лежит или не лежит? Сформулируем вопрос так: может быть, эмпатический сигнал, принятый разумом, трансформируется в харизматическое поведение совершенно бессознательно, не поднимаясь над чувственным уровнем? Такое тоже имеет место быть, но оно имеет свое собственное название: «эмоциональное поведение», характерное для малых детей дошкольного (0-6 лет) Возраста.

2.
    Ярче всего феномены раскрываются в своих крайних проявлениях. Дошкольный Возраст в этом смысле – идеален для исследования эмоциональных явлений: эмпатические способности человека максимальны, а закрепленные рефлексы («навыки») – минимальны. В этом Возрасте ребенок еще не имеет своего субъективного «Я» (а до двух лет – даже объективного), и потому отождествляет себя со всей Вселенной; и каждая вещь адресует ему эмпатический сигнал, не менее мощно, чем живое существо. Любой предмет имеет душу. И в центре этой Вселенной находится… нет, не сам ребенок, как полагают, вслед за Пиаже и Выготским, многие психологи.
    Взрослый человек даже приблизительно не может вообразить мир таким, каким его видит младенец. Вот только не надо жалеть дитятко – пожалейте лучше себя. Грудничок ничего не знает, ничего не умеет, пачкает памперсы («Ай-яй-яй!»). Зато он все досконально понимает – несравненно лучше, чем самый просвещенный из его взрослого окружения. Жаль только, что малыш все потом забывает.
    Хотя почему забывает – и почему не может представить? Мы живем в Срединном мире, который радует нас (и огорчает) самыми невероятными исключениями. В проекте «Ребенок» автор приводил не только описания детского восприятия, но даже и свидетельства о натальном инсайте, когда эмпатия находится на абсолютном жизненном максимуме.
    …Понимать-то он понимает, да вот только сказать и сделать не может. Стратегиям разумного поведения обучает малыша воспитатель. «Артем, так ты не достанешь, видишь, куда он закатился. Попробуй шваброй. Знаешь, где у нас швабра?» Эмпатия и харизма малыша гораздо выше взрослой нормы; благодаря этому, его человеческие навыки растут стремительно, спешно реализуя отличие ребенка от щенка или  дитеныша другого животного вида. Но одной только восприимчивости и нацеленности на обучение недостаточно для формирования сознательной сферы. Ребенок ничему не может научиться полностью самостоятельно, в чем убеждают нас примеры Каспара Гаузера и всевозможных "маугли". 
    С самого начала, в центре Вселенной младенца, находится мамочка, от нее исходит самый мощный – управляющий всем на свете – сигнал. Потом ее сменяет отец и потом другие воспитатели… а сигнал с возрастом все слабеет, и наконец, после семи лет, оказывается в самом ребенке. Но до этого момента Вторая сигнальная еще только формируется и нуждается в постоянной внешней поддержке. Весь базальный Возраст, все семь лет абстрактное мышление дошкольника пребывает на искусственном кормлении, связанное пуповиной эмоционального контакта с кем-то из воспитателей. Мало кто из взрослых это понимает – поэтому их никто и не спрашивает.
    Малый ребенок обучается всегда – и всегда только с участием взрослого – независимо от желания или намерения этого взрослого. Ему, ребенку достаточно и присутствия; нужен только объект для отождествления. Поэтому до трех лет примерно кто-то из взрослых буквально прикован к малышу.
    Понимаете, что такое: «Ребенок требует внимания»? Не просто заботы, а именно внимания – двадцать четыре часа в сутки. Требует. И получает требуемое – так или иначе управляя своим окружением – и лаской, и таской, и обаянием, и… Малыш не просто «обаятелен», он по-настоящему харизматичен, приковывая к себе внимание аудитории – причем только той, которая ему нужна. Его родители – взрослые люди, их восприимчивость давным-давно упала до базального минимума. Эмоциональный контакт с ними малыш поддерживает почти исключительно за счет собственного ресурса. Этому его не учил никто – да и как возможно? Приобретать друзей и оказывать влияние на окружающих научает малыша панический страх остаться одному – Маугли в диком лесу – особенный извечный страх, который Карен Хорни называла «базальной тревогой». Вот кто обучил его искусству харизмы. Мало кто из нас помнит себя в младенчестве, но ощущение беспричинной неосмысленной тревоги знакомо всем; вот это она и есть.

    Автор, может быть, немного погорячился, утверждая, что ничему малыш не обучается самостоятельно. Стихийный процесс обучения в режиме случайных совпадений (по Скиннеру) никто не отменял. (Другое дело, что эффективность и результативность такой науки куда ниже, чем предметного научения с воспитателями.) Чему-то ребенок – стихийно! – учится и сам; начиная с первого всхлипа, первого младенческого крика. Эта стратегия закрепляется сразу же и действует безотказно и естественно, как дыхание, на протяжение всего базального Возраста. Плач – первый рефлекс Второй сигнальной. Здесь, думается, нелишним будет повторить цитату из Корчака (это никогда не лишне):
 «Младенец навязывает свою волю плачем. После – мимикой, движениями ручек, и наконец – речью… Младенец может и без слов быть деспотом, навязчиво требовать, тиранить».
     «Эмоциональное поведение ребенка» – не что иное как попытки разума самостоятельно, без взрослой помощи, стихийно, методом ненаучного тыка, активным набором статистики, в расчете на удачу, на случайность – сформировать стратегию харизматического поведения. Малыш об этом не знает – зато знает его Природа. Параллельно с обретением практических навыков идет незаметное для неподготовленного взгляда формирование и закрепление абстрактного мышления, именуемого в просторечии «духовностью». Инструмент совершенствуется в работе.
Корчак: «Выманивают просьбами, признательной улыбкой, поцелуем, шуткой, послушанием, покупают за уступки, порой тактично дают понять, что имеют некоторые права…»

3.
    В отличие от навыков, сформированных взрослыми, харизматические стратегии не опредмечены; не имеют значения и формы – «как вода или, скажем, пар». Никто не вложил в руку ребенка инструмента (швабры), не назвал инструмент по имени, не научил пользоваться. Л.С. Выготский был уверен, что «мир приобретает смысл для нас, благодаря усвоению значений, которые разделяют окружающие». Каждый человек имеет право на заблуждение, а ученый – так просто обязан ошибаться. Но в этой модели Выготского нет места эмоциям; поэтому, мне кажется, он и не пытался трактовать эффекты эмпатии и харизмы. А Корчак – пытался:
«Ребенок знает окружающих, их прихоти, привычки, предпочтения, знает и, можно добавить, умело их использует. Ощущает благосклонность, угадывает лицемерие, схватывает на лету шутки.»
    Истина состоит в том, что дошкольник с большим трудом различает детали предметов, воспринимая вещи целиком; а малыш (до трех лет) вообще видит мир как единое, изначально осмысленное целое – согласно забытому Выготским (и другими современными психологами) Иммануилу Канту. Мир постигается разумом в «натальном инсайте» – а потом уже обретает формы и значения… если обретает. И как опыт разумного бытия осмысливает формы, так же он, этот опыт, и оформляет смыслы.
Корчак: «Чуткий, как мудрый пес, как царевич-невольник, ребенок всматривается в окружающих и заглядывает в себя».
.
    Но это уже – к семи годам. Вторая сигнальная система психики – такая же система, как и Первая, устроена она так же, из ассоциированных рефлексов, которые формируются и закрепляются опытом. У дошкольника есть всего-то два-три года («возраст Игры»), чтобы закрепить и зафиксировать базальный артистизм своей натуры, специфические рефлексы Второй сигнальной. После ее автономного запуска (к семи годам) этот процесс прекратится.
Основным развивающим фактором здесь является, собственно, Игра, где ребенок действует в пространстве не столько физических форм, сколько игровых смыслов, образуемых мощными потоками эмоций, которыми обмениваются дети. Натурально, ни о каком «наглядно-действенном мышлении» речи тут не идет – уж скорее оно «абстрактно-действенное», или, лучше сказать по смыслу слов: «акматическое».
    Воспитатели дошкольника обретают относительную свободу годам где-то к четырем. Игра отдаляет от них ребенка, он в них не нуждается, наоборот, взрослые с их эмоциональной тупостью. будут  только мешать Игре. «Взрослые нас не понимают!»
    Здесь все харизматы, и все эмпаты – пусть и на излете дарования. Здесь не слушают, а чуют, не смотрят, а зрят. Беспрепятственный обмен смысловой информацией в Игре идет по нарастающей – до полного изнеможения. Или пока не расколется небесный свод, осыпая землю мелким крошевом хрусталя, или не рухнет Белая Башня – и голос Бездны похрипит зло: «Артем, домой!»

4.
    Эмпатию и харизму как явления объединяет то, что мы не находим для них рационального объяснения: какими средствами, каким ведовским путем харизматик может оказывать такое неотразимое влияние на окружающих? иногда на целые коллективы, порой на массы людей, на толпы! Но дело тут вовсе не в нашей способности или неспособности объяснять. Очень трудно заметить – и тем более объяснить – то, что не имеет формы; как воздух, или пар, или вода. Для управления окружающей обстановкой харизмат использует, как правило, самые элементарные, не ассоциированные рефлексы (жесты, мимику, интонации), обретенные в малышовом, а то и младенческом возрасте. Силу имеет их композиция; контекст поступка.
    И надо ясно понимать, что харизматического поведения не бывает без эмпатического восприятия: искусство управления требует обратной связи! Причем эта связь должна быть установлена и в разуме – в психическом пространстве человека; поскольку управление всегда целесообразно, это волевой акт. С аналитической точки зрения это означает сознательность харизматического поведения. Этим-то оно и отличается от бессознательной эмоциональности. Как мы уже сказали, это сознательность особого рода: и не просто «абстрактная» (что это значит?), а вовсе беспредметная. Это значит что… такое «акматическое» мышление происходит вовсе без участия Первой сигнальной; под управлением только смысловой составляющей рассудка (Супер-Эго – или его инфантильной «куколки», в детские годы).
    Узкое, обыденное понимание «харизмы» (и «эмпатии» тоже) характеризуется не наличием какого-то экзотического необъяснимого элемента, а напротив – отсутствием заурядного и привычного – скудостью  форм. Недаром Хайдигер называл этот способ мышления «отрешенностью»; а Кант – «состоянием свободной игры». А древние китайцы – вообще «недеянием», что почти дословно совпадает с терминологией родителей. Если понимать эти явления расширенно, они имеют универсальный характер и неотъемлемы от всего процесса мышления. К примеру, фактор харизмы объясняет, почему человек не теряется даже в самой незнакомой обстановке – и сначала действует, а потом понимает, что все делает правильно.
    Мы не замечаем воздух, которым дышим. Нам кажется, что этот мир заполнен формами – одними только формами. А когда они исчезают, мы обнаруживаем не пустоту, а смыслы этого мира; смыслы, которыми дышит разум. И в мире, лишенном форм, мы мыслим – и, следовательно, существуем. 

    По самой своей природе акматическое мышление никак не связано с интеллектуальным процессом, с которым оно разделено рубежом семи лет. Оно является «действенным» – то есть исключает обдумывание и планирование, это всегда экспромт. «Пережеванное невкусно». Природа процесса исключает какие-либо «навыки» – то есть, рефлексы Первой сигнальной.  Как известно, вкус нельзя воспитать или «привить». Его можно только испортить. То же самое можно сказать и о других эмпатических способностях – таких, как интуиция и совесть: они ослабевают со временем, по мере взросления и жизненного опыта. Но пополнить их нельзя никак. («Если человек дурак, то это навсегда».)
    Попытка научиться или научить артистическому поведению (скажем так), применить какую-нибудь «систему Станиславского», неизменно оканчивается неудачей; не исключая и попытки самого Станиславского. Все они наталкиваются на плодотворную дебютную идею гроссмейстера О. Бендера: «Если брюнет играет хорошо, а блондин – плохо, то никакие системы тут ничего не изменят». Как показывает пример К. Роджерса, это в равной мере касается и эмпатических, и харизматических способностей – то есть, акматического мышления в целом.
    Есть множество специальностей, для которых такие способности являются профессиональным показанием; и это не только политик, или психолог, или актер, или поэт (если это специальность), но и такая распространенная профессия, как учитель. Опытные педагоги так и говорят: «Учитель должен быть артистом». Но это уж – кому-то «дано», а кому-то «не дано». Не от рождения все это дается, а формируется в Первом (0-6 лет) Возрасте. Людей с высокой базальной акматичностью мы обычно называем «артистическими натурами»; их артистизм не от рождения, а от дошкольного воспитания. Игрой.
    Но Игра не заканчивается на рубеже 7 лет. Меняя свои формы и смыслы, она преобразуется в Большую Игру под названием жизнь. А впрочем…
Корчак: «Детских игр не бывает».

2020