Увидеть ангела и...

ГАЛИНА ВИШНЯКОВА-ЖУРБА



   Все ощущения слились в глухую пульсирующую боль. Не было  ощущения времени, места, лишь боль,  которую нужно было пережить, переждать, как стихию. Чего-чего, а ждать Катерина умела. Нужно только закрыть глаза и терпеть, а чтоб легче было терпеть, нужно думать о чем-нибудь хорошем… Например, о маленькой  дочке, о том времени, когда она подрастет, пойдет в садик, потом в школу, станет взрослой девушкой… Или о маме, маленькой, худенькой, немногословной, готовой откликнуться на первый же зов… Как она там справляется с малышкой?
   
    Каким-то пятым чувством Катерина чувствовала, что во всем,  что ее окружало, происходит какая-то неуловимая, тревожно-необъяснимая трансформация…
   
    Вот рядом, справа от её больничной кровати появилась молодая женщина в белых одеждах, похожих на балахон... Чистые русые волосы струились по плечам... Слева - материлизовалась  девочка лет девяти. Такие же волосы по плечам, такое же белое одеяние. Они были похожи  как мать и дочь и как-то странно, как будто не замечая друг друга,  смотрели на Катерину…
– Странно... Зачем эту девочку пропустили сюда, в послеоперационную палату?
  Женщина смотрела с участием, тепло, дружелюбно, девочка с беспокойством…
– Ты так страдаешь, тебе так больно… Пойдем со мной, тебе сразу станет  легче…  – слова  женщины не звучали, они как-то сами собой, не удивляя, вдруг возникли не то чтобы в голове, а в самом сердце Катерины.
– Почти  как у Моуди в «Жизни после жизни»…  – Катерине вспомнилась  когда-то давно прочитанная книга. – Ну, вот... Кажется, у меня начинается бред…
– Пойдем… – женщина  сострадала, звала, манила… Только это   была не обыкновенная женщина. Имени у нее не было, но Катерина узнала ее… Это была она,  пришедшая из Тайны Мирозданья…  В ней было столько любви, добра, понимания… Она пришла спасти от боли, муки, от безысходности. Она не торопила с ответом, она ждала…
       
      Катерина почувствовала, что боль стала медленно отступать. Как будто невидимая рука прогоняла тучи с небосвода. Становилось ясно, солнечно, тихо и спокойно в душе, тепло и уютно в этой серой, промокшей от пота и гноя больничной постели...

                ***
     Теперь она чувствовала себя птицей,  в яркий весенний день парящей над цветущим благоухающим лугом… Ласковое солнце согревало каждую клеточку и наполняло молодой энергией ее такое легкое, такое молодое тело. Где-то совсем рядом звучала неведомая мелодия высокого восторга. Душа пела и ликовала… И вдруг – как открытие:
–    Господи, как можно оплакивать уходящих? Если бы только люди знали, какое это непередаваемое счастье – подняться над земной суетой, окунуться в эту счастливую Музыку Вечности, – они бы только радовались за тех, для кого кончился этот нескончаемый ад земного равнодушия, предательства и страданий…
 
     Женщина ждала…  в ней было столько терпения, сколько желания избавить от боли, облегчить, помочь… Она не торопила, она все понимала и могла ждать долго, столько, сколько нужно, потому что знала, что ответ – это цветок, который нужно терпеливо взрастить. Женщина посадила семечко, которое должно проклюнуться, напитаться живительными силами, прорасти изумрудной зеленью и дать тугой молодой бутон.

                ***

     Она могла позволить себе такую роскошь – ждать не торопя, потому что у нее в запасе была Вечность.
     То обстоятельство, что она, Катерина, привыкшая ценить свое и чужое время, заставляет ждать эту необычную посетительницу, почему-то вовсе не беспокоило. Даже наоборот, вызывало чувство проникновенного доверия….

                ***
     В больничной палате тем временем жизнь продолжалась своим чередом. Средь белого дня под потолком горела большая электрическая лампочка, засиженная мухами. За  окном начиналась пыльная буря. Воздух был густым, тревожным, пахло приближающейся грозой.
   
      На двух соседних кроватях лежали женщины, похожие друг на друга серыми лицами, потухшими глазами и такими нелепыми в этой больничной обстановке яркими, блестящими красно-зелено платками на головах. Имен их Катерина не знала. Не до знакомства было…
–     Уйгурки или дунганки… – равнодушно подумалось ей.
      Женщины заспорили. Одна из соседок, та, которая постарше, сердито втолковывала второй что-то на своем языке. Вторая не понимала, не принимала сказанного, и вяло протестовала. Старшая не отступала, настаивала, горячилась.
      
     «О чем  это они?» – Катерина прислушалась. И вдруг, не удивляя, как данность, как само собой разумеющееся, открылись для нее  мысли и чувства спорящих женщин… Незнакомый язык стал понятным  и близким, как родной. Речь шла о лекарстве. Младшая из соседок не хотела принимать новый дорогой препарат. Устав от своей болезни, подозревая худшее, она больше не верила в лекарства… 
    
–    О, Господи, как же несовершенен человеческий язык! – ахнула пораженная Катерина, удивляясь своему открытию. Только маленькую толику от огромного мира своих мыслей и ощущений  один человек может передать другому, да еще  если еще тот, другой, захочет понять и принять сказанное. Если, как говорится, попадет в его волну, в унисон…
   
      Ей захотелось помочь спорившим женщинам. Примирить их. Поделиться частичкой той огромной любви и счастливого восторга, которые теперь жили в ее сердце:
– Женщины, не спорьте! Все очень просто! Я знаю…
Женщины ее не слышали. А может быть, не хотели слышать?
–     Послушайте меня…
      Но,  нет! Не слышали… Они продолжали спорить уже как дети, крича и перебивая друг друга. Не видели они и таинственных незнакомок, находившихся в палате. Но это открытие не расстроило и не удивило Катерину. Значит, так нужно…
   
      Женщина в белом ждала… Она улыбалась, как улыбается мать, видя впервые неловкие шаги своего дитя.
–     Не соглашайся! – вдруг сердцем «услышала» Катерина слова девочки.
Девочка не улыбалась. Она молила глазами, тревожила, напоминала…

–     О, Господи, о чем это она?.. Ах, да! Мама! Доченька! Как они там, дома?.. – и вдруг Катерина увидела знакомый до боли подъезд и свою маленькую, старенькую маму.
      Она осторожно поднимается по лестнице, держась одной рукой за перила, другой
прижимая к груди внучку в ярко-красной кофточке с белым воротничком. После прогулки щечки у дочки раскраснелись, глазенки блестели. У мамы съехал набок белый платок. Бледное мучнистое лицо, уставшие, красные от бессонной ночи глаза, слабые пальцы в узлах шишек-жировиков из последних сил цепляются за перила. На руках бесценный груз – внучка…
     Катерина прислушалась и услышала тихий, не похожий ни на чей мамин голос:
–    Прогнала нас буря с улицы, не удалось погулять… Гроза надвигается. Так…, вот и пятый этаж…, мама твоя заболела… А папа ничего не знает, уехал на свою историческую родину… Далась ему эта родина… Родина там, где семья, где ребенок твой… Я тоже хороша, целый год не приезжала, не хотела мешать молодым… Дочку жалко… Я теперь на пенсии, буду помогать… Катенька… родная… За что ей такое? И эта – грудная – привыкла к материнскому молоку… Кроха, а понимает, что матери нет рядом, беспокоится, плачет. С бутылочками этими просто беда, с детским питанием столько мороки… Господи, дай мне силы…  Если с Катериной что случится… Не приведи Бог… Мне уже не хватит ни сил, ни здоровья поднять внучку… Нет, нет! О чем это я? Еще накличу беду… Надо надеяться на лучшее… Нельзя впускать суету внутрь себя…
    
     Слезы застилали выцветшие и как-то сразу постаревшие мамины глаза, на кончике носа повисла большая капля, как назойливая муха…
 -   Мама, не плачь, мне теперь хорошо, – сказала  Катерина.
     Но ее никто не услышал…
     Женщина в белом ждала…
–    Не соглашайся, не соглашайся… – молила глазами девочка.

***
 
     Когда Катерина впервые увидела Виталия, случайно забежав к соседке Ирке за солью, сразу поняла, что это – ОН…  У него были неторопливые движения, мягкий голос, открытая  улыбка…  Виталик смотрел  на Катерину  не отрываясь.
     Они перекинулись двумя – тремя шутливыми, ничего не значащими фразами, и, закрыв за собой дверь,  Катерина подумала:
–    С таким и пропасть не долго…

     На следующий день Виталик поджидал ее на лавочке у подъезда. В руках у него был пакет с шестнадцатью пачками йодированной соли…
–    Это соль, – сказал он.
–    Соль? Мне? Но зачем так много? – удивилась Катерина и про себя отметила, что опять забыла сделать покупку.
–    Давай съедим этот пуд вместе…

                ***

       Виталик по несколько раз на день звонил ей на работу, вечерами, непременно с цветами, поджидал у подъезда. Как ни избегала, как ни отказывалась Катерина от встреч, но противостоять натиску не смогла и, как бабочка, повинуясь властному, необъяснимому, первобытному зову, полетела на огонь такой долгожданной, такой желанной любви.

                ***

– Что, Катерина, в Германию захотелось? И чего это мой родственничек в тебе нашел? – златозубо улыбалась, остановила ее соседка Ирка, – Ты  же старше его на целых пять лет! Не получится у вас ничего! Он единственный сын, и родители ни-ког-да не позволят ему на тебе жениться! Он еще не говорил, что у него все родственники в Германии? Он оставался здесь, чтобы окончить институт, теперь со дня на день ждет вызова…
– Да не собираюсь я в вашу Германию… А вы что, в снохи принцессу ищите?
– Я ж тебе говорю - родители…
– Знаешь,  я сегодня прочитала, что принцессе Хельсингсландской - младшей дочери шведского короля Густава, недавно исполнилось 18… Чем не невеста вашему Виталику? – ответила ей Катя, холодея от предчувствия неотвратимо приближающейся беды. Виталик о своем отъезде ей ничего не говорил…
– Шведская принцесса, говоришь …Это ты в библиотеке своей прочитала?  Ну-ну… Смотри, я тебя предупредила…

                ***

– Боюсь, что не будешь ты с ним счастлива, дочка,  только жизнь себе покалечишь…– сказала приехавшая погостить мама.
– Ну почему же? Он такой заботливый… Он так меня любит…
– Если любят, тащат не в постель, а в ЗАГС, – ответила, вздыхая, мама. - Это не муж – это фейерверк… Как-то не по-людски все у вас, у молодых, теперь… Без свадьбы… Разве об этом я мечтала для тебя?
       
       Катерина ничего не ответила. Она пробовала заставить себя думать о ненадежности их с Виталиком отношений, не позволяла себе поверить в такое долгожданное, такое желанное женское счастье, но… наперекор всему, была счастлива своей запоздалой любовью.

– Как я жил без тебя до сих пор? Как мы могли жить в одном городе и ходить мимо друг друга? Я теперь тебя никому не отдам… – говорил Виталик, и столько радостного удивления было в его глазах, что просто невозможно было не верить ему.
– А как же  твоя Германия? Как же твои строгие родители? – однажды сказала Катерина и испугалась…Столько боли было в его глазах, ставших теперь такими родными…
      
        Виталик тихо ответил:
– Знаешь,  у меня старомодные родители, но я их очень люблю. Они  очень многое пережили. Столько  лет жили надеждой вернуться на историческую родину. Моя мама  верующая - католичка, у нее  свое представление о моем счастье…
– А как же я?
– Я не хочу тебя терять… Давай будем надеяться на лучшее…
– Ладно, поживем – увидим…-  решила про себя Катя, пусть «фейерверк»… Может быть, все еще образуется… Кого еще ждать? Тридцать один уже…

        В  маленькой школе рабочего поселка, где училась Катерина, лучше мальчики ухаживали за красивыми, хорошо одетыми девочками, и никто не обращал внимания на тихую, худую и белобрысую девчонку. Мальчики списывали у нее домашние задания и контрольные работы, ждали от нее подсказки на уроках, а влюблялись в ее подружек…
      
     Жила Катя вдвоем с мамой, отца не помнила, он утонул, спасая тонущего в реке мальчишку, когда ей было всего три с половиной года. Катерина стеснялась своих немодных юбок, бесформенных вязаных кофт, но хорошо понимала, что жить приходится на одну мамину зарплату. Видя, как тяжело приходится матери на фабрике, она старалась радовать ее хорошими оценками, делала всю работу по дому да еще и на огороде как могла управлялась. Она могла только мечтать о красивых платьях и прекрасном принце...
    
        Девочка ни с кем никогда не спорила, не ссорилась и совершенно не умела постоять за себя.
– Господи, как же ты будешь жить на белом свете? – вздыхала мама…
   
                ***

      Потом был библиотечный факультет пединститута, прозванный Бабьем царством, который Катерина выбрала из-за низкого статуса своих  «сельских»  пятерок и невысокого проходного бала.
     В бурном водовороте разноликой жизни студенческого девичьего племени девушка тоже чувствовала себя белой вороной. Пока девчонки бегали на свидания, она корпела над  книжками. На дискотеках успехом никогда не пользовалась. Да и не нравились они ей вовсе, эти шумные вечеринки. Она верила, что ее любовь и счастье еще впереди. Два романа, начинавшиеся один за другим, закончились как-то сами собой…
    
    На пятом курсе неожиданно наступила пора веселых студенческих свадеб, за нею грянуло распределение. Кате, как отличнице с красным дипломом, несказанно повезло: предложили работу главного библиотекаря в республиканской детской библиотеке.

                ***

    В библиотеке, куда попала на работу Катерина, и в общежитии, где ей как молодому специалисту выделили комнату, тоже царил особый женский мир. Здесь две трети сотрудниц были одинокими или бездетными, но каждая со своей женской судьбой, со своей историей, своей маленькой или большой трагедией. Бездетные дамы считали счастливыми тех женщин, у кого были дети, а те, которые в одиночку тащили нелегкий груз воспитания потомства, немножко свысока  сочувствовали своим одиноким подругам, потому что главное предназначение женской природы – быть матерью, родить, воспитать, передать дальше эстафету жизни…  Но  и те и другие, и юные и не очень – все втайне мечтали о любви, о большом женском счастье и о семье.
    
     Семейные женщины держались особенной, благополучной кастой, хотя ежедневно перемывали косточки своим благоверным. И это был уже какой-то другой, совершенно неведомый, особый мир…
     Сотрудницы, узнав о романе Катерины с Виталиком, искренне радовались за нее, удивлялись переменам, превратившим невзрачную Золушку в хорошенькую принцессу и от всей души желали ей счастья. Они выискивали где-то в тайниках пыльных книжных хранилищ детской библиотеки совсем не детские книжки на тему  «Как выйти замуж» и, как бы невзначай, подсовывали их Катерине. Читая советы счастливых женщин, сумевших удачно устроиться в жизни, окружить себя любовью и заботой, девушка открыла для себя истину: любовь и семью нужно строить с холодным, трезвым расчетом, а прежде чем  полюбить человека, нужно его сначала хорошенько узнать…
      
       А у нее была другая ситуация, Катя влюбилась…
       Виталик  окончательно покорил ее сердце и очаровал сотрудниц детской библиотеки на новогодней вечеринке, где он и до поздней ночи развлекал притихших дам песнями  под гитару…  У него был красивый, сильный баритон и, кажется, неиссякаемый репертуар.
      
        Долгими зимними вечерами он вдохновенно чинил краны в квартире, полученной Катериной год назад и находившейся в состоянии непрекращающегося ремонта из-за вечной нехватки денег. Взялся за побелку, переклеил обои, выкрасил панели на кухне, потом надумал стеклить балкон…  Он без сомнения брался за любое дело, все у него ладилось, выходило ловко, легко и аккуратно.

– Когда и где ты успел всему этому научиться? – удивлялась Катерина.
– Ты не поверишь, ремонтом я занимаюсь впервые в жизни…
– Как же у тебя все так ловко получается?
– Потому, что я это делаю для тебя…
– Для нас…
– Да, для нас!
      
      Первой в квартиру Катерины перекочевала его драгоценная гитара в черном футляре, за ней, как-то незаметно, и все другие вещи Виталика…
      Ремонт отнимал уйму времени и сил, и пока Катерина готовила совсем уж поздний ужин, а потом и убирала посуду, Виталик, едва смыв следы от краски и клея, брал в руки гитару и пел только для нее…
    
      Без особых слов он совершил в жизни Катерины невероятнейшие перемены, которые она, привыкшая надеяться только на себя, не переставая удивляться, принимала как подарки судьбы. На старой швейной машине  «Подольск»  он сам  ушил и укоротил все ее юбки. Сам подрезал ей волосы и подарил красивую дорогую косметику, о которой раньше ей приходилось только мечтать. Катерина теперь смотрела на себя в зеркало и не узнавала той, прежней серенькой мышки… Теперь на улице, в автобусе она ловила на себе любопытные взгляды мужчин, но ей нужен был только один человек на всем  белом свете.
     Им хорошо было вдвоем, не хотелось расставаться даже на короткое время. Катерина на работе теперь с самого утра ждала вечера … Все подружки, в основном одинокие, с неустроенной судьбой, как-то незаметно стали исчезать из ее жизни. Да и не хотелось ни с кем делиться и обсуждать новый, огромный, невероятный мир, открывшийся ей с появлением Виталика. Теперь она чувствовала себя принцессой из старой сказки.
      Но все сказки однажды кончаются…

                ***

      Как-то в субботний день, когда Виталик убежал куда-то по делам, Катерина занималась уборкой квартиры, размышляя о своей тайне, которая вот уже несколько дней  занимала все ее мысли. Она была уверена, что эта тайна теперь навсегда свяжет ее с  любимым человеком самыми прочными узами на свете – узами родства. Она развеет все преграды, все сомнения, стоящие на их пути. Об этой тайне она собиралась поведать ему сегодня вечером,  за ужином…
    
    Катерина давно припасла бутылочку красного вина с красивым названием «Старый замок», до блеска протерла хрустальные фужеры, достала нарядную скатерть. Собралась готовить любимое блюдо Виталика – штрудели.
    Но что это? В столе, куда она давненько не заглядывала, рядом с пачками медленно убывающего пуда соли лежал аккуратный газетный сверток. Развернув его, увидела увесистую пачку стодолларовых купюр, перетянутых тонкой черной резинкой.
     Катерина замерла: откуда деньги? Чьи? Почему Виталик ничего не сказал ей про них? Она терялась в догадках…

                ***

     Его  «объяснение»  было громом среди ясного неба. Оказывается,  Виталик получил долгожданный вызов и теперь в течении полугода должен выехать постоянное место жительства в Германию. Он уже уволился с работы, продал свою однокомнатную квартиру, мебель, вещи…
–    Почему  же ты молчал все это время?
–    Не хотел расстраивать…
–    Ну как же ты мог…
–    А что бы это изменило? – обиделся Виталик.
–    Я жду ребенка…

       Виталик растерялся:
–      А ты уверенна? А почему молчала?
–      Сюрприз хотела…
–      Вот так сюрприз… Знаешь, кажется... я еще не готов стать отцом…
       Пол закачался у нее под ногами. Счастье, которое она ждала столько лет, рушилось на  глазах, и кажется, с этим уже ничего нельзя поделать…  Не таких слов она ждала от него… Виталик, ее дорогой, любимый Виталик прятал глаза… 
– Прости, что-то не то я говорю… Все слишком неожиданно. Я не готов… Получается, что я – подлец…, бросаю тебя здесь одну с ребенком…
– А ты меня бросаешь?.. – у нее перехватило дыхание…
– Не цепляйся к словам! Ты же знаешь, что вызов только на меня, и я не могу взять тебя с собой…
– Тогда останься! И давай оформим наши отношения…
– Нет, все уже решено… Оформить наш брак я тоже не могу – это усложнит и затянет мой отъезд. Ты даже не представляешь себе, через  какой ад бюрократизма и вымогательств нужно пройти, чтобы оформить все документы! Всё так некстати… Ребенка можно и потом…
– Пойми же ты, независимо от того готов ты или нет стать отцом, о ребенке нельзя говорить в будущем времени… Он уже есть…
– Ты взрослая женщина, не мне тебя учить, что делать в таких случаях… Не ты первая, не ты последняя… Почему нельзя  завести ребенка позже?…
– Виталик, заводят кошек и собак… Ты же говорил что любишь меня и что мы всегда будем вместе… Или что-то изменилось?..
– Я  должен ехать…
– Кому должен? Ну, Ладно… Уедешь – мы будем ждать тебя…
– Но я не знаю, как долго придется ждать…
– Будем ждать столько, сколько нужно!
– Ну, если ты сама уже все решила… Ты просто не представляешь, как усложняешь себе жизнь… Я ничего не могу обещать…
– Виталик… Ты ли это, Виталик?..– Катерина разрыдалась…
– Прости… Мне нужно подумать, побыть одному…
   
  Вздрогнув от стука двери, Катерина заметалась раненной птицей…
Господи, с ней ли это все происходит? Виталик, открывший ей целый мир, теперь сам же этот мир безжалостно разрушил. Как жить дальше? Что делать?.. Сердце сжималось… Все, что произошло, не  вписывалось ни в какие рамки понимания. Она искала слова,  чтобы перевести свои чувства  в конкретное речевое выражение, но в голове назойливо крутились строчки когда-то прочитанного стихотворения:
       «Так, вздрогнув, все еще летит
        Убитая в полете птица...»

       Катерина с трудом откупорила припасенную бутылку вина, дрожащей рукой налила полный фужер и залпом выпила. Потом налила еще… Слез больше не было. Только ощущение, что все это происходит не с ней…
      Открыв ящик Пандоры, она все еще не верила, что надежды на их совместное с Виталиком будущее,  там нет.

      Разговор изменил их отношения. Они больше не возвращались к нему. Недели летели за неделями, а Катерина находилось затянувшимся штопоре, она ждала от любимого главного мужского решения, поступка. Ей казалось, что этот страшный сон вот-вот закончится… Просто ему нужно время для осмысления всего, что произошло.  Не может же человек так, в раз,  перечеркнуть все то, что стало частью его жизни. Не мог же он целый год так претворяться, врать ей о своих чувствах… Чем бы ни манила Германия, как  можно отказываться от того, кого любишь?..
      
     В романах, которые она раньше запоем читала, влюбленные мужчины покоряли моря и страны, совершали ради любимых героические поступки… Но это были романы… А в реальной жизни она просто не могла себе представить, как будет дальше жить без Виталика… Ребенок… он будет… Бедная мама, какой удар для нее…
     Летело время. Вещи Виталика находились на привычных местах, но он стал все чаще задерживаться у друзей, а потом и вовсе перестал приходить ночевать домой… Катерина молча собрала его чемодан, зачехлила умолкнувшую гитару.. Но все так и осталось стоять в прихожке…

                ***

     Наконец,  Виталий появился. Он достал из кармана джинсов ключи и выложил их на кухонный стол:
  – Сегодня  вечером улетаю…  Ты прости меня…  Я все обдумал и решил: приеду, устроюсь, оформлю все необходимые документы, потом, при первой же возможности, – приеду за тобой…  То есть за вами… Буду звонить.  Ты… береги его..    
   
    Провожая потерянного и какого-то беспомощного Виталика в аэропорт, Катерина была спокойна. Все важные слова были сказаны, прощание получилось торопливым,  скомканным…
     Он быстро прошел регистрацию. Перед тем как пройти в зал таможенного досмотра, вдруг словно вынырнул из глубины уносившего его людского водоворота, в последний раз оглянулся, пытаясь разглядеть в толпе  Катерину. Она вставала на цыпочки, тянула шею, в толчее инстинктивно закрывая руками округлившийся живот, ее толкали, теснили, но их глаза так и не встретились…

                ***

      Вернувшись домой, в тихую и опустевшую  квартиру, она устало легла на диван, поставив рядом телефон, и обняла свой живот:
–     Вот и все. Остались мы с тобой вдвоем… Он будет там один, а мы с тобой – вдвоем… Вдвоем всегда легче… А может быть, и в самом деле – приедет?… Одного еще можно забыть. Двоих забыть труднее… Он сейчас просто ослеплен возможностью уехать к  родным, в другую, лучшую жизнь…  Но пройдет время, и он позвонит…– говорила в ней уже какая-то новая, другая, не спокойная и рассудительная, а невесть откуда взявшаяся жалкая, потерянная, пытающаяся перехитрить саму себя, женщина …
      Время остановилось. Кате хотелось спрятаться со своим животом в темном углу печали, подальше от всех глаз, расспросов и пересудов…
      
      Она никому не сказала, что Виталик уехал.
      Уходя в декретный отпуск, в библиотеке, мстя самой себе непонятно за что, соврала женщинам, что уезжает к матери, в поселок…
      Оставшись совсем одна, она металась в горячке одиночества, ожидая звонка из далекой Германии, ждала как чуда, как избавления.
      Но телефон молчал.    Почтовый ящик тоже был пуст.
      
      В женщине природой заложено любить и быть востребованной.
      Начитавшись романов и размышляя о жизни с высоты своего небогатого жизненного опыта, Катерина недоумевала: почему рожать без мужа грех? Какой  грех в том, что не нашлось, не досталось ей того, единственного, который однажды и на всю жизнь? И в чем грех, если, надеясь только на себя, на свои силы, женщина вырастит человека, личность? Не даст прерваться невидимой цепочке жизни, протянувшейся к ней от ее далеких   предков…

      Однажды, проснувшись утром, сама не понимая почему, она собралась и поехала в церковь.  Служба недавно закончилась, большая, массивная деревянная дверь была открыта, в храме шла уборка и поперек входа стояла старая широкая деревянная скамья. Катерина отодвинула скамью и по мокрому крашеному деревянному полу прошла к большой иконе, которая называлась   «Утоли  моя печали». Мерцали, догорая, свечи.
    
     Никто не остановил ее, не окликнул. Стоя перед строгим взглядом Вечной Матери, Катерина думала о том, почему Создатель, отправляя на Землю в помощь заблудшему  человечеству своего единственного Сына, избрал для него не только достойную Мать, но еще и дал земного Отца,  обозначая этим особое значение семьи.  Разве Мария одна не вырастила бы Сына Бога? Разве Он, Всемогущий, без чьей воли даже волос не упадет с головы человека, не помог бы ей? Но во все времена семья была и остается основой человеческого сосуществования. Важно, чтобы «и в  радости, и в горе»  рядом был родной и любимый человек. И нет на всем белом свете ни одного человека, который бы не мечтал любить и быть любимым… 
    
        Глядя в теплые, глубокие и все понимающие глаза Утоляющей печали, но не зная ни одной молитвы, Катерина, сложив руки на животе, прошептала  свою собственную:
– Пресвятая Дева Мария, заступница всех грешных, прости меня… Я знаю, что одиночество – удел Бога… … Не хочу отцвести пустоцветом… Помоги мне справиться с моей бедой… Дай мне силы… Не оставь меня своей милостью… Я люблю его и так хочу, чтобы он приехал и чтобы у нас была семья. Наша семья…
  И если ты, Вечная Матерь,    слышишь меня где-то там, в своей Немыслимой   вышине, прошу тебя  -  утоли и мою печаль…
   
                ***

        Ответ на многие мучившие ее вопросы пришел сам собою. Долгими бессонными ночами, когда голодная, обессиленная, потерянная, пронзительно одинокая, перепутавшая день с ночью, Катерина, укачивая больную и вечно кричащую дочку, родившуюся с нарушением сна, уже на выдохе, на самой высокой ноте своего отчаянья, помертвев от бессилия, беспомощности и горячей нарастающей боли в правом боку, поняла: такую ношу  ей в   о д и н о ч е с т в е  не осилить… Даже  птицы и звери заботятся о своем потомстве парой…  Для одной такая ноша слишком тяжела… Вот такой случился грех… Оказывается, что предостережение от греха – это предостережение от непосильной ноши…
   
      -Прости меня, но, кажется, я  больше так не могу…  И не хочу  больше жить…– сказала она притихшей вдруг дочке и сама испугалась своих слов.
      Она долго сидела уставившись в одну точку. Потом, как во сне,  набрала номер и по телефону продиктовала сонной телефонистке всего два слова для срочной телеграммы:  «Мамочка, приезжай»…

      На следующий день к обеду приехала встревоженная мама.
–     Да ты в своем ли уме, Катерина? Почему молчала о ребенке? Где Виталик?
      Узнав о том, что Виталик уехал в Германию, ахнула:
–     Или я не мать тебе?.. У меня же, кроме тебя, никого нет на белом свете… Уехал, ну и бог с ним… Я же на пенсии – помогу… Господи, у меня – внучка! А я ни сном ни духом… Все уладится, доченька… Все будет хорошо… Я с тобой, я рядом… О, да ты горишь вся…
      Проваливаясь в ватную, глухую пустоту, Катерина прошептала:
–     Прости меня, мамочка…
–     Катя, Катенька, послушай, что я тебе скажу,– тревожный мамин голос, перебивая крик ребенка, звучал у самого виска, – Что бы ни случилось… Когда у человека есть для кого жить, он всегда выкарабкается, найдет силы… Ты теперь – мать. У матери нет права покидать, предавать  свое дитя… Это непростительный грех… Твоя дочь еще больше нуждается в любви и заботе, чем ты… Об этом она кричит тебе… и докричаться не может!!!

      Уже сквозь вязкое забытье Катерина слышала, как мама вызывала скорую, ворковала с  притихшей внучкой, гремела посудой… Потом ее долго везли бесконечно длинным узким  коридором с белым кружащимся потолком…
      И вот теперь, после всех мук, бесконечных, как пытка, бессонных ночей, когда свалившийся на тебя груз проблем кажется слишком тяжелым, а единственное желание – выспаться – несбыточно… вдруг – такой божественный дар: покой и счастье. Отказаться от накрывшей волны блаженства? Это невозможно. Нет… Оказалось, что она, Катерина, очень слабый человек…
–     Неведомая сила мягко, но непреодолимо властно выталкивала Катерину из привычного трехмерного пространства и, затылком вперед, медленно направляла, ставшее вдруг невесомым, тело в какой-то узкий черный  туннель, за которым  человеческие страсти и горести кажутся такими смешными и мелкими, как детские забавы…

                ***

– Не соглашайся… Не соглашайся…–  тревожилась девочка…
        Открыв в себе новые возможности, Катерина знала, что теперь может видеть и слышать все, что захочет, в любой точке Земли, но воспользоваться  этой возможностью, чтобы увидеть Виталика, она не хотела.  Не хотела потому, что не могла простить ему молчания…  Мужчина  ни при каких обстоятельствах не должен перекладывать часть своей ноши на женские плечи. Ее предали…  Вернее, она сама позволила предать себя… Но разве можно искать опору там, где ее нет? Разве она, Катерина, имеет право предавать свою маленькую и беззащитную дочку?.. Нет, такого права  у матерей нет…
– Надо торопиться,– почему-то перебила ход ее мыслей женщина. – Решайся! Пора!..
– Мы ее теряем, уходит…– вдруг рядом возник новый громкий  мужской голос…
– О чем это он?…– спросила Катерина, но ей никто не ответил.
– Не соглашайся! – молила девочка…
Катерина из последних сил пыталась  удержаться на самом краю разверзшейся бездны, силилась противостоять странному ветру, отрывающему ее от житейской суеты, вопреки всем законам земного притяжения…
– Остановка сердца… Электрошок… Разряд…– опять возник из надвигающейся темноты тревожный  мужской голос.

        Вдруг Катерина услышала, как пронзительно громко и призывно заплакала дочь…
        У каждого человека должна быть уверенность в том, что на свете есть душа, которая не обманет, не подведет, прилетит на первый же зов, примет, поймет, простит… Именно об этом плакала ее девочка…
Вот упала и со звоном разлетелась на мелкие кусочки пустая стеклянная бутылочка из дрогнувших маминых рук…
        Внезапный порыв ветра, распахнув створки окна, ворвался в палату, принеся с собой звуки сильного, упругого, молодого летнего дождя и запах спелых яблок…

-       Пара… пора… - торопила незнакомка.
-       Я не могу… Дочка без меня пропадет…– изо всех сил стараясь казаться уверенной, сказала Катерина, глядя прямо в глаза женщине и ужасаясь вдруг открывшейся в них холодной и мертвой пустоте…  От ее доброты и терпения не осталось и следа…
– Нет!.. –  Катерина немыслимым усилием воли  вложила в ответ все оставшиеся силы.
– Есть слабый импульс… – сказал бесстрастный  мужской голос.

        Мелодия высокого, счастливого восторга стала медленно удаляться, таять, стихать…
        Теперь девочка в белом балахоне смотрела и улыбалась... Теплые, черные все понимающие глаза чуть искрились…  Где-то Катя уже видела эти глаза…

– Я не согласилась,– хотела сказать ей Катерина, и не смогла… 
        Но  девочка все поняла... и стала медленно удаляться в темноту....
        Потом, оглянувшись, махнула на прощанье то ли широким рукавом, то ли серебристо-белым крылом…
               
               


Рецензии