Об одной истории в Нескучном саду

Иван Кожемяко


ОБ ОДНОЙ ИСТОРИИ
В НЕСКУЧНОМ САДУ


© Кожемяко Иван Иванович
7 февраля 2020  года

Москва
2020 г.

***
Давно живу.
Многое видел, через многое прошёл, была и радость высокая в судьбе , и горечь страшных утрат, после которых уже не возвращаются к нормальной жизни.
Но эта история, свидетелем которой был я сам в давние уже годы, как-то и мне позволила пожить ещё с выжженной душой.
И даже светлая тень радости за чужие судьбы легла на душу и придала мне сил.

***
Совершенно молодой ушла из жизни жена, которую я не просто чтил, а боготворил, потому что не видел более чистого сердца и души светлой.
Но на руках остался сын, и я, мыслю, сделал всё возможное, чтобы вырастить из него человека достойного и полезного Отечеству, друзьям, своей молодой семье.
Он стал военным, это был его осознанный выбор, и я ему в этом не мешал.
Мыслю, что и офицером он был достойным, так как уже в тридцать шесть лет стал полковником, получил множество отличий и наград, а на Первой чеченской войне удостоился даже звания Героя России.
И вот – его не стало.
Погиб, спасая своих подчинённых, в бою.
Болячки накрепко прилили ко мне после этой трагедии, и я только что и мог, с тростью, выходить на аллеи Нескучного сада, где на скамейке и просиживал несколько часов, в любую пору года.
Даже зимой. Благо, что жил недалеко.
Но самой любимой порой в году была весна, когда зацветали сирени, множество их было на аллеях этого удивительного парка.

В один из таких дней и случилась история, о которой мне хочется рассказать и вам.
***
Почти напротив скамейки, где я всегда сидел, остановился высокий и стройный курсант военного училища.
Сам служил, поэтому сразу увидел в нём человека чтящего честь и имеющего совесть.
Весь сиял, начищенный-наглаженный…
Несколько раз посмотрел на свои часы и стал смотреть в глубину сиреневой аллеи.
Я даже загадал, улыбаясь себе в усы: «Девушку ждёт, где же ещё  еcть лучшее место для романтической встречи?»
И я не ошибся – через несколько минут, из-за поворота, появилась девушка.
Если сказать, что это Ангел шёл по земле, значит - ничего не сказать.
Маленькая ростом, ладная такая, с безупречной фигуркой, пышными чёрным волосами, прибранными столь аккуратно, что даже не верилось, что это дело рук человека.
Когда она подошла ближе – разглядел, что, скорее всего – юная татарочка, с капельку раскосыми глазами, безупречно и строго одетая.
Так ей шла – и узкая юбка, с каким-то замысловатым узором, и кофточка, бирюзовая, подчёркивающая её природную смуглость.
Курсант на руках поднял её под локотки, и поставил на бордюр аллеи, чтобы она казалась выше, и стал бережно и нежно целовать её ладони, а затем – прикоснулся к уголкам губ и ко лбу.
Она счастливо улыбалась и не сторонилась его, было видно, что эта встреча их не была первой.
А затем – тихонечко положила ему свою голову на его грудь, и даже закрыла глаза.
- Владичка, - услышал я - а ты никогда-никогда меня не оставишь?
- Я просто умру без тебя. Я не смогу без тебя, моя хорошая.
Затем они присели на скамейку и что-то увлечённо обсуждали.
Я уже к этому не прислушивался и только улыбался в свои седые усы, мысленно желая им добра и счастья.
В это время на скамейку,  напротив курсанта и этой очаровательной девушки, села стайка молодёжи.
Они обсуждали какие-то свои проблемы, шумно, перебивая друг друга.
И только одна девушка в их компании неумело терзала струны гитары, но ничего путного у неё из этого не получалось.
Курсант что-то сказал своей попутчице и направился к молодёжи.
- Милая девушка, - услышал я, - а Вы позволите гитару на несколько минут?, - обратился он к владелице инструмента.
Та протянула курсанту гитару и уже вся группа стала заинтересованно смотреть за ним.
Он вернулся к своей попутчице, и стал настраивать гитару.
А через несколько минут запел неведомую мне песню, мастерски аккомпанируя себе на гитаре.
Это уже потом я узнал, специально ходил в библиотеку, что пел он песню на слова С. Есенина «Синий май».
Надо прямо ответить, что пел он мастерски, хорошо поставленным голосом.
А как она на него  при этом смотрела. Если сказать, что с восторгом, обожанием, то значит - ничего не сказать.

Синий май. Заревая теплынь.
Не прозвякнет кольцо у калитки.
Липким запахом веет полынь.
Спит черемуха в белой накидке.

В деревянные крылья окна
Вместе с рамами в тонкие шторы
Вяжет взбалмошная луна
На полу кружевные узоры.

Наша горница хоть и мала,
Но чиста. Я с собой на досуге…
В этот вечер вся жизнь мне мила,
Как приятная память о друге.

Сад полышет, как пенный пожар,
И луна, напрягая все силы,
Хочет так, чтобы каждый дрожал
От щемящего слова «милый».

Только я в эту цветь, в эту гладь,
Под тальянку веселого мая,
Ничего не могу пожелать,
Все, как есть, без конца принимая.

Принимаю — приди и явись,
Все явись, в чем есть боль и отрада…
Мир тебе, отшумевшая жизнь.
Мир тебе, голубая прохлада.

 

По просьбе молодёжи он пел ещё что-то, но мне запомнилась более всего эта песня, на слова Есенина. Я, потом, даже сам не знаю для чего, выучил её наизусть.
Через несколько песен он передал гитару хозяйке и сказал:
- Всё, ребята, нам надо идти.
Продал руку своей спутнице и, вскоре, скрылись за поворотом аллеи.

А я всё продолжал ходить на свою скамейку, и очень хотелось верить, что встречу ещё хотя бы раз эту милую пару.
Но жизнь распорядилась иначе.
Больше они не появились.
Годы и годы минули, а их я так и не встретил.

***
Не знаю, за что вознаградила судьба, но уже моих годков не осталось ни одного, а я – высох весь, но мог самостоятельно и до Нескучного сада добраться, и незамысловатое своё хозяйство вести.
Да что мне и надо в жизни к этой поре?
Кашу сварить… Так я этому научился ещё с молодости.
Май, может последний в жизни, просто буйствовал в этом году.
И моя любимая сирень так радовала душу, что я и шаг ускорил, насколько это было возможно.
Устроившись на  своей любимой скамейке, я наслаждался солнцем и покоем.
Заслышав звонкие шаги по аллее, я оглянулся и похолодел.
Это шла она, та смуглая девочка, которую я видел более двадцати лет назад.
Только стала ещё ярче, ещё красивее.
Годы нисколько не сказались на ней, она только к этому возрасту расцвела той дивной красотой, которая свидетельствовала о гармонии её внутреннего мира.
Я бы её узнал среди всех, так мне запомнилась эта милая девушка.
Но она была одна.
И мне почему-то стало тревожно на душе.
«Жаль, значит - не состоялась у них судьба.
Какая причина и что случилось – конечно, мне неведомо».
Я неотрывно смотрел за этой молодой женщиной.
Она остановилась точно на том месте, где я их увидел в тот первый и единственный раз, даже встала на бордюрный камень аллеи, на который её поставил курсант, постояла, долго, закрыв свои дивные глаза, потом, тяжело вздохнула, сняла с шеи лёгкий шарфик, и повязала его на ствол сирени.
Постояла ещё минутку в молчании и тихо пошла по аллее к выходу из парка.
Мне стало нестерпимо горько, но изменить что-либо в этой ситуации я не мог.
И не знал я, что буквально через минуту меня ждало ещё большее потрясение.
На эту же аллею не вышел даже, а почти выбежал моложавый генерал, только волосы его были в богатой седине.
Я сразу его узнал. Это был тот стародавний курсант, который уже был с только что ушедшей красавицей на этой аллее в те далёкие годы.
Фуражку он держал в руке.
Одного взгляда на его орденские колодки, сверху которых сияла звезда Героя Советского Союза, мне хватило, чтобы сделать вывод, что не гладила его по голове судьба, а всё превозмог и всё преодолел. Досыта лиха войн нахлебался.
Он остановился у того же куста сирени, где только что стояла та обворожительная женщина, дотронулся рукой до ствола куста и тут увидел шарфик, её шарфик.
Он его развязал, снял с куста и прижал  к своим губам.
Как он догадался о том, что это её шарфик, я не знаю.
Долго не мог он его оторвать от своего лица.
Он стал вглядываться в глубину аллей, которые полыхали в сиреневом цветении, но там никого не было.
И тут, как стая воробьёв, на скамейку, что была напротив его, точно так же, как и в тот раз, села стайка молодёжи.
Один парень что-то пытался извлечь из гитары, которой владеть он просто не умел.
Генерал стремительно подошёл к скамейке, и попросил у него гитару, на минуточку.
Молодой парень, в растерянности, протянул гитару генералу.
Тот настроил её и запел.
Если сказать, что молодёжь растерялась, значит – ничего не сказать.
Минули годы и люди стали другими.
Как я и ожидал, генерал запел свой «Синий май», который я помнил с тех далёких лет, когда он был курсантом военного училища:

Синий май. Заревая теплынь.
Не прозвякнет кольцо у калитки…

Не успел он допеть до конца эту песню, как из боковой аллеи не вышла, а выбежала та маленькая, очаровательная женщина и, не добежав до него нескольких шагов, вскрикнула:
- Владичка, родной мой, я знала, я знала, что ты сегодня, если жив, будешь здесь.
Это же наш день.
Именно в этот день мы и встретились с тобой , Господи, столько уже лет назад…
Она дождалась, пока генерал отдаст молодёжи гитару, а он, как и в тот давний уже день, за локотки поставил её на бордюр и стал нежно целовать её ладони, а затем – уголки губ и лоб.
А она всё говорила, положив ему головку на грудь:
- Господи, как же я долго тебя ждала. Но я знала, я знала, что мы встретимся.
Иначе жизнь была бы несправедливой.
- Родная моя, я тебя больше и на миг не отпущу.
А я сидел на своей скамейке, и великая радость за чужое счастье переполняла мне душу.

***