Разведка боем

Зима 1942 года на Калининском фронте выдалась ветреной и морозной. Февральская метель белым саваном покрывала сожжённые деревни и сёла, завывала в одиноко торчащих печных трубах, заносила сугробами разбитую немецкую и нашу военную технику, неубранные трупы солдат на ничейной полосе.

После победного зимнего контрнаступления под Москвой обескровленные передовые части Красной Армии, натолкнувшись на ожесточённое сопротивление гитлеровцев, встали в оборону.

Фронт временно стабилизировался, войска обеих сторон старались зарыться в землю, опоясались окопами и колючей проволокой, сапёры оборудовали блиндажи и дзоты. Войска пополнялись новой и отремонтированной техникой, постоянно подходившие маршевые батальоны пополняли части, понёсшие наибольшие потери в живой силе. Ни для кого не было секретом, что весной будет наступление.

Но на участке первого батальона 175-го стрелкового полка всё обстояло немного не так.

В оборону батальона занозой вклинивался опорный пункт немцев, расположенный на небольшом холме с остатками зданий бывшей МТС и превращённый немецкими сапёрами за неделю в настоящую крепость.

Попытки батальона с ходу ворваться на холм на плечах недавно отступавших немцев окончились неудачей и большими потерями. Взвод, ворвавшийся было в немецкую передовую траншею и завязавший рукопашный бой, полёг полностью. Остальным пришлось отступить под массированным фланговым пулемётным и миномётным огнём подоспевшего к немцам подкрепления, унося раненых.

Теперь оставалось только углубляться в землю и готовиться к следующей атаке, ибо оставлять немцев в тылу наступающих войск было никак нельзя из-за опасности фланговых ударов. Но и наступать было уже фактически некому — жидкий ручеёк пополнения состоял в основном из возвращавшихся в часть после ранений красноармейцев. Взводами, в которых оставалось по десять-пятнадцать человек, командовали сержанты.

Идти в атаку такими силами против окопавшегося противника было бы самоубийством, поэтому командир полка, невзирая на понукания сверху, не торопился со штурмом, подтягивая отставшие за время наступления тыловые подразделения и пополняя запасы вооружения и боеприпасов.

Полуторку нещадно подбрасывало на разбитой танками колее грунтовой дороги. В кузове между ящиками с патронами, консервами и мешками с крупой сидели пятеро красноармейцев и лейтенант. Капитан — зам по тылу полка — расположился в кабине. Красноармейцы, подняв воротники шинелей, дремали, обхватив руками винтовки. Лейтенант, кутаясь в воротник полушубка, положив ППШ на колени, внимательно смотрел по сторонам, запоминая ориентиры. По обочинам дороги валялось много разбитой немецкой техники и повозок, уже заметённых снегом. По сторонам от дороги торчали закопчённые печные трубы, оставшиеся от сожжённых немцами деревень.

Привычная уже картина фронтовых дорог…

Лейтенант Колесников до этого воевал на другом участке Калининского фронта в должности политрука разведроты. Разведывательная бригада, сформированная в

Сибири, попала сразу в гущу наступления. Разведгруппы, направляемые за постоянно изменявшуюся линию фронта, несли большие потери. Сам лейтенант вернулся из последнего поиска с ножевым ранением в шею, потеряв убитыми при переходе линии фронта половину группы. После расформирования своей бригады был направлен в офицерский резерв и недавно получил назначение в первый батальон 175-го стрелкового полка…

Полуторка спустилась в небольшой овраг, подъехала к блиндажам штаба батальона, врытым в склоны и замаскированным сверху, и здесь остановилась,

Красноармейцев принял под команду старшина и повёл строем на кухню. Капитан и лейтенант Колесников прошли в блиндаж командира батальона. Открыв заиндевевшую дверь, вошли внутрь. Сразу пахнуло теплом «буржуйки» и сложным букетом запахов, состоящим из табачного дыма, мокрого шинельного сукна и оружейной смазки.

Комбат, молодой для своей должности парень, лет двадцати пяти, но уже с проседью в чёрных густых волосах, с капитанской «шпалой» в петлицах гимнастёрки и кавалерийских наплечных ремнях, сидел над картой в окружении нескольких лейтенантов и старшего сержанта. На груди капитана висела новенькая медаль «За отвагу».

Колесников представился, комбат дружески пожал ему руку и познакомил с другими командирами. Это были ротные, собранные для совещания. Присутствовал и старший лейтенант — артиллерист, командир батареи 76-миллиметровых полковых пушек, приданной батальону.

— Идёте в первую роту к лейтенанту Макарову, — приказал комбат, ознакомившись с документами Колесникова, — он без политрука уже скоро месяц воюет. А сейчас ознакомьтесь с обстановкой по карте.

Колесников вытащил из потёртой кирзовой полевой сумки новенькую карту, выданную в штабе полка, и вместе с ротным нанёс условные значки линии обороны и огневых точек.

После короткого совещания у комбата Колесников с командиром первой роты Макаровым на верховых лошадях доехали до расположения роты и прошли в командирский блиндаж. По дороге познакомились, поговорили, кто и где воевал.

Олег Макаров встретил войну старшим сержантом, помкомвзвода. Отступал с боями от самого Минска, попадал в окружение. Полк за это время дважды обновлял состав на переформированиях. Стал командиром взвода после краткосрочных фронтовых курсов младших лейтенантов, уже месяц как командует первой ротой. Прежний ротный убыл по ранению.
Сорокалетний  Дмитрий Колесников до войны служил в  милиции на Дальнем Востоке, в уголовном розыске г.Благовещенска. Жена  и двое детей жили  теперь в Кировской области. Жена работала на оборонном заводе, выпускающем автоматы ППШ.
-Вот поэтому я с автоматом и не расстаюсь, вроде как  от жены привет-ответил он Макарову на вопрос, почему не носит табельный ТТ.

Наспех перекусив в блиндаже разогретой ординарцем гречкой с тушенкой, вдвоём направились на позиции, занимаемые ротой.

Прошли по глубокой траншее, осмотрели пулемётные точки и позиции батареи миномётчиков, поговорили с командирами взводов, посмотрели через стереотрубу на позиции немцев.

Там было обманчиво спокойно, изредка короткими очередями постреливал дежурный пулемёт из траншеи боевого охранения, да поднимались дымки от печек в блиндажах.

— Отдыхают, суки. Кофе, наверное, пьют. Ничего, скоро мы вам решку-то наведём… — со злобой произнёс пожилой ефрейтор-наблюдатель.

— Скоро, Мищенко, скоро — отозвался ротный.

Вернулись в блиндаж. Колесников заметил, что в блиндаже банными вениками попахивает.

— Это ребята баньку полусгоревшую разобрали, да сруб целиком и вкопали, — пояснил Макаров. — Давай отдохнём немного, потом я тебе списки комсомольцев и коммунистов передам. Завтра поговоришь, а ночью пойдёшь посты проверять— твоя очередь.

Так прошёл первый день…

С утра стрельба со стороны немцев усилилась, и наблюдатели заметили, что немцы проводят земляные работы — удлиняют траншеи.

Сменившийся с поста ефрейтор Мищенко и сержант, командир второго взвода, спросив разрешения, вошли в командирский блиндаж.

— Разрешите доложить о данных наблюдения!

— Давай, Мищенко!

— Я так понимаю, товарищ командир, что у немца ночью пересменка прошла или пополнение прибыло.

— С чего решил?

— Ночью шум с их стороны шёл, команды какие-то, железо звякало. И потом с утра пулемёты огонь усилили — и звук у них другой. У прежних-то пулемёты МГ-34 были, я ихний звук хорошо изучил. А сейчас звук вроде нашего «максимки» — глуховатый, и темп стрельбы пореже. Похоже на МГ-08, станкач ихний старый, ещё с Мировой звук его помню. И ручные пулемёты на звук тоже другие, вроде и побольше их стало. Да и с утра по нам стрельбу не зря подняли: видать, пристрелку целей ведут. Прежним-то это без надобности было… Так что по всем статьям — новые это немцы!

— Понятно! Объявляю вам благодарность! Можете идти отдыхать!

— Служу трудовому народу! — Мищенко неуклюже повернулся через левое плечо и вышел.

— Как думаешь, Колесников, надо бы пленного взять? Ты ж в разведке служил — что скажешь?

— Сейчас не возьмём: немец ещё не успокоился, бдить будет. Да и рядового если возьмёшь — что он скажет? Нужна разведка боем — и огневые точки установить, и контрольных пленных взять… Да только не с кем — в роте шестьдесят пять активных штыков, включая расчёты станковых пулемётов и миномётов. Так что атаковать можно, да только потом обратно в траншею мало кто вернется. А там немцев наверняка не меньше полной роты с пулемётами. В общем, в любом случае нужно дополнительное усиление.

— Резонно! Сейчас доложу комбату по телефону в штаб. Останешься за командира.

Вечером, затемно, Макаров вернулся — и не один. На двух ЗИСах прибыла неполная рота из морской стрелковой бригады, направляемой в тыл на переформирование. Командир полка договорился, что моряков временно придадут для проведения разведки боем. С ними был и санинструктор с двумя боевыми санитарами. Морские стрелки были отлично вооружены: почти у всех — автоматы ППШ, самозарядные винтовки СВТ-40, ручные пулемёты Дегтярева, гранаты. Кроме того, на рысях подошли конные упряжки с двумя орудиями — 76-миллиметровыми «полковушками», — правда, в передках было всего по десятку осколочно-фугасных снарядов.

В блиндаже ротного сразу стало тесно от командиров. Скинув полушубки и шинели, все расселись возле стола с картой.

Макаров ставил задачу розовощёкому лейтенанту, командиру моряков:

— На рассвете быстро выскакиваете из траншеи и бегом — к окопу боевого охранения немцев. Лучше без шума, до первых выстрелов. Врываетесь в окоп, уничтожаете немцев, берёте пленного, подхватываете раненых и быстро обратно. Далеко не зарывайтесь: неизвестно, сколько их там. Гранат Ф-1 побольше возьмите, РГД оставьте здесь. По выявленным огневым точкам противника ведут огонь станковые пулемёты, наша миномётная батарея и два орудия. Моя рота поддерживает вас огнём, не выходя из траншей. Второе отделение младшего сержанта Грошева в маскхалатах, с двумя «дегтярями», за час до рассвета выходит незаметно из траншеи и ползком, по руслу ручья, заходит на левый фланг. С началом атаки открывает пулемётный огонь, отвлекая немцев. С правого фланга вторая рота тоже демонстрирует атаку.

— Теперь — артиллеристам… — продолжил Макаров. — Выкатить пушки на прямую наводку, по два снаряда на пристрелку, и вести беглый огонь по второй траншее и пулемётным точкам, пока снаряды не кончатся. Санитарам подбирать раненых, санинструктор остаётся в траншее. Развернуть перевязочную в блиндаже второго отделения. Раненых отправим в тыл на машинах… На этом всё! Командиры расходятся по подразделениям и инструктируют красноармейцев, проверяют оружие и боекомплект. Лейтенант Колесников соберёт коммунистов. Комбат прибудет в три часа и примет командование. О готовности доложить ему.

Все молча вышли из блиндажа и быстро разошлись по траншее.

К прибытию комбата все были готовы. Отделение Грошева с вещмешками, набитыми пулеметными дисками, уже вышло: ползти им по руслу ручья ещё почти час.

Колесников зашёл в блиндаж к морякам. Они деловито переодевались в форменки и бушлаты, доставали из вещмешков бескозырки с названиями своих бывших кораблей. Моряки были в основном с Балтики,Тихого океана и охраны Наркомата ВМФ.

Мрачный лейтенант сидел в кителе со свежим подворотничком и золотыми шевронами на рукаве и курил трубку. На груди — две полоски о ранениях . В руках задумчиво вертел кинжал. Все моряки были с ножами на поясах и заточенными сапёрными лопатками. На винтовки уже примкнуты плоские штыки.

— Не беспокойся, политрук, всё сделаем быстро и в чистом виде. В декабре под Белым Растом огнём крещены, с тех пор из в боев не выходим… Дадим прикурить немчуре напоследок! — И лейтенант скомандовал своим: — Ну всё — выходим! Попрыгали! Чтоб ни у кого не брякнуло до времени... И ещё: никому не ложиться — лично пристрелю…

Комбат уже нервно переминался в окопе ротного КП возле стереотрубы. Сюда же были подведены телефонные линии до штаба полка. Вся рота, положив винтовки и пулемёты на бруствер, застыла в ожидании команды.

Комбат, посмотрев на часы, молча махнул рукой. В ту же минуту из траншеи бесшумно рванулись моряки, слышен был только скрип снега и удаляющиеся быстрые шаги. До окопа немецкого боевого охранения было метров около ста — матросы пролетели это расстояние по мелкому снегу за считанные минуты. Хлопнуло несколько винтовочных выстрелов, начал стрелять, но быстро заткнулся ручной пулемёт. В окопе шёл рукопашный бой. Слышался только мат, тупые удары прикладов и крики «полундра!».

Проснулась и первая траншея немцев, оттуда застрочил станковый пулемёт и раздались нестройные одиночные выстрелы винтовок.

Яростная «полундра!» катилась уже прямо на первую траншею, матросы падали убитыми и ранеными, но упрямо рвались вперёд. В траншее у немцев уже рвались первые гранаты.

Пушки и миномёты, сделав несколько залпов, замолчали — можно было поразить своих.

Комбат, страшно матерясь, оторвался от стереотрубы:

— Что делают, что делают! Побьют ведь всех!.. Макаров, поднимай роту!

— Рота! Примкнуть штыки! Вперёд!

И рота нестройной цепью выплеснулась из траншеи и побежала на холм. А там уже гремели взрывы гранат, автоматные очереди и шёл рукопашный бой в траншее и блиндажах.

— Колесников! — крикнул комбат. — Бери миномётчиков — и туда же!

И расчёты бесполезных теперь миномётов тоже кинулись в бой.

Колесников, перепрыгнув через заваленный трупами окоп боевого охранения, бежал впереди миномётчиков к первой траншее. Там уже всё было кончено — бойцы добивали оставшихся немцев, кидали гранаты в блиндажи. Ротные пулемётчики без команды катили уже свои «максимы» на холм, с флангов доносилось «ура» второй роты и густая пулемётная стрельба отделения Грошева.

И немцы дрогнули! Они стали вначале организованно, огрызаясь огнём, отходить из второй траншеи по направлению своих позиций — к соседнему опорному пункту, откуда уже летели немецкие мины. Однако в чистом поле снег сыграл с немцами плохую шутку: в свете разгорающегося дня они были видны, как мухи в сметане. Подоспевшие «максимы» довершили разгром — мало кто ушёл живым.

Макаров с телефонистом и ординарцем, вместе с комбатом уже обживались в немецком блиндаже. Праздновать победу было ещё рано — надо было собрать раненых и трофейное оружие, похоронить убитых, поправить окопы, накормить бойцов.

— Товарищ политрук! — Колесникова кто-то дёрнул за рукав полушубка. Позади стоял пожилой мичман в форменке и фуражке, зябко кутаясь в окровавленную немецкую шинель.

— Мы сейчас уходим. Вы уж там похороните наших отдельно. И лейтенанта тоже — убили его ещё внизу, в немецком окопе. Хороший был парень и командир отличный. Ребята озлобились и кинулись дальше…

— Хорошо! Сделаем всё как надо.

Уцелевшие моряки погрузились в одну машину, в другую бережно положили всех раненых, укрыв шинелями. Подцепив свои орудия к передкам ушли конные упряжки артиллеристов, так и не дострелявших свои снаряды.

Проводив моряков, Колесников вернулся на холм, в новый уже ротный КП, около которого складывали в кучу трофейное оружие. Старый солдат Мищенко был прав: станковые пулеметы МГ-08 на тяжелых неуклюжих треногах и чешские ручные пулемёты «Чешска збройовка» с магазином наверху тут присутствовали.

Возбуждённый победой, сияющий Макаров вместе с комбатом рассматривал на столе немецкие документы и карты.

— Знаешь, часть эта формировалась в Австрии и прибыла сюда прямо с колёс. Так что необстрелянные нам немцы достались. Но моряки-то, моряки как себя показали!..

Лейтенант Колесников, который начал воевать ещё в 1920 году с поляками, не находил особых причин радоваться. За какой-то холмик положили столько молодых и здоровых людей. А сколько их  будет ещё впереди…
 
Моряков похоронили вместе с их командиром. Дали залп из винтовок. На могильном холмике поставили пирамидку, сколоченную из снарядных ящиков. На неё прибили бескозырку, и налетевший ветер уже трепал её ленточки с якорями. Наконец прибыло пополнение, и рота снова стала полнокровной боевой единицей.

В вечерней сводке Совинформбюро голосом Левитана прозвучало, что на Калининском фронте шли бои местного значения.
 
Впереди были еще   радость побед и горечь поражений и потери боевых товарищей.…

Командир батальона  капитан Олег Макаров погибнет в 1943 г.под Харьковом
Для замполита стрелкового батальона Колесникова война закончится после тяжелого ранения в августе сорок четвёртого,  в Польше на Сандомирском плацдарме.

На фото мой отец л-т М.А.Сахончик (слева).Калининский фронт,зима 1942г.