Маланьина поляна

На реку Чусовую опускался тихий августовский вечер. Солнце закатывалось за хребет Лужаечного камня. Его последние лучи бродили по Волегову Полю. Светился лес на каменных Гребнях и на далёкой горушке, Зелёной Шапочке. На наш берег пришла красавица Ночь и зажгла сиреневым огнём свечи дербенника.

Священная Чуоси была умиротворённой. Ни одна травинка на берегу не шелохнётся! Цапли присмирели, а рыбы не высовывались. Над водой воцарилась тишина, и ничто не нарушало гладь её зеркала. Я долго не мог оторвать взгляд от величавой красоты Реки Теснин, прорезающей горные хребты и ускользающей вместе с Солнцем где-то на западе. Насколько прекрасна наша уральская земля!

Этот день прошёл с приключениями на камне Высоком, в гостях у дремучего Царь-Леса. Память о нём хранила родниковая вода. Нам удалось набрать её в бутылочки из ключевинника близ устья Волеговки. Утром мы уходили гулять по воде и вернулись. Хотелось повторить это волшебство и снова созерцать чусовские просторы.

Куда пойти завтра? Знаю, мы отправимся на Маланьину поляну! Это потаённое место находится за неприступной стеной из громадных скалистых ножей, поросшей частоколом леса. Там была другая часть деревни Волеговой.

Следующее утро выдалось пасмурным. Королева Ночь уходила нехотя, и свечи дербенника по-прежнему пламенели дивным огнём. Чусовая хмуро шумела, перетаскивая камушки по ершистому дну. За перебором белел пятнышком боец Волегов.

На противоположном берегу рядком выстроились пышные берёзы, напоминая о деревенских улочках. За ними нас ждала таинственная Маланьина поляна, нужно было только найти брод. Оглянувшись назад, мы увидели, как на том берегу к воде спускается дорога. Прорез "фунтового съезда" виден только тогда, когда идёшь по лещади наискосок.

Чусовская вода обнимала и холодила ноги, пытаясь приподнять и понести пушинкой по стремнине. Но я слишком тяжёлый Медведь. Шёл я осторожно, всматриваясь в воду – не караулит ли меня подводный таш? Левый берег становился всё ближе и ближе.

Под сенью прибрежной черёмухи до ушей донёсся тревожный гул и звон. Пчёлы?! Нет. Тьма хороводящихся луговых мушек вилась столбом и яростно жужжала. Неизвестно, откуда у меня взялась прыть, и я мгновенно очутился на угоре.

Всё пространство вокруг заполнял аромат мокрой от росы травы, который смешивался с запахами терпкой полыни и сладкого иван-чая. Река скрылась из глаз, мерцая в окошке дорожного съезда. На правом берегу разливались малахитовые волны увалов, высилась знакомая копна Зелёной Шапочки. Повернулся я лицом к Поляне, чтоб поздороваться, и ахнул!

Передо мной расстилался горный луг, сплошь покрытый звёздочками васильков, из-под которых выглядывали лазурные глазки герани и синие колокольчики, салютами солнечных брызг красовались шапочки пижмы.

И всё это цветочное море вперемешку с хитроумными сплетениями клевера и мышиного горошка колыхалось и катилось до берега Чусовой, упираясь в окраинные поймы таволги с иван-чайными островами. За ними вздымалась изумрудная полоска островерхого леса. Небеса накинули бледно-голубую вуаль, чтобы не мешать переливам луговых красок.

Наше путешествие началось с дороги, которая от брода взбиралась по хребту камня Гребни. Я поднялся на скалы, чтобы посмотреть с высоты на бывшую деревню. С вершин зубчатых Гребней открывается великолепная панорама Волегова Поля. Высоко в небе кричат соколы-сапсаны.

Виден пруд на речке Волеговке и прежний берег Чуоси, когда Реку Теснин "наливали" для железных караванов. Жители деревни селились здесь по обоим берегам Чусовой. Первые дома были срублены на правом берегу близ устья речки Волеговки. В 1701 году Строгановы переселяли сюда семьи крепостных.

Пытаюсь представить себе - каково быть первопоселенцем? Кругом волки и медведи, а что ещё хуже - враждебные люди. В 1709 году деревни Волегова и Сулём пережили страшный набег башкир.

Дороги правого берега связывали Волегову с деревнями Мартьяновой и Сулём. В 1743 году на левом берегу Чусовой построили Илимскую верфь, которая выпускала порожние барки для железа Гороблагодатских заводов и сплавляла их до Ослянской пристани. В 1775 году в деревне Илим возвели деревянную церковь Святой Живоначальной Троицы, и она стала волостным селом.

Разрослась и деревня Волегова. Думаю, примерно тогда появились её избы на Маланьиной поляне. От неё по горам добирались до села Илим, где был заработок – строить барки, бурлачить на сплавах, выжигать уголь в лесных дачах. Богатые здешние леса хотели прибрать Демидовы, но не тут-то было. Илимские дачи остались казёнными.

От поляны за Гребнями старый тёс идёт к дорожной развилке. Поворот к северу поведёт в обход чусовских камней к устью речки Илимки. На ней раньше стояла пильная мельница и судоверфь. Ниже Илимского камня под горой Головашкой были дома села Илим, рассыпавшиеся вдоль берега Чусовой.

В 1913 году в пятнадцати верстах от деревни Волеговой проложили Западно-Уральскую железную дорогу. Появился лесной путь к селу Илим от одноимённой станции. Можно выйти на него от Маланьиной поляны, свернув на развилке к югу. Дорога петляет в пойме речки Илимки до её верховий, и выходит к железнодорожной станции. Тут бы в "илимах" не заплутать!

Мы прошлись по старой дороге. Заброшенная, она была рада встретить долгожданных путников. Редкие лучи солнца пробивались на её колеи, которые устремились в густой ельник. Сквозь мохнатые лапы просвечивала река и хризолитовые луга под Зелёной Шапочкой. Ели и пихты скрывали от солнца влажный мох с грибницей.

Здравствуй, красавица Пельтигера! Давно твои чёрные крылья во мху не видывал, соскучился! Мох обожаю и люблю. Уральской темнохвойной парме уже восемь тысяч лет исполнилось. И тайга эта - моховая!

Просвет в лесу манил выйти на вершину Гребней. Грибы тут никто не собирал, побуревшие подосиновики и маслята грустили. Одни мухоморы задавали жизнерадостную нотку в сумрачных лабиринтах. Огоньки цветов над моховым ковром загадочно играли. Милая лесная красота.

Кое-где вдоль тракта сохранилась изгородь. Деревенская околица заросла вековыми деревьями. Давно нет села Илим, нет и Волеговой. В 1967 году "неперспективная" деревня исчезла. Возле курганов безмолвными часовыми стоят воротные столбы. Только илимская дорога жива! Она идёт тонким поясом травы-муравы между лесом и буйным разнотравьем Маланьиной поляны куда-то к небу.

Маланьина поляна небольшая и хорошо видна с верхотуры. Почти вся она окружена рекой Чусовой, которая делает петлю от камня Гребни к бойцам Волегову и Копне, до поворота у камня Лысана. Луг размером 800 на 300 метров доходит до берегов реки с высоким правобережным лесом. Сверху поляна ограничена хребтом Гребней и идущей по нему дорогой.

Если немного погулять по ней, то время от времени Вы станете замечать земляные холмики с густой и высокой крапивой, шелестящей на ветру. Это бывшие дома. На высоком яру стоял, наверное, и ладный пятистенок бабки Маланьи?

Здесь над полями любит охотиться мой старый знакомый - болотный лунь. Когда я бываю там, часто встречаю его на рассвете. Лунь летит в бреющем полёте, почему-то не оставляя тени. Наверное, это смущает зазевавшихся полёвок?

Божественное голубое небо раскинулось над долиной, поцелованной Солнцем. Её обнимал Царь-лес и горная красавица Чусовая. Вольный ветер над волеговскими просторами всегда меня притягивал. Здесь воздух самобытности и свободы, единения с матерью Природой, какой-то особенной цельности бытия. Здесь хочется жить!

Ты только посмотри на Маланьину поляну с высоты илимской дороги! Разве это не цветущая земля Санникова? Разве это не Белые земли, "радость и щастие приносящие"?
Сколько людей искало таинственную страну Беловодья! Ведь на "белой земле" и жить будешь как "белый человек" - "никому не подвластный, свободный от должностей и податей"…

Место здесь привольное, но укромное. Ровно крепость. В дремуч лес мало кто сунется. Остальные края поляны защищает река Чусовая с переборами грозными, несущими лодьи прямиком на волеговски камушки-бойцы. А пуще всех дыбятся страшенные скалы-Гребни!
Поди-ко, догадайся, что за ними есть дороги неприметные и планиды скоромные.

На поляне, особняком от основной части деревни Волеговой, жили преимущественно старообрядцы, и у тех людей была своя история "огненной веры".

*** ОГНЕННАЯ ВЕРА ***
Реформы патриарха Никона в 1650-х годах раскололи православную Русь, и преследуемые властью защитники старого обряда укрывались на Севере и на Урале. В здешних краях первые сходцы появились со стороны Кунгура.

Историю старообрядцев на Урале можно проследить по линиям тайных соляных трактов. Ими пользовались Строгановы, провозя пушнину, выменянную на соль у сибирских аборигенов. Купцы везли "заповедныя" товары через Чусовую в обход Верхотурской таможни.

Соляной путь шёл через деревни Платоново и Симонята на реке Сылве, по её притоку Большая Бизь к одноимённой деревушке и дальше к деревне Симановой на речке Засольной. В них возникли духовные центры староверов. Они селились в верховьях реки Сылвы, перешли Сылвенский хребет и достигли берегов Дикой Утки и Чизмы, а затем и красавицы Чусовой.

Старцы-подвижники нередко устраивались в тайных скитах. Затем на этих местах строились чусовские деревни. Так возникла деревня Волынкина на реке Утке, деревня Пермякова близ речки Чизмы, деревня Трёка на речке Гиблой. Близ камня Осинового на Чусовой пришлые старообрядцы основали деревню Деменёву (название от мужского церковного имени Дементий). Первопоселенцы могли быть родом из Соликамского уезда.

Вместе со староверами на Урал шли крестьяне-сходцы с Юга и Центральной России, не выдержав непосильного "тягла" и податей. Старообрядцы потаёнными тропами пробирались к "сибирскому" берегу Реки Теснин и шли дальше, в Сибирь. В слободе Верх-Тагильской, в окрестностях реки Нейвы появились их первые поселения.

На речке Светлой в шести вёрстах от села Быньги возник Благовещенский скит из выходцев с берегов Балахны и Керженца. В слободе старообрядцы писали "белолицые" иконы по древним традициям православной иконописи. Самая ранняя из них относится к 1734 году. С ними можно ознакомиться в музее Невьянской иконы в Екатеринбурге.

Старообрядцев часто называют кержаками по названию реки Керженец. Рядом с Кын-Заводом до сих пор стоит деревня Кержаковка. Демидовы и Строгановы охотно принимали защитников старой веры на заводы как добросовестных работников. В кержацком обиходе появились металлические иконы и распятия.

Монахиня Евстафия (Морозова) пишет: "В 1725 году в Нижне-Тагильский завод прибыл с Керженца старец Никифор со многими иноками, после чего на Урал бежали десятки тысяч последователей главных поповских согласий – софонтиевцы. Они изначально относились к беглопоповцам, принимая к себе для служения священников, сбежавших из "никонианской" Церкви".

Пошто люди бежали, селясь в наших глухоманях на скрытных "полянах", упаси Боже, не на виду? Они спасались от смерти лютой, к которой их приговорили за то, что оберегали исконный православный обряд. Гонения на старообрядцев во второй половине XVII века по жестокости свидетельствуют о масштабном геноциде.

По словам священноиерея Геннадия Чунина, "повсюду горели костры, сжигали сотнями и тысячами людей, резали языки, рубили головы, четвертовали; тюрьмы, монастыри, и подземелья были переполнены страдальцами за святую веру. Духовенство и гражданская власть беспощадно истребляли своих же братьев – русских людей. Никого не щадили - ни женщин, ни даже детей".

И старообрядцы стали устраивать самосожжения, не дожидаясь расправы. Называли их "гарью", "огненными купелями". В 1672 году две тысячи семьсот старообрядцев Палеостровского монастыря совершили одну из первых массовых "гарей". Дошли государевы руки и до Сибири.

В 1676 году Верхотурскому и Тобольскому воеводам поступил государев указ, о розыске старообрядцев и приведению их к тройному причастию. А кто "противится и сопротивляется" – тех "жечь и пепел развеивать, чтоб костей не осталось"! Через десять дней в Верхотурье и Тобольске были сожжены первые группы старообрядцев.

В Уткинской Слободе на Чусовой проповедники Фёдор Иноземцев, Авраамий Венгерский и Иванище Кондинский устроили старообрядческую "пустынь". В 1682 году туда двинулись войска, чтобы заставить пустынников "целовать крест" новым царям Ивану и Петру (Петру I).

Пустынь отправила гонца в Пустозёрск к протопопу Аввакуму, и тот благословил "гарь". В "огненной купели" Уткинской Слободы сгорело сто четыре человека. Не исключаю, что старообрядцы устроили "гарь" и в Трёке. В том же 1682 году протопопа Аввакума вместе с иноком Епифанием, священником Лазарем и диаконом Федором заживо сожгли в срубе...

Можно понять название речки Гиблой в Трёке, но невозможно оправдать пытки и убийства верующих людей. Императрица Екатерина II в письме "О Старообрядчестве" 15 сентября 1763 года написала: "Никон внёс смуту и разделения в отечественную мирную до него и целостно единую Церковь. Триперстие навязано нам греками при помощи проклятий, истязаний и смертельных казней…".

Екатерина Великая призналась: "Никон - личность возбуждающая во мне отвращение. Счастливее бы была, если бы не слыхала о его имени… Никон из Алексея царя-отца сделал тирана и истязателя своего народа… Подчинить себе пытался Никон и государя: он хотел сделаться папой…".

***
Когда-то Русь носила красивое имя Гардарика – "страна городов". И всё же Россия с обширнейшими землями изначально была страной землепашцев. Что же мешало простым людям пахать землю и достойно жить?
До революции - крепостничество и обложение непомерными налогами, геноцид старообрядцев и порабощение крестьян припиской к заводам;
После революции - истребление большевиками крепких крестьян в борьбе с "кулаками и подкулачниками", истребление казачества, беспощадные продразвёрстки и голод, принудительное "обобществление" в колхозах.
А главное - нежелание власть имущих отдать на деле землю крестьянам ни до, ни после революции.

Это, наконец, "принесло плоды", и вместо деревень мы видим запущенные луговины. Где-то ещё остаются доживать старики и старухи, чьи избы постепенно разваливаются либо их скупают дачники. Сельские жители спасаются в городах - мы опять "страна городов"!
И непонятно, что будет дальше.

Какая-то несудьба в России со спокойной жизнью и обеспеченным будущим. Это как с погодой - только вроде просвет наметился, и тут же опять смурное время.

***
Я шёл по забытой поляне к берегам священной Чуоси, раздвигая грудью стебли иван-чая. На первый взгляд казалось, что луг плавно переходит в лес, но это не так. Под кудрявыми берёзами сверкнула река.

Неожиданно солнышко вспыхнуло ярче яркого, пронизав чусовскую воду и высветив донные таши. Утёсы Волеговых камней отливали синевой. Вечерний свет падал на тихую поляну. Его зайчики резвились под слоновьими ногами камня Лысана.

Над Чусовой играла солнечная симфония, и один берег вторил другому. Молчал только хмурый камень Копна, оставаясь в тени. Сплавщики дали ему имя Боец, и он продолжал караулить караваны. Правый берег Реки Теснин, на котором рассыпалась гряда Волеговых камушков, стал погружаться в Ночь.

Погода на реке Чусовой меняется каждые пять минут. Над Маланьиной поляной сгущались серые тучи, оставляя над лесом узкую лазурную полоску. Что ж, пора возвращаться по старой илимской дороге к броду!

Небо пыталось голубеть просинью в разрывах облаков. Между деревьями показалась свинцовая река. Знамо, дождь нешутошный будет. Да и мошка внезапно рассвирепела. Луговые мухи злобно роились у съезда дороги к берегу Чусовой.

Ветер пронёсся по Маланьиной поляне и забелил берёзовую листву на титешной горушке. Из-за зелёной шапочки леса вылезла огромная туча, которая взорвалась фонтаном, разбросав клочья по небосклону. Подбиралась гроза...