В небесах и... на земле

Возвышенное и низменное

Перевод рассказа Ингеборг Бахман "Im Himmel und auf Erden".


По лбу Амели пробежали красные всполохи. Она отошла от зеркала
и закрыла глаза. Это был след минувшего переживания – мгновения,
когда рука Жюстена коснулась её лица. Он ударил её лишь однажды и
тут же поспешно ретировался, чтобы не проявить себя снова…
Не умиротворил бы этого мужчину и тысячеударный натиск по лицу Амели.
«О, Боже!», – бормотал Жюстен, умывая ладони рук.
Бог был нужен ему принципиально лишь тогда, когда не оставалось
ничего и никого иного, кто смог бы унять его лихорадочное возбуждение.
Амели была слишком напугана, чтобы подойти ближе к Жюстену,
но вместе с тем она знала, что поступает верно,
тихонько вопрошая из дальнего угла комнаты: «Что?».
Однако молодая женщина не отважилась даже спросить у него,
что всё это значило, что случилось с тобой, кто обидел тебя, так как была уверена, что именно она – причина обрушившейся на него горечи.
Спустя некоторое время Амели переборола себя, раскрасневшись спросила:
«Могу я чем-то помочь?»
На что Жюстен истошно завопил: «Неет! Этих потерянных денег ты мне не вернёшь!»
И беря голосом самые высокие интонации, в истерике обрушился на девушку:
«Сделать лучше! Подсобить?! Ты хоть слышишь себя!? К чему этот надрыв?»
«Тебя обманули?» – вкрадчиво подивилась девушка.
«Нет, – возразил он, – я вложился для того, чтобы деньги приносили доход. Послужили мне. Хоть это ты понимаешь? А они…не принесли прибыли».
«Да-а-а-а», – протянула она, с непонятным облегчением взглянув на
его покрывшийся испариной лоб.
Жюстен вскоре вышел. Амели отстранила от себя работу, которую делала на протяжении долгих часов. Пытаясь превратить женщину в невольную
соучастницу диалога «с самим собой», Жюстен косвенно вынуждал её браться за шитьё. Пальцы женщины застревали в кусках шелковой ткани,
в тактильном многообразии цветных стежков. Меж тем Амели мельком глянула на часы, и её тайные помыслы о том, чтобы «мужчина пришел пораньше домой, вошёл другим, возможно, позднее»…– все мечты обрушились туда, где лучшее уже давно было повержено самим Жюстеном.
Около полуночи Амели попыталась выпрямиться, но её позвоночник словно окаменел. Женщина отчетливо сознавала, что должна продолжить свой труд. Редкая сонливость сковала её суставы – поэтому, когда хозяйке послышались шаги Жюстена, она уже лишилась способности открыто перечить ему.
Амели молча воззрилась на вошедшего.
«Почему ты не идёшь спать?» – ехидно поглумился Жюстен.
На мгновение Амели забылась, а когда пришла в себя, то подскочила и, изображая дикую радость, принялась лупасить Жюстена по лицу туда-сюда,
и так и эдак вращала она спешащими ей на выручку руками.
«Это ничего», – бормотала она.
Его лицо потемнело: «Ты случаем не приболела?»
«От долгого сиденья у меня всё затекло. Решила размяться», – смягчила его гнев Амели.
«Амели, – позвал мужчина, и лицемерие сделало его голос совсем писклявым, – ты хочешь обсудить со мной тот факт, что ты осталась сидеть здесь только потому, что пытаешься выяснить – а когда я приду домой?» Амели запнулась и скомкала шёлковые отрезы, да так, что куски ткани свалились на пол.
«Ты снова напился?» – решительно спросила она.
«Не засыпала, ожидаючи, чтобы крепче пригвоздить меня вопросом? – спросил он, дрожа всем телом. – Я потерял свои последние деньги, а ты..ты сидишь здесь, выжидая подходящего момента, чтобы уличить меня?» Он громыхал всё сильнее, перекрывая голосом её молчание.
«Амели, – внезапно позвал он её самым нежным, почти детским голосом, – ну давай поговорим друг с другом. Так продолжаться больше не может, ты сидишь дома, доставляя тем самым мне неудобство и… попрекаешь меня. Ты что, не врубаешься? Ты только погляди-ка? Несомненно, я стараюсь изо всех сил, я словно дилетант на этой варварской «ярмарке тщеславия».
Он рухнул в кресло, вывернул наизнанку свои карманы
и демонстративно крутанул ими. «Ограбили, разорили», – мужчина встал и засмеялся так, что у Амели кровь похолодела. В жилах. Затем женщина тупо уставилась на противоположный ящик комода, попыталась отыскать конверт в куче белья, жамкая вещи уставшими пальцами. Девушка быстро достала искомое, протянула ему в руке: «Это всё, что я смогла накопить, отшивая одежду в твоё отсутствие».
Теперь он в свою очередь вопросительно уставился на неё: «И как долго?»
У Амели определенно не было ответа на этот его вопрос и…девушка пошла спать. После того, как она погасила свет, он тяжело задышал.
«Меня глубоко взволновало то, что ты скрыла и продолжаешь скрывать от меня на протяжении стольких дней…», – повторил он, делая ударение на каждый слог. И снова Амели включила свет и воззрилась на него с полной решимостью. Разбуженная этим болваном, девушка вновь принялась за работу.
«Всё-таки нет никакого смысла в том, что я продолжаю впахивать до сих пор. А ты и не надейся впредь дотронуться до меня», – холодно проскрежетал Жюстен, даже не обернувшись к Амели.
Ещё какое-то время молодая женщина пыталась шить, изо всех сил сдерживая колоссальное внутреннее напряжение, потому что потоки слёз готовы были водопадом разверзнуться на её лице, а она даже не знала, каким путем остановит их.
«Подойди ко мне!» – тихо промолвил он. Амели повиновалась. Мужчина всучил ей ключ в руки: «Ты сейчас пойдешь на старую фабрику
в мою контору и достанешь из сейфа черную папку, которую я забыл прихватить, когда уходил….и принесёшь её. Мне».
«Коричневую..», – поправила она его.
«Чёрную, – повторил он, –  прикупил недавно по случаю».
«Сейчас там никого нет», – рассудила Амели.
«Естественно, нет, – ухмыльнулся ехидно Жюстен, – и ты доставишь мне море удовольствия, если отправишься туда прямо сейчас». Ничего не стрясется из того,что известно лишь нам.
«Попытайся уснуть», – прошептала она и тихо выскользнула
из комнаты.
По возвращении Амели с удивлением обнаружила Жюстена сладко спящим. Она поймала себя на мысли, что готова разбудить его, а также – рискнуть убрать своё шитьё с сияющими глазами и тихой песенкой на устах.
Она прошла на цыпочках к себе, прошептав ему «Спокойной ночи!»
и поймав себя на мысли, что почла бы за счастье услышать в ответ на свое пожелание его обыденное «фи».

***
Утро выдалось солнечным, а потому прекрасным. Раздался звонок.
Едва успев выставить цветы на подоконник, Амели тут же заспешила
к двери. Вполне дружелюбно ответила она на вопросы одного из
трёх полицейских, любезно предложив им пройти в дом.
Подойдя к собравшимся в заспанном состоянии, Жюстен вмиг сделался враждебно-отчужденным, но в общий разговор не влезал. Полицейские поразились мужеству Амели,один из них спросил, не украла ли она папку из конторы…
«Нет, – возразила она, – ведь я отдыхала сегодня ночью».
Жюстен рассердился безмерно, пытливо заглядывая в наивные глаза Амели…
Служащий потребовал от Амели пройти с ним. В ответ девушка легко усмехнулась полицейскому и ухмыльнулась ещё больше, обернувшись затем к Жюстену.
Так, излучающий простодушие её взгляд и ощущение доселе неощущаемой
глубокой пропасти в самой сердцевине их отношений, поглотили и его, и её…
Не считая нужным что-либо объяснять или пытаться разузнать,
Амели устремилась к окну и…спрыгнула в темнеющий двор,
который подобно маленькой шахте в небе, завораживал и искушал свободой.

«О Боже, Боже…», – заворковал Жюстен, потому что Бог был нужен ему
принципиально лишь в тех ситуациях, когда требовалось подавить
возрастающее возбуждение.