О добре и зле... или о жизни и музыке в ней

Зло любое любым видом зла никогда не излечится. Ибо излечить зло можно только добром...
Или так это, примерно выглядит. Вот ты идешь такой, весь добрый-предобрый такой. Ну, это, например, когда ты  идешь и про себя музыку такую хорошую слушаешь. Хорошую такую музыку, например в нашуниках. До того же хорошую, что на душе у тебя хорошо только, или хорошо очень и делается. И ты так идешь себе и идёшь, и эту свою музыку еще слушаешь. И ведь кругом, как и обычно полным полно разного рода зла.... Кругом его, как и обычно, ну просто ж навалено. А ты так идешь, и даже видишь всё это, но как будто бы не замечаешь.... А замечать склонен наоборот всё только хорошее. И ты замечаешь это хорошее, и оно тебя и еще больше радует.
Нет, ты все вообще замечаешь, конечно. Но, только же ты музыку же свою слушаешь, а музыка эта ну до того же хорошая, что и злобное всякое, даже если ты с ним  и сталкиваешься, то оно как-то как будто бы не задевает тебя. Оно продолжает здесь же, где оно есть и находиться и далее... И ты видишь это, но ты как бы над этим что ли как будто бы пролетаешь. И злобность эту ты не задеваешь, ты ей не мараешься. Ты не заболеваешь ею... А вот хорошее же, то наоборот – тебя оно радует, и даже если совсем не много его, такого. А все потому, что настроение у тебя, там внутри тебя очень хорошее. Ведь ты  же музыку слушаешь свою, а она очень хорошая. И она тебе нравится. И ведь это же она и не пропускает внутрь тебя всякое зло и то, что тебя непременно, не будь этой музыки, ранило бы. Зацепило бы, и замараться заставило. А тут нет, - у зла этого сие не получается. – У зла ведь нет никакой над добром власти. И ты не зацепляешься, ты не раздражаешься... Идёшь просто и свою хорошую музыку слушаешь. И настроение очень хорошее. От зла защита просто таки пуленепробиваемая, - вот какая от него есть эта защита.
А хоть бы и взять если ты, например, в очереди стоишь, и при этом очень торопишься. А очередь эта всё никак не продвигается. И ты уже давно бы вскипел, а то и не один уже раз... Ты зашипел бы, и ты даже мог заорать бы... И заорать же не совсем хорошими даже словами, душу любую совершенно не греющими. И таких примеров вокруг есть великое множество. Но, если музыка внутри тебя есть хорошая, то ты стоишь так себе... И ты ведь же точно так же торопишься. Но ты только в соединении с этой, очень хорошей такой, музыкой, а это соединение для  любой злобности и есть пуленепробиваемое. И ты глядишь на орущих... – Мама ты моя дорогая, - они же чуть ли не готовы перегрызть глотки друг дружке. Или словно бы  волосы у себя выдирают на не самых красивых местах – до того нехорошо им..., до того ж им и не ловко. – Вот ведь как они чрезвычайно торопятся.  Но, а и что из этого? В том плане, - если  они даже и выдерут их полностью на этих, все тех же не самых красивых местах... В том плане, что начисто или  наголо они их вырвут, то и от этого же не станет время как-то по другому идти. И уж тем более оно назад не пойдет, в смысле - в обратную сторону. И очень смешно наблюдать за такими волос выщипывающими. А ведь же их кругом очень много.
Или ты так очень-очень старался купить каких ни будь, ну, например, пряников. И ты так старался весь, аж неимоверно старался. И ты так локтями других оттопыривал.., вспотел ты от такового старания и напряжения сил своих.... И ты орал благим матом на своих сотоварищи. Ведь ты так очень боялся не успеть купить этих пряников. А купить ты их ну до того же сильно хотел. И.... И что? И что из того?
А из того то только, что ты их или купил, или ты их не купил. – Вот и всё, собственно. И земля совсем не сошла со своей орбиты, и вообще ничегошеньки не изменилось. И оно, это все, не изменилось бы, если бы произошло наоборот, то есть обратное. То есть ты не купил бы их, или купил бы их ты... – И всех-то делов.
И вот точно так же, когда у тебя, внутри тебя как бы, играет эта, такая приятная музыка. Ты еще не купил никаких пряников, но ты их хочешь купить. Но с музыкой этой любые пряники совсем не главное. Главное ведь – это все ж таки – музыка. И благодаря только музыке этой, и всему, что с этой музыкой связанно, ты совершенно четко понимаешь, что купишь ты их, или ты их не купишь – для музыки это не будет иметь никакого практического и принципиального значения.
И все кто не понимает об этих пряниках  – это ж больные люди. Жаль их. И над больными этими, как и над любыми иными больными смеяться грешно (цитата из «Кавказской пленницы» Л. Гайдая).
И ты иной раз так тоже поглядишь в зеркало.... И если увидишь, что у того кто там перед тобой туда смотрится музыки нет никакой, - то это и есть инвалид точно такой же. Или человек малость, а толи и слишком больной...
Или вот люди инвалидами называть склонны таких, ярко что ли людей ущемленных физически. Пусть это будет таки человек без ноги. И сие совершенно же правильно. Но человек ведь это же не только физика. А ведь же это еще и «музыка». Ведь же что толку с «быка», например, какого ни будь, или медведя, лося сохатого или оленя, пусть и очень сильного? Особенно же если в них мало, или совсем нет ничего человеческого?  Или что толку в не инвалиде, и физически хорошо развитом, если он, например из пистолета Макарова по тебе стрелять норовит? Особенно же из соображений обычной злобности. И что толку с красивейшего профиля овала лица его если стреляет он по тебе из пулемета системы «Максим», охваченный какой-то звериной музыкой? Или, говоря проще, - отсутствием человеческой музыки.
- Чего, чего человеческого? – Так а все той же музыки... Или чего же ещё?
В одних людях играет такая музыка, в других же не играет она, или играет совсем другая. А в некоторых такое играет, что на много бы лучше было для всех если бы они были, а хоть бы и теми же быками и лосями сохатыми. – Вот оно какое дело, брат, эта музыка.
Или такое еще, например. Один бык лосю надавал по рогам. Среди зверей нет, конечно, но среди людей это такое очень даже возможно. Да все за их же, за сугубо звериное, или нечеловеческое. А тот, естественным образом ему решает обратно и еще аж больше отдать. Тогда он собирает собратьев своих под свои знамена и с этим наиблагороднейшим помыслом идет искать обидчика своего. И они воздают ему почести. А тот тогда, после уже того как слегка выздоравливает или боится к ним снова идти за справедливостью, и не идёт, а только вонь распространять норовит. Или же сил поднакопит, соберет своих соплеменников (душою за него очень больных) и туда же – за справедливостью... И все под музыку, конечно же под соответствующую.
А ты, со своей музыкой если идешь рядом и видишь это дело такое, совершенно же точно тогда понимаешь, что путь их никуда не ведет... Ибо не ведет ни к чему хорошему эта их нехорошая музыка. А это и по лицам таких идущих очень даже не сложно понять. Ведь с искривленным от злобы лицом ни во что кроме этой злобы не вляпаться.
И ты даже можешь сказать им: Эй, ребятёнки вы мои дорогие, инвалиды, конечно же безпробудные, послушайте же и вы какая может быть только музыка...И свою музыку им улыбчивую даешь послушать....  и музыкальную, и музыкальнейшую... добрую то есть и очень хорошую.
А уже их дело дальше – слушать ли свою продолжать или тебе шею намылить, чтоб не ходил и не смущал их, с их искривленным от гнева лицом, инвалидов душевных своей хорошей и улыбчивой музыкой. Очень хорошею музыкой.
А из того, что если они тебе шею намылили, а ты вдруг да и подхватился их музыку слушать.... А то и аж затанцевал вместе с ними под их, под их нехорошую музыку, - так ведь же с этого совсем толку не будет. А с этого вред один только и будет. Потому как нельзя злом ничего излечить, даже злобного. Злом зло не победить. Злом зло только преумножить возможно.
И это завсегда и очень ясно, когда ты музыку слушать умеешь. Хорошую такую, или даже очень хорошую.
 Стоишь так себе... в этой очереди... пусть даже и не за пряниками... Слушаешь её... и улыбаешься...
Ведь для любой злобы – это дело (музыка хорошая и улыбка) просто таки пуленепробиваемое. – Вот это дело какое. А очередь что? – А таки вся наша жизнь – это и есть эта очередь... Где над больными смеяться грешно должно быть. И таки слушать стараться только хорошую музыку.
12,02,20