События 1917 года на Алтае глазами очевидцев

(короткие зарисовки по материалам региональной прессы)


2 марта (по старому стилю) 1917 года русский царь Николай II отрекся за себя и за своего сына-наследника от престола. Власть перешла в руки Временного правительства. На состоявшемся 4 марта заседании городской думы Барнаула под председательством С.Г. Константинова представители правительственных, общественных и военных организаций города выразили глубокую признательность Комитету Государственной думы за организацию Народного правительства.
По всему Барнаулу газеты и телеграммы читались нарасхват. В местах, где полиция вывесила Манифест царя об отречении от престола - толпы народа. В целом в Барнауле известие было встречено с радостью. В городе царил полный порядок и спокойствие.

В деревни запада Барнаульского уезда весть дошла днем позже. Так, например, услышав 5 марта новость о падении старого правительства и о переходе власти в руки членов Государственной Думы в селе Егорьевском Барнаульского уезда, в здании школы собралось много жителей как самого Егорьевского, так и окрестных деревень. Здесь была подробно объяснена важность сего события, после чего вся аудитория многократным «Ура!» приветствовала новое правительство и грядущую светлую жизнь в свободной Poccии. В заключении собрание по¬становило послать телеграмму следующего содержания: «Петроград. Председателю Государственной Думы Родзянко. Население Егорьевской волости Барнаульского уезда, узнав о происшедших переменах в правительстве, с великой радостью присоединяется к общему движению и, приветствуя руководителей, желает им силы и здоровья для полного довершения начатого дела возрождения свободной Poccии». Телеграмму подписали 92 человека. На следующий день подписать приветствие предложили было полицейскому уряднику Молостову, но тот наотрез отказался.

В Барнауле 10 марта проведен первый установленный народом праздник революции. С утра 10 марта в городе все пришло в необычайное движение. Группами и поодиночке спешили обыватели к местам сбора - к Народному Дому, к городской управе. Быстро отыскивали свои организации и выстраивались рядами. Над головами подняли красные и траурные знамена и два бело-зеленых знамени автономной Сибири. К 11 часами утра с места сбора народ и войска стройными рядами двинулись к Ново-базарной площади. Громадная площадь быстро наполнилась народом. А новые организации со своими знаменами все еще продолжали подходить. Пришло городское духовенство в праздничных облачениях с хоругвями и крестами впереди. Оркестр встретили крестный ход гимном «Коль славен». На площади собрались десятки тысяч человек. Войска выстроились в каре. Сама природа, казалось, способствовала тому, чтобы праздник прошел как можно удачнее. День вы¬дался теплый, ясный, настоящий весенний день. Яркое солнышко весело играло своими лучами и на золоте хоругвей, и на рясах духовенства, и на штыках войск и на пиках казаков. Легкий ветерок колыхал многочисленный знамена с призывными надписями на них: «В борьбе обретешь ты право свое!», «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», «Вечная память борцам за свободу!». Всеобщее внимание привлекали к себе бело-зеленые знамена с надписями «Да здравствует автономная Сибирь!». На красном знамени мусульман были изображены полумесяц и звезда, а в углах буквы: М.В.Р.С., что расшифровывалось как «мусульмане верят русской свободе». Была отслужена панихида по павшим борцам за свободу. Оркестр заиграл траурный марш. Отслужили молебен о здравии ново¬го правительства и оркестр заиграл «Марсельезу». Народ обнажил головы. Звуки «Марсельезы» несколько раз оглашают площадь. Один за другим выступают в разных местах площади на особо устроенных трибунах ораторы - общественные деятели, рабочие, солдаты, офицеры. Старичок-крестьянин заявил, что всю свою жизнь они ждали свободы и как же он рад, что она, наконец, наступила! Народ криками «Ура!» приветствовал бесхитростную, идущую от чистого сердца, речь старика. Оркестр заиграл туш и старик, в порыве восторга, начал на трибуне отплясывать «русскую». Тол¬па подняла его на руки. Около 1 часа дня торжество на площади закончилось. Народ начали расходиться. Удивительно стройный порядок наблюдался в продолжение всего праздника, несмотря на то, что полиция совершенно отсутствовала. Стройными рядами каждая организация выходила из общей массы. Объединившаяся группа солдаток в несколько сот человек шла со знаменем впереди с надписью: «Солдатки свободной России соблюдают порядок». Неорганизованные обыватели встречали проходящих мимо них организации и войска восторженными криками «Ура!». Воодушевление царило необычайное. И ничто не нарушало торжества праздника.

В деревнях и селах уезда весть об отречении царя воспринята была по разному – где-то менее восторженно - мужиков интересовали все больше насущные, житейские проблемы, а где-то оживилась политическая активность.

В селе Вознесенском Барнаульского уезда все разговоры шли о махинациях купца Свиридова при постройке артельной мельницы. Село Вознесенское при 1000 домохозяев до сего времени не имело ни одной мельницы, и населению приходилось ездить на мельницы верст за 25, 40, а то и 60. На такие поездки тратилось время, труд и деньги. У некоторых хозяев возникла мысль завести на паях собственную мельницу. Стоимость одного пая определена была в 23 рубля. К постройке мельницы приступили еще в апреле 1916 года. С этого времени началась запись в члены паевого товарищества, которая велась через местное кредитное товарищество, и шла очень успешно, так что в июле того же года товарищество имело уж около 25 000 рублей. С этими деньгами и приступили к устройству мельницы. Выбрали правление из трех лиц, в число которых вошел местный купец Константин Максимович Свиридов. Правлению было поручено купить мельницу, находящуюся в Томском уезде, что и было сделано за 35 000 рублей. В первых числах октября был доставлен двигатель и с 8 декабря 1916 года мельница уже на¬чала работу. Работа шла успешно - ежедневно перемалывалось до 1 200 пудов пшеницы. Население было очень довольно мельницей, по¬тому как теперь не приходилось ездить десятки верст и жить там неделями. Через две недели работы мельницы ревизионная комиссия при¬ступила к учету Свиридова, который накануне дня запуска мельницы объявил себя ее управляющим. При учете ревизионная комиссия нашла некоторые расходы необоснованными и запросила у Свиридова объяснения и оправдательные документы. Свиридов отказался дать пояснения, считая действия и требования комиссии неправильными. Ревизионная комиссия назначила на 15 января 1917 года общее со6рание членов, но Свиридов, на опережение, широко не оповещая всех членов товарищества, устроил экстренное собрание 8 января, на которое явилось всего несколько членов. Посовещавшись, собрание в таком составе проголосовало принять все расходы, сделанные Свиридовым. Однако, народ и после продолжал обсуждать эти события.

В селе Кочки Барнаульского уезда была актуальна тема борьбы с самогоноварением и пьянством. Пили много и раньше - еще до закрытия монопольки, а как закрыли, так стал народ выдумывать другие напитки: начал варить пиво, да выкуривать самосидку. Пpиехал в село как-то прапорщик с отрядом из Барнаула для проверки отпускных солдат. Обнаружив много аппаратов для винокурения, начал наказывать виновных. На винокуров это произвело, страшное впечатление. Многие не дожидаясь прихода солдат, разбивали свои винокурни и клялись более самосидку не сидеть. 5 июля отправляли из деревни отпускных солдат. Раньше, бывало, море слез смешивалось с морем самосидки, а теперь все шли, как и полагается свободным гражданам.
А на счет политики… Кочкинский солдат Д.Г. Деев писал: «До сих пор наши старики не могут понять, что социал-демократы да социалисты-революционеры - друзья народа, что боролись они с царскими насильниками и страдали затем, чтоб свободно и счастливо жилось трудовым людям, а они сами то по большой части, дети этих же рабочих да крестьян, потому что чиновник, купец или поп там, скажем, своего сына довели до больших делов и до хорошего жалованья, и их дети уже не пойдут против царей воевать - им и без того тепло живется. А наши старики всего этого никак не могут понять, потому - темнота! Хотя бы депутат или оратор из Барнаула приехал да рассказал все, да разогнал тьму нашу вековую и показал, как устроить порядки на новый лад».

В селе Родина Славгородскаго уезда тоже ощущалась политическая активность. В августе 1917 года в селе, насчитывающем около 1100 дворов, устроили «День Займа Свободы», который дал 55 тысяч рублей сборов. В среднем, таким образом, каждый двор подписался приблизительно, на 50 рублей. Необходимость займа пропагандировалась, главным образом, местным священником А.Я. Альфер. Помимо прочего предполагалось устроить  гражданскую манифестацию, но за недостатком сил, от манифестации пришлось отказаться. Вместо нее был устроен по селу крестный ход с хоругвями и знаменами с соответствующими дню надписями. Подписка на заем продолжалась три дня.

В первое время по свержению ига царизма откликнулись на общий призывный клич о сплочении и объединении всех масс в одно целое и в селе Леньковское. Препятствием к объединению, по мнению сельчан, служило пьянство, которое было в Леньковской волости, благодаря усердному содействию чиновников царской власти в лице урядника и пристава, достаточно развито. Народ сам принял меры борьбы с этим злом. По всем деревням, селам и поселкам волости, по инициативе некоторых культурных народных работников, единогласно выносились резолюции о прекращении производства и употребления самогонки и мерами борьбы были приняты штрафы, а при несостоятельности виновных лиц к выплате деньгами, они наз¬начались на общественные работы. И это имело некоторый успех. Пьянство, по сравнению с прошлыми годами, было сведено до минимума. Однако, введение в стране нового законоположения о мерах борьбы с пьянством посредством тюремного заключения произвело удивительные последствия - деревня снова стала пить. Характерно отношение некоторых лиц, занимающихся производством самогонки, к грозящему наказанию. Два месяца тюрьмы (первая степень наказания по закону) не представляла сдерживающего начала и винокуры говорили: «раньше боялись общества, а два месяца отсидеть ничего не значит".

Конечно же первоочередной по важности и значимости темой для крестьянства был урожай. По объединенным данным по Покровской, Михайловской, Каипской, Ключевской, Златопольской, Родинской, Вознесенской и Селиверстовской волостям 5% урожая хлебов 1917 года было скошено на корм. Вследствие порчи хлебов от морозов, урожайность была ниже средней. Большинство полос в степных селах к 15 августа были уже скошены. Обеспечило население волостей себя и сеном. Теперь крестьян волновал вопрос: «неужели правительство и этот урожай отберет по старой цене?». Расчет их был такой - сдав казне допустим 100 пудов хлеба по старой цене можно получить за них 255 рублей. Раньше за те же 10 пудов можно было получить 80 рублей, но на те 80 рублей крестьянин покрывал почти всю свою нужду, а теперь за 255 рублей все нужные покупки не произведешь. Раньше ку¬сок ситцу покупали за 10 руб., 5 пар пимов за 25 руб., кожу на сапоги - 5 руб., на подошву - 3 руб. 50 коп., 3 шапки - 4 руб. 50 коп., 3 пары рукавиц - 2 руб., 2 шали - 3 руб., полпуда мыла - 2 руб. 40 коп., 3 пуда железа на колеса и полозья - 5 руб. 40 коп., 3 кирпича чаю - 5 руб. Итого 65 рубля 30 копеек.  Выходило., что еще 14 руб. 40 копеек оставалось на домашние рас¬ходы. А теперь, по ценам 1917 года этот же самый товар стоил: кусок ситцу 100 руб., 5 пар пимов - 125 руб., кожа - 30 руб., на подошву - 40 руб., 3 шапки - 30 руб., 3 пары рукавиц - 15 руб., 2 шали - 30 руб., полпуда мыла - 15 руб., 3 пуда железа - 30 руб., 3 кирпича чаю - 20 руб. Итого 435 рублей при выручке от хлеба в 255 рублей. Вот такая арифметика. Местные деревенские «политики-экономисты» делали заключение: «Правительству всех рабочих на фабриках и заводах не следовало брать в солдаты, на это хватит нашего брата, а их бы обязать работать, как работали и не за жалование, какое они теперь получают, а за солдатское. Поставить их также на казенный паек, как и всех прочих. А мы, их отцы и братья, будем засевать поля и припасать обеим армиям -  и военной, и фабричной, хлебец насущный. Тогда мы были бы сыты и одеты и вся Россия не бедствовала бы. Само собой разумеется, что при таких порядках должна быть сильно ограничена и прибыль фабрикантов и заводчиков».

А между тем, на другом конце страны, в Петрограде, происходит одно судьбоносное событие за другим. 26 октября 1917 года томским губернским комиссаром была получена телеграмма следующего содержания (телеграмма отправлена из Петрограда 25 октября в 22 час. 30 мин.): „От Временного правительства. Петроградский совет солдатских депутатов объявил Временное правительство низложенным и потребовал передачи ему всей власти под угрозой бомбардировки Зимнего дворца пушками с Петропавловской крепости и крейсера „Аврора", стоящего на Неве. Правительство может передать власть только Учредительному Собранию, а посему постановило не сдаваться и передать себя защите народа и армии, о чем послало телеграмму в Ставку. Ставка ответила о посылке отряда. Пусть армия и народ ответят на безответственную попытку большевиков поднять восстание в тылу борющейся армии. Первое нападение на Зимний дворец в 10 часов вечера отбито".

В условиях отсутствия связи с Петроградом, Барнаул терялся в догадках о происходившем там. 28 октября барнаульские газеты пишут: «…в Петрограде идет, по-видимому, вооруженная борьба между временным правительством и большевиками. Последние, по-видимому, захватили вооруженной силой телеграфное агентство. Возможно также только догадываться о тех лозунгах, с которыми большевики подняли восстание. Можем ли мы при таких условиях принять активное участие в этой борьбе? Очевидно, нет. Будем ли мы, барнаульцы, за большевиков или за временное правительство - на исход борьбы это никакого влияния оказать не может, и борьба может закончиться даже раньше, чем мы начнем действовать. Между тем, самим себе мы можем навредить. Подвоз к городу хлеба и других видов довольствия совершается очень слабо, требует дружной напряженной работы всех общественных организаций, и малейшие волнения могут расстроить эту работу и обречь город на голод. В виду этого, нам необходимо сохранять полнейшее спокойствие, терпеливо выжидая развязки борьбы и точных известий». 
Еще через три дня, 31 октября, барнаульские газеты уже конкретизируют информацию: «Итак, брат пошел на брата. Вопреки постановлениям всероссийского совета крестьянских депутатов, вопреки резолюциям солдатских комитетов почти всего фронта, вопреки решениям громадного большинства советов рабочих депутатов, высказавшихся против мятежа и не приславших своих представителей на петроградский съезд, вопреки, таким образом, воле почти всего народа, и при том воле, ясно и определенно выраженной, петроградские большевики подняли восстание против временного правительства и захватили власть в Петрограде. В борьбе за власть, большевикам пришлось пойти против своих же братьев, представителей других социалистических партий. Министр земледелия Маслов, социалист-революционер, подготовлявший для Учредительного Собрания закон о передаче земли всему трудовому народу, арестован большевиками. Пострадали, по-видимому, и другие представители социалистических партий. Пошли друг на друга представители революционной демократии, которым были одинаково близки интересы революции и демократии. „Когда двое дерутся, третий радуется", - говорит древняя пословица. Кто же будет радоваться этой войне демократии против демократии? Очевидно, контрреволюционеры, буржуазия. Но за первой волной братоубийственной борьбы поднимается вторая, более грозная: фронтовые солдаты идут на тыловых. Фронт давно был недоволен тылом. Фронт требовал обученных, дисциплинированных пополнений, а в ответ или совсем ничего не получал, или получал пополнения не¬обученные, недисциплинированные, которые только раздражали фронтовых солдат против тыловых. Фронт требовал съестных припасов, фуража, а в тылу - анархия уничтожала столь не¬обходимые для фронта припасы. Непрекращающаяся борьба партий, бесконечные речи тормозили живое дело, отодвигали на задний план заботу о фронте. И фронт посылал свои грозные предостережения тылу. Теперь этот фронт, по призыву Керенского, идет на Петроград, где он видит корень всех раздражавших его зол тыла, и новая волна междоусобной борьбы грозит окраситься братской кровью. Кто будет „третьим радующимся" в этой борьбе? Очевидно, германец. Предприятие петроградских большевиков, очевидно, будет ликвидировано в ближайшие дни. Деморализованные, неустойчивые войска петроградского гарнизона, в большинстве, вероятно, вовлеченные в авантюру, как и в июльские дни, по недоразумению, конечно, не выдержат первого столкновения с организованным фронтом, и сдадутся, подобно гатчинскому гарнизону. (Есть известие, хотя пока косвенное, что Петроград уже занят войсками Керенского). А вожди? Ленин и Троцкий, вероятно, скроются еще раньше этого столкновения, а Луначарский, быть может, опять сдастся добровольно победителям. Такая же судьба ожидает большевистские волнения и в других городах. В подавлении мятежа трудно сомневаться, учитывая тот град энергичных протестов против него, который начал сыпаться от всех фронтовых организаций, от казачьих войск и проч. Но трудно учесть весь тот вред, который нанесет большевистский мятеж делу революции, делу свободы, интересам всего русского народа. Мятеж застал временное правительство в разгаре работы первостепенной важности. Министерство земледелия разрабатывало проект передачи всей земли трудовому народу, чтоб не задержать ого в Учредительном Собрании. Министерство финансов намечало ряд мероприятий, чтоб спасти Россию от финансового краха. Военное министерство перестраивало армию на новых началах. Министерство торговли изыскивало сродства, чтоб поднять промышленность и снабдить население ее продуктами. Наконец, правительство поставило уже на твердую основу вы¬боры в Учредительное Собрание, и казалось, ничто не может им помешать. Петроградские события оборвали эту работу министерств, оборвали за какой-нибудь месяц до открытия Учредительного Собрания, и если теперь земельный вопрос не попадет в первую очередь в Учредительное Собрание, если будет оттянут созыв и самого Учредительного Собрания, если наш рубль упадет до последней крайности и дороговизна усилится еще больше, если задержится отпуск солдат с фронта, если, наконец, немцы, пользуясь нашей усобицей, нанесут нам новый удар и захватят у нас новые области, то на все это мы должны будем благодарить большевиков.
Большевики подняли вооруженный мятеж с целью захвата власти всего лишь за две с половиной недели до выборов и всего лишь за 1 месяц до созыва Учредительного Собрания,— этого полновластного хозяина русской земли, который и установит такую власть, какую хочет большинство населения Российской республики. Почему же большевики, вместо того, чтобы постараться провести в Учредительное Собрание побольше сторонников своего мнения, чтобы Учредительное Собрание решило вопрос о власти по их пути — вместо этого они с оружием в руках выступили для захвата власти? Ответ на это заключается в том, что большевики хорошо понимают и видят, что народ и страна не на их стороне, что в Учредительное Собрание от них пройдет лишь незначительное число депутатов, что в Учредительном Собрании они будут составлять ничтожное меньшинство Поэтому им хочется своим вооруженным захватом власти сорвать Учредительное Собрание и навязать свою волю меньшинства громадному большинству русского народа. А какой ценой это будет достигнуто — для них неважно. Стоящие же за спиною этих ослепленных людей преступные люди, также преследуют, конечно, свои личные, корыстные интересы. Одним просто хочется пограбить и наполнить свои карманы чужим добром в суматохе общей свалки, а другим, может быть уплачено германским золотом».

30 октября 1917 года экстренное заседание Барнаульской городской Думы по вопросу текущего момента привлекло значительное число публики. Скамьи зрительного зала народного Дома были переполнены, так, что многим пришлось стоять в проходах. Городской голова ознакомил всех присутствующих с положением дел в Петрограде и обратился с вопросом к Думе о необходимости организации коалиционного комитета спасения революции в Барнауле. Выступающие за ним гласные резко осудили большевистский мятеж. Поддержал его представитель большевиков. В итоге большинством голосов принята резолюция: «Глубокие потрясения, вызванные безумной попыткой петроградских большевиков, угрожают гибелью свободе и революции. В час смертельной опасности Барнаульская Городская Дума, верная принципам единства революционного фронта, высказывается самым решительным образом против попыток узурпации власти путем вооруженного насилия над волею революционного пролетариата вызовет раскол среди демократии, который послужит основой для поражения революции, мобилизовав все контрреволюционные силы. Единственным выходом из создавшегося положения может быть только создание однородного министерства, - только такая власть способна довести страну до Учредительного Собрания, вывести революцию из переживаемого кризиса и защитить свободу от попыток насилия. Исходя из высказанных общих соображений, Городская Дума находит, что конструкция местной временной власти должна исходить из тех же принципов, а именно: создание особых органов, объединяющих все силы местной революционной демократии: советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, органы самоуправления социалистических партий на началах паритета».
   
01.11.1917 года газеты Барнаула пишут: «Для всех ясно, что солдаты, и матросы, оказались на стороне большевиков и помогли им захватить власть только потому, что это партия сулила немедленно заключить мир. До сих пор, однако,— говорит «Новая Жизнь», мы не имеем никаких данных для того, чтобы утверждать, что дело приближения справедливого мира, сдвинулось с той мертвой точки, на которой оно стояло и до 25-го октября. Напротив, многое позволяет заключить, что положение стало еще более трагическим и без¬выходным. Одно дело сказать или записать; «Долой войну!» и совершенно другое это исполнить».

Жители села Кадниковское Барнаульского уезда писали в эти дни: «За последнее время столбцы газет все чаще и чаще украшаются известия¬ми о том, что рабочие бастуют. Нам, деревенцам, становится страшно за свою судьбу, что же мы будем делать, когда нам совсем не будет товара? Ведь товаров и так мало, видно, придется погибать. Однако, наши старички ещё духом не падают, они прямо заявляют, что не помрем. Хлеб у нас есть, овощи есть, молоко, масло, скот, овцы, овчины на шубы, шерсть на пимы, кожи на обутки, свое полотно на рубахи. Светить будем лучиной,— что же делать, не умирать же на самом деле. Как-нибудь будем биться. А вот, что думают забастовщики? Как они думают прожить? Ведь в большинстве случаев, у них кроме рабочих рук ничего нет, как же они думают прожить, кто же их даром кормить будет? Или они воображают, что их обязаны кормить только за то, что они именуются рабочими, или за то, что часто собираются митинги и много на них кричат. А по нашему мужицкому разумению, кажется что было бы лучше, если бы рабочие, меньше кричали, а больше работали, думается, что у нас было бы больше товару, а у рабочих больше бы было хлеба. Если же нам нечего будет купить, то для чего же нам продавать хлеб? Эту истину пусть бастующие не забывают, потому что они работают не только для буржуев, а и для хлеборобов. Это не наша личная выдумка, а горькая правда, деревня вся говорит так».
Под заметкой следовало примечание редакции: «Давая место этой корреспонденции, как голосу деревни, считаем нужным пояснить, что забастовки во многих случаях являются не в результате непомерных требований рабочих, а в результате нежелания хозяев считаться, с непомерно возросшей дороговизной, ставящей рабочих в безвыходное положение».

Местная интеллигенция села Боровское Барнаульского уезда писала: «За эти 8 месяцев, со дня переворота, как видно, очень мало заботились о развитии крестьян, введением их, так сказать, в курс современности путем чтений, собеседований. Это видно из вдруг появившегося в среде крестьянства, под влиянием наплыва отпускных солдат, интереса к текущим событиям и того непонимания, какое проявляет к ним масса. Конечно, с такой основной ячейкой далеко не уйдешь, ибо она является восприемником тех вредных течений, которыми так богата в последнее время наша матушка Россия.
Возвратимся к корреспонденциям и взглянем, что творится в среде нашего крестьянства, помня, что крестьянство — самая сердцевина и самый корень русского народа — все для него и все через него. Чуть не в каждом доме сибирской деревни работают винокуренные заводы. Гонят самогонку и простим способом и посредством усовершенствованных аппаратов. Пьянство, хулиганство, разбой, самосуд, разврат — царят повсеместно. Пьют женщины, девицы и даже дети. Милиция и волостные комитеты бездействуют, потому что бессильны бороться со злом, которое творится всеми и всеми защищается, а отчасти и сами блюстители повинны в общем грехе, — отсюда и попустительство. Над командированными в деревню для борьбы с винокурением и пьянством уездными милиционерами творят самосуд, их избивают, увечат, арестовывают и отправляют обратно в город. Самосуды совершаются целыми толпами пьяных, под предводительством прибывших на побывку солдат. Многие солдаты внушают народу, что настала свобода всякому самоуправству, насилиям и всему, что вздумается. Голос разумных и честных интеллигентов заглушается солдатами и странствующими агитаторами-демагогами, которые всякого, кто начнет говорить о праве и порядке, называют «буржуем», а это название имеет неотразимое действие на толпу и возбуждает ее к насилию над противниками самовластия и самоуправства толпы. Разбегаются из деревни многие учителя из-за опасности там оставаться, а учителя еще и оттого, что не могут существовать на получаемое жалованье при настоящей дороговизне… Деревню наводнили люди выдающие себя за пострадавших за народную свободу. Достаточно бывает заявить о себе, что сидел в тюрьме, и репутация страдальца уже создана. Деревня часто не справляется о том, за что «страдалец» сидел, а потому много уголовных пользуются большим почетом и влиянием на толпу, благодаря своему тюремному прошлому… Старик-крестьянин, делившейся своей скорбью о посетившей народ болезни, бодро и уверенно сказал: Вот погоди, дай вернуться домой всем хозяевам-кормильцам, да как войдут они в свое дело, то дадут совсем другой ход жизни; кровь то от всякой дури начнет очищаться и в конце очистится; все эти самозваные «страдальцы» - кто по углам, кто под лавку — попрячутся, не видно их будет. Тогда — поверь моему слову — ты увидишь, что здорова и крепка еще душа народа. А по теперешнему рано заключать о душе крестьянской, потому что она мутью покрыта. Пройдет эта муть, уляжется, на светлой воде обозначится и светлая душа народа. Всем надоест жить по худому, все захотят по хорошему жить, тогда и за¬кон-порядок установится. Только пережить бы это худое. Переживать-то больно тягостно. Не смотрел бы на вашу теперешнюю окаянную жизнь».

Газеты от 26 ноября 1917 года: «Настал, наконец, и для Барнаула тот день, когда жители его примут активное участие в строении новой жизни всей России. Сегодня все граждане должны пойти в избирательные участки и подать свой голос за облюбованных ими кандидатов в Учредительное Собрание. Во многих других местах выборы эти уже прошли, и везде, как общее явление, отмечался большой наплыв избирателей. Даже в Петрограде, пережившем недавние ужасы большевистского восстания, на выборы явились четыре пятых всех избирателей. Никто не должен, не имеет права, уклонятся от участия в этих выборах. Уклонение от выборов будет преступлением перед Родиной, ожидающей от нас трезвого и разумного решения своей судьбы.

В 1917 году большевики не находили широкой поддержки у населения Алтая, исключением был только город Барнаул. Крестьяне Алтайской губернии в своем большинстве поддерживали Временное правительство и созыв Учредительного собрания. Они ориентировались на эсеров и их аграрную программу.

Выборы в Учредительное Собрание по Томскому избирательному округу принесли следующие результаты: Из 235 992 голосовавших подало за № 1 (Народная Свобода (кадеты)) — 12 137 голосов, за № 2 (социалисты-революционеры (эсеры)) — 179 245, за № 3 (большевики) — 29 733, за № 4 (трудовая народно-социалистическая партия) — 9 491, за № 5 (меньшевики) — 4 285, за № 6 (кооперативные организации) — 1 051 голос. Таким образом, из 9-ти депутатских мест эсеры получали не менее 7-ми; большевики не более одного места.

По избирательным участкам  города Барнаула выборы дали следующие результаты: 3530 – большевики; 2228 – эсеры; 1424 – кадеты; 393 – меньшевики; 235 – старообрядцы; 170 – народные социалисты; 18 – немецкая группа.
А в общем, по Алтайской губернии победили эсеры.
В России большинство голосов большевики получили лишь в нескольких городах: в Петрограде (здесь они получили половину всех голосов), в Нахичевани, в Моршанске, в Бобринце, в Юрьеве, в Вольмаре, в Томске и в Барнауле.

Проиграв выборы в губернии, большевики перешли к открытому захвату власти. 6 декабря 1917 года был распущен Комитет спасения революции, а в ночь на 7 декабря 1917 года вооруженные силы Барнаульского совета при поддержке барнаульского гарнизона захватили власть в городе. Теперь Барнаулом управлял Совет рабочих и солдатских депутатов. Постепенно их власть распространилась на всю Алтайскую губернию.