Василиса

- Она не сегодня-завтра родит!
- Ты думаешь?
- Да.
- Эх, Мария Константиновна.
- Что Иннокентий Анатольевич?
- А то, что я боюсь принимать роды.
- Не ты первый, не ты последний.
- Это да. Но, мне и на помощь позвать-то некого. Все на работе.
- А как бы ты ещё хотел вязать животное, если не в тот период, пока ты не сильно загружен? Сам же так решил.
- Да. Я ответственное лицо.
- В общем, не дрейфь. Всё будет хорошо.
- Ты думаешь?
- Уверена.
- Хорошо. Если бы не твоя уверенность, я бы никогда на это не пошёл.
- Ну, вот и славно. Пелёнка у тебя есть. Домик для Василисы стоит в углу. Осталось только дождаться меня с работы и можно рожать. Так ей и передай. А я пошла на работу.
- Хорошо, передам, конечно. Но, она и сама, я уверен, всё понимает и чувствует.

* * *

Иннокентий Анатольевич был в браке уже тридцать пять лет. Вот уже пятнадцать лет, после того, как умерла его мама, они жили в оставшейся от неё квартире. Он привык к одиночеству. Но, это было не одиночество холостяцкой жизни, а то, что присуще людям замужним. Когда много лет вместе они могут уходить, каждый в свой, придуманный им, отдельный мир.
Василиса лежала как женщина рядом с Иннокентием Анатольевичем на кровати, на спине. Он гладил её по животу. Ещё вчера вечером он понял, что схватки могут начаться в любую минуту. Но, Василиса вела себя спокойно.
- Она будет бегать по дому и орать. Поэтому придётся всё время за ней следить и ловить котят, там, где она их родит, - предупреждали его опытные кошатницы, бывшие сотрудницы.
И он верил им на слово. Ведь он никогда и никому не принимал роды. Ещё бы! Ведь на то были родильные дома. С животными же дело обстояло совершенно по-иному.
Схватки были ещё утром. Но, недолговременные, и всего пару раз. И, теперь, когда наступал вечер, они участились. Он гладил Василису по животу. Та, не сопротивлялась, развалившись на спине, слегка прислонившись ей к спинке кровати. У Василисы золотистые глаза. И сейчас зрачки были сильно увеличены, влага замутнила взгляд. Она думала о том, кто же для неё всё-таки Иннокентий. Хозяин, или муж.
Когда он бегал за ней с веником, грозя отлупить за мелкие пакости, что она непроизвольно могла учинить, она понимала, что виновата, но не задумывалась о том, имеет ли он на это право. А если и имеет, то какое? Право мужа, или хозяина? Но, она знала, что в любом случае именно он отвечает за её благополучие, и даже саму жизнь. Он не просто кормит её, но заботился, как о члене своей немногочисленной семьи, состоящей всего из двоих человек.
Нет, всё же это, конечно её муж. И пусть они не расписаны, но он содержит её и отвечает за жизнь, теперь уже не только её одной.
Но, почему же тогда, когда ей было так плохо, он не помог ей? Почему отвёз к чужим людям, и оставил там, отдав Эхнатону, совершенно лысому котику, которого она видела впервые в жизни. Она не задумывалась тогда об этом, не в силах понять то, что стоит за этим коварным шагом.
- Вася, Вася, Вася, - гладил по животу Иннокентий Анатольевич, свою двухгодовалую кошку.

Иннокентий Анатольевич, познакомился с Марией Константиновной в институте, где он и сам учился. Брак был по любви. Страсть, которая возникла у них обоюдно, грела их семейный очаг первые годы.
- Назовём её Васса, - уверенно сказала Мария Константиновна, уважавшая Горького, за сильные характеры его персонажей.
Иннокентий Анатольевич беспрекословно согласился с женой.
- Васюка – гадюка. Васюка – пистрюка, - разрушал все представления о силе имени Иннокентий Анатольевич.
Васька знала, что это сразу и обзывательство, и слова ласки. Всё зависело лишь от того, как именно, с какой интонацией они произнесены в данный момент её хозяином. И сейчас она старалась не думать ни об Эхнатоне, ни о том, что с ней что-то происходит непонятное. Ей было приятно от того, что рядом с ней Иннокентий Анатольевич. Он очень умный, сильный, справедливый, и, что самое страшное – умеет наказать. Она боялась его, и в то же время любила, ценила и уважала.
Они прожили вместе уже два года. За это время был разбит стеклянный журнальный столик, заваленный ей на бок, в попытке оттолкнуться от него задними лапами в прыжке, в процессе бегства от веника. Сброшено два красивых, белых, купленных для цветов, принесённых с работы Иннокентием Анатольевичем горшка с цветами. Они разбились в пыль. И многое, многое другое.
Василиса не понимала, зачем творила такое безобразие, как молодая, пышущая энергией кошка, ещё не выданная замуж. Она росла, и вместе с этим становилась умнее и спокойнее. И вот теперь вообще лежала рядом с ним на кровати, не в силах шевельнуться. Глаза её были полны слёз. Нет, она вовсе не плакала, от отчаяния и горя. Это были слёзы страдания во имя чего-то нужного, обязательно должного произойти в её жизни. Но, чего именно, она не знала и не понимала. Всего лишь отдалённо догадываясь о том, что это произойдёт неизбежно и после жизнь её изменится. Она станет нужной.
Нет, конечно же, и сейчас она была нужна Кеше, как она про себя его называла, и она понимала это. Но, что-то должно было произойти сегодня именно такое, после чего она станет ответственной за чью-то жизнь. Ответственность! Что это такое? Она не понимала. Это слово пугало её своей таинственностью и неизбежностью. Но она уже знала, что не сможет избежать то, что подкралось так неспешно.
Василиса могла родить в любую минуту.
- Я уже рядом, - прочитал Иннокентий Анатольевич сообщение от Марии Константиновны.
Иннокентий Анатольевич, звучало обязывающе и торжественно. Мария Константиновна, не менее амбициозно. Они называли так друг друга не из-за своего возраста. Нет, просто ценили те отношения взрослых, много повидавших людей, которые сложились между ними за много лет. Боясь, потерять друг друга, они искусственно отдалялись, уважая личное пространство каждого, не нарушая его по пустякам. Это была уже не любовь, а нечто большее, незнакомое им прежде. Это была высшая точка взаимопонимания, которая приходит после многих лет борьбы за сохранение брака.
Многие годы были оставлены, потеряны ими из-за боевых действий, прошедших в семье. И, то, что было утеряно, теперь с новой силой, глубиной и смыслом, проявлялось в их отношениях, которые словно бы зиждились на тех мощных фундаментах, от неумело построенных ими прежде, чуть не рухнувших зданий. И теперь прочность и их глубина, позволяли строить на себе многоэтажные сооружения, с большими и светлыми комнатами и залами. Но им этого уже не было нужно. Им хотелось уюта. Всего две комнаты малогабаритной квартиры, являлись их земным райем. Там им было хорошо, уютно и тихо.
- Она может родить в любую минуту.
- Хорошо Иннокентий Анатольевич. Я только в магазин заскочу. Что купить?
- Водку.
- Ты же не пьёшь!
- Извини. Я забыл.
- Хорошо, куплю. Но, что ещё?
- Водку, и ещё…
- Хорошо. Я всё сама решу. Ты вскипятил воду?
- Да.
- Порви пелёнку, что я приготовила на кусочки.
- Зачем?
- Обтирать котят.
- Они же не с улицы!
- Так надо.
- Ты думаешь?
- Уверена.

Василиса приподнялась на передних лапах и сменила позу. Она, словно человек сидела в изголовье кровати, приготовившись к родам.
Теперь точно, в любую минуту. Понял Иннокентий Анатольевич.

* * *

Он купил её в тайне от Марии Константиновны, у женщины, по объявлению, в интернете и нёс домой за шиворотом, на груди, прикрывая своей длинной, густой бородой.
- Берите чёрненькую. Она поспокойнее, - посоветовала женщина, протягивая ему котёнка, вытащив его из маленькой переноски.
- А вторая резвее? - догадался Иннокентий Анатольевич.
- Да.
Иннокентий Анатольевич не мог определиться по фотографиям и договорился с ней по телефону о том, что будет смотреть двоих девочек, которые остались от помёта. У одной были голубые глаза и светло-серый окрас. Вторая же чёрненькая и с золотыми глазами.
Иннокентию Анатольевичу нравились голубые глаза, но он любил тишину и порядок. А, может быть просто боялся свою жену. Поэтому уже практически готов был сделать выбор в сторону спокойствия. Но слегка сомневался. Ведь у них в квартире и так всё было спокойно и мирно уже много-много лет.
- Берите чёрненькую, - улыбнулась женщина в пальто с рисунком в виде множества чёрных котят, пытась поймать, пока ещё своего котёнка, взабравшегося Иннокентию Анатольевичу на голову и пытающемуся улечься на его вязанной шапке, вцепившись всеми своими когтями в её шерсть.
- Вы думаете? – обрадовался подсказке он.
- Уверена.
Вот ведь нерешительный какой! Ну, что я ещё могу сделать для того, чтобы ты понял, что именно меня и надо брать! Да, я спокойнее своей сестрёнки. Если только ей позволить выскочить из переноски, она способна тут же спуститься на эскалаторе под землю и уехать куда угодно, только бы не отдаваться тебе в руки. Ведь ты не её человек. Я создана для тебя! Ну, вот посмотри сам, как идёт мне твоя борода. Ведь и я тоже пока ещё с чёрной шерстью.
- Это всё у неё отвалится. Будет только на лапках и на грудке слегка, - словно бы продолжая мысль своего котёнка, сказала женщина.
- Хорошо. Я беру эту.

Вошла Мария Константиновна. Иннокентий Анатольевич оставил дверь открытой, на всякий случай, чтобы не отвлекаться, если роды начнутся до её прихода.
Привет Анатолич, - с порога произнесла она и устремилась разгружаться на кухню.
- Не началось, как я понимаю? – донеслось с кухни.
- Нет ещё.
- Ну, и славно.
Иннокентий Анатольевич повернулся к Василисе, спрашивая её своим взглядом. Но та посмотрела на него своими, уже не такими мокрыми, золотистыми глазами, как бы говоря:
Не волнуйся же ты так! Я прекрасно справлюсь сама.

Мария Константиновна очень обиделась на него в тот день, когда он принёс котёнка домой. Не то, чтобы она не хотела домашнего животного. Нет. Тут было что-то другое. И Иннокентий Анатольевич понимал, что именно.
Две недели после этого жена не разговаривала с ним, но не снимала с «гособеспечения», продолжая готовить еду на двоих, только не звала к столу.
Василиса же сумела добиться уважение и любви к себе своим наивным поведением, каждый раз взбираясь на руки к Марии Константиновне, пока та, скорее машинально, чем из-за чувств, начала её, сначала слегка поглаживать, а потом уже и разговаривать с ней, как с ребёнком.

* * *

Иннокентий Анатольевич решил подсунуть под неё клеёнку, слегка приподняв над кроватью. И в этот же момент из Василисы, что-то вывалилось, упав на подушку.
Первый! Понял он.
Поздравляю тебя хозяин! Дождался. Промелькнуло в голове у Василисы, и она тут же, словно рожала не первый раз, принялась вылизывать первенца, который подал признаки жизни.
- Кажется, первый есть.
- Да ты что!? – уже в дверях стояла Мария Константиновна. Она была чуть-чуть младше Иннокентия Анатольевича, но выглядела увереннее и спокойней.
- А вдруг она его съест?
- Да ты что такое говоришь Кеша!?
Вот идиоты, а ещё люди. Подумала Василиса.
- Вспомни нашу Тамарку. Она съела своих детей.
- Она была куда энергичнее Василисы, - оправдала её поведение Мария Константиновна.
- Да. Но, тогда мы были на работе.
Ну, вот я не такая. Не дождётесь! Обиделась Василиса.
- У неё был выкидыш. Все родились мёртвыми, - посмотрел на Марию Константиновну Иннокентий Анатольевич.
Откуда он всё знает, если его дома не было? Подумала Василиса.
- Откуда ты всё знаешь? – спросила Мария Константиновна.
- У неё всего месяц срок был. Ты всё забыла.

Василиса вылизывала своего первенца на клеёнке.
- Перекладывай их в коробку. А то я боюсь даже прикасаться к нему. Он такой маленький, - руководила Мария Константиновна.
- Хорошо. Но я тоже боюсь.
- Смелее Кеша.
Иннокентий Анатольевич, мужественно переложил котёнка в коробку, на мгновение, задержав его в своей правой руке, разглядывая внимательнее.
Эх, не нравится мне эта коробка. Ну, уж ладно. Потерплю ради Марии Константиновны. Подумала Василиса, волнуясь, бегая вокруг него.
- Смотри, какой он смешной. Кого-то он мне напоминает. То ли птенца, то ли щенка.
- Мария Константиновна, мне кажется, что и того и другого сразу, одновременно.
Котёнок, а это была девочка, как понимал Иннокентий Михайлович, растопырив свои лапки, с выпущенными когтями, судорожно цеплялся ими за воздух. Большой, выпуклый лоб, и выпученные, пока закрытые глаза, говорили о его смышлёности. Иннокентий Анатольевич положил его в коробку. Тут же туда перебралась и Василиса.
Когда Иннокентий Анатольевич отправил фото первенца своей бывшей коллеге по работе, чтобы поделиться с ней радостью. Он получил в ответ:
- Ух ты ж! Блин! Что это!?
- Киса, - коротко ответил Иннокентий Анатольевич, ведь он никому не говорил заранее о том, что ждёт котят, боясь сглазить их.


* * *

Василиса не любила простых котов и кошек. Они для неё были словно бы она сама для них – нечто неземное, страшное, пугающее и отталкивающее. Она их боялась. Нет, конечно, где-то в глубине души, она понимала, что это такие же  кошки, но ничего поделать с собой не могла. Они раздражали её своей вальяжностью и значимостью. Она же была другая. Будучи лысой, она презирала всех, кто не замерзал в мороз, не боялся сквозняков и любил тень. Любя солнце, жару и центральное отопление, она ненавидела холод, снег и дождь.
Не имея возможности часто видеться с другими кошками, она дружила с Иннокентием Анатольевичем. Он был близок ей, прежде всего, как человек. Она тянулась к нему, зная, что всегда получит от него пищу, заботу и тепло.
Только тапок, ну, и конечно веник, настораживали её в отношениях с человеком. Тапки зачем-то Кеша всегда прижимал сверху всем своим весом к полу, подсовывая их под свои ступни. А веник иногда брал в руки, для того, чтобы гонять им по полу пыль. Это её не только пугало, но и раздражало. Но, Василиса мирилась с этим, прощая Кеше эти шалости.
- Я считаю, что кошка должна есть человеческую пищу. Ту же самую, что ем я.
- Ну, нет, Иннокентий Анатольевич. Кошкам нужен корм, - не соглашалась Мария Константиновна.
- Пойми, эти кошки очень хитрые. Их не обманешь. С ними должна быть наистрожайшая дисциплина. Иначе они садятся на шею.
- Ну, хоть иногда, ради меня, ты же можешь ей давать что-нибудь вкусненькое?
- Могу. Только что для неё вкусненькое?
- Ну, кошачий корм, например.
Вот! Правильно! Кошачий корм! В нём такие вкусные кусочки! Словно наполненные, каким-то наркотиком! Думала Василиса.
- Там же наркотики добавляют! – возмущался Иннокентий Анатольевич.
Ну, и что с того? Мне нравится. Не соглашалась с Кешей Василиса.
- Ну, и что? Это сбалансированные корма. Там есть всё, что нужно животному, - возмущалась Мария Константиновна.
Вот! И я так же считаю! Соглашалась с ней Василиса.
- Нет! Нет! И ещё раз нет! Я буду кормить её только сырым мясом!
Совершенно напрасно ты так со мной Иннокентий! Я не заслужила такого обращения. И буду сопротивляться до последнего.
И точно. Василису иногда клинило, как это называл Иннокентий Анатольевич. Это бывало редко, но очень метко.
В такие дни она переставала есть. Один, два, три, четыре, пять, шесть, иногда и все семь дней ей требовалось для того, чтобы показать хозяину то, что она тоже человек, только с лапами и хвостом. Иннокентий Анатольевич знал эту черту её характера, так как и сам был ещё в совсем недавнем прошлом таким же упрямым и глупым, как она. Только это и придавало ему уверенности в правоте.
- Неправильно ты её кормишь, - учил брат. У него тоже была кошка. Будучи одиноким человеком, он завёл её недавно, но уже всё знал о кошачьих, в отличие от Иннокентия Анатольевича, который ленился учиться и жил по старинке, доверяя самой природе, которая говорила ему, что хищник должен есть мясо.
Мария Константиновна рассказывала ему об одном коте, которого кормили всю жизнь отборной говядиной, и от этого он прожил очень качественную, хотя и короткую жизнь, познав толк в настоящей пище.
Иннокентий Анатольевич же не хотел устраивать рай земной для Василисы. Он считал, что главное для зверя, это понимание, дом, и любовь. А уж сорт мяса, или производитель корма, дело второстепенное. Многие не соглашались с ним, делая акцент, прежде всего на пище физической. Но, разве сможет она заменить духовную?
Его брат кормил свою кошку «человеческой» едой, и каждый раз возмущался, почему Иннокентий кормит Василису всегда одним и тем же – сырой курятиной.
- Кошке нужно разнообразие, как и человеку, - всё время повторял брат.
- Мне сказали, что кошки не особо разнообразны в своём выборе. Тем более, такие, как Василиса, - защищался Иннокентий Анатольевич.
- Ты не прав. Они любят всё разное. Вот, моя ест всё подряд. И я особо не заморачиваюсь в корме, - не соглашался брат.
Иннокентий Анатольевич не заискивал перед Василисой, продолжая кормить её сырой курятиной.
- Моя, перестала есть, - как-то сказал брат.
- Наверно объелась, - предположил Иннокентий Анатольевич.
- Ест только сухой, кошачий корм, - через месяц признался брат.
- Как!? Ты же говорил, что она у тебя всеядна.
- Нет. С кошками надо очень осторожно. Я всё знаю о них. Их надо чувствовать, - открыл тайну брат.
- А я курицей свою кормлю.
- Ты не прав. Надо чередовать разные корма. Вот, моя теперь перешла на мягкий в пакетиках. Сухой ей перестал нравиться, - ещё через месяц рассказал брат.
- А моя ест курицу. Всего одна курица в месяц.
- Ты не прав. Надо кормить Сухими кормами кошек. От мягких у моей понос всё время, - ещё через месяц изменил своё мнение брат.
- А моя ест курицу и у неё жёсткий кал.
- Ты не прав Иннокентий. Я знаю кошек. Они должны есть разнообразную еду.
- Человеческую?
- Зачем же? Вовсе нет. Существует столько видов кормов. Можно искать нужный твоему питомцу баланс, хоть всю жизнь. Рынок это позволяет, - стоял на своём брат.
У Иннокентия Анатольевича была самая, что ни на есть духовная связь с Василисой. Они понимали и любили друг друга, с самого первого дня, как только она попала к нему в квартиру. Более того, она даже перенимала его привычки. Такие, как например любовь ко сну, или принятие горячих ванн. А так же быструю езду, и возможность крутить лапами руль его машины, что позволялось ей не часто, а изредка, когда он ехал к себе на дачу, которую с годами любил всё меньше и меньше.
Ванную же Василиса любила не менее Иннокентия Анатольевича, словно Японская макака, забираясь в воды горячего источника, с целью согреться в морозные зимние дни, прогрев все свои тонкие, ластичные косточки, промёрзшие на сквозняках малогабаритной двухкомнатной квартиры в панельной девятиэтажке.
Она спускалась в ванную аккуратно, сначала потрогав воду лапой. И, каждый раз убеждаясь в том, что температура устраивает её, погружалась дальше, пока из воды не оставалась торчать только морда, выше носа.
Так они грелись по утрам вдвоём.
Иннокентий Анатольевич научил её этой, такой аристократической привычке, ещё, когда ей было три месяца, пользуясь тем, что мог приходить на работу поздно. И с тех пор, вообразив себя новой кошачьей буржуазией, Василиса следовала своей привычке, никогда не упуская случая погреться вместе с хозяином в воде.

* * *

Схватки продолжались.
- Сейчас второй пойдёт, - уверенно произнесла Мария Константиновна.
- Думаешь?
- Уверена.
И точно, уже через пятнадцать минут, возле первого котёнка лежал второй, родившийся так же моментально, как и первый, буквально выстреливши собой из маминого тела в реальность сдешнего мира. Теперь уже два извивающихся маленьких тельца лежали в картонной коробке в углу комнаты. Рядом с ними сидела гордая кошка, и смотрела, не моргая на Иннокентия Анатольевича.
Раньше он играл с ней в гляделки, зная, что человек способен пересмотреть любого хищника своим взглядом, и ему это всегда удавалось с Василисой. Но, сейчас он отвёл взгляд первым.
- Главное чтобы послед вышел весь.
- Да Мария Константиновна. Я знаю. Читал в интернете.
- Она должна его съесть.
И без вас знаю. Подумала Василиса.
- Ну, теперь надо ждать следующего.
- Иннокентий Анатольевич, вы думаете, что Василиса родит тройню?
- А, как же Мария Константиновна. Вон у неё какой огромный живот!
- А может быть это жир с молоком?
- Нет. Это дети.
- Но, у кошки моей сестры был всего один.
- У Василисы уже двое.
- И хватит.
- Нет Мария Константиновна. Не хватит. Мне нужно шестерых, как минимум.
- Ты же не потянешь столько.
- Я!? Потяну и больше!

Они сидели рядом на кровати и смотрели на Василису, которая, доев к тому моменту второй послед, вылизывала котят.
- Второй побольше, - нарушила тишину первой Мария Константиновна.
- Да.
- Третий наверно ещё больше будет.
- Да.
- Интересно, есть ли мальчики?
- Да.
- Ты уверен, что первый это девочка?
- Да.
- А может мальчик.
- Да.
- Да, да? Или да нет?
- Да, да, - впал в ступор Иннокентий Анатольевич.
- Да.
Странное дело, Кеша волнуется больше моего. Прям, как настоящий отец. Думала Василиса.
Она, первое время, как он забрал её обратно после вязки домой, боялась подходить к нему близко, словно бы чувствуя какую-то вину перед ним за своё поведение. Точнее это, конечно же, было не поведение, а удовлетворение физических потребностей. Но, теперь, когда инстинкт отошёл на второй план, и вернулись простые чувства и мысли, заглушённые прежде им, Василиса стеснялась своего хозяина.
Наверно я всё же изменила ему. Но, ведь он же человек, а я кошка. Мы разные, и нам нельзя быть вместе. Хотя мы и так живём в одной квартире. Но, почему же он решил отдать меня этому горделивому Эхнатону, который был со мной всё время свысока, словно бы представитель  какого-то древнего египетского рода. Зачем же я так сразу поддалась его воле? Что-то нашло на меня, словно бы какое-то наваждение. А может быть, это была любовь, которая решила всё за меня? Но, почему же тогда сейчас у меня не осталось никаких чувств к нему, и я так легко ухожу от него, даже, не обернувшись в его сторону? Почему это всё произошло? Но, тут, в данной ситуации, есть и положительные моменты. Например, мне стало несоизмеримо легче и меня уже не тянет орать все эти непостижимые, пошлые звуки, которые так раздражали Кешу.
- Ну, иди ко мне на ручки, - первым нарушил тревожную тишину Иннокентий Анатольевич, когда привёз Василису домой, после Эхнатона.
Та, подняла свою голову и посмотрела на него с недоверием.
Не бьёт веником и слава Богу. Уже хорошо. Значит простил. Или почти простил. Решила она.

- Зачем нам котята Мария Константиновна?
- Ты даже и не понимаешь, какое это счастье – котята.
- Возможно. Но это нервы какие! И ответственность. Я боюсь, что не потяну их морально. Да и Василиса наверно их не хочет.
Вот ведь глупые люди. Решают всё за меня. А может быть я, как раз, и создана для того, чтобы рожать. Думала Василиса, но сказать сама ничего не могла, так как умела только мяукать, или орать противным голосом по ночам, рядом с Кешиной кроватью.
- Но, ты же сам говорил, что она постоянно орёт и просит котика.
- Да. Говорил. Но, я уже привык.
- Иннокентий Анатольевич не надо издеваться над кошечкой. Подари ей немножко кошачьего счастья.
- Ты думаешь? Но, тогда не бросай меня в этом начинании.
- Не брошу. Роды будем принимать вместе.

* * *

- Надо ложиться спать. Она всё равно не собирается никого больше рожать.
А может и собираюсь. Откуда вам знать? Вы же люди.
- Нет, Иннокентий Анатольевич. Спать нам нельзя. А вдруг она не сможет родить.
- Но, в интеренете написано, что промежутки между котятами не могут быть более пятнадцати минут. В худшем случае, четыре часа. Это крайний срок. А уже, как раз и прошло что-то около четырёх часов.
- Вот и прекрасно. Значит, родит с минуты на минуту.
- Давай так. Если она сдохнет, то и котята погибнут. Если же мы вызовем врача на дом, то, возможно потеряем столько же денег, сколько стоят котята и она сама. Поэтому, считаю, что надо помолиться и ложится спать. А там уже всё по воле Божией.
- Да Иннокентий Анатольевич, согласна с тобой.

Василиса любила своего хозяина. Она любила всех людей, не боялась их и всегда шла сама на руки к тем, новым для неё людям, которые появлялись у Иннокентия Анатольевича в квартире.
Возможно, она ощущала себя хозяйкой и от этого была приветлива ко всем тем, кто приходил к ней в гости. Иннокентию Анатольевичу нравилось такое её поведение. Но он понимал, что придётся за это платить.

Мария Константиновна появилась в жизни Иннокентия Анатольевича не случайно. Он влюбился в неё на первом курсе института и только потом понял, что этот человек нужен ему в жизни, узнав, кто её отец. Он, словно бы с детства шёл к этой встрече и она произошла.
Мария Константиновна так же считала, что Иннокентий Анатольевич это осознанный и долгожданный выбор в её жизни. Она презирала карьеристов и всегда искала скромных молодых людей.

* * *

Они лежали вместе в одной постели и смотрели перед собой. Каждый думал о чём-то своём.
Иннокентий Анатольевич о будущем. Ему казалось, что у него ещё так много впереди, что он успеет сделать всё, что поставил себе в цели. Он верил, что все прожитые им годы – это опыт. Пускай и частично отрицательный, но, прежде всего тот, без которого ему не удалось бы жить далее. Он богат им и никогда бы не решился прожить свою жизнь иначе, если бы кто-то предложил ему это.
Мария Константиновна, думала о том, что жизнь только начинается. Нет, то, что было раньше, тоже жизнь, но всё не та. Она, как бы осталась в прошлом и, хоть и содержится в её памяти, всё же не устраивает её. И, сейчас она видит и чувствует, что-то новое, иное, что зарождается у неё, в отношениях с Иннокентием Анатольевичем.
Её не пугает даже то, что он работает теперь простым курьером при загибающемся проектном институте. Перевозя документацию, или развозя письма по всей Москве, он ничуть не стал от этого глупее в её глазах. Она просто отдалилась от него, спрятавшись за стену другой комнаты. Ей уже всё равно кем он работает и сколько зарабатывает. Тот человек, который сумел отказаться от такого главного для всех людей, положения в обществе и полагающихся к нему денег, ей не интересен. Она и сама, давно уже зарабатывает не много, но, это так и не смогло загнать её в рамки ограничений во всём.
Мария Константиновна, что называется – умеет парить над жизнью, её проблемами, невзгодами, лишениями и неудачами. Иннокентий Анатольевич так и не научился этому за все свои шестьдесят лет. То есть он, конечно, умел мусорить деньгами, красиво одеваться, покупать неплохие машины, занимая хорошую должность. Но, сейчас, когда оказался практически на улице, многое изменилось в нём. И, самое страшное, что произошло за последние три-четыре года, как его сократили, это то, что он научился жить экономно.
Раньше он сильно боялся этого слова – экономия, презирая его и ненавидя тех людей, которые умели так жить. Теперь же он сам, и что поразительно, легко научился этому. И не так пугало его само это слово, как образ жизни, лишающий его возможности творчески мыслить, в котором он оказался.
- Творчество никогда не покинет человека, если оно уже было в нём! – не верила его словам Мария Константиновна. Но, Иннокентий Анатольевич сломался. Он стал как все. Но, пока ещё бодрился, тужился, пытался что-то писать, иногда рисовал. Но, это не помогало ему подняться над всем этим, созданным им миром смирившегося человека.
Ничего, всё у него пройдёт. Ведь мне с ним интересно, как никогда не было ни с кем другим. А может быть и не нужно ему искать работу по душе, если он умеет содержать вокруг себя свой собственный мир. Думала от отчаяния Мария Константиновна.

Они лежали рядом, первый раз за последние пару месяцев, каждый думая друг о друге, не оставляя места мыслям о себе. Впереди была бессонная ночь.
Справа, на полу, в углу комнаты, в коробке, так же думала о них Василиса. Мария Константиновна, была для неё не менее важна, чем Иннокентий Анатольевич. Но, она словно бы не хотела замечать её, отодвигая мысленно на задний план, как какое-то приложение к своему хозяину. Ведь у неё не было ни усов, ни хвоста, а значит она и не могла составлять конкуренцию ей в её мыслях о будущем.
Теперь в комнате было пять живых существ. И, кто из них были люди, можно было определить только с первого взгляда. Но, прислушавшись к тем мыслям, которые крутились в их головах, становилось уже несколько сложнее сделать подобный вывод.
- Иди ко мне, - сказал Иннокентий Константинович.
- При людях!? – испугалась Мария Константиновна.
- Людях!?
- Да.
- Мы же тут одни с тобой!
- А Василиса?
- Она же кошка.
- Да. Я не подумала. Почему-то она сейчас для меня словно бы человек. Да и к тому же мне как-то тревожно.
- Согласен с тобой. Но, тогда давай спать. Неизвестно, что нас ждёт ещё впереди этой ночью, - и не надеясь на больше, смирился Иннокентий Анатольевич.
- Да. Я тушу свет.
- Туши.
И они оказались в полной темноте, тишину которой иногда нарушали поскрипывания сосков Василисы, терзаемых ещё беззубыми пастями котят.
Иннокентий Анатольевич сам не понимал, почему Мария Константиновна не ушла спать сегодня в другую комнату.
Глупые люди. Неужели они думают, что я приревную? Какая ерунда. Мне бы только родить и остаться живой. Думала Василиса, лёжа на боку у себя в коробке.
Ей не надо было ходить на работу, бегать в магазин, пить, или курить. Её жизнь была гораздо проще и спокойнее человеческой. К ней не приходили друзья, не заваливали глупыми видео в вотсапе. Она была отстранена от всего этого и находилась в своём кошачьем мире, не ведая человеческих проблем.
Мир менялся для всех. Он словно бы переворачивался вверх тормашками. То, что было плохо раньше, теперь становилось в порядке вещей, что вызывало отвращение – нравилось. Люди прятались от него, кто, где мог. Те же, кто родился недавно, уже не так боялись того, что творилось за окнами.
А там шёл снег. Зима в этом году была поздняя. Она пришла в середине февраля, с большим опозданием, как бы говоря этим, что сделала это только для тех, кто её по-настоящему ждал. Только для них она просыпалась снегопадами, пронзив землю морозами, не давая растаять свежим заносам.
Они ждали эту зиму. Но одновременно и боялись её. Ведь она могла обмануть их ожидание, который раз уже растаяв свои снега, превратив их в воду, словно в слёзы. Но, сегодня был настоящий снег. Он шёл за окном, покрывая всё землю своими хлопьями, и тихо шелестя под скрип Василисиных сосков, еле слышное урчание новорожденных, и тревожное ожидание родов.
В квартире было тепло. Ветер гнул старые деревья, которые уже давно превысили своей высотой сам дом, и бились ветками в недавно установленные стеклопакеты. Фонари на столбах сильно раскачивало, и они метались светом по свеженаметаемым сугробам. Но им всем не было страшно. Как за саму погоду, так и за Василисины роды. Им почему-то казалось, что всё должно пройти нормально. Так, как они заслужили этого.
Теперь, в комнате спали все, кроме Василисы.
Она думала. Ей не было страшно. Ей казалось, что она и есть тот единственный живой организм в этой квартире, которому заранее известно сколько будет в итоге котят и как именно пройдут роды.
Все эти метания, переживания и душевные страдания её хозяина, были ей не интересны. Она ценила его, прежде всего за заботу о ней. Он научил её многому. Понимать шутки, нападать из-за угла, не бояться воды. Но, самое главное – он разговаривал с ней. И она теперь не просто понимала по-человечески, она умела мыслить словами. Это настораживало её, делая осторожнее. Но, она ещё не понимала, как это усложняет ей жизнь.

* * *

- Пойдём, - коротко сказал Эхнатон.
- Куда? – испугалась Василиса.
- Там узнаешь.
- Ты уверен?
- Конечно.
Эхнатон был совершенно лысый мужчина, как он сам себя называл, несмотря на то, что, прежде всего, был простой кот. У него не росли даже усы. Чрезмерно большая голова, имеющая маленький лоб, говорила о превосходстве его над другими кошками. Небесного цвета, голубые глаза, подчёркивали наличие благородной крови.

- Всего три тысячи рублей, - прочитала в объявление Мария Константиновна.
- Далеко? – поинтересовался Иннокентий Анатольевич.
- Соседняя ветка метро. На машине минут пятнадцать.
- Фото есть
- Да.
- Берём!
Так было принято решение о вязке. И теперь Василиса, смутно догадываясь о каком-то присутствующем всё же здесь тайном сговоре послушно шла за знающим себе цену Эхнатоном.
- Надо же! Сразу понравились друг-другу! – отметила хозяйка Эхнатона, женщина в спортивном костюме, лет сорока.
- Да. Обычно она никого к себе не подпускает. Но вашего царя Египетского, она сразу полюбила, - заметил Иннокентий Анатольевич.
- Я вам пришлю видео, если у них всё пройдёт хорошо, - обещала женщина.
- Видео!? – удивилась Мария Константиновна.
- Да, на вотсап. Так положено, - улыбнулась женщина.

А может это любовь? Может быть я влюбилась? Но, каков же он в постели? Я ничего не знаю. Я наверно должна поломаться чуть-чуть для приличия? Хотя, сейчас такие времена, всё происходит моментально. Встречаются, расстаются. Всего за пару дней. Потом дети без отца. Мир сошёл с ума. Всё летит в пропасть. Впрочем, о чём это я? Я ведь не человек, а кошка. А у них всё по-другому. Не так как у людей. Какой же он галантный! Неужели родился в Египте? Никогда бы не подумала, что мой первый мужчина будет Египтянин.
- Я нравлюсь тебе?
- Да.
- И ты впрочем, ничего себе.
- Но, я не совсем породистая. У меня растут на ногах волосы.
- Ничего страшного. Это даже несколько сексуально и возбуждает меня.
- Надо же! А я бы и не подумала о том, что так бывает.
- Бывает и не так! – с видом бывалого, констатировал Эхнатон.

- У них всё получилось Иннокентий, - сказала хозяйка Эхнатона, позвонив Иннокентию Анатольевичу, уже на следующий день.
- То есть я могу уже забирать кошку?
- Нет, давайте для верности подождём ещё одного раза.
- Давайте, - как-то неуверенно произнёс Иннокентий Анатольевич.
- Я выслала вам видео.
- Видео!?... Ах! Ну, да! Конечно.
- Всё нормально Иннокентий. Не волнуйтесь, - явно улыбнулись на другом конце телефонного соединения.

* * *

- Кеша! Смотри! Их теперь уже трое!
- Кого? – спросонья не понял Иннокентий Анатольевич.
- Котят! – пояснила Мария Константиновна, стоя у коробки с котятами и кошкой.
- Пол пятого.
- Одиннадцать часов прошло!
- Да. Интервал большой.
- Ага!
- Слушай Маша, а он точно живой?
- Да! Да ещё и самый большой из всех. Вот чудеса!
- Да уж! Всё не как у людей!
- Они же кошки.
- Ты думаешь?
- Надеюсь.

Вот ведь глупые люди. Почему они так радуются. Ведь это же обычное дело, когда рождаются дети. Разве в этом есть что-то необыкновенное? Думала Василиса, вылизывая своего третьего ребёнка.
- Наверно ещё будут.
- Ты думаешь Кеша?
- Да Маша.
Вот ведь смешные. Неужели не видно по мне, что больше я не собираюсь рожать. Смотрела на них Василиса.
- А почему ты меня назвал по имени Кеша?
- А ты?
- Сама не знаю.
- И я.
- Но, мы же когда-то называли так друг друга.
- Когда?
- Ну, тогда, ещё давно. Когда только познакомились.
- Как давно это было.
- Ты вспомнил?
- Да.
То ли дело, просто Василиса. Ни имён тебе, ни отчеств. Всё просто и лаконично. Подумала Василиса.
- Мы очень хорошо знаем друг друга, так, словно бы брат и сестра.
- Да Маш. Это хорошо.
- Но и плохо тоже.
- Почему?
- Потому что чувства притупились с годами. Всё уже было много, много раз.
- А любовь?
- Что любовь?
- Она же осталась? – с надеждой в голосе, поинтересовался Иннокентий.
- Осталась Кеша. Только где-то глубоко, глубоко.
- А у меня она на самом виду. Надо только вспомнить тот первый раз.
- Ты о чём?
- О том дне, когда ты первая обратилась ко мне по имени отчеству.
- Я? Может это был ты?
- Нет. Это была ты.
- Значит, ты помнишь этот день?
- Нет. Я помню, как ты первый раз так меня назвала.

Вот смешные. Неужели так важно это. Есть ли любовь, или нет и никогда не было. Нет неприязни, отвращения, ненависти друг к другу и уже хорошо. Уже замечательно. Зачем же искать эту странную любовь? Кому она нужна в наше время? Расчёт. Только он способен удержать семейную пару. А уж грамотный расчёт, приносящий пользу, способен на нечто большее чем любовь. Хотя, о чём это я? Ведь я всего лишь кошка. Откуда мне вообще может быть всё это известно. Я даже и не вспоминаю теперь Эхнатона. Нет, конечно же, с ним мне было хорошо и приятно. Его мягкие лапы, безусые щёки и такие сильные челюсти, которыми он сжимал мне шею, во время…
«Если результат будет отрицательным, привозите Василису ещё раз». Вспомнила слова хозяйки Василиса.
А вот мне и не интересно было бы опять оказаться рядом с Эхнатоном. Он всего лишь кот. Пускай и царских кровей, с голубыми глазами, но не человек. А разве коты умеют всё то, на что способны люди?
Нет. Это не любовь. Думала Василиса.

- Ну, теперь будем спать. Положимся на волю Божию, - зевнув, сказал Иннокентий Анатольевич.
- Ага, - зевнула за ним и Мария Константиновна.

Все спали.
Зима морозила город.
Котята грели душу.
Ветер гнул деревья.
Организм матери вырабатывал молоко.

Мария Константиновна ушла на работу.
Иннокентий Анатольевич, остался дома, так как был, в отпуске, который взял из-за Василисы.
Он боялся всего. Того, что пропадёт молоко. Что Василиса внезапно съест самого слабого, первого родившегося котёнка. Что загноятся плохо отгрызенные пуповины у котят.
К тому же Василиса ничего не ела.
Он сварил ей половину курицы, получив тем самым кастрюлю бульона и целую тарелку варёной курятины, которую тут же предложил кошке, положив в миску.
Василиса, понюхав пищу, демонстративно поворотила свой нос.
Курица! Да ещё и варёная! Ни за что! Ну, ладно уж сырая, так уж и быть – ела её целых два года. Но, варёную! Извините! Подумала Василиса.
«Надо переводить её на молочные продукты» Вспомнил он слова Марии Константиновны. Но, в доме есть только молоко, а его она не пьёт. Что же делать?
- Купи ей Растишку, или Агушу. Детское питание какое-нибудь. Можно простоквашу, кифир, ряженку, - продиктовала ему по телефону Мария Константиновна.
- Хорошо. Хорошо. Я сейчас схожу, - смирился он.

Он сходил в магазин и купил всего из вышеперечисленного.
Теперь все подступы к кошачьей коробке были «заминированы» мисочками, тарелочками и крышечками от банок, наполненными всяческими молочными продуктами.
Василиса не соизволила даже выйти понюхать то, что он ей приготовил. Она лишь только повела носом и устроилась удобнее на спине, подгребя под себя всех котят лапами. Они монотонно скрипели её сосками в своих маленьких, лишённых пока даже молочных зубов, пастях.
Что же делать? Начинал уже беспокоиться Иннокентий Анатольевич.

- Надо кормить с рук, - в ответ на его, пришло сообщение от Марии Константиновны, в вотсапе.

Понюхав миску с простоквашей, которую Иннокентий Анатольевич держал у неё перед носом, Василиса отвернулась, сделала вид, что хочет спать.
Странные всё-таки эти люди. Неужели они думают, что я буду есть такую гадость? Это же молочные продукты. А, нормальные кошки их отроду не ели. Подумала Василиса.

- Ну, как дела? – первое, чем поинтересовалась Мария Константиновна, придя с работы домой.
- Не жрёт.
- Молодец!
- Ещё бы.
- Надо через шприц.
- Как это? Внутривенно что ли?
- Нет, без иглы и прямо в рот.
- Ну, это уже завтра. Сегодня я за шприцом не пойду.

Последнее время Иннокентий Анатольевич и Мария Константиновна, спали отдельно. И, если честно сказать, оказались в одной постели случайно, вчера. Только лишь из солидарности друг к другу. Вдвоём волнуясь о судьбе своей кошки.
Нет, не то, чтобы они находились в ссоре. Просто секс для них был уже чем-то таким, что не приносит удовольствия, превратившись в какую-то повинность супругов, проживших всю жизнь вместе. Ощущения все те же, что и много, много лет назад. Но, сами движения, позы, жесты, уже были отточены с годами и доведены до автоматизма. Иными словами, они устраивали друг друга в постели только лишь, когда соскучивались, раз в месяц, а то и вовсе реже.
Раньше, ещё лет десять назад, Иннокентий Анатольевич и подумать не мог о том, что такое возможно. Теперь же, наоборот, напрочь забыл, как же всё это происходило у них прежде.
А ведь происходило! И ещё как! Сколько всего было пережито ими. Нет, конечно же они никогда раньше не ссорились. Разве, что если считать какие-то мелкие противоречия, возникающие между ними изредка из-за бытовых вопросов. Прожить жизнь в полном согласии и мире, в наше время было практически невозможно. И то, что им удавалось это на протяжении, вот уже, почти тридцатипяти лет, самих же их настораживало и отчасти пугало. А нет ли тут какого-то подвоха? Какого-то скрытого смысла? Во всём этом внутреннем благополучии, в котором находились они все эти годы? Этот вопрос возникал у каждого из них время от времени. Но, ответа на него не находилось.

- Ляжем вместе? – спросил Иннокентий Анатольевич Марию Константиновну.
- Нет Кешенька. Я устала сегодня очень на работе. Лягу в большой комнате на диване, если ты мне разрешишь.
- Конечно Машенька.

Всё уснуло в квартире. И люди и звери. Котята изредка просыпались и опять припадали к маминой груди. Насосавшись вдоволь, опять засыпая.
Вдруг, кто-то прыгнул на Иннокентия Анатольевича, среди ночи.
От неожиданности прыжка, он проснулся.
У него на груди, сидела Василиса.
- МАУ, - коротко объяснила свой прыжок она.
- Что случилось Вася? – включил лампу на тумбочке при кровати Иннокентий Анатольевич.
- МАУ, - повторила она и подмигнула ему правым глазом.
В коробке подал звук один из котят и тут же отозвались ему все остальные.
Василиса, моментально среагировав на детский плач, убежала обратно к котятам. Иннокентий Анатольевич выключил свет и закрыл глаза.
- МАУ! – повторилось всё опять.
Он включил свет.
Какой же ты непонятливый. Я же тебе русским языком говорю. Возмущалась Василиса.
Какие у неё сейчас выразительные глаза. Заметил Иннокентий Анатольевич.
- Что случилось Васька? Ночью дети должны спать.
- Она подмигнула ему уже левым глазом и убежала обратно, среагировав уже на более громкий кошачий крик из коробки. Котята разгулялись и уже не хотели спать.
Что же это такое с ней происходит? Может быть, у неё кончилось молоко? Перебирал причины такого поведение Иннокентий Анатольевич.

* * *

Василиса считала главным хозяином его, а не Марию Константиновну. То ли потому, что он был мужчина, то ли из-за того, что именно он определял её дневной рацион питания. Поэтому она спала с ним. Точнее у него на кровати под одеялом, между ног. Так, чтобы её голова оставалась снаружи. А утром всегда запрыгивала на его грудь, или спину, в зависимости от того, в какой позе он просыпался.
Может быть и сегодня она будит его с этой целью? Чтобы он накормил её. Но чем он может накормить, если все миски и крышечки стоят нетронутыми, а животное голодно.
Он отнёс Василису к котятам обратно, в коробку. Но, не успел выключить свет, как она опять стояла на нём, и пристально смотрела в глаза.
Ну, как же мне тебе ещё объяснять!? Думала она, жалея о том, что не выучилась человеческой речи, научившись только понимать слова.
Наверно всё же молоко закончилось. Этого только нам не хватало! Понял Иннокентий Анатольевич.
Борьба животного с человеком продолжалась ещё около часа.
Иннокентий Анатольевич пытался кормить её со своего пальца, обмакивая его в кефире, затем в твороге, или ряженке. Но, результат всегда был один и тот же. Василиса сопротивлялась незнакомой ей пище.
Надо покупать пипетку для котят. Тут явно попахивает искусственным вскармливанием. Этого только мне ещё не хватало. Понял он.

- Всю ночь по мне скакала, - пожаловался он с утра Марии Константиновне.
- Молоко кончается к ночи у неё, - констатировала она, глядя на то, как мирно посасывают утреннее молоко котята, у хитро улыбающейся Василисы.

- Сегодня приду пораньше. Купи шприц и попробуй кормить её через силу. Иначе придётся кормить котят из пипетки, - сказала Мария Константиновна с порога.

Что это у тебя? Зачем это? Ох уж эти мне люди. Вечно придумают что-то. Может мне нравится именно вылизывать с твоей тарелки остатки творога или сгущёнки, доедать йогурт, в пластиковой баночке. Может я люблю именно, когда остатки, а не целая упаковка. Вот тогда я готова съесть. А так, когда всего много, мне даже и не интересно вовсе. Так и ума особого не надо, чтобы распробовать вкус самого продукта. Думала Василиса, когда Иннокентий Анатольевич взяв её за шкирку, клал к себе на колени, для того, чтобы накормить посредством огромного пятикубикового шприца.
А ведь всё-таки вкусно! Но, всё равно я никогда не буду есть это самостоятельно. Только вылизывать и подъедать. Я ведь кошка, а не человек.
- Ешь давай зараза!
Смотри-ка! Ещё ругается! А вот не открою пасть.
- Открывай сволочь. Не хватало мне ещё котят всех из пипетки по очереди кормить.
Не открою.
- Ну, всё! – начал разжимать пасть Василисе Иннокентий Анатольевич.
У него ничего не выходило. И вот, шприц, вдруг сам проскочил в расщелину между зубов, и Иннокентий Анатольевич, не растерявшись, тут же нажал на него. Целый кубический сантиметр творога выдавился в Василисину пасть. Та, нехотя сглотнула его, и возмущённо посмотрела на него.
- Вот! Совсем другое дело.
Котята заорали, почувствовав, что мамы нет рядом. Василиса вырывалась из цепких рук Иннокентия Анатольевича. Он же продолжал вдавливать маленькими порциями содержимое шприца, давая небольшие промежутки времени на то, чтобы Василиса успевала проглатывать ненавистную ей пищу.

* * *

Они жили сначала у её родителей. Детей у них не было. И причина была хорошо известна. Аборты. Их было несколько. Виной этому были: институт и отсутствие квартиры.
Потом, когда институт был окончен, они долго боролись, сопротивляясь природе. Но, медицина, увы, не смогла помочь.
И только ближе к сорока годам, Мария Константиновна забеременела. Иннокентий Анатольевич, сперва не поверил её словам. Ведь они были произнесены так обыденно и стандартно, как будто бы это происходит, ну не каждый день, так хотя бы раз в месяц:
- У меня будет ребёнок.
- Почему у тебя? – удивило Иннокентия Анатольевича несколько предвзятое, эгоистическое отношение к детям.
- Я так решила.
- А я?
- А ты мне помог, - улыбнулась Мария Константиновна.
Он не знал, радоваться, или сдерживать эмоции. А их было мало. Дело в том, что все они уже давно перегорели в них. Они оба знали, что нужно делать, как жить. Их действия были отточены до автоматизма.
Узи.
Пол ребёнка.
Мальчик….
Сохранение….
Преждевременные, тяжёлые роды.

Мёртвый ребёнок…

Шли годы. Родители умерли. Сначала у Иннокентия Анатольевича, затем у Марии Константиновны. Они сделали ремонт в квартире его родителей, а её пустующую - сдали.
Тогда и появилась у них кошка. Которая так же, как и Василиса была не совсем породистая, но так же радовала их своим жизнерадостным подходом к жизни. Её звали Тамарка, или Тома. Но у неё, так же, как и у них не было детей. Нет, тут дело не в том, что кошка не могла родить. Они вязали её с таким же практически лысым котиком. Но котят она не смогла выносить, и произошёл выкидыш.
Поразительное дело, даже их кошка не могла родить. Но, это уже не расстраивало их. С годами они смирились, не найдя в себе сил взять ребёнка из детского дома, так и плывя по течению жизни, постепенно остывая друг к другу в своих чувствах.
Потом они сделали Тамарке операцию, чтобы та прекратила свои, практически хронические «загулы», которые длились неделями, затихая всего лишь на пару дней.
Тамарка прожила у них пятнадцать лет. Она заменяла им в доме ребёнка. Игривая и неприхотливая, нахальная, и в то же время ласковая, она объединяла их вокруг себя. Мария Константиновна не то чтобы особо любила её, скорее она смирилась с её существованием. Иногда даже позволяя ей спать у себя на коленях, когда она печатала что-то в компьютере, работая дома.
Томка, несмотря на свой характер, стала чем-то незаменимым в их квартире. С годами особо не бросаясь на глаза, она, как бы незримо присутствовала там, среди них. Впрочем, как и они сами не видели и не чувствовали своего присутствия в квартире, стараясь не попадаться друг другу на глаза, каждый тихонько занимаясь своим делом в углу.
Она ушла от них.
На даче у друзей. И не вернулась.
- Ушла умирать, - сказала Мария Константиновна Иннокентию Анатольевичу, через неделю, когда друзья сказали им, что так ни разу её и не видели.
- Ей ещё рано, - не поверил Иннокентий Анатольевич.

Друзья продали дачу.

Иннокентий Анатольевич с женой, как-то, через год приезжали туда, просто так, погулять. Но, любимая мордочка так и не показалась им из-за кустов.

Василиса родила котят. Они собственно и не рассчитывали на такой исход, действуя скорее по инерции, решив дать возможность родить кошке перед тем, как сделать ей операцию.
Почему она родила, да ещё и целых троих, а не одного, как обычно бывает у кошек в первый раз, они уже не задумывались. Позади было тридцать пять лет брака. За эти годы произошло столько событий, что само желание иметь детей, или переживать из-за их отсутствия, уже отошло далеко на задний план, потерявшись там, среди множества бытовых вопросов.
Они жили легко. Их ничего не обязывало оставаться на месте, держаться за работу, или гоняться за большими зарплатами. Им было уютно вдвоём. Они не раздражали друг друга, заботясь и зная привычки.

* * *

Иннокентий Анатольевич, кормил Василису из шприца целый день, с небольшими промежутками. Котята высасывали из её чрева свежевыработанное молоко. Василиса превращалась на глазах Иннокентия Анатольевича в машину по переработке молочных продуктов, в продукты детского питания.

- Как дела? – с порога поинтересовалась уставшая Мария Константиновна.
- Кормлю через силу. Ночь покажет.

- Ты знаешь Кеша, а ведь Василиса родила сама и с первого раза.
- Да Маша. Я думаю, что наступают какие-то подвижки в нашей жизни.
- Ты это о чём?
- Я!? Не о чём. Просто последние годы у нас с тобой ничего не происходит.
- А, что бы ты хотел, чтобы у нас произошло?
- Нет, не произошло. Происходят неприятности. Скорее наступило.
- А мне казалось, что всё, что могло наступить, уже произошло.
- Вот я и подумал невольно, что это не так.
 
Мимо них неспешно прошла Василиса, направляясь к своему лотку, который находился в туалете. Она на мгновение остановилась, посмотрев на Иннокентия Анатольевича. Тот поймал её взгляд и проводил её своим.

Котята становились похожи на китайцев.
Двое из них начинали открывать глаза, и от этого казалось, что они сильно щурятся.
- Кошки открывают глаза через две недели, - констатировал брат.
- Но, эти уже открывают, - настаивал на своём Иннокентий Анатольевич.
- Тебе кажется. Я лучше знаю кошек.
Иннокентий Анатольевич сфотографировал самого крупного из всего выводка котёнка, лежащего у него на ладоне и отправил брату.
- Китаец, - пришёл ответ в вотсапе.
- Вот! Глаза открыты.
- Так у Китайцев всегда открыты!

Ночью всё повторилось.
Василиса разбудила Иннокентия Анатольевича, ровно в половине третьего.
Значит дело не в молоке. Подумал он и ленивым движением руки, смахнул Василису со своей спины.
- МАУ, - раздалось уже из её коробки. Тут же проснулись котята и начали плакать в три голоса одновременно.
- Вот ведь, какая же зараза. А ещё мать! – сказал он ей и зажёг свет прикроватного светильника, на тумбочке.
Ничегошеньки ты не понимаешь. Подумала Василиса и опять запрыгнула на Иннокентия Анатольевича.
Он прогнал её, сходив за веником на кухню. Вернувшись и выключив свет, закрыл глаза, положив веник с собой на кровать, рядом с правой рукой.
- МЯ!
- Вот ведь наглая морда! Ничего не боится! Я тебе! – махнул он веником. Василиса исчезла в коробке.
Бои продолжились.
Но, теперь Василиса вынуждена была действовать хитрее. Она огибала кровать с другой стороны, подкрадываясь к нему слева.
- Ну, всё! – не выдержал Иннокентий Анатольевич и отлупил что есть силы наглое животное.
Ну, как же тебе ещё сказать!? Ведь ты ничего так и не понял. Подумала Василиса, устраиваясь среди своих детей.
На какое-то время наступило затишье, и Иннокентий Анатольевич выключил светильник.
На него кто-то опять запрыгнул, но уже беззвучно, без «МАУ» и «МЯ».
Он, на ощупь пошевелил рукой и понял, что она не одна. Слава Богу он не махнул рукой со всей силы, или того хуже, не воспользовался веником.
Включив свет, о увидел у Василисы в зубах котёнка. Она искала глазами, куда бы его пристроить.
- Нет, ну, это уже не в какие ворота не лезет! – аккуратно, не применяя оружие, переложил кошку с котёнком в коробку Иннокентий Анатольевич.
Он потушил свет и затаился. Василиса сделала то же самое.
Через какое-то время попытки переезда повторились. Но Иннокентий Анатольевич к тому времени уже провалился в сладкий сон. И обнаружив рядом с собой Василису, с двумя котятами, размещёнными ею подле него под одеялом, очень удивился.
Котята спали, а кошка готовилась к третьему заходу.
- Ну, всё! – сказал Иннокентий Анатольевич, и аккуратно переложив всех на свои места, в коробку, на прощание пару раз хлестнув Василису веником по попе.
Попытки переезда на этот раз прекратились.

- Интересные у вас с ней отношения, - в ответ на его рассказ, заключила Мария Константиновна.
Она начинала ревновать своего мужа к животному, понимая, что таким образом скоро потеряет возможность спать рядом с ним в одной кровати. Правда ей эта возможность уже и не требовалась последние годы, но, теперь, когда страх потерять её навис над ней, она первый раз задумалась над этим.
А ведь он ещё совсем неплохо выглядит. Ну, подумаешь живот. Зато он ещё не начинал лысеть, как все его сверстники. Да и потом, у него молодое лицо и всегда блестящие глаза.
Как же он тогда умудрился ей изменить? Как это вообще могло прийти ему в голову? Ведь та, с кем он уехал тогда в Питер, несмотря на то, что младше его на целых двадцать лет, оказалась такой примитивной и глупой в своих расчётах, что Мария Константиновна даже была рада тому, что этот человек не вызывает в ней ревности.
Само рассосётся. Решила Мария Константиновна, не выдавая то, что ей всё известно. Да, она была хитрее его, а может быть и умнее, найдя в себе силы на такое хладнокровное решение, которое, в итоге помогло сохранить мужа. Но, всё же, что-то произошло в ней тогда. Что-то сломалось, погнулась какая-то скрытая пружина, отвечающая за накал отношений, регулируемый ею.
Она сохранила мужа, но потеряла его в своём сердце, так и не простив.
Да, у них был потом разговор. И тогда она сказала всё, что о нём думает. День и час для этой беседы был выбран таким образом, чтобы она произвела максимальное впечатление на мужа. Это было перед её отъездом в длительную командировку.
С тех пор они спали отдельно, лишь изредка встречаясь в одной кровати, по праздникам, или когда действительно соскучивались друг о друге.

- Ты знаешь, мне кажется, что она меня любит, - ответил Иннокентий Анатольевич.
- Конечно, любит. Ведь ты её хозяин.
- Так же, как и ты, между прочем. Не меньше.
- Не меньше. Но ты мужчина, - вспомнила Питер Мария Константиновна.
- Это да.
- Ладно. Теперь я спокойна за детей. Корми их молочными продуктами, - уходя на работу, сказала Мария Константиновна.

Иннокентий Анатольевич был многим обязан своей жене. Точнее её отцу, который был деканом института, и сильно помог ему, устроив на хорошую работу, где он и проработал все эти годы, до самого последнего дня института, когда тот уже был практически ликвидирован.

Арсений.
Он помнил его хорошо. Было ли у него что-то с его женой, или Иннокентий Анатольевич сам придумал себе эту историю, сейчас сложно уже что-либо сказать.
То ли Мария Константиновна пыталась отомстить ему с этим щеглеватым типом. То ли там действительно была какая-то любовь, Иннокентий Анатольевич не знал и не мог понять даже сейчас. Но тогда он не знал, как ему жить дальше. Мария Константиновна была для него всё. После смерти матери он стал понимать, что никто на этом свете не способен так заботиться о нём, как заботилась его жена.
Какой чёрт его дёрнул заводить этот роман с Анечкой, секретарём-референтом. Зачем? Бес попутал, да и только. Но, дело сделано и теперь козырь был в руках жены.
Он знал этого горделивого, старшего научного сотрудника Арсения, который умудрялся ещё преподавать вечерами в трёх институтах. Но, откуда у него ещё находилось время после всего этого на любовные похождения? Это было непонятно Иннокентию Анатольевичу. Да и разве понимание этого способно было бы помочь ему в его страданиях.
- Вернись ради детей, - сказал бы кто-то иной своей жене. Но у них их не было. И он не знал, как ему поступить. И от этого пошёл на крайность – разговор с женой. Уже на второй минуте которого, он сломался, унижаясь перед ней, прося вернуться.

Арсения отправили в Норвегию на стажировку. И, если бы не это, быть Иннокентию холостяком. Да и Мария Константиновна, как-то моментально опомнилась после его отъезда. И тогда Иннокентий понял, что это было всего лишь увлечение. Такое же, как и у него.
Теперь они были квиты. Но отношения после этого ещё больше притупились.

Ну, что ты смотришь на меня, как на жену. Я всё равно перенесу всех котят к тебе в кровать. И ты ничего не сможешь со мной поделать. Ведь, упрямей кошек никого нет на этом свете. А это всё только потому что… Думала Василиса, глядя прямо в глаза своему хозяину.

* * *

Третьей ночи Иннокентий Анатольевич боялся. Нет, конечно же он боялся не самой ночи, а Василисы, которая явно и не думала отступаться
- Ну, молоко у неё явно есть, - отметила Мария Константиновна, когда взглянула на котят, придя с работы вечером. Те лежали, словно бы молния ударила в самый центр коробки – на спине и лапками кверху. Более того, они все были словно бы накачаны чем-то.
- Молоко, - повторилась Мария Константиновна.
- Да. Они словно сдохли все. И это, кажется именно от того, что каждый наполнен молоком под завязку, - согласился с женой Иннокентий Анатольевич.
Один из «трупов», тот, что был ближе всего к эпицентру попадания молнии, подёргивал задней, правой лапкой во сне. Другой, что был первенцем, сладко зевнул.
Василиса сидела в углу коробки и с гордостью за своих детей, смотрела на хозяев не моргая.
Вы мне не даёте самой определиться с тем, что бы мне хотелось съесть в данный момент. А я имею такое же право на самоопределение, как и вы. Просто мы, животные, больше знаем и видим. Именно от этого и не поддаёмся панике, в отличие от вас, понимающих только свой человеческий язык. А в этом мире разговаривает всё. Просто у многих предметов нет слов и они разговаривают молча. Так же молча говорила Василиса.
Не сразу, а только лишь на второй день после возвращения от Эхнатона, она стала спать с Иннокентием Анатольевичем, показывая тем самым, что у неё теперь тоже есть своя личная жизнь. Она думала, что теперь Эхнатона будут привозить к ней в гости, или, наоборот, раз в месяц, она будет отвозима к нему. Но, то ли  ноги Иннокентия Анатольевича, особенно под одеялом, были гораздо теплее, то ли он умел так ласково и неспешно гладить её пластиковой щёткой в ванной по голове, когда она принимала водные процедуры, но этот горделивый, аристократический кот быстро забывался.

Мария Константиновна легла спать в большой комнате, перед сном поймав вопрошающий взгляд Иннокентия Анатольевича.  Он словно бы говорил:
«Не боишься оставлять меня одного с Василисой?»
Она ничего не ответила.
На этот раз, как только Иннокентий Анатольевич забрался под одеяло, Василиса тут же принесла в зубах к нему первого котёнка.
- Подруга, ты уверена в том, что собираешься сделать? – спросил он её.
Василиса выразительно посмотрела на него, а затем, лениво моргнув одним глазом, спрыгнула с кровати, устремившись за следующим котёнком. Она-то уж точно была уверена, зная, что делает.
Менее чем через минуту, рядом с Иннокентием Анатольевичем, под одеялом, лежали все трое котят и их мама Василиса.
- Семья в сборе, - сам себе констатировал он.
А как ты думал. Мысленно ответила ему Василиса, сладко зевнув и вытянувшись вдоль его тела с одной стороны, разложив  перпендикулярно себе с другой, котят.
- Нет, ну, это уже ни в какие ворота не лезет!
- Иннокентий Анатольевич, с кем это вы там разговариваете? – послышалось из большой комнаты.
- С женщиной, - ответил Иннокентий Анатольевич.
- Вы решили взяться за старое?
- Нет. У меня всё новое.
Наступила некая пауза.
Иннокентий Анатольевич знал, что Мария Константиновна понимает, что он разговаривает с Василисой. Он боялся спать в одной кровати с котятами, ведь непроизвольно мог задавить их.
Василиса повернулась к нему и стала разминать свои лапки о его бок, хитро уставившись прямо в его глаза, своими нахальными, золотистыми, кошачьими, с расширенными, словно у совы ночью, зрачками, благодаря тусклому свету в спальне.

Молча, лишь только скрипя старым, оставшимся ещё от прежней обстановки, раскладным диваном, он пристраивался к Марии Константиновне под одеялом.
Её отец, Константин Григорьевич, был очень упрямым человеком. Только благодаря этим своим качествам ему удалось добиться многого в науке. Но, дома им руководила жена. Он же оставлял за дверью квартиры все свои директорские амбиции и замашки, называя её всегда на «Вы», но по имени.
Первое время, Кеша боялся его. Но страх этот пропал сразу после того, как он оказался у них дома впервые. Его суровый руководитель, в домашней обстановке превращался в пожилого мужчину, напоминающего скорее добродушного дедушку, чем сурового и беспощадного директора научно исследовательского института.
- Ты зачем пришёл? – парализовала его сознание Маргарита Константиновна.
Константа. Недосягаемая и непреодолимая, постоянная величина, значение которой не меняется – вот, то, что он видел в её отце каждый рабочий день. И, такая добрая, переменная, трепетная её противоположность дома, не могли уложиться в голове Иннокентия Анатольевича воедино.
Он любил Марию Константиновну, такую, какой она была на людях. Оставаясь же с ней наедине – боялся и уважал. Она казалась противоположностью своего отца, но в главном, оставалась его копией.
- Меня Василиса выгнала.
- Дожили!
- Она принесла мне своих котят.
- И ты не нашёл ничего лучшего, как перебраться ко мне?
- Да.
- Иннокентий, вы всегда боялись ответственности.
- Я боялся женщин.
- Женщин!? Вот уж не поверю!
- Это чистая правда Мария, - пристраивался на самом краю Иннокентий Анатольевич.
- Только на одну ночь. Дальше сам разбирайся со своей женщиной.
- Хорошо Машенька, - сладко зевнул Иннокентий Анатольевич.
Когда-то, лет тридцать пять назад, она казалась ему весёлой и задорной. Он видел, ничто не сможет укротить её весёлый нрав. Она любила шутить, всё время, смеясь над его недостатками. А их было у него ой, как много. Толстые стёкла очков, отсутствие усов, и малейших намёков на бороду, врождённая стеснительность. Всё это словно бы ещё больше раззадоривало Маришку, худенькую, студентку, с параллельного потока.
Он влюбился в неё сразу. Но, не смел себе признаваться в этом. Она же мучала его, играя с ним, издеваясь и подшучивая, как только была способна её молодая девичья фантазия.
Почему же она вышла за него замуж? Что повлияло на её выбор! Гадал он тогда. И сейчас, как и много лет назад, так и не мог найти ответ на тот вопрос.

* * *

Иннокентий Анатольевич проснулся от того, что его лапой за лицо трогала Василиса. Она, словно бы что-то хотела ему сказать.
- Что! Что такое? Что случилось? – не понял он спросонья.
- Соскучилась я.
- Как это? То есть это ты мне? – не понял он сразу, разговаривает ли с ним Василиса, или это кажется ему, что она сказала именно эти слова.
- Пошли. Мне холодно одной.
- Зачем?
- Вот ведь глупый. Я замёрзла. Идём. И детям нужен отец.
- Я не отец. И никогда им не был.
- Надо когда-то начинать. Идём.
Иннокентий Анатольевич был человек непьющий и никогда не курил, тем более всякой дряни. Но, сейчас ему захотелось выпить. В квартире ничего из алкоголя не было. И оставалось одно из двух: Поверить Василисе и пойти с ней, или поверить в то, что она говорит с ним по-человечески. В любом случае приходилось верить в одно из двух.
Он сел на краю дивана и начал искать свои тапки, шаркая под ним ногами.
- Куда!? – сквозь сон, сказала Мария Константиновна.
- К Василисе, - поймал ногой один тапок Иннокентий Анатольевич.
- А я?
- А ты спи одна. Не хочу тебе мешать, с радостью нащупал он второй, слипшийся, как назло тапочек.
Он шёл к себе в комнату, а сзади его толкала, вставая на задние лапы Василиса.
Она была моложе его и по-человечески уступала умом. Но, как кошка, казалась намного умнее и опытнее.

- Какой ты смешной со своей Василисой, - сказала Мария Константиновна, заглянув утром, перед уходом на работу, в комнату к Иннокентию Анатольевичу.
- Почему? – открыл глаза Иннокентий, тут же заметив рядом с собой Василису и шевелящихся подле неё, под одеялом, котят.
- Потому, что ты такой же глупый, как и много лет назад.
- Нет, Машенька. Я стал умнее.
- Уж не Василиса ли тебе добавила ума?
- Может и она. Ведь ты не просто так давала ей это имя. Василисы не только Вассы. Они ещё и премудрые.
- Глупые люди. Ведь я всего лишь кошка. И не умею жить отбивая мужчин у женщин. Мне просто нужна такая же человеческая любовь, как и всем вам, - взобравшись на грудь к Иннокентию Анатольевичу, сказала Василиса, человеческим голосом и сладко потянулась, изогнув свою спину дугой.
Иннокентий Анатольевич посмотрел на неё внимательно. Она подмигнула ему и полезла под одеяло к своим детям.
- Мне сейчас показалось, что я начала понимать кошачий язык.
- Тебе не показалось.

12.02.2020 г.


Рецензии
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.