Помнишь, когда мы были маленькими?

Галина Вишнякова - Журба



Приятно, когда тебя помнят! Вдвойне приятно, если помнят друзья детства.
Такое ощущение, что у их есть доступ к секретному паролю  твоей памяти, который открывает доступ в МИР,  в котором конфеты слаще, звезды ниже, где подсолнечное масло пахнет жареными семечками, а буханку духмяного горячего белого хлеба невозможно донести домой, чтоб не обгрызть хрустящую корочку… Мир, в котором мы жили – поживали   и не догадывались о том, что были счастливы…

Мне  позвонила Фрида!
Это просто невероятно - она разыскала меня!
Я припарковала свой Фольксваген-Гольф  в первом же «кармашке»  и мы проговорили  весь обеденный перерыв. Вспоминали детство, смеялись, плакали… Нам было что  рассказать друг другу, ведь прошло сорок лет с тех пор, как мы расстались…

Недалеко стоял полицейский с полосатым жезлом в руках. Он  следил за движением на оживленной трассе, время от времени с усмешкой поглядывал  то на меня, то на часы… К концу телефонного разговора, прижимая к уху горячий мобильник,  я уже явно читала по его лицу все,  что он  думает о блондинке за рулем…


Девочка Фрида с тоненькими косичками - моя первая школьная подружка. Мы  жили по соседству, вместе ходили в школу,   и нам не нужно было искать темы для разговоров. В этом маленьком человечке была большая внутренняя сила, житейская обстоятельность и серьезность. Больше всего меня  поражало то,  что  она  знала ответы на многие житейские вопросы,  о которых я даже понятия не имела… 

Той зимой меня чрезвычайно волновала одна деликатная проблема - я обнаружила у себя  в груди в области сосков  какое-то уплотнение размером с горошину… С каждым днем «опухоль» потихоньку увеличивалась, а потом и вовсе  превратилась в «пуговицу» средней величины… Стоило ее нечаянно задеть, она давала  о себе знать странной ноющей болью и каким-то непонятным тревожным  волнением… 
Весной под форменным платьем моя проблема была уже заметна, а ведь впереди -  лето, купания с соседскими мальчишками в  канале.  Как же я теперь буду купаться? И что это за болезнь такая?  А вдруг это… Подумать страшно…
Я мучилась, сомневалась, стеснялась, переживала, потом решилась и рассказала о своих тревогах  маме. Но она только отмахнулась:
- Тебе  тринадцать… Рано еще!
- Что рано?
- Когда надо, узнаешь…
- Что узнаю? Болит-то сейчас! Я не умру?..
- Поболит и перестанет! Это последствия простуды! К лету все пройдет!
Ответ мамы успокоил, но ненадолго...

Наш южно-казахстанский поселок назывался именем Микояна. Кто такой Микоян мы, честно говоря, толком  не знали, но с гордостью величали  себя «микоянскими», потому, что это было благозвучней, чем заковыристые наименования  ближайших отделений совхозов «Третий Интернационал», «Заря коммунизма» или «Путь Ильича»…
Даже когда  нас переименовали в отделение №1 хлопководческого совхоза «Красная звезда»,  мы называли себя по-прежнему.

За «Микояном», вдоль железной дороги проходил Большой канал – любимое место купания детворы, из которого по сети средних, малых и совсем маленьких арычков осуществлялся полив бескрайних хлопковых  полей.
Течение в арыке  было быстрым, вода  не только чистая, но и прохладная даже в самый жаркий день, когда термометры зашкаливало на плюс сорока пяти градусах в тени.
Взрослые девчонки купались в сторонке от визжавшей «мелкотни»,  щеголяя закрытыми нейлоновыми купальниками.  В свою компанию они принимали только старшеклассниц. Закрытого купальника у меня не было, да и девочки шестого класса старшеклассницами не считались…

Началась последняя учебная четверть, а «последствия простуды» не проходили, а даже совсем наоборот…
На уроках физкультуры я присматривалась к моим одноклассницам, но, похоже, ни у кого из них, такой как у меня проблемы не было.  Беспокойство росло, я переживала  и не знала, что же мне делать. Решила  поделиться с  Фридой.  Подружка внимательно выслушала  меня и поставила «точный диагноз»:
- Никакая это не простуда! Твоя мама ошибается! Просто… у тебя растет грудь!
- Какая еще …грудь?
- Моя старшая сестра Лида мне рассказывала… У нее точно так же все начиналось… А теперь она бюстгальтер носит!
- Зачем мне… это…  самое?… - язык не поворачивался произнести  слово, которое обозначало, как мне казалось,  прикосновение к тайне взрослой жизни. – Грудь нужна женщинам, чтобы  вскармливать  своих младенцев … А я тут при чем?
- У всех девушек должна расти грудь! – демонстрировала свои анатомические познания моя подружка. – У одних это случается раньше, у других - позже… Тебе не о чем беспокоится!  Вот если  бы у тебя не росла грудь -  это было бы ненормально!
- Но у тебя же не растет…
- Лида сказала, что у меня тоже вот-вот начнет расти!  Но грудь – это еще не все!- Фрида заговорщически понизила голос, -  Я расскажу тебе о том, что обязательно должна знать каждая девушка…

  Я была просто потрясена, узнав о том,  как сложно устроен организм женщины, сколько  у нее сокровенных тайн… И как только они умудряются все скрывать?
Оказывается, это очень даже  полезно - иметь  старшую сестру!

Когда Лида, высокая и стройная  шла в школу, слегка помахивая портфелем,  в тоненьком шуршащем  болоневом плаще, да еще ни в каких-то там коричневых хлопчатобумажных чулках в рубчик, а в настоящем прозрачном капроне, - ей вслед   смотрели  все…

Сказать, что появление в школе ученицы в таком сногсшибательном виде производило  настоящий фурор даже среди молодых учительниц, не избалованных  новомодными нейлонами, капронами и кремпленами,  значило ничего не сказать…
Таких невероятно модных вещей в нашем поселке еще ни у кого не было. Их могло занести к нам из Европы  только фантастическим ветром, который назывался  Красный Крест.

  Отец Фриды был проповедником в районной баптисткой церкви,  и семья Деринг  иногда получала благотворительные посылки из Германии.  Из той посылки моей подружке досталась  темно-синяя кофточка из шерстяного трикотажа  с белыми снежинками на груди.   Фрида носила её не снимая… Но плащ - это мечта, сон, греза  девчонок шестидесятых и семидесятых годов…
Когда взрослых не было дома, мы с подружкой осторожно снимали с деревянных плечиков шуршащий «мираж», по очереди  примеряли его и вздыхали…
- Знаешь, Фрида, скажи своей маме, что бы она кормила вашу худую  Лидку хлебом, картошкой и  вареньем! – дала я подружке «мудрый» совет.
- Зачем это?
- Чтоб она поскорее потолстела! Тогда плащ станет ей маленьким, и  он достанется тебе!
- Да… - вздыхала Фрида, - Чтоб нашу худую Лидку откормить мно-о-о-о-го продуктов надо…

Как-то раз в дощатом туалете, который находился за школой и   до рези в глазах пропах хлоркой, я подсмотрела как Лида оттирала с плаща видимую только ее глазу микроскопическую капельку грязи… А потом она приподняла подол темно-коричневого форменного платья и стала осторожно,  сверху вниз,  аккуратной колбаской скручивать вокруг ноги сначала один, а потом другой  чулок…. Глядя, как девушка старается уберечь капрон от случайной затяжки или «стрелочки»,   я подумала, что у Фриды, пожалуй,  есть шанс, доносить  за старшей сестрой не только болоневый плащ, но и расчудесные чулки – паутинки…
   

В последней школьной четверти  моя подружка простудилась и долго болела. Чтобы как-то ее развлечь, я стала приносить из школьной библиотеки книжки. Девочка читала  запоем.  Особенно ей нравилась повесть В.Козлова «Президент Каменного острова»… Главный герой книги – подросток по кличке «Сорока», казался нам  тогда таким же супер - героем, каким теперь является Гари Потер для наших детей и внуков.
Строгий отец Фриды, мягко говоря, не понимал и не одобрял нового увлечения дочери. Застав ее с книгой в руках, он спрашивал: «В моей жизни этого не было, почему это должно быть у тебя?» - это было началом длинной монотонной проповеди о вреде чтения…

«В моей жизни этого не было…» Пройдут годы и он повторит  эти слова, отказывая Фриде в финансовой поддержке, когда она после окончания гимназии скажет ему о своем решении поступить в университет…  Но это будет позже…
 
А тогда, поняв, что  «воспитательные беседы» на дочь не действуют, он  запретил Фриде общаться со мной. Но  нашу дружбу уже нельзя было разрушить никакими запретами…

Теперь маленькая Фрида прибегала ко мне домой всякий раз, как только выдавалась свободное от домашних дел время,  и мы вместе читали…  А когда старший Деринг по воскресеньям отправлял дочерей по весенней распутице пешком за три километра в районный дом молитвы, она тоже стучалась в нашу дверь.  Приходила, улучив минутку, чтобы помочь мне справиться с трудной задачей по математике, заданной на дом нашим строгим классным руководителем Франком Эмильевичем, которого любил весь наш 6 «А» класс, и каждый старался не оплошать на его уроках. Моей подружке математика давалась легко, на контрольных она уверенно решала самые трудные задачи и давала списывать, если у меня что-то не получалось.
А я, в свою очередь,  как могла, старалась помочь ей на сочинениях и изложениях.

Фрида искренне восхищалась тем,  что я была юнкором  республиканской пионерской газеты «Дружные ребята»  и районной малотиражки  «Джетысай». Мои заметки  читали всей школой.
- Как бы я хотела научиться  так же интересно рассказывать о простых событиях…
Мне льстило такое внимание. Я решила научить Фриду писать маленькие зарисовки,  и  тут же дала ей не только урок «творческого мастерства», но и первое «журналистское задание». 

На следующий день, прочитав авторский материал, который мы, заранее уверенные в успехе, задумали сразу же отправить в газету, я, мягко говоря, поняла, что мы  поторопились.  Но у моей подружки так горели глаза, она так мечтала увидеть свое имя на страницах детской газеты, что я не решилась на критику:
- Давай я сама отправлю твою заметку в редакцию…   
Когда в «Дружных ребятах» Фрида увидела свою фамилию, заметку она с трудом «узнала», но все равно  обрадовалась несказанно…
 
Однажды  она не пришла в школу. 
На уроке геометрии Франк Эмильевич объявил классу, что семья Деринг иммигрировала на постоянное место жительства в ФРГ. Эта новость  означала почти то же, что и полет космического корабля на Луну…
На переменах мы бурно обсуждали неожиданный отъезд Фриды. Мои одноклассники, в большинстве своем - этнические немцы, не однозначно восприняли  эту новость. Кто-то совершенно искренне завидовал тому, что Деринги проедут от Ташкента до Франкфурта более шести тысяч километров и, пусть даже из окна поезда, но  увидят не только Азию, но пол-Европы… Кто-то говорил о том, что пионерке не патриотично «предавать Родину»… Кто-то сочувствовал, что  у нашей, теперь уже бывшей одноклассницы,  такой деспотичный отец, не позволивший ей даже попрощаться с друзьями…

Мы шумели, галдели, горячились, спорили и никто не мог даже предположить, что пройдет время и суровые девяностые годы в истории нашей страны станут годами не только смены политической и экономической формаций, но  и как реку, повернут судьбы миллионов бывших советских людей в совершенно иное русло… Эти годы для моих односельчан пройдут под знаком «массового кочевья советских немцев на историческую родину»,  когда они, распродав немудреный свой скарб, преодолеют тот же путь в Германию, что и семья Деринг… В их числе будет и наш, всеми любимый Франк Эмильевич, и мои одноклассники – Зигфрид,  Лиана, Рита, Витя, Артур, Катя, Нелли, Арнольд… И соседи по Садовой улице – семьи Райхерт,  Бендер, Дик, Резик, Ремпель,  Швейгерт, Фризен, Медингер, Дистер, Реймер, Кисс, Греф, Герц…  И еще много,  много других односельчан, без которых  наш «Микоян» не просто опустеет, он осиротеет…
У немцев охотно будут покупать обустроенные нелегким трудом дома и усадьбы, в поселке появятся новые жители, которые тоже станут называть себя «микоянцами»… Несомненно, это будут достойные люди, но общих воспоминаний, связывающих  «их» и «нас» прочными, но  незримыми и нитями,  к сожалению, не будет. И никто из них,    никогда не разыщет меня через много лет, чтобы  сказать: «Помнишь, когда мы были маленькими…»

Все это случится позже…
А  тогда, узнав о внезапном отъезде Фриды,  я чувствовала непередаваемую боль потери, которая  была острее и тревожнее, чем «маленькие пуговицы» в моей груди…

Потом пришло длинное и обстоятельное письмо. Оно было  намного интереснее, чем все мои газетные заметки, вместе взятые. Фрида подробно рассказывала о том, как ее семья  поездом добиралась в Германию, о «карантинной» жизни в лагере для переселенцев, о том, как она тоскует по школе, по друзьям,  как трудно ей дается современный немецкий язык… О том, что отец запрещает переписываться со школьными друзьями, и что по рекомендации школьного психолога, узнавшего какими методами фанатично верующий папа  заставляет  детей проводить в молитвах всё свободное время, их с Лидой в скором времени должны перевести  в специальный интернат…
«Если бы у меня были крылья, я бы полетела в наш родной «Микоян»… - писала  Фрида. -  «Я здесь как Мцыри…»
Раскрыв поэму Лермонтова, которую мы совсем недавно «прошли» по школьной программе,  я читала:
«Моя кружилась голова;
Я встал влезать на дерева
Но даже на краю небес
Все тот же был зубчатый лес.
Тогда на землю я упал;
И в исступлении рыдал,
И грыз сырую грудь земли,
И слезы, слезы потекли
В нее горючею росой…
Но, верь мне, помощи людской
Я не желал… Я был чужой
Для них навек, как зверь степной…»

И мне стало больно и страшно за мою  маленькую подружку,  страдающую на чужбине. Всю ночь я писала ответное письмо, которое, по моим расчетам, Фрида должна была успеть получить до отъезда в интернат.  Заканчивалась мое послание так: «Даю честное пионерское слово:  когда я вырасту – помогу тебе вернуться в наш родной «Микоян»! В самые трудные минуты  ты, пожалуйста,  помни об этом!»

Больше писем не было.

Шли годы, после окончания школы я уехала в Алма-Ату, закончила университет, устроилась на работу, вышла замуж, родила дочь… И, время от времени, пыталась разыскать подружку  моего детства…

Сегодня,  открыв почтовый ящик, я обнаружила приглашение от Фриды стать ее личным гостем и посетить  встречу одноклассников, которая пройдет в Германии в городе Майнце, это в сорока километрах от самого крупнейшего международного европейского аэропорта Франкфурта-на-Майне…
Я, конечно же, поеду…
Но это будет уже  другая история.