Листая старые журналы 141

                ТРИ ЖЕЛАНИЯ НА СЧАСТЬЕ

  «Некоторые считают, что я слегка не в себе. Чуть-чуть...
Хотя существует мнение, что не только я, но и всё человечество где-то на грани. Вот вы, например. Вы никогда не говорите вслух, оставаясь наедине с собой? Нет?.. А лёжа в ванне, не высказываете своему шефу всё, что вы о нём думаете, когда видите эту рожу?..
Тогда ещё. Не хочется ли вам взмахнуть иногда крыльями, чтобы подняться высоко-высоко, выше крыш и телевизионных антенн, оставляя далеко внизу все очереди за докторской колбасой, все невысказанные претензии и все не вымытые кастрюли? Лично мне – хочется очень. Настолько, что я загоняю эти желания в свои сны. Уж там-то никто не помешает резвиться среди облаков и, смеясь, раскачиваться на золотом серпике ночного светила – первая остановка Полярная звезда, а дальше – по требованию. Но какими бы яствами ни потчевала меня подружка – Большая Медведица, всё равно я просыпаюсь в родном Медведкове
от толчка в бок.
– Очнись! – требует муж. – Ты смеёшься во сне как ненормальная!

  «Уж и посмеяться нельзя...» – проносится мысль. И летит опять во Вселенную, прямо к весёлому застолью, где осталась нетронутой моя порция рябчика под бриллиантовой пылью. А также моя тапка со смятым задником, кажется...
Шарю босой ногой по холодному полу – тапки действительно нет. Вот растяпа!
– Ты что всё шуршишь, слушай? – возмущается муж. – Можно в этом доме заснуть?!
Я оправдываюсь:
– Ах, да шлёпанец я в космосе потеряла. Спи себе... Ладно, в другой раз заберу. Там никогда ничего не пропадает бесследно.
Муж быстро зажигает свет, трогает мой лоб и задаёт ряд интимных вопросов о состоянии моей психики, моего желудка и умывалась ли я на ночь.
– А как же?! – возмущаюсь я.
– Тогда почему у тебя нос выпачкан чем-то серебряным?
– Звёздная пыль, наверное, – говорю сквозь зевоту первое, что приходит на ум.

  Не стану же я объяснять ему про рябчика, которого успела только понюхать?
– Бедная, бедная... – шепчет муж, прижимая к себе моё ветреное тело.
– Как же, должно быть, ты несчастна со мной, таким сверхнормальным?!
Мне хочется возражать, но и силы, отпущенные на земное сопротивление, кончаются, и я начинаю куда-то проваливаться, освобождая дух для новых встреч и свиданий. Туда, где меня кто-то ждёт, я чувствую...
– Здравствуй, детка! – шепчет вкрадчивый голос.
– Прости, что вызвал. Надо, очень надо потолковать.
Хорошо, что на земле сейчас поздняя осень и приходится спать в пижаме, а не то бы оказалась перед совершенно незнакомым мужчиной в чём мать родила. Смуглый и дьявольски красивый, он сидит у костра, накинув на плечи чёрную мантию. Сидит и шевелит прутиком угли.
– Присаживайся, детка. Не хочешь печёной картошечки?

  Тут мне, грешным делом, подумалось, что там, на небе, угощают рябчиками под бриллиантовой пылью, а здесь?..
Прочитав мою мысль, Незнакомец криво усмехнулся:
– Не в жратве счастье, детка!
– А в чём же? – задала я тот иезуитский вопрос, который миллион раз слыхала
от мужа в связи со всем тем, что казалось ему пережаренным, недоварённым и подгоревшим.
Незнакомец выкатил из пепла пару обугленных клубней и, разломив один, стал жевать его вместе с банальными фразами:
– Каждый, детка, понимает счастье по-своему... Всё это сугубо индивидуально.
– В тишине, ошалев от бессонницы, чирикнула какая-то птаха.
– Слышишь? Воробышек вон клюнул что-то, и счастлив, – чив-чив!».

Татьяна Слуцкая
(«Москва», 1988, № 11)