Снежные страницы жизни

               
  Снег.  Вот уже около полумесяца он всё падает и падает с устало - серых, без единого голубого проблеска, небес. Голубое с переходом на синеву небо, каким оно бывает в конце января, когда природа уже в предчувствии весны и радостно готовится к её встрече, вспоминается как нечто далёкое и недоступное.  Глаза быстро отвыкают от солнечной благостной картины, и только память пытается поднять настроение, выхватывая из уголков сознания, наподобие проблесковых маячков, то искрящийся под лучами солнца январский снег, то празднично раскрашенные осенние картинки, то весеннюю лазурь с щебечущими птахами, то вдруг возникает перед глазами бездонная небесная голубизна над островерхими соснами, стремящимися к солнцу - и появляется ощущение  тёплого  струящегося песка под босыми ногами... словно оказываешься в молодом  сосняке, растущем на песчаной почве.
    К этому времени высокие белоснежные сугробы по - хозяйски расположились вдоль палисадников, кусты и деревья давно и заботливо укутаны мягкими и пушистыми, словно взбитыми, одеяльцами, и из-под них видны лишь верхние тоненькие веточки, прутики кустов - всё вокруг прикрыто снегом. На обочинах дорог уставшие сугробы, ещё вчера, казалось, были почерневшими, они словно стыдились того, что неприлично обнажились, им хотелось хоть как-то прикрыться, но, к счастью, льющийся вот уже несколько дней снежный поток с поднебесья эту обнажённость прикрыл, и сугробы вновь сияют чистейшей белизной.
             Солнце не может пробиться сквозь густую серую пелену всего-то с десяток дней, может, чуть больше, а люди уже устали от мрачных снеговых туч, даже нет, не от туч, а от сплошной серости, накрывшей, словно брезентовым шатром, городок.  А тут ещё этот снег с пронизывающим ветром...  как же он надоел! И уже не восхищаешься крупными пушистыми снежинками, думаешь только о надоевшей снежной круговерти.  И дни стали повторяться, они, как клоны, похожи один на другой.
          Ночью Анна опять не сразу смогла заснуть.  В последнее время бессонница стала непременной участницей всех картин – воспоминаний, сопровождающих теперь Анну постоянно. Иногда эти картинки меняются весьма хаотично, как в калейдоскопе: не успеваешь рассмотреть и запомнить, как новая картинка - слайд из прошлого - вытесняет из сознания только что проявившуюся картинку. Но иногда какой-то давно забытый эпизод из богатой событиями жизни вдруг возникнет перед глазами и заставляет всё пережить заново, при этом вытесняет настойчиво какие-то другие воспоминания. В последнее время мысли не растекаются, а собираются в ручеёк и стремятся в одном направлении - в прошлые, не омрачённые проблемами и болезнями, годы.  Да, годы...
 Вечерами зимними память надоедлива,
Пристаёт, бесстыжая, словно я одна…
Память, что качели, то опустит в детство,
То «закаруселит» в юность, в небеса…

Заболел Вадим, муж. Беда свалилась внезапно. Она всегда внезапная, разве что сон может что-то предсказать. Это радость можно ожидать, радость можно предвидеть, можно её вынашивать и даже планировать, как, например, приезд внука на каникулы, долгожданную встречу с любимыми детьми, даже просто отдых на природе, даже уборка в саду под весенним ласковым солнцем, или прогулка по осенней, шелестящей от падающих листьев, роще – всё это радость, и её можно предсказать.  А вот болезнь... И ведь Анна, всегда предугадывавшая какие-то жизненные потрясения, ничего накануне не почувствовала.  И хорошо! Раз не видится сон, заставляющий внутренне сжиматься, искать объяснения возникшей тревоге, значит, всё будет хорошо!                Любимая дочь решила, наконец, окончательно перебраться в Крым. Любовь к солнечным черноморским берегам возникла у неё ещё в школьные годы, когда из-за проявившейся неожиданно астмы ей рекомендовали морской воздух, так что первой была Анапа Краснодарского края, детская курортная здравница, потом была   Евпатория.  А ещё через год был незабываемый для Насти месяц в знаменитом крымском "Артеке".  А потом были уже самостоятельные встречи с друзьями - неформалами в известной Лиске, то есть Лисьей бухте, на Меганоме, Фиоленте - в Крыму.... Так что, благодаря Насте, в Крым влюбилась и Анна.
Именно там, в Коктебеле, Анне особенно хорошо писалось, и стихи, и наброски будущих рассказов появлялись неожиданно...
...Кто-то рвётся душой к голубому простору,
Он с морскою волной побрататься готов,
Хочет встретить рассвет у ворот Карадага
И по лунной дорожке мечтает проплыть,
На губах чтоб осталась солёная влага...

А вот Вадим совсем не рвался к "голубому заливу", душой был предан своей небольшой речке Псёл, разделяющей его родную Курскую землю и Белгородчину, ставшую на какое-то время местом жительства дочери, где и родился их замечательный внук, их отрада и надежда на все последующие годы.
 И когда любимая дочка, сидя с отцом на его, тоже любимом, диване, заговорила о том, чтобы отец, наконец, своими глазами увидел Крым, Севастополь, и, в конце концов, разве ему не хочется увидеть их домик, в котором они с мужем думают жить в ближайшие годы?   Последнее, вероятно, и соблазнило этого непримиримого противника всех разговоров об отдыхе на Чёрном море.  Вадим согласился-таки после нескольких дней раздумий и взвешиваний проехаться по российским дорогам да по новому Крымскому мосту на своём авто до Севастополя.
 Эта дорога более чем в 3000 км в один конец его не испугала, тем более что с ним была Настя, имеющая права водительские, это на всякий случай, да и поездки своим ходом с заполярного Ямала через Урал в Центральную Россию в последние годы стали для них обычным делом.  В обратный путь с ним снова отправилась дочка, чтобы отцу компанию составить.  Она планировала вернуться в Крым поездом.  Вот на обратном пути и настигла его беда - обширный инфаркт и следом через пару дней - инсульт.  Напряжение от бесконечного движущего потока в обе стороны, повышенное чувство опасности и в какой-то степени боязнь неконтролируемых ситуаций - всего этого его сердечко не выдержало. Счастье, что скорая прибыла очень быстро. Госпитализировали в Самаре, по пути домой.
Вадим никогда не мог предположить, да что предположить, он всегда был уверен, и даже в какой-то степени самоуверен, что никогда не станет беспомощным от навалившейся болезни.  И вот она, эта безжалостная хворь, подставила мужу Анны подножку: как следствие болезни сердца и сосудов - одышка теперь его верная спутница.   Он устаёт от неё, устаёт от мало-мальски физической нагрузки, а потому меняется его характер: он становится с каждым днём всё раздражительнее и, что совсем на него не похоже, даже иногда капризным и ворчливым.  Всё это никак не соотносится с его прежде весёлым и лёгким характером.  Именно лёгкостью и открытостью своего характера он всегда нравился окружающим. Глаза его лучились, как будто смеялись, а улыбка, если и не покоряла, но всегда вызывала доверие и ответное откровение. 
Всего год назад Анна записала строчки, внезапно возникшие в её голове, как ответ на сияющую, такую родную улыбку её Вадима:   
               
...И сейчас ты оглянулся
И мне просто улыбнулся.
Как бы раньше я сказала
(лет - то много набежало!):
- Ой, девчонки, я - пропала!
Вновь я им покорена!

    Да, всего год назад...  Анна улыбнулась своему воспоминанию.  Вадим тогда с удовольствием откликнулся на просьбу сходить в ближайший ларёк за хлебом, предвкушая, что заодно он прихватит и для себя любимого бутылочку пива.   Как же без этого?   Анну просить всё равно бесполезно, она никогда не покупает ни сигарет, ни спиртного - на всё это наложен запрет с её стороны с первых дней замужества.  Зная это, Вадим никогда её об этом не просит.  Машину выгонять не стал.  Надел новую куртку с меховой оторочкой на капюшоне - эту куртку на день рождения выбирала Анна вместе с дочкой, и, удивительное дело, куртка очень понравилась Вадиму.  Пожалуй, впервые он не привередничал, а сразу принял выбор двух любимых женщин - жены и дочки.   И шапку тоже надел красивую, норковую, он её надевал редко, разве что покрасоваться, с любимой женщиной пройтись по улице, к родственникам, например.
 Вадим уже шёл по улице, но был ещё недалеко от дома. Солнце выглянуло внезапно, как будто тоже на него, такого нарядного, решило посмотреть.  И тут Вадим вдруг оглянулся, как будто почувствовал, что и Анна из своей комнаты тоже смотрит ему вслед.   Каким же красавцем увидела Анна своего Вадима!  Таким молодым он ей показался, что у неё защемило сердце.  Анна приветливо помахала рукой.  Вадим улыбнулся.  Улыбнулся своей обычной, щедрой улыбкой.  И вдруг всё изменилось!  И как будто нет этих пятидесяти с лишним лет с их первой встречи!               

...Ты мне просто улыбнулся!
Но что-то вдруг случилось…
Словно нежное чувство внезапно проснулось!
В душе моей всё замерло, я словно не дышу …               
И я – не я, а юная, девчонка кареглазая, 
Пред пареньком молоденьким,
Смущаясь и робея, косу тереблю....

Обычно в январе солнце уже щедрое на посулы, и такой сияющий блеск исходит от снега, что об очках солнцезащитных как будто пора подумать, в сумочке их носить.  Но об очках думать не хочется, а хочется вволю насладиться предвесенним солнцем.  Оно пока ещё холодное - январь на дворе - но вот в феврале можно и о защите глаз подумать, вернее, о том, чтобы лишние морщинки не портили настроение, а они-то последние годы всё чаще и чаще заставляют задуматься об истинном возрасте - да, годы, годы...
Седина, что снежком, припорошила волосы Анны, да не просто припорошила, а как-то незаметно, без вмешательства в естество, превратила её в настоящую блондинку, теперь уже навсегда и безвозвратно. Так было и с отцом: тоже, казалось, незаметно, но он стал «блондином» уже к 50 годам.
Снег... Сколько же с ним связано в их с Вадимом жизни!  Анна, Аннушка, как её называл отец Вадима, детство провела в Кировской области, в краю, богатом лесами и снегами, потом была Сибирь, сначала Омская, почти степная, а затем не менее снежный Тобольск, ставший родным на четыре институтских года, но и оставшийся любимым в сердце навсегда и для неё, и для Вадима. Там, в Тобольске, он проходил солдатскую службу, там их свела и связала однажды и навсегда судьба.  А потом был заполярный, самый долгий жизненный переход для Анны и Вадима.  Так что снег в их жизни - это не просто дань времени года, а нечто большее.  Анна мысленно в который раз пробежалась по "снежным" страницам достаточно долгой заполярной эпопеи.

Тобольск. Первая зима вдалеке от родителей, от семьи. Скоро Новый год.  Не просто скоро, а пара дней всего осталось, почти канун нового 1969 года!  Сессия. Зачёты сданы, остались экзамены - и всё, ка-ни-ку-лы!  Девчата наряжают комнату самодельными бумажными гирляндами, развешивают по стенам новогодние, сверкающие игрушки, привезённые теми, кто живёт недалеко, поэтому они могут навещать родителей не раз в полгода, а гораздо чаще.  Снежинки - уже на окнах, как непременное новогоднее украшение.  Красота! Но явно чего - то не хватает. Ёлки нет! 
Но в те времена эту проблему можно было решить просто: сходить на окраину, в ближайший лесок - и приглянувшуюся красавицу ёлочку - "под самый корешок".  И, кстати, институтское общежитие, что на Знаменского – последнее, так сказать, завершает улицу, так что «сгонять» в лесок за ёлочкой – не проблема!  Не очень тогда гоняли за это.   Но и об этом тоже надо было раньше думать.  Можно было бы мальчишек с физмата попросить, нашли бы чем срубить. Да вот можно было бы ребят из 105-ой попросить, точно бы не отказали.  Бы, бы...  Знаем, знаем, если бы не "БЫ"...
И тут Вадим приходит - опять в самоволке, ясное дело, середина недели ещё только - и приносит СОСНУ, сосенку! Срубил возле части и нёс, бедняга, километра два по лесу. Девчонки в восторге.  Но Анка хотела бы ёлочку!  Как сосну наряжать???  Это она опять из вредности: её Любимовку окружают сплошь берёзовые колки, и село тоже словно в берёзовом раю!  А потому рады были её односельчане и ветке сосновой или лапе еловой, случайно доставшейся или подаренной от щедроты души теми, кто привёз ёлочку из города, а кто-то успевал ветку срубленную подобрать у клуба, куда привозили за несколько дней до новогодних праздников большую ёлку, чтобы поставить  её в центре клубного зала.   Сосна, сосенка, сосёночка – это всегда на крайний случай… но ведь Тобольск – край лесной, ельники кругом, а Вадим сосенку приглядел!
И только много позже, вспоминая этот новогодний сюрприз от влюблённого «солдатика», Анна улыбается своей недогадливости: «сосенки – сосёночки», растущие у них на частью, так напомнили Вадиму его родные места, что в Курских краях.  Ёлки там почти не росли, а вот соснами засаживали пустыри, их вокруг было множество, даже рядом с его родным домом!   Когда-то на их месте были дубовые рощи, которые, как говорили, вырубили в войну, а после войны дубы шли на строительство домов, их строили, что называется, на века.  Так что, выходит, эта молоденькая сосна была как привет с малой родины.  Прости меня, неразумную!  Тот каприз был отчасти демонстрацией своей власти над влюблённым юношей.

Сосна - не ёлка, и точка.  Вадим, конечно, обиделся, что Анка так явно проигнорировала его сосенку - он же старался всем девчонкам сюрприз преподнести, а ей в особенности.  Но, главное, пока срубил, потом прятал за казармой, чтобы не наткнулись на неё отцы - командиры, потом по заснеженной тропе до города с "ёлочкой" пока добрался...  А любимая губки надула:
 - Это что, ёлочка?   И как её наряжать?
 - И что здесь такого?   У нас ёлки не растут, сосны на Новый год всегда в доме ставили.  Какая разница - зелёная и пахнет!
- Какая разница?  Пахнет!!!  Конечно, пахнет!  Ты что, ёлку от сосны отличить не можешь?   Возражать Анне - себе дороже!
И тут обиженного влюблённого осенило:
- А давайте пройдёмся по дворам, может, найдём какую-нибудь ёлку, что не успели ещё установить.
- А пойдём! 
И такой азарт охватил девчат, что тут же засобирались. Пошли вчетвером - должен же кто-то и на "стреме" стоять, когда ёлку будут экспроприировать!   Если найдут, конечно...
Темень.  Редкие фонари светят через одного. Только многочисленные окна их четырёхэтажки светятся, в домах тоже жизнь оживлённая - готовятся к новогодним праздникам.  Свернули на параллельную улицу.  Здесь намного темнее, чем на центральной улице.  Девчата переговариваются шёпотом, и Вадим тоже осторожничает, глядя на притихших девчонок.  Они заглядывают за заборчики домов, не оставлена ли там ёлка, а Анка смотрит в освещённые окна, подглядывает, это так называется, за чужой семейной жизнью, додумывает их разговоры.  Все готовятся к Новому году!  А как там мои в любимой Любимовке?!  Тоже готовятся, и опять без ёлки!  А где её взять в их почти степном краю?!  Берёзовые колки – это да, из много, растут группками, малюсенькими рощицами.  Даже когда поля распахивают, эти колки - рощицы оставляют нетронутыми – никогда не вырубают. Вот в Кировской области жили – это был настоящий лесной рай !
Ёлок нигде не было, да и кто оставит мёрзнуть срубленную ёлочку?!  Срубили - и в тепло!  Именно в такой момент по дому разносится неповторимый хвойный запах, запах Нового года, запах детского счастья!  И вдруг Вадим громко шепчет:
- Девчонки, смотрите, ёлка! 
И правда, у крыльца дома, в небольшом сугробе, стоит небольшая пушистая ёлочка.  Может, она так и растёт, возле крыльца, на радость детям: наряжать живую ёлку каждый год в собственном дворе – это же какая радость!!!  Но Вадим уже перемахнул через невысокий заборчик, схватил ёлочку - она была срубленной, к разочарованию Анки (почему-то стало жалко, что не росла она во дворе на радость детворе!), но на радость девчонок, перевалил её на уличную сторону, даже не думая о том, что во дворе могла быть собака!  Собаки, на счастье, не было, но в соседних дворах уже заливались яростным лаем сторожа хозяйского добра.
Бежали так быстро, что не раз поскальзывались и падали, но чем ближе были к общежитию, тем чаще падали, но уже от смеха. Погони не было.  И вот уже родное общежитие, и тут воришки - хулиганки упали в снег и хохотали, уже не боясь, что их поймают. Смеялся и главный добытчик!  Но у кого-то будет наутро такое разочарование!  Но эта мысль так же быстро исчезла, как и появилась: ещё раз в лес съездит или сходит – лес-то вон он!
Ёлочку нарядили.  Ах, какая же красавица лесная!  Хвойная! Пушистая!  А какой запах от неё исходит!  Наверно, по всему этажу разносится!
 В этот же вечер её установили прямо перед окном, стол отодвинули почти к центру.  Поставить помог Вадим в обычное ведро, которое обтянули чьей-то мини – юбочкой, до лета ещё далеко!  Начали укреплять сначала всем, что не жалко было помять, а постирать и погладить всегда можно.  Но потом спохватились: есть же песок в ящике под пожарным щитом! (Его потом благополучно вернули на место. И как не заметили исчезновение? А то точно бы пошли по комнатам с проверкой!).  Утрамбовали накрепко.  Было уже поздно. Анна выпроводила Вадима, ставшего в этот вечер героем дня, вернее, вечера, но которого могли отправить "на губу" за самоволку, если.... Да что ему, впервые, что ли…
Нашлись и игрушки.  И стеклянные, заимствованные из домашних новогодних коробок, и пряники - печенье, и конфеты в ярких позолоченных фантиках, и просто фантики, имитирующие вкусную шоколадную конфету.  Чего - чего, а фантиков, как напоминание о детской увлечённости, у девчонок - студенток хватало, вместо закладок использовались!  А ещё открытки обрезали по контурам рисунков и развешивали их на ёлку.  И куклы под ёлкой стояли вместо Снегурочки и Деда Мороза - в комнате была настоящая ёлка!   И запахом её наслаждались не только девочки из Анкиной комнаты, но и девчонки, то и дело забегавшие на "огонёк" к соседкам, которые что-то уж очень развеселились в этот вечер. 
А сосна тоже нашла кого порадовать своим настоящим лесным, хвойным новогодним запахом.  Позже девчонки всё вспоминали, как уносили ноги от того дома, за забором которого была похищена новогодняя ёлка, как будто у кого-то украли Новый год...  Почему-то не было жалко хозяина, не занёсшего вовремя лесную красавицу, а может, их у него оказалось две, могли же ёлку в подарок принести?!   Ну, сходит ещё раз, если ёлки хватится - за домом, в лесочке, их выбирай - не хочу, на любой вкус.  И снова смеялись, потому что кроме девчонок из институтского общежития, больше некому было «увести» от дома лесную красавицу.
 Анна, в связи с этим случаем, вспомнила, как совсем недавно, всего месяца три назад, уже участвовала в незаконном проникновении на чужую территорию, как бы сейчас сказали, но тогда это были обычные для деревенских хлопцев набеги на соседские огороды.   Ради шалости, ради испытания необыкновенного драйва на грани опасности, возможности быть застуканными, и, главное, благополучно и вовремя удрать от возмездия.
Это было "на картошке".  Сентябрь. Осень на перепутье: и лето ещё не хочет прощаться, дни тёплые, ласковые, солнце на безоблачном небе, листва только - только начинает поддаваться раскраске, но вечер и ночь - это уже в ведении осени: достаточно прохладно, иногда морозец инеем прихватывает травку, а поутру видны прозрачные капли на паутинках, как стеклянные бисеринки висят.  Паутинок в сухом сентябре очень много, они летают по воздуху, как предвестники близких заморозков.

...Из тончайших светлых нитей паутинки сплетены,
И на них, как на лианах, раскачались паучки.

Всех, без исключения, первокурсников отправляли на сбор урожая с обширных картофельных полей на север от Тобольска. Работа была грязная, особенно в дождливые дни, но вспоминалось это время как весёлое приключение в первый студенческий сбор первокурсников. Именно на этой самой "картошке" студенты знакомились, сближались, начинали дружить, и очень часто эта дружба завязывалась крепким узелком, и даже супружеским, на все годы обучения и продолжалась долго, а у кого-то эта дружба длится по сей день.
Анна оказалась "на картошке" с другой группой: всего на один день позже вернулась из Омска, и поэтому неделю она отрабатывала на кирпичном заводе с группой физиков, в основном, это были ребята, но было и несколько девчат. Кстати, именно там Анна познакомилась ближе с землячкой из Омска, черноглазой Галкой Живаевой, которая вовремя, после первого экзамена на филфаке, получив за сочинение «3», перевелась на физмат, в группу физиков, успешно сдала вступительные – и вот она студентка физмата.  И никогда об этом не пожалела!  Вот вам наглядный пример: соединение в одном человеке физика и лирика!  Так что «тройка» за сочинение смогла правильно распорядиться способностями и судьбой омской абитуриентки.  И дружили, и переписывались они достаточно долго.  Анна даже успела побывать в их уютном деревянном доме на одной из улиц, примыкающих к ж.д. вокзалу, где и работали Галкины родители.  А Галка уехала после распределения на станцию ЗИМА Иркутской области, где и нашла свою судьбу: вышла замуж за железнодорожника, родители её тоже железнодорожники, родила прелестную девочку: фотография показывает счастливо улыбающуюся Галку с крошечной дочуркой на руках.
А к Анке "физматики" относились очень хорошо и заботились трогательно, как о самой маленькой, как о сестричке, не позволяли поднимать кирпичей с поддона чуть больше, всегда спешили помочь.  Ей нравилось с ними работать, хоть работа, и правда, была пыльная и грязная.  Лукавишь, Аннушка, нравилось работать с ребятами с физико – математического, потому что впервые вокруг неё было много мальчишек, которые всегда спешили к ней на помощь, много шутили и заботились о ней, называли её «Анка – филфак».  Кстати, позже, её всегда с улыбкой приветствовали, интересовались, как ей живётся.  А девчонки всегда интересовались, откуда у неё столько знакомых ребят с физмата.
Но потом её вызвали в деканат и предложили поехать "на картошку" с другими филфаковцами, которые тоже отрабатывали практику где-то на предприятии в городе.  Так Анна попала в Солянку Уватского района. Плыли по реке Иртыш на север от Тобольска на небольшом катере до Юровска, а потом на открытой машине их доставили в Солянку, которая находилась чуть в стороне от Иртыша.
Деревушка маленькая, дома деревянные, сплошь тёмно-серые от времени, приземистые и такие грустные, как казалось Анне, привыкшей к светлым, выбеленным известью домам в её сибирской, но полу-степной Любимовке.   А ещё здесь были и сосны, и ели, и кедры – весь набор хвойных деревьев, так напоминающих её лесное детство.  Зелёные красавцы росли повсюду возле домов и окружали небольшое селеньице с таким запоминающимся вкусным названием - Солянка. Может, эта девчоночья восторженность и любование необыкновенной северной природой, которая оставила незабываемый отпечаток в памяти, и определили её желание распределиться по окончание института именно на заполярный Север, на Ямал. 
Особенно поразила Анну, пока добирались по Иртышу до Юровска, роскошная, нет, лучше сказать, мужественная природа по высоким берегам полноводного широкого Иртыша.  Анне потом не раз приходилось на разных речных судах добираться до Салехарда и от Тобольска, и от Омска по Иртышу и Оби. И каждый раз она пыталась не просто смотреть с борта теплохода на уплывающие берега, а впитывать в себя всю красоту этого величественного таёжного края. Она как будто возвращалась в детство с таёжными красотами Кировской области, которые навсегда остались в её памяти.
  Погода была отличная, настоящее бабье лето.  Приехали в Солянку уже после обеда. Определились с жильём.  Большая просторная комната и малюсенький уголок с кухонными принадлежностями и кое-какими продуктами, чтобы готовить еду по очереди, как в общаге.  Пол застелен, как показалось вначале, множеством матрацев - ступить некуда! - по числу приехавших!!! Так тесно, что если и захочешь отделиться, то ничего не получится. И ночевать придётся с мальчишками – их двое.  Ну, ничего, сами попросятся от них «свалить».  (Но ничего с их замыслом не вышло: для двоих парней отдельного жилья не нашлось, а квартирантами в деревенские семьи ребята не захотели идти.  А через день о мальчишках забыли: они незаметно стали частью девчоночьего общежития!).   Пока же повалялись, посмеялись, потолкались - каждой хотелось лечь с краю! - что-то перекусили - и в контору, на разнарядку.
Утром - на поле!  Господи, сколько же этой картошки!!!  Дома эту картошку всей семьёй убирали, и не могли нарадоваться, когда видели в конце дня на огороде сложенную в кучу ботву и картофельные кучки.  Но здесь перед девчатами + двумя юношами расстилалось поле без конца и края!  Но лиха беда начало!  Трактор прошёлся по междурядью, вывернул клубни - и пошло дело!
А в конце рабочего дня развели костёр и пекли на углях картошку.  Это предложили подошедшие сельские ребята.  Среди них был и весельчак - тракторист, это он несколько раз кричал Анке из окна своего старенького "Белоруса", приглашал прокатиться с ним по картофельному полю.  Анка только весело смеялась в ответ, хотя девчонки подталкивали: «Да не бойся, пусть прокатит, отдохнёшь от картошки…».   Но нет, потом ещё и в провожатые набиваться будет.  Это как водится.  Почему-то вспомнилось: «Прокати нас, Петруша, на тракторе, до околицы нас прокати...".  А, кстати, Петруша - то, "огненный тракторист", был тюменцам земляком, из крестьян, облитый кулаками горючим и подожжённый, но чудом выживший и храбро воевавший, прошедший всю войну орденоносец Пётр Дьяков.  О нём в то время знал каждый пионер и комсомолец - Герой!
А как же вкусна была испечённая на углях, прикрытая горячей золой, рассыпчатая картошечка, посыпанная крупной солью!  Перепачкались, конечно, обгоревшими картофелинами, когда их выкатывали из-под углей, а потом, обжигаясь и смеясь, перебрасывали из рук в руки, и скоро щёки, подбородки, губы - всё было чёрным, а потом ещё, развеселившись, валили кого-то у костра - и вот вам новоиспечённый гусар с чёрными усами!   Было и вкусно, и весело!  Потом как-то незаметно притихли девчата.  У костра было тепло и уютно.  Искры от затухающего костра, когда их ворошили подгоревшим концом палки, оживлялись и устремлялись вверх!   Не хотелось вставать.  Но позже вечером - в сельский клуб, на танцы - и усталости как не бывало!  А ведь мечтали: до постели бы добраться! 
Связи с местным населением наладили быстро. Налаживать, собственно, не пришлось: "наладчики" сами к ним в гости нагрянули:
- Может, помочь чем, воды принести - колодец тут недалеко - печь поможем растопить, только скажите, это мы быстро.
Так состоялось знакомство с  местными ребятами, общались  охотно и дружелюбно, тем более, что пара  юношей - студентов в девчачьей компании никак не претендовали на знакомство с  местными девушками: у каждого уже намечалась любовь со своими  девчонками, и, кстати, одна пара сложилась уже там, "на картошке", тем более, что ходить далеко не надо было: ребята расположились на этом же половом пространстве, только чуть в стороне, за занавеской, хотя ... занавеска оказалась весьма условной, скоро её даже замечать перестали, переодевались девчонки, наиболее впечатлительные, прикрывшись одеялом - соседки "по полу" помогали.  А для менее стеснительных оба юноши воспринимались просто как свои, братья по разуму, так что стесняться приходилось как раз этим самым братьям по разуму.  К слову, скоро, уже в институте, одна " сладкая картофельная парочка" составила супружескую пару, ну а второй ухажёр из студентов "вылетел" уже после первой сессии, а пока веселил кого-то из девчат - студенток.
 А для парней деревенских, известно, студентки - временное и короткое приключение, ни к чему не обязывающее провожание, да разве что сорвут поцелуй - другой у весёлой студенточки.   Каждую осень их деревня на время "населялась" студентками - хохотушками, присланными на уборку картофеля.   Наверное, поэтому местные девушки и не пытались "поговорить" с соперницами, пусть и временными.  У кого из местных ребят всё серьёзно со своими девчатами, те и не пытались завести знакомство.  Впрочем, мало было своих девчат в этой деревушке: осень, поразъехалась молодёжь на учёбу в город, ну а юноши... их тоже было немного: кто-то работал в колхозе, ожидал повестки в армию, а кто-то уже вернулся, отслужив, и пока определялся со своей дальнейшей жизнью.
Ах, какая была тогда сухая роскошная осень!  А какая рябина!  И как много было её!  Буквально, под каждым окном, в каждом огороде!  Анна как будто впервые увидела огромные ярко - оранжевые и красные кисти рябины, а как же ярко они пламенели под голубым, чистейшим осенним небом!   Ночи были довольно прохладные, уже подмораживало, всё-таки конец сентября, и это был уже север, даже по сравнению с Тобольском, так что рябина, уже прихваченная морозцем, была и горьковатой, но и сладковато - сочной.
Парни после танцев под магнитофон в деревенском клубе шли провожать девчонок.  И вот один из юношей, оказывающий явное внимание Анне, вдруг предложил нарвать девчонкам моркови и капусты, на борщ.  Здесь и сейчас.  Ну кто откажется? Пошли за дворы.  Девчата остались ждать за огородом, а ребята, перескочив через ограду, скрылись в темноте.  Вскоре они вернулись с охапкой моркови и двумя кочанами капусты. Морковка оказалась сухой и чистой, но ещё и очень сладкой и сочной - погода стояла великолепная, сухая осень, удивительно щедрое бабье лето! Наверно, потому эта осень и запомнилась!  От дома, на чьём огороде хозяева наутро не досчитаются с десятка - полтора длиннохвостых морковок и пары вилков хрустящей капусты, вся компания убегала, давясь от смеха.
Кто-то предложил тут же попробовать добытое. Нашлись ножи, и скоро девчонки уже с наслаждением хрустели сладкой и удивительно сочной морковкой и дольками, как показалось, особенно вкусной капусты.  Большинство девчонок были сельчанками, так что удивить их капустой сочной и морковью хрустящей весьма трудно.  Другое дело, стащить с чужого огорода, да в компании... известно, запретный плод сладок!
Утром хозяйка, приходившая каждый день проверить свой дом, принесла молочка девчонкам и увидела в угол брошенные длинные хвосты моркови в углу и разрезанные вилки капусты на столе и тут же поинтересовалась, откуда это, потом уточнила, кто из ребят принёс это девчонкам.  Ответом было:
- Да мы их пока не знаем по именам.  Толпой ходили.  Слукавили девоньки!
- Опять по огородам лазили, шарамыжники!   Нет, чтобы по своим огородам промышляли, так по чужим шастать норовят, опять больше повытоптали, чем нарвали.  Придите, девоньки, днём в любой двор, попросите, разве кто откажет?  Разве ж морковку жалко?  Вон её сколько в каждом дворе! 
Стыдно не было.  Ну кто же пойдёт просить морковку?  Снова вспоминали, смеясь, как парни деревенские старались девчонкам угодить, кто-то даже предложил бражку из дома прихватить.  Желающих не нашлось.
Однажды, уже в ноябре, Анна с подружками решили прогуляться пешком до общежития.  Они, весело переговариваясь, поднялись по Прямскому взвозу – по лестнице, ступеньки которой Анна уже несколько раз намеревалась лично пересчитать, но всегда кто-то или что-то счёт перебивал – сбивалась, а вернуться к подножью лестницы… нет уж, нет уж, увольте, только не это!!!  И опять интернет помог, как всегда, только в одной статье указано было 198 ступенек, а в другой -203!!!  Перепроверить уже не смогу, жаль. (Да и подняться будет уже тяжеловато, так что пока «передых», опять забуду счёт!  Как видите, и подняться по Прямскому, и пересчитать ступеньки, увы, не суждено, и это, как говорится, не обсуждается!).  А ведь там, в Тобольске, Танечка Крапивина до сих пор живёт, вспоминает нас, конечно, когда открыточкой по интернету напомним о себе!
Уже выпал снег.  Слегка подмораживало.  Воздух был чистый - чистый, кажется, даже лёгкий снежок падал.  Девчонки шли по заснеженному тротуару, позади белели стены Тобольского Кремля и блестели маковки церквей.   Настроение было под стать лёгким кружевным снежинкам - тоже лёгкое и светлое.  И вдруг девчонки услышали одновременный топот сапог.  Оглянулись. По улице строем шли ребята.  Это дружно топали призывники со своими вещмешками, а кто-то с чемоданом.  Шли бодро, но молча. Только стук сапог по асфальту!  И тут девчонки услышали:
- Анька, это я, Витька Каюков.  Солянку помнишь?  Я тебе напишу. Будешь ждать меня?
 Анна увидела знакомого юношу, который выскочил из строя и отчаянно машет рукой той, кто его точно знает.  Анна вспомнила набеги на огороды, морковь и капусту, вспомнила и Витю Каюкова, парня из Солянки, который всегда оказывался рядом, когда нужна была мужская сила, например, мешки с картофелем передвинуть, закинуть их на бортовую машину.   Да, это был Витя.  Он написал ей после того, как они вернулись с "картошки", но Анна тогда не ответила на письмо: незачем это всё, она не давала никакого повода и надежды этому юноше.
 И тут девчонки, не дожидаясь, что крикнет в ответ Анна, разом закричали:
- Пиши! Буду ждать!  Служи Родине и пиши!!!
Девчонки засмеялись, замахали руками, как бы приветствуя всех ребят, будущих воинов Советской Армии.  И ребята при виде стайки весёлых девчат тоже оживились, начали что-то кричать в ответ, и остановил это разноголосье только решительный голос сопровождающего офицера.
Витя написал ей несколько писем.  И только на одно Анна ответила, чтобы он больше не писал, пусть не обижается, она ведь ещё в Солянке сказала, что у неё уже есть защитник, и он служит в Тобольске.
Верочка, подружка моя.   О ней всегда вспоминается с любовью и грустью. Ну и где, и когда Анка могла научиться стоять на коньках?   Не кататься, как её подружка Верочка каталась, весело и непринуждённо рассекая лёд, делать немыслимые пируэты, а просто стоять на коньках, более - менее уверенно продвигаться от одного бортика катка к другому, дрожа от страха и боясь упасть.  Но всегда в опасный момент к ней, смеясь, стремительно подкатывала Верочка, подружка верная, маленькая, тоненькая и очень уверенная в себе - а ты попробуй только упасть! И всегда с её появлением появлялась уверенность, и ей казалось, что вот - вот и она сможет также лихо раскатывать по катку, не боясь быть осмеянной.   А на катке всегда было много народу, было ярко от иллюминации и шумно от музыки.  И лёгкий морозец!  Он тоже поднимал настроение.  Но особенно нравился пушистый снежок, который почему-то всегда начинал падать в какие-то особые лирические моменты, когда хотелось петь от ощущения охватившего счастья, счастья от того, что получается не упасть, счастья от проката без падений от одного бортика катка к другому!   Анне много для счастья и не надо было в такие моменты: просто ни разу не упасть, просто совершить немыслимый для неё поворот и продолжить скольжение!   Каток - это праздник для души!
Верочку на катке всегда сопровождали "мареманы", нет, скорее всего "мореманы", всё-таки из мореходки ребята, из Тобольской мореходки, будущие моряки.  Было, было мореходное училище в Тобольске, просуществовавшее, кажется, до середины 80-х годов.  Вот из-за морячков в чёрных бушлатах и брюках - клёш Верочка и предпочитала ходить на каток, а не в кино.  Ребят в чёрных бушлатах и форменных фуражках с якорями на кокардах возле подружки всегда было много, и каждый старался понравиться Верочке, но выбирать она и не собиралась - у неё был парень, из её Ялуторовска.  Вера ничего о нём не рассказывала, в чём-то она была невероятно скрытная, только иногда чуть - чуть приоткрывала завесу, но говорила, что любит только его и обязательно дождётся.  Из тюрьмы.  Это она сама как-то проговорилась, что он сидит за хулиганство, что у него есть наколки, которые ей очень нравятся. Однажды сказала, что они обязательно поженятся, что ей, кроме него, никто не нужен.  Так и случилось.  Хоть обожателей у Верочки хватало и из институтских "физматиков", она продолжала морочить головы и будущим морякам – ей нравилось их обожание! - всё-таки она действительно дождалась своего любимого, как она его называла.  Они поженились после окончания Верочкой института.
 Но что-то не заладилось, и Верочка одна воспитывала дочь, внешнее повторение красавицы мамочки.  Верочка так и не вышла больше замуж.  Спустя годы, мы всей семьёй навестили Верочку в её родном Ялуторовске, в стареньком домике её родителей.  Верочка, уже потерявшая свою былую лёгкость весёлой студенточки, очень полная, с гордостью познакомила нас с её дочкой, настоящей красавицей, рождённой от любви, она была повторением мамочки!   Иногда, просматривая альбом, вижу фото Верочки Цыкуновой, она в своём белом беретике, с милой улыбкой, которая так красила её. На этом же альбомном листе и фото её дочки, тогда выпускницы школы.   Как же они похожи!  Потом связь внезапно оборвалась, сколько ни пытались мы её разыскать.  Даже Ванечка, который тогда уже переехал с семьёй в Ялуторовск, по моей просьбе пытался разыскать мою подружку и в РОНО, и в ПТУ, где она раньше преподавала - никто ничего о ней не знал.
Но пока Верочка вовсю развлекалась, не желая дарить надежду ни одному из претендентов на её сердце.  И всё-таки она обожала возвращаться с катка в окружении преданного эскорта, ей нравилось их обожание!   Маленькая, стройненькая, о таких говорят в курских краях - дробненькая, в толстом синем свитере с красными оленями вдоль ворота и в беленькой пушистой шапочке, с пунцовыми от лёгкого морозца щёчками и яркими губками, не знающими помады.  Она была восхитительна!  Не забывала и звала на каток с собой и Анку, но та быстро поняла, что коньки - это не про неё, увлечение это было временным: научилась стоять на коньках и не падать - вот и хорошо.  Катание на коньках должно приносить радость, вдохновение, а Анка этого не чувствовала.  Да и приходилось отказываться от провожатых, зная, что вечером её может ожидать Вадим, который всегда чувствовал, что его Анна опять с Верой ушла на каток, а значит, может прийти с сопровождающим её "мореманом" - нет, объясняться она не станет.
Постоянно находить причины, чтобы уйти с катка одной, Анка не могла.  Но когда она поняла, что и ей начинает нравиться один из друзей Верочки, тоже из "мореманов", она решила окончательно распроститься с катком, с его огнями и музыкой.  Да и в общежитии ей слишком часто стал попадаться, как будто случайно вышедший из комнаты первого этажа, "физматик" - второкурсник, будущий учитель математики.  Вот от встречи с ним теперь у Анки всё чаще ярким пламенем вспыхивали щёки и начинало биться - колотиться сердце!   Анна чувствовала, что нравится ему.  Но это было безнадёжное "биение двух сердец". Этот юноша тоже был связан неким обязательством: у него уже была "дама сердца", девушка из его группы, а потому Анне оставалось вздыхать и переключаться мыслями на её верного стража и ревнителя своих интересов Вадима.
 Вадим тоже это понимал, он всегда удивительно тонко чувствовал, что происходит с его Анкой, а потому никак не мог допустить, чтобы он как-нибудь увидел свою девушку с сопровождающим из мореходки или с парнем из её общаги - в нём он особенно остро чувствовал соперника.  А вдруг... Самоволки следовали одна за другой, и однажды его всё-таки отправили на гауптвахту в другой город, что на Урале, где находился штаб его войсковой части, в Серов.   Это было серьёзное наказание.  Но как было доказать, что Анна всегда помнила о Вадиме, о том, что он солдат и что она его не может обмануть, какие бы соблазны ни возникали, во всяком случае, пока он служит.  Такое уж было воспитание, патриотическое... Но как раз доказывать что-то Анна никогда никому не желала... Характер!
                Да, "снежных" зарисовок множество в их с Вадимом жизни. Практически вся их трудовая жизнь прошла в Заполярье, на Ямальском севере. Там прошли не несколько лет, а долгая жизнь, почти 40 заполярных зим и лет, хотя она, эта жизнь, на самом деле пролетела так стремительно, что сейчас Анна пытается объяснить, прежде всего, самой себе, как это случилось, что уже и внук взрослый, как говорится, жениться пора, а о детях и говорить не приходится - сами уже седину по волосинке давно перестали выдёргивать.  Да уж... и сейчас дни, словно страницы захватывающего романа пролистываются, превращаясь в годы, вот уже и два с лишним десятилетия 21 века за плечами.
«Ветра вой, тревога в сердце, рой снежинок за окном -
Снова Севера картины возникают предо мной».

Первая встреча с северной экзотикой началась в окружном центре ЯНАО, в Салехарде, очень уж приземлённо - с поиска открытого туалета.  Вот именно, вы не ослышались, с открытого доступа в обычный туалет.  В столице Ямала, а столицей северный провинциальный городок Салехард в те годы можно было назвать весьма условно, в начале 70-х туалеты в двухэтажках располагались на улице.  Счастливцев, имеющих внутриквартирные удобства, можно было по пальцам пересчитать!  Но салехардцы в те времена довольствовались не таким уж малым: имели возможность малую нужду справлять в собственном, хоть и уличном туалете, а не в общей уборной, заходить в которую всегда было рискованно.  Сколько квартир, столько и туалетов стояли в ряд за домом, и на каждом висел амбарный замок. Туалет открывался, по мере надобности, членами семейства, но никак не был рассчитан на прохожих, у которых возникала вдруг сиюминутная потребность в посещении сего заведения.
Так вот Анна тогда, что называется, была на сносях, а беременные не всегда рассчитывают свои, часто неконтролируемые потребности.   Зашли во двор одного из двухэтажных домов. Туалетов было много, но на каждом висел... замок!   Анна совсем отчаялась, Вадим уже предложил просто зайти за сарайчики и ... он посторожит.  Но вот, о счастье!  Как же оно, это счастье, может минимизироваться, но ощущаться максимальным!!!  Когда Анна, наконец-то, - счастливая! - выходила из туалета, её, с ключом в руке, поджидала хозяйка этого заведения, нужника, по - деревенски.   Увидев, что из её туалета выходит молодая женщина с огромным животом, она не стала выговаривать и без того смущённой неловкой ситуацией Анне, только сказала, что в этих домах у каждого свой туалет, поэтому приходится закрывать на замок.  Но Анна и без объяснения уже всё поняла, поэтому лишь извинилась за вторжение!
 Потом подобная туалетная проблема сопровождала их на протяжении ещё многих лет, пока цивизация в виде 3-хкомнатной квартиры в панельном, омского образца доме, не коснулась и их, долгожителей Ямальского севера.  Но цивилизация эта коснулась их много позже, а до этого времени решалась достаточно просто - если мороз, метель, то обычное ведро решало все трудности, никаких непреодолимых проблем!  Оттуда, с северов и пошли анекдоты о том, как на пляже легко угадывается житель с далёкого Севера, неважно, какого: Архангельск, Воркута, Якутск, Магадан или Певек - Российский Север ... Смешно.  И грустно.
Жизнь учительницы в небольшом рыбацком посёлке Ямальского севера началась необычно.  Анна не думала, что попадёт в небольшую школу – интернат, 8-милетку.  К слову, чтобы закончить 10-летку, а тогда ещё не перешли на 9-летнее общее и 11 - летнее полное среднее образование, ребята должны были ехать в другую школу - интернат, за много километров, часто без возможности выехать на зимние каникулы к родителям в любимую тундру.
 Так получилось, что беременную Анну, с сожалением, но и с облегчением, отправили из Надыма, куда Анна распределилась по окончании института, в национальный рыбозаводской посёлок, где в школе требовался педагог - словесник.  А ведь как завидовали однокурсницы, случайно встреченные Анной и Вадимом в Салехарде, что счастливица Анка будет работать в самом городе Надыме, это же стройка века!  А однокурсницы Люда Ж. и Аля П. ожидали теплохода "Механик Калашников", чтобы на нём отправиться дальше на север Ямала.  Но от судьбы не уйдёшь: в городе Надыме работать Анне не пришлось - ждали там не беременную выпускницу, а работоспособную учительницу, а потому вежливо предложили поехать в п. Кутопьюган, где тоже очень ждали словесника.  А вот с девчатами, обеими, Анна встретилась шестью годами позже в том самом северном посёлке, куда девчата и направлялись на "Калашникове", и, спустя несколько лет, этот исторический теплоход станет для Анны и Вадима тоже родным, как для многих северян Ямала.  Так что от судьбы не уйдёшь, и кульбитов жизненных ещё ох как много придётся пережить...
И хоть Анна практически не приступила к работе в сентябре, потому что уже в середине октября у них с Вадимом родился сынок, спокойный голубоглазый малыш, который в декабре уже был определён в ясли, а мамочке пришлось разрываться между уроками по расписанию и кормлением двухмесячного ребёнка.  Так что старший ребёнок волею судьбы был социализирован слишком рано.  Но рос очень спокойным, хлопот не доставлял никому.
И рождение сына было необычным, как и вся его жизнь. Она, по сути, была продолжением его необычного рождения и состояла из отдельных "лоскутков", соединённых между собой, как в лоскутном одеяле, из, казалось бы, совершенно несоединимых частей, но в целом эти жизненные "лоскутки" и составили настоящую жизнь её любимого сына.
В конце сентября Анне вдруг предложили лететь на санрейсе (санитарный вертолёт, облетающий раз в месяц, а по заданию чаще, тундровые поселения, чтобы забрать в районную, но иногда и в окружную больницу нуждающихся в срочной госпитализации), в окружной роддом, в Салехард, чтобы там родить.   Местной фельшерице показалось, что она не сможет принять роды из-за возможных проблем.  Но уже в роддоме врач, осматривающий будущую роженицу, ничего угрожающего жизни ни ребёнку, ни его мамочки не нашёл:
- Перестраховщики! Да ты, голубушка, с таким тазом с десяток можешь нарожать!  Десяток - не получилось, но вот двое уже своё потомство растят.
 Целых полмесяца Анна ходила по коридорам окружного роддома, слушая душераздирающие вопли рожениц и пугая своим огромным животом врачей и санитарок, которые по утрам укоризненно качали головой:
- Всё ещё не родила?  Давай, милая, пора уже, вон какой живот вырастила!                Анна мысленно уже сто раз отругала свою фельдшерицу, что заставила лететь за тридевять земель: уже полмесяца прошло, а она всё по коридорам бродит.
Анна уже два дня лежала в предродовой, на особой кровати с приподнятой передней частью. Схваток всё не было. Она уже освоилась и в новой палате, с удовольствием поддерживала разговор с медсестрой - татаркой, принявшей Анну, как обычно, за землячку - татарочку.   Уж сколько раз Анне, с её азиатской наружностью, приходилось разочаровывать собеседников, принимавших её за свою.  Вот и сейчас татарочка, полная женщина в солидных годах - Анке всего 21, а потому всех, кто был старше 35, казались ей солидными дамами - облокотилась о спинку кровати и с удовольствием поддерживала разговор.  Тоже словоохотливая, как Анна.  Известно, рыбак рыбака видит издалека.  Ходила, ходила Анна по коридорам, из своей палаты, наконец, сюда перевели, теперь здесь устроилась, только вот что-то там всё не открывается...
Но вдруг Анна на очередную шутку о таких же неумехах - первородках расхохоталась, и почувствовала, что потеплело, как будто что-то потекло, но медсестричка сказала, что ещё рано, только что смотрела, ничего пока не изменилось, если что, будут стимулировать - выскочит, как миленький!   Медсестра, не меняя положения, всё так же облокотившись о спинку кровати, продолжала смешить Анну байками "из роддома".  И вдруг на очередную шутку медсестры ответом был залп околоплодных вод прямо в лицо акушерке.  Как будто пробка вылетела!  И этот залп окатил отпрянувшую медсестру, кажется, с головы до ног!  Анна так растерялась и испугалась, что ничего сказать не может, а полная женщина, попавшая под водопад из недр молоденькой роженицы, только и смогла сказать, отфыркиваясь и отплёвываясь:
- Ну, точно крёстной возьмёшь меня! Сколько лет работаю, столько детишек приняла, но чтобы водами окатили меня - это впервые.  Долго помнить тебя буду!
На этом приключение, предшествовавшее появлению сыночка на свет, не закончилось!  Анну ещё раз осмотрела хохочущая навзрыд врач, пришедшая на смену акушерке, которая пошла отмываться от остатков околоплодного напора!!!  Когда ещё такое услышишь, и, главное, увидишь?  Результатом осмотра было категорическое:
- Рано ещё, только на палец, чуть больше, открылось.  Может, к вечеру и родишь сама, стимуляция уже не нужна.
- Но потуги же есть, это схватки.  Я чувствую.  Но улыбчивая врач - акушерка покачала головой - чувствует она! - и вышла, пообещав заходить почаще.  Прошло минут пять, может, десять. Анне уже хотелось кричать от боли, но кричать она себе запретила: наслышалась она и криков душераздирающих, и ругани санитарок, которые, не выдержав надсадного ора рожениц, тоже начинали ругаться, не выбирая слов, называли женщин, стонущих и кричащих от невыносимой боли, и коровами, и блудливыми овцами, и ещё, и ещё…  Нет уж, лучше буду терпеть!
Анна сползла с кровати, подошла к двери, открыла её и пошла в сторону родильной палаты.  Она уже не шла, а ковыляла, раздвинув ноги, боясь раздавить ребёнка.  Она уже чувствовала его! Подбежавшая акушерка только руками взмахнула:
- Девки, да она рожает!  Как бы на пол не упало дитё!  И только успели набежавшие белые халаты подхватить Анну и почти бросить её на стол, как сыночек буквально выкатился в руки акушерке - успела подхватить!!!  Скоротечные роды!
Анна всё не могла наглядеться на своего сыночка!  Какой же он красивый! И глазки голубенькие, как у бабушки, даже нет, у двух бабушек!  А медсёстры, что приносили на кормление детей, всё не могли нахвалиться на него:
- Держи своего интеллигента!   Какой же он славненький, беленький!  И выкатился из мамочки, кажется, сразу беленьким: вот помыли его, а он такое чудо!  Обычно дети красненькие, сморщенные в первые дни, а этот, смотрите на него, настоящий интеллигент!  И всегда такой спокойный, совсем не плачет!  А медсестра татарочка с удовольствием, когда была её смена, приносила Анне сыночка и все повторяла: ты у меня будешь самым памятным!  Уж тебя-то, голубчик, я никогда не забуду: сделал меня известной на весь роддом!   И смеялась.
 Ещё через полмесяца Анна всё на том же санрейсе
вернулась, наконец, в свой Кутопьюган.   С сыном!  Заждался Вадим жену с сыном, ждал ведь больше месяца.  Гордый ходил - сын в нашу породу!
А потом, всего через два месяца, начались будни учительские!  Не могла больше ждать Надя, вырваться не чаяла уже из «надоевшего до чёртиков» Кутопа, и так задержалась, а ей в родном Тобольске место в школе подыскали, ждут её, а вдруг кого-то найдут?!  Уже и с подружкой своей договорилась – заведующая д/ садом землячка её – чтобы взяла в ясли мальчика, очень спокойный малыш. Таня согласилась.
 Подготовка к урокам, тетради...  ложилась Анна далеко за полночь.  Сынишку Анна не забывала хвалить: здоровенький растёт и не капризничает.  Вот только сама нарушает режим: между уроками, на большой перемене, спешила Анна в детсад, в ясельную группу, покормить сыночка своего.  Да не то слово, спешила, а бежать приходилось: молоко просачивалось уже сквозь блузку.  Иногда Анна видела, как в смущении девочки опускали глаза, а мальчишки подталкивали друг друга: смотри, лучине сейчас опять ребёнка кормить побежит!  А их лучине, учительница, готова была сквозь землю провалиться: в 8 классе были и переростки, кому-то уже 17 - 18 лет было: детей в тундре иногда долго не отдавали в интернат, жалели, а кому-то и помощь в чуме нужна была. Тундровые дети взрослеют рано.
Так вот, прибежит Анна Петровна в ясли, молочко уже брызжет, грудь распирает, а её Ромочка уже спит, посапывает - накормили кашкой жиденькой, есть захотел, а мамки нет, опять опоздала.  Таня, заведующая д/садом, молодая девушка, ставшая потом подругой Анны, отведёт её в свой кабинет, даст миску, чтобы молоко сцедить, потом этим молочком из соски поили сыночка её.  Иногда и кофту свою давала для переодевания - благо, комплекции были у них схожие - а сама в халате оставалась. Хорошо, дом её рядом с детсадом находился.  А иногда Анна и свою "сменку" в кабинете Татьяны оставляла.
Так постепенно сыночек перешёл на обычную манную, правда, более жидкую кашку.  Анна сцеживала грудного молочка всё меньше, а к весне, в полгода от роду, её Ромка окончательно стал "мужиком", отказался раз и навсегда от маминого молочка.
Анна была благодарна детям, и подросткам, и взрослеющим, потому что приняли по-доброму её, молоденькую учительницу (лучине) с грудным ребёнком, и по-своему заботились о ней.  Иногда даже напоминали своей лучине, что пора ей бежать в детский сад к своему Ромке, который уже проголодался.  Анна смущалась, но благодарила детей.  А когда её Вадим, по счастливой случайности, устроился в Надымскую экспедицию глубокого бурения нефти и газа, стал вахтовиком, то ребята сами приходили помочь: то воду принесут, то дрова помогут расколоть, если чурки большие и с трудом заталкивались в печь, то угля могли в ведре принести от школьной котельной, если вовремя не заказала, а иногда и с малышом посидеть оставались.  Анна не боялась оставлять, доверяла ребятишкам, если педсовет или просто в школе задержится, а девочки, да и мальчишки, с удовольствием к своей лучине домой ходили, всегда помочь были рады.
А как-то Саша Шестаков из её класса, двоечник и лентяй, но весёлый мальчишка, о таких говорят: без царя в голове, вдруг спросил:
- Анна Петровна, а сколько вам лет?
- Любопытство не порок, но…  как там дальше?  Вот - вот, сами знаете.   Но так и быть, скажу: 22.  Можно и мне полюбопытствовать: для чего тебе это?
 И тут Саша выдал - к этому Анна точно не была готова:
- А если ваш муж бросит вас, вы можете выйти замуж за моего брата, ему скоро 18 лет! А что? Моя мама тоже старше отца.
- Что? Ты дурак! -  Коля срывается с места, и тут уже Анне Петровне приходится вставать между братьями!   Коля Шестаков, родной брат Саши, старше его почти на 3 года, учится в том же 8 классе!!!  Учиться пошёл на год позже, потом оставался на второй год. А ещё год провёл в санаторно - лесной школе под Тюменью, туда часто детей с ослабленным здоровьем отправляли.  Знаний не накопил, а даже растерял из-за щадящих условий в санатории.  Вот и домучивает 8-летку с родным младшим братом.  Действительно, домучивает... прежде всего, учителей.  Директриса предупредила:
- Как хотите, но больше оставлять в 8 классе Шестакова не можем.  Ходите к нему домой, занимайтесь с ним у себя дома, оставляйте после уроков в школе, как вам удобно, но чтобы "3" у него была!   И экзамены будете за него писать!!!  Если надо, - выдержав примирительную паузу, добавила директриса.
Вот такие комедийные ситуации возможны были в северной школе - интернате.
 А сколько раз приходилось Анне вставать на лыжи!  Это было и в Кутопьюгане, и в Антипаюте, где ненецкие чумы почти окружали посёлок.  Да, иногда приходилось пешком идти до ближайших чумов, чтобы разыскать любителей наведаться в родной чум, попить чайку - там всегда чай вкуснее, а по осени - надевать высокие сапоги, штормовку и по чавкающей под ногами тундре, особенно если ветер и дождь, идти за любителем почаёвничать с родными. 
Чаще других приходилось ходить в соседний чум за Юрой Ядне.  Он как будто нарочно ждал, пока за ним лучине - учительница придёт.  И ведь понимают родственники, что искать будут, и опять знакомая учительница к ним в чум заглянет, позовёт их сына или племянника в посёлок - поздно уже, отбой, их опять поругает.  Понимают они, что "лучине", пока всех детей под роспись не передаст ночной няне, не может домой уйти. Но как отпустить из родного чума без угощения?  А как завидуют воспитанники таким "побегунчикам"!   Они и рады бы сами пробежаться до чума, пусть и в чум к другу, ведь их чум далеко.  Ненецкое гостеприимство известно всем: в любое время, кто бы ни остановился возле их чума, ненец ли, русский ли, неважно кто, и ненцы - народ не любопытный, расскажешь о себе - послушают, нет - всё равно накормят, отогреют и спать уложат.
Большинство детей привозят в интернат во время организованного сбора в конце августа.  На вертолёте.  А потому, если повезёт, то есть, если кочевье недалеко, то чуть позже, по первому снегу, родители сами привезут в интернат и также на оленях увезут на зимние каникулы.  Вот тогда и встретятся ребята со своими любимыми олешками, подросшими за время их расставания, со взрослыми оленями, которые их узнают, попьют чайку с родителями у родного очага, помогут маме хворосту побольше собрать, чтобы ей чуть легче было, и она скажет детям спасибо за это.  Оленей с удовольствием поарканят, а отец посмотрит, не потеряли ли детки навык, живя в интернате, обязательно поиграют с собаками, которые тоже по ним соскучились.  А вот кому-то ждать приходится летних каникул, если зимой родители перекочевали с оленьим стадом на новое далёкое пастбище, иногда к Красноярскому краю.
Всех объединяет главный праздник - День оленеводов.
На этот праздник приезжают все, даже с самых дальних стойбищ! Дети радуются встречам с родителями, близкими родственниками - оленьи нарты повсюду, почти у каждого дома. И тогда детей интернатских можно увидеть в их новой красивой национальной одежде и обуви, которую им привозят родители. Ведь на учёбу осенью детей привозят либо в старой интернатской одежде, которая сразу после санобработки идёт на выброс, либо в старой летней меховой одежде, которую позже можно отдать родственникам, или, если очень дряхлая, тоже на сжигание отправляют.
А в новой национальной, с любовью расшитой мамой или бабушкой малице, мальчики преображаются необыкновенно, на глазах взрослеют.  Девочки словно расцветают в своих расшитых бисером и узорами меховых праздничных ягушках и бурках - ах, какие же они все красивые, розовощёкие, улыбчивые! – да вы ли это, девчонки из нашего интерната?  А мальчишки сами на глаза попадаются: "Ну и как вам моя малица?  Нравится?  Правда, красивая, как у брата старшего!" 
От нарядной одежды, яркого многокрасочного сукна мужских малиц в глазах рябит - такая красота!  И солнце щедрое в конце марта, и настроение от этого приподнятое - как будто это фестиваль!  Да это и есть фестиваль, праздник красок, узоров, шитья и мехов!  Музыка, подарки, гонки на оленях.  И женщины тоже участвуют в оленьих гонках на своих праздничных женских нартах!!!  И обилие товаров в ярких временно поставленных лавках - ларьках для тундровиков!  И всегда дети - участники этого замечательного праздника.  А какие роскошные призы получают победители гонок: снегоходы, новые сети, бензопилы и прочие нужные в тундре вещи.
                Но Анна снова отвлеклась в своих воспоминаниях. Ведь речь шла о "побегунчиках".  Любители прогуляться до чума почти всегда приносят угощение для друзей: рыбу, мясо мороженое.  Всё это едят после отбоя, садятся на пол между кроватями и делают строганину из мороженой рыбы и мяса, и с таким удовольствием её поедают!!!  Как будто в чуме побывали!  И девочек тоже угощают, не забывают о них, потому что всегда среди них есть близкие
родственники, но, надо сказать, девочки управляются с мороженой рыбой и мясом ничуть не хуже мальчишек, наверно потому, что в чуме этим занимаются женщины.  Да, так было в то далёкое время начала 80-х годов.  Чуть позже появились эти строки, как чудесное воспоминание:

Я смотрю заворожённо, как сползает с-под ножа,
Завивается в колечки строганинка нежная -
Засветилась янтарём под солнышком арктическим!
На морозе будто розы рыбки исключительной,
Свежемороженой, янтарной,
Теперь почти мифической.

               Воспитатели, но чаще ночные няни, делают вид, что не замечают ночного пиршества: понимают, как соскучились дети по своей, родной, привычной еде!  Поругают, конечно, только если остатки не убраны, и следы могут быть заметны на кровати, на простынях.  И такое бывало!  Но сейчас, если кому-то родственники привезли или с кем-то передали мороженую рыбу и мясо, то едят за столом все вместе, уже не прячась от воспитателей и зная, что ругать за это никто не будет, и воспитателей к столу пригласят обязательно.  Да и рыба всегда бывала в меню: жареная или уха, а иногда - это было настоящее лакомство! - распиленную на бруски рыбу ставят на столы! (Зачастую, рыбу просто рубят на куски топором, и название блюду соответственное – рубанина! Но это возможно только в чуме и дома, в посёлке).  И начинается священнодействие!  Старшеклассники разделывают рыбу по брусочкам, а кто-то строгает целую рыбину острым ножом, и вот уже тоненькие полоски завёртываются, словно лепестки, в "розочки" - и уже нет сил терпеть это искушение!
...Строганины завитки
Тают словно лепестки…
Соусом политые,
Перчиком приправлены!
Вкус изысканный, нежнейший…
Вот - вот слюнки потекут...
Анна всегда понимала безудержное стремление некоторых
детей к свободе.  Ну не могли они, а чаще не хотели подчиняться строгому интернатскому режиму.  Это позже детей стали объединять в группы не по возрасту, а по родственным связям, получались группы разновозрастные, но объединённые семейными узами.  Так появились семейные группы.
У ненцев очень крепкие родственные связи, и теперь в одной группе оказывались братья и сёстры, и родные, и двоюродные, а ещё могли быть дяди и тёти, чуть старше или даже младше своих племянников.  Младшие в семейной группе уже не так тоскуют по дому и родителям, ведь всегда рядом родной брат или сестра, которые и приласкают, и позаботятся о младших, всегда помогут что-то сделать, например, заштопать носок, рукавички пришьют к рукавам, чтобы не теряли, помогут малышу и в бане помыться, всегда проверят, как малыш оделся перед выходом на улицу, чтобы не замёрз, и проверят, повязан ли шарф, особенно в сильный мороз или в метельную ненастную погоду.
Старшие в интернате всегда рядом с младшими, и те быстрее привыкают к жизни в интернате. Справедливости ради надо сказать, что старшеклассники, особенно девочки, не сразу смогли перестроиться на проживание в семейной группе, так как девушки уже взрослые, у них уже появились симпатии к юношам, свои секреты, которыми они могли поделиться с подружками, поэтому им иногда не хотелось заниматься малышами, не всем хотелось постоянно опекать их, да и у мальчиков, особенно у старших, к выпуску тоже появляются свои интересы.  И всё же семейные группы – это реальная помощь в адаптации маленьких тундровичков к школьной жизни.
 Например, в столовой маленьким сестричке или братишке объяснят, например, как яблоко есть или как апельсин почистить, потому что фрукты эти незнакомы ребёнку – тундровичку. (Были, да, были когда-то незнакомы, но это уже в далёком прошлом). Вспоминает Анна, улыбается: ну, кто поверит, что ребёнок может не знать, что такое яблоко и как его едят... Но не знали тогда маленькие тундровички, что такое кладут им рядом с тарелкой.  И только попробовав, а бывало, что и уговаривать приходилось, понимали, что яблоки, апельсины, мандаринки очень вкусные, сладкие и полезные.  В те времена фрукты редко, но привозили для детей в столовую интерната.  Это сейчас фрукты самые разные, даже экзотические, в магазинчиках на факториях и в посёлках - не редкость, так что и объяснять, какие это фрукты и как их едят, современным малышам - тундровичкам уже не нужно.
Но что такое полярная ночь?  Это темень.  Темень и утром, и вечером, а днём лишь недолгий бледный рассвет, переходящий в плавно угасающий закат, и продолжается этот "бледный рассвет" около 4-х месяцев, и только в январе, когда над горизонтом показывается солнце, полярная ночь идёт на спад.  Всё длиннее день, и всё больше надежды на безболезненный выход из депрессивного настроения, которое незаметно словно обволакивает человека, и детей в том числе.  Наверное, поэтому появление солнца над горизонтом - это всеобщий душевный подъём, праздник души!  Уже за несколько дней жители начинают волноваться, беспокоиться, чтобы день был безоблачный, чтобы не прокараулить этот красный краешек показавшегося солнца!  И этот день, в начале января, например, 8-го или 10-го, будет первым днём показавшегося над горизонтом пока только краешка солнца!  До полного солнечного дня ещё месяц, но это уже не так важно, главное - солнце уже не уйдёт до осени!
… Опушились провода серебристым инеем,
Розовеет горизонт над простором зимним.
Розовеют снег, сугробы, розовеют крыши...
Чудо - солнце в январе с каждым днём всё выше.
Блёстками холодными снежинки засверкали,
Перлами жемчужными на солнце засияли.
Собирает искры – блёстки покрывало снежное,
Разгорятся фейерверком вновь весною нежною!
Отступает Полярная Ночь,
Воцаряются Белые Ночи!
 На Анну когда-то очень сильное впечатление произвёл фантастический рассказ Рэя Брэдбери "Всё лето в один день". Семь лет подряд, изо дня в день на ВЕНЕРЕ льёт день.  И только через семь лет, как предсказали учёные, выглянет солнце, но всего на два часа!  И снова начнётся нескончаемый ливень.  В классе только одна девочка Марго видела солнце и помнит его ласковое тепло, потому что она родилась на ЗЕМЛЕ, и всего пять лет назад родители привезли её с собой на ВЕНЕРУ, где все они живут в убежище, глубоко в недрах ВЕНЕРЫ.  А многие дети не видели солнца никогда.  Марго не любят одноклассники, она не похожа на всех других детей: она помнит Солнце, похожее на круглый медяк, его тепло, ласкающее кожу.  Она рассказывает иногда о нём, но ей не верят.
 И дети сыграли с ней злую шутку, не задумываясь о своей шалости, превратившейся в жестокость.  Они втолкнули Марго в тёмный чулан и закрыли на засов - и она пропустила Солнце, которое так ждали все дети и взрослые.  Оно должно было вот - вот появиться, и Марго его ждала: она одна знала, какое оно!  Первый раз в жизни увидели Солнце и остальные дети, и они вышли из убежища и бегали по джунглям, по настоящей траве и поняли, какое это счастье - увидеть и почувствовать ласковые лучи солнца на своей коже!  Марго этого не увидела... она была заперта в чулане.  Дети поняли, когда вспомнили о ней, как непоправимо жестоко они пошутили над своей одноклассницей, которая так и не увидела солнца, просидев эти незабываемые для жителей планеты ВЕНЕРА два часа в тёмном чулане.   Но она хранила в памяти целых пять лет ни с чем не сравнимое тепло настоящего СОЛНЦА!
Наверное, Рэй Брэдбери сам испытал где-нибудь на севере Канады или на Аляске это чувство восторга и в какой-то степени эйфории, когда увидел зарождение долгожданного полярного дня!
Но пока темнеет рано и так же быстро опускаются сумерки. Поэтому беспокойство воспитателей вызывает даже небольшое опоздание ребёнка к отбою.  Хорошо, если чум недалеко и, главное, тихая погода, когда огни посёлка видны издалека, и именно на них можно ориентироваться.  Но ведь даже и в самом посёлке можно сбиться с пути, если неожиданно разыграется пурга.  Тогда в мгновение ока теряется ориентир.  С Анной подобное случилось в Гыде, самом далёком на Ямале посёлке.  Тогда она в разгулявшуюся пургу не смогла выйти к школьному городку, и едва не ушла в тундру.  Но в посёлке дома, свет из окон - всё равно на них наткнёшься.  И если начинается метель, то беспокойство охватывает всех, даже животных.  Вот почему в чум к родственникам и даже к приехавшим родителям, пусть даже они в посёлке, воспитанников не отпускали, а если и отпускали, то только если за ним приходили родственники и только под личную ответственность, подтверждённую подписью старшего воспитателя.  С этим всегда было строго.
Много лет прошло, а Анна хранит в памяти трагический случай, произошедший в одной из школ - интернатов. Замёрз в тундре мальчик из её группы, Саша Макушин. Он постоянно убегал в чум к родственникам. И был этот мальчишка незлобивый, спокойный, но это спокойствие уживалось в нём с редким упорством жить по своим правилам!
 У родителей Саши кочевье было далеко, но родственники проживали в чуме километрах в трёх от посёлка, может, чуть дальше.  Он умудрялся уходить без разрешения, зная, что всё равно его не отпустят, и поэтому уходил сразу после занятий или после полутора - двухчасовой самоподготовки.  Почти всегда возвращался к отбою, всегда в темноте.  Анне приходилось говорить с ним и строго, серьёзно, и ласково, беспокоясь о том, что он однажды в пургу может замерзнуть и не вернуться, но Саша лишь молчал, никогда не оговариваясь, но и обещаний никогда не давал.  Говорила Анна и с его сестрами, старше его на год и два, и с его старшим братом, в надежде, что, может быть, хоть их послушает.  Всё было бесполезно.  Девочки говорили, что им за него стыдно, что родителям будет тоже стыдно за него.  Старший брат даже как-то побил его, когда тот возвратился с обмороженными щеками, да и руки тоже едва не обморозил. 
За Сашей в тот вечер отправились на лыжах старший брат и его друг - оба десятиклассники - и воспитатель.  Стемнело очень быстро.  Начиналась пурга, да и морозец, хоть и небольшой, но с ветром, уже давал о себе знать.  Представьте себе беспокойство молоденькой воспитательницы, которая пришла перед отбоем проверить, вернулся ли Саша, и осталась ждать, потому что воспитанник не пришёл к отбою, а его надо передать под роспись ночной няне.  А значит, и найти его надо во что бы то ни стало.
Искать вместо Анны пошёл воспитатель, который ещё днём принял детей, но не расписался за них, потому что одного не было. Он уже не раз, как и Анна, бывал в том чуме, куда постоянно уходил мальчишка.  И ведь вызывали в поссовет родственников Саши, просили не привечать подростка, убеждали, что до беды недалеко.  Слушали, понимали, но принимали по-прежнему.
Да и как можно было не напоить горячим чаем, не дать погреться замёрзшему мальчику возле печурки, от которой исходило тепло... И как можно отправить обратно в посёлок зашедшего к ним в чум погреться у очага мальчишку, который шёл на лыжах по открытой всем ветрам тундре?   Это каким же немилосердным надо быть, но, главное, что у ненцев, живущих в чуме недалеко от посёлка, нет оленей - их называют безоленные, так они значатся в сельсоветской "амбарной" книге.  В основном, это рыбаки, и живут они в чумах на берегу реки, часто рядом с посёлком.
Встретили паренька недалеко от посёлка, он на лыжах уже возвращался из чума, но пронизывающий боковой ветер и слепящий глаза снег мешали идти, он основательно промёрз, интернатское пальтишко насквозь продувало, стали замерзать руки. Саша боялся сбиться с пути, потому что боковой ветер как будто уводил его в сторону, хорошо, хоть за снежными порывами проблёскивали редкие огни посёлка.  Начали злиться на него и ребята - старшеклассники, хотя прошли совсем немного.  Морозный ветер и начинающая играть с ними пурга не располагала к прогулке по тундре.
 В этот раз обошлось, хоть и попало мальчишке от старшего брата, когда вернулись в интернат.  Несколько дней Саша как будто отогревался, никуда не исчезал.  А потом был очередной разговор со старшим воспитателем, и Саше серьёзно пригрозили, что, раз никого не слушает и по - прежнему убегает из интерната, отправят его на ближайшем рейсе, на вертолёте, в другой посёлок, то есть в другой интернат.  И такое, случалось, практиковали: отправляли, например, "бегунков" в интернат в соседний посёлок, а это более двухсот км по прямой, или в школу - интернат райцентра, а иногда даже в областной санаторий - болезни всегда найдутся! - но это в крайнем случае. 
Саша слушал молча, опустив глаза, но мысли его были далеко, может быть, видел своих оленей или представлял печурку в тёплом чуме с потрескивающими в огне поленьями.  Чум родственников по-прежнему тянул его к себе, там он был в своей стихии, как будто сидел со своими близкими в родном чуме, по которому очень скучал.
 И однажды Саша не вернулся.  Ушёл перед пургой.  Начали искать сразу после ужина.  Искали старшеклассники, мужчины – воспитатели, все были на лыжах.  Дошли до чума, куда он обычно уходил, но его там уже не было, он уже из чума возвращался в интернат.  Уже вовсю бушевала пурга.  Искать стало бесполезно, теперь была опасность потерять кого-то из старшеклассников и воспитателей, кто вышел на поиски.  Отряд возвратился в посёлок. Мальчика искали и на следующий день, но не нашли.  Возможно, его встретили волки - в тот год их было особенно много, оленеводы едва успевали выстрелами отгонять их от стада, даже собак они уводили за собой в тундру, и собаки не возвращались.  Потом стало известно от родственников, что оленеводы нашли останки мальчика далеко от чума, совсем в другой стороне.  Гибель Саши Анна пережила тяжело!  Сколько раз она просыпалась с бьющимся сердцем, картины гибели воспитанника были ужасные, и всё время Анна себя обвиняла, что не уберегла мальчишку, хотя случилось это не в её смену.  Но легче от этого не становилось.
Вот тогда Анна впервые изменила своё мнение о необходимости всем детям тундровиков давать обязательное среднее образование, даже неполное среднее.  Если его тянет к родному очагу, если он хочет стать, как отец, оленеводом или рыбаком - пусть им становится!  Гораздо хуже, если он просто возненавидит школу, систему обучения, которая насильственно удерживает его в стенах интерната.
Вот так трагично оборвалась жизнь этого светловолосого, молчаливо - спокойного, но упрямого подростка.  Анна вспоминала, что даже сердиться на него долго не могла.  Он смотрел на неё своими светлыми глазами и молча улыбался каким - то своим, только ему известным, мыслям, а Анна чувствовала его внутреннюю, необъяснимую силу, как будто он уже доказал всем свою правоту.
Но вот что самое трагичное в истории Саши и его родных. Через какое - то время, когда Анна уже работала в райцентре, ей сообщили, что погибли обе его сестры со своими детьми, когда переправлялись на одной лодке через реку, и неважно, летом это случилось или осенью - вода в северных реках всегда холодная, не для купаний.  К слову, одна из погибших сестёр, Зоя очень хорошо училась, ей предвещали хорошее будущее, она была гордая, независимая, но учиться не поехала, неожиданно сразу после школы вышла замуж за тундровика.  Учителя очень жалели, что эта грамотная девушка так и не реализовала себя.  А чуть позже погиб и старший брат.  Это известие потрясло Анну, поэтому она навсегда запомнила именно тот трагический случай, и всё думала, почему злой рок так жестоко наказал именно эту семью. И никто так и не узнает, за что.  А ведь Саша, как и его сёстры и брат, как говорили, были из рода, которому положил начало русский, бывший белогвардеец, и который после революции, в гражданскую войну бежал от Красной Армии.  Его приняли ненцы, он женился на ненке, родились дети, и так всю жизнь прожил в тундре, дав начало своему роду светловолосых, большеглазых и свободолюбивых детей с русской фамилией - Макушины.
Но что-то слишком много грустинок поплыло по воздуху!       Анне захотелось разом встряхнуть их с себя. "Снежные" картинки в её судьбе, несмотря ни на что, всё-таки лучшие, запоминающиеся годы за Полярным кругом, это замечательные и верные друзья, это талантливые ученики, о которых Анна может с гордостью сказать: это мои ученики!  И это полная сюрпризов жизнь! И часто весёлые истории, которые случались с Анной и её друзьями, вносили некое разнообразие в обыденную жизнь северян.
Кутопьюган или просто Кутоп.  Вадим ещё не вернулся с вахты, через неделю должен прилететь из Надыма, зато нагрянули в посёлок гости из того же Надыма, в поссовет по своим делам, ну и "комсомольцы" с ними, ясное дело, по комсомольским вопросам. Опять Толик политбеседу заведёт о стройках коммунизма. Неинтересно это всё.  Да, Надым строится, ещё бы, стройка века, но нам-то что от этого?   Нам-то, думалось многим из постоянно проживающих здесь ребят ещё комсомольского возраста, уже совсем не интересны ни комсомольский задор, повышающий трудовой потенциал, ни задания партии и правительства, которые надо перевыполнить во что бы то ни стало...  А нам тут, думалось многим, зиму бы пережить без происшествий, чтобы батареи не полопались в сильные морозы, как в прошлом году.  Тогда едва не пол - посёлка без воды и отопления остались, хорошо, ребята молодцы, народ дружный, быстро справились!
Да и что справляться: в посёлке только школа да интернат, детсад с отоплением, с трубами, но даже поссовет и контора рыбоучастка отапливаются дровами и углём, а дома сплошь с печным отоплением!  А что с водой беда, так дедовские способы добывания воды известны, если к проруби идти не хочется: набрал снега в ведро, растопил его, если мало, добавил из сугроба, процедил - и водичка, хоть и не очень вкусная, но временно пойдёт. А вот клуб сельский отремонтировать бы, чтобы фильмы смотреть не в холодном, а в тёплом зале, чтобы праздники в этом клубе отмечать, и при этом чтобы раздеться можно было, наряды свои чтоб было кому показать, даром, что ли, в отпуске потратились.
Анна - комсорг школьной ячейки.  Но так как в поселковой комсомольской организации большинство членов ВЛКСМ уже достигли того возраста, когда либо в партию дорога, если примут, конечно, либо пополняют собой ряды беспартийных, кому, как говорится, налево, а кому - направо.  А так как пополнять собой ряды Коммунистической партии особо желающих не было, как не было уже и у самой партии авторитета, то задачей Толика, простите, Анатолия Ивановича, было уговорить Анну возглавить объединённую комсомольскую организацию, то есть к учительскому "комсомолу" присоединить оставшихся комсомольцев, работающих в рыбоучастке.
 Анна понимала, что работа комсомольская совсем не для неё, ждала только отчётно-перевыборного собрания, где, наконец, сложит с себя полномочия.  И вот, на тебе, снова комсомолка № 1 в этом богом забытом посёлке!  Не-е-е-е-т!   Только не это!   Но Анатолий Иванович, бывший передовик производства, известный в недавнем прошлом сварщик какой-то там знаменитой надымской бригады, а ныне 2-ой секретарь РК ВЛКСМ и по совместительству дамский угодник, умеет уговаривать - и только на полгода (!), до перевыборов все комсомольцы посёлка будут теперь платить взносы Анне Павловне.  Прошу любить и жаловать!  А у рыбозаводских комсомольцев, большинство из них семейные, другие заботы, им не до взносов...  В общем, понятно. Собирать взносы - не приносить.  Придётся подключать кого-то из бухгалтерии...  Но если бы только взносы... Уже сейчас   всякие мысли закрутились в голове.  Эх, Анна, так и не научилась ты отказываться!
Пригласили на собрание в школу.  Собрались, кто смог, снова покричали о том, что надо бы начальство поморозить в сельском клубе, чтобы побыстрее начали там ремонт:
- А то, как праздник, то, комсомольцы, вам задание: подготовить концерт! А как репетировать?
- Со всех щелей дует, пол давно прогнил!
 - Не юг же, понятное дело.  В лес не пойдёшь с пилой - нету леса... Тундра!  Эх, да что с вами говорить! (Лес был вокруг посёлка, вернее, не лес, а лесок, да и то условный: деревья, насквозь ветрами продуваемые, невысокие, искривлённые – одним словом, карликовые…)
 После собрания Анна заскочила домой, покормила Ромку и нянечку - соседскую девочку, которая иногда оставалась ночевать, тут же и уроки готовила, подбросила угля в печурку, всё тщательно осмотрела - к этому её Вадим приучил - и снова ушла. Вечер продолжился в сельсовете. Там было уже всё приготовлено.
Северяне умеют принимать гостей, и неважно, областное ли это начальство, или гости рангом пониже или проверяющие районного уровня, как в этот раз, но обедом всегда остаются все довольны!  А уж как бывают довольны вторые половинки первых, побывавших с проверкой на периферии - им привозят достойные подарки: бурки расшитые, меха, а в местном рыбкоопе для гостей всегда отложены подобные "сувениры": рыба, мясо, языки и другие деликатесы.
 Анна уже собралась идти домой, когда к ней подошла её коллега, учительница физики, комсомолка, приглашённая на этот "званый" ужин.  Её муж, тоже учитель физики, из-за нехватки часов вынужден был уехать в Надым, там устроился работать вахтовым методом, поэтому дома его, как и Вадима, тоже не было.  Света немного увлеклась, соблазн, видимо, был велик, как она рассказала Анне: ей пообещал один из гостей перевод в Надымскую школу по специальности.   Анна толком не поняла, почему Светлана почти плачет, ведь ей пообещали перевод, а это значит, будет рядом с мужем, и ему не придётся мотаться из города в посёлок и обратно. А когда Света смогла объяснить, то теперь еле сдерживала смех Анна.
Оказывается, Светлана не могла ничего другого придумать, как скрыть замужество, чтобы легче "вести переговоры".  Она сняла обручальное кольцо и положила в карман платья, завернув в носовой платок, чтобы кольцо случайно не выпало.  А оно выпало! Платок, видите ли, вдруг понадобился!  А как его искать было?  Не объяснять же соблазнителю, что кольцо обручальное куда-то закатилось!  И теперь Света упрашивает Анну подождать конца банкета, чтобы потом вместе поискать.  Делать нечего. Анна согласилась помочь "комсомолочке", но сначала ей сходить домой надо, ещё раз проведать детей, сынишку и нянечку.  Всё было в порядке.  Возвращаться совсем не хотелось, было уже около полуночи, но обещала ведь, Светка ждёт.
 Гости уже разошлись.  Света стояла на крыльце. Расстроенная.  Говорит, от провожатого еле отвязалась, не до любезностей.  В руке ключи.  Попросила, сказав, что вещь кой-какую оставила где-то, надо найти.  Пообещала, что занесёт сразу, как только найдёт.  И начались поиски!  Анна, пока ползали по полу и отодвигали то стол, то стулья, узнавала всё новые и более интересные подробности, которые её настолько насмешили, что она начала уже смеяться от души.  Начала улыбаться и Светлана.  Она тоже как будто выдавливала из себя смешок, хотя ей ситуация не казалась комедийной.
 Как оказалось, один из приезжих, довольно солидный дяденька и уже искушённый в вопросах флирта с хорошенькими барышнями, а Светлана была и правда очень хорошенькой барышней, сначала всё поглядывал на молоденькую учительницу, потом пригласил на танец.  Анна нетерпеливо перебила:
 - А как же кольцо?  Когда ты его сняла?  Он же должен был его видеть, когда на тебя поглядывал.
-  Да я его с самого начала сняла!  Мне сказали, что тут будут солидные дядечки из Надыма.  Я сразу решила, что поговорю, надо же мосты наводить!  Когда ещё в следующий раз удастся с ними о переводе поговорить.  Жить здесь просто сил нет.  А тут ещё Алёшка с его вахтами.  Тоска!
- Да как же ты кольцо потеряла?  Не могла в платочек завернуть, точно бы не выпало.
- Да не забыла я, как раз в платочек и завернула.   Света отвернула уголок ковровой дорожки - нет и здесь.  И вдруг заплакала, тихонько так, как заскулила:
- А что я Алёшке скажу?  Ой, стыдно - то как!  Уборщица обязательно найдёт, начнёт выяснять, кто да что, и узнают в школе, что я не ношу кольца!  А сложить дважды два - не великого ума дело...  Светлана продолжала причитать.
- До найдём мы его, не скули, а то мне тоже становится невесело.  Только как оно у тебя выпало?  В платочке, говоришь, было?
 - Только не смейся, ладно?  Он повёл меня в этот кабинет, как будто поговорить насчёт моей просьбы.  А сам сразу целоваться полез. Я к этому готова была, видела же, как он масляными глазками меня рассматривал.  Но у него такие мокрые толстые губы!  Я не выдержала, оттолкнула его, а потом вытащила платок, чтобы свои губы вытереть!  Ну и колечко моё выкатилось.  Если бы на пол упало, то я услышала бы, - Света так горестно вздохнула, что Анне смеяться расхотелось окончательно, - но потом я поняла, что кольца в кармане нет, но не могла же я этому толстяку сказать, что я обручальное кольцо сняла ради разговора с ним, а теперь вот потеряла.
Кольцо всё-таки нашлось.  Нашла сама Светлана. И как же она плакала!  Только это были совсем другие слёзы.  Она как будто груз с души сбросила! Светлана сжала кулачок с кольцом, потом надела его на палец и ... снова заплакала.  Она чувствовала свою вину перед Алёшкой, мужем своим, ведь чуть не предала его. Анна смотрела на неё и улыбалась.  Она ещё раз осмотрела кабинет: столы на месте, стулья в ряд поставлены, дорожки, вроде, не сдвинуты. Никто так и не узнает, как они со Светланой Фёдоровной излазили на коленях едва ли не каждый сантиметр этого кабинета. И хорошо, что никто об этом не узнает.
А из посёлка в город они всё-таки перебрались, годом позже. Алексей сам нашёл работу в школе и себе, и Светлане, хотя ей она понадобилась позже, когда их малышу два года исполнилось!
Кстати, у Анны и Вадима тоже была своя история с обручальными кольцами. Анна всегда помнила эти две истории, случившиеся в разных местах и в разное время.
Уезжали навсегда из Кутопьюгана.  Вещи были собраны, упакованы, стояли у порога.  Вадим с Ромкой вышли на крыльцо. Должен с минуту на минуту прилететь рейсовый вертолёт - и прощай первый в их жизни северный посёлок, стоящий на высоком берегу реки Кутопъёхан, что впадает в Обскую губу.  В этом посёлке прошли первые три замечательных года, а теперь прощайте, дорогие односельчане и ученики его Анны... Вадим с волнением смотрел на посёлок, их маленький, но уютный домик был крайний к посадочной вертолётной площадке.
Вышла уже одетая жена, заглянула в кладовку, больше для порядка, и вдруг увидела стоящую коробку, полную старых, ненужных вещей, собранного в доме хлама после сбора вещей.  Непорядок.
- Вадим, возьми коробку с мусором, со старой обувью, в чулане стоит, надо было сразу выкинуть.
- А зачем это? Сейчас вертолёт прилетит. Да и кто будет нас ругать, что коробку со старыми башмаками оставили в чулане.
 - Будут ругать или нет, а мусор оставлять другим жильцам не следует. Не люблю я этого.
Вадим ругнулся – вот, заноза, пристала! - зашёл в кладовку, взял коробку и пошёл к мусорке, а точнее, к оврагу, над который уже активно вились запахи весенних разложений.  Потом размахнулся и бросил коробку.  И вдруг увидел, как что-то сверкнуло и, описав дугу, вслед за коробкой упало куда-то в середину этой обширной гниющей кучи.  Машинально Вадим рванулся к оврагу, как будто мог перехватить блеснувшее на солнце своё обручальное кольцо!  Но у самого края мусорного оврага, а попросту, помойки, остановился, поняв бесполезность поиска сорвавшегося с пальца кольца.
 Анна тоже увидела, как вслед за картонной коробкой, словно догоняя её, летело кольцо, и видела даже, куда оно упало.  Но указать место падения кольца раздражённому мужу она просто не посмела.  Взяв за руку Ромочку, она боялась даже посмотреть на Вадима, видела, как он раздражён, и уже готовила отповедь разозлённому супругу, мол надо всё делать вовремя, ещё утром мог вместе с собранным в пакеты мусором выкинуть и эту злополучную коробку.  Но объясняться не пришлось - вертолёт был на подходе: уже над посёлком били по ушам свистящие звуки винтов.  Даже в вертолёте Вадим продолжал молчать, только что-то   объяснял на ушко сыночку, стараясь перекричать шум винтов. Конечно, было жалко обручального кольца, Анна чувствовала свою вину: и что, правда, пристала к Вадиму с этой коробкой!  И всё-таки кто-то же свыше распоряжается нами! 
          Как-то Анна рассказала одной случайной знакомой в гостинице эту немного грустную историю. И вот что услышала:
- Это не случайный был знак.  У вас не всё так слаженно и гладко в семье, какое-то хрупкое равновесие.  Есть в семье вашей неурядицы, но вы о них стараетесь не говорить, будто боитесь что-то сломать или разбить, ведь разбитое можно склеить, но надо это склеенное беречь, оно, склеенное, ненадёжное, всё время надо быть настороже.
 Анна слушала.  Словно юной подруге ей объясняли азы семейного благополучия, и многое становилось ей понятно: нельзя всё держать в себе, надо вовремя объясниться, чтобы всем стало легче.  И с детьми надо тоже разговаривать, объясняться, как со взрослыми, тогда они будут доверять родителям, а не таиться от них.
- Но помни одно: ты тоже можешь потерять кольцо, случайно, не намеренно, вот тогда семья ваша точно распадётся, не суждено вашей паре быть вместе.  Но если кольцо своё сохранишь, сохраните и семью, что бы там ни было в вашей жизни, какие бы бури не проносились над вами.
Бурь хватало в их семейной жизни. Оба друг друга стоили: болезненно самолюбивые, упрямые, трудно и тесно им было вместе, но и друг без друга уже не могли, очень скучали, если случалось ненадолго расстаться.
Мы такие разные, как полюса на глобусе,
У каждого отдельная должна бы быть семья.
Но есть полюса - существует Земля!
По закону о "плюсе и минусе"
Навсегда нас связала семья!

Анна этот разговор держала в памяти.  И вот однажды она мылась в общественной бане. Взяла на один час кабинку с душем. Начала уже обмываться под душем, как услышала тоненькое "дзинь!".  Это кольцо соскочило с пальца, и вот уже струя воды потащила кольцо к сливу, водоворот всё сильнее, кольцо вот - вот попадёт в это круговращение, а Анна, как заворожённая, смотрит на своё кольцо и не может сдвинуться с места!  И в самый последний момент Анна едва не на колени упала и всё же успела подхватить кольцо!  Почему-то поверила Анна той случайной женщине, что разговорилась с ней в гостинице Салехарда.  Это была грузинка, беженка из Абхазии, оказавшаяся на Крайнем Севере волею судьбы в 1993 году.  Страна распадалась, судьбы ломались. Это были первые годы 90-х, уже прошлого двадцатого века.
Однажды, это был уже 2005 год, Анне посчастливилось впервые побывать в Пицунде - приехала на санаторное лечение - и там, в Абхазии, она услышала уже от абхазцев своё видение тех драматических событий начала 90-х годов: в те годы обретение самостоятельности республиками часто сопровождалось даже кровавыми событиями!   Не стала исключением и Абхазия, которая долгое время была частью Грузии, но мечтой абхазцев всегда было обретение полной самостоятельности, без грузин, относящихся к абхазам так, как относятся к прислуге.  А ведь когда-то с древних времён существовало Абхазское царство!  Абхазам есть чем гордиться!  Не буду вдаваться в суть тех «политбесед» с местными приветливыми жителями, но как дополнение к разговорам, представьте картинки, а их было немало  вдоль дорог по пути следования по Абхазии: сиротливо стоящие в окружении красивой и пышной растительности высокие и богатые дома из белого и розового камня, уже частично разрушенные, к сожалению, брошенные в спешке хозяевами – грузинами, изгнанными революционными событиями из родовых гнёзд, и которые теперь кто где обрёл новый дом: кто-то перебрался на свою историческую родину, в Грузию, а кто-то, вроде моей случайной знакомой, нашли пристанище в северных краях, например, на заполярном Ямале.
С Абхазией ещё была встреча, но уже в 2012-ом.  За это время немногое изменилось в Республике, но Анна была рада снова побродить, уже с подросшим внуком, по побережью Пицунды, снова увидеть историческую сосновую рощу, послушать орган в знаменитейшем органном зале Большого Пицундского храма 9 - 10 века, относящийся ко времени расцвета Абхазского царства...  Кстати, Пицунда, оказывается, была взята в долгосрочную аренду у Грузии ещё при СССР, теперь договор продлён Россией, но при этом в настоящее время аренда этого курорта ограничивается только жилыми зданиями, а вот прибрежная зона и часть бывшей курортной территории Пицунды отошла к Абхазии.  Очень мало изменилась и знаменитая Гагра, сменившая грузинское название «Гагры», но вот куда бы Анна снова поехала, так это на озеро Рица, снова насладилась бы окружающими озеро скалами, высокогорными родниками, купила бы горного мёда по пути к озеру Рица и снова пыталась бы рассмотреть на противоположном берегу озера, на вершине горы, силуэт лежащего Иосифа Сталина, а где-то там, недалеко от озера есть дача И. В. Сталина…
Их "снежная" эпопея будет продолжаться ещё очень долго. А страниц северных, припорошенных снегом, ещё много впереди, и времени, чтобы пролистать их не спеша, как говорится, с чувством, с толком, с расстановкой, пока достаточно.

Не хочу выбираться из плена
Зимней сказки и зимнего сна!
Утопают в пушистых сугробах
Ели, сосны в накидках боа.
Закрываюсь на миг — даже больно глазам -
Так искрятся под солнцем просторы!
Словно звёздная пыль с покрывала небес
Вдруг осыпала снежные дали…
***
Я друзей поняла, наконец-то, сейчас -
Здесь погода совсем иная -
Почему им хотелось перекричать
Вопли снежного урагана
И восторг свой излить небесам!
Здесь погода и вправду другая:
Небеса средь зимы вдруг прольются дождём
И как будто запахнет весною.
Ну, а я средь зимы снежной бури хочу,
Хочу наслаждаться ЗИМОЮ!!!