Кто творил решение еврейского вопроса

https://rtvi.com/
21:20
27 Января 2020 г.
Поделиться:
«В первый же день мою мать убили в газовой камере». Воспоминания бывшего узника Освенцима Леона Вайнтрауба о концлагере

Видео
Фотография: RTVI
В Польше отметили годовщину освобождения Освенцима: 27 января 1945 года советские войска спасли около семи тысяч узников концлагеря, где за время Второй мировой войны погибли больше миллиона человек. Спустя 75 лет выжившие заключенные приехали почтить память погибших и возложили цветы у «Стены смерти». Один из бывших узников Освенцима Леон Вайнтрауб рассказал в интервью Константину Гольденцвайгу, как он попал в лагерь и что вспоминает об этом месте спустя годы.

Константин Гольденцвайг: Что для вас означает быть сегодня здесь?

Леон Вайнтрауб: Каждый раз, когда я сюда приезжаю, для меня это глубокое потрясение. Меня, мою мать и ее сестру привезли сюда из Лодзинского гетто. Когда я представляю свою мать, то вспоминаю, как ее отправили в газовую камеру. Это было примерно 18 августа 1944 года — после того, как нам наврали, что якобы из заботы о нашем благополучии нас перевезут из Лодзинского гетто в Третий рейх. Якобы мы можем работать на вермахт, чтобы спастись. Хотя к тому моменту нас и так использовали на принудительных работах в Лодзинском гетто. На станции Радегаст была настолько плотная погрузка в четыре вагона, что мы могли только стоять, не могли ни прилечь, ни присесть. Это был первый шок. Это так нас везут в безопасное место, чтобы работать в Третьем рейхе? Что-то здесь не так!

Шок был настолько сильный, что я не могу вспомнить ни единого звука. Мы ехали день, ночь, снова день и опять ночь, и за все время дороги я не припомню ни протеста, ни плача. Полнейшая тишина. Настолько мы были шокированы.

Потом нас ожидала специальная процедура приема на станции. О том, что это лагерь Освенцим-Биркенау, я узнал лишь после войны. Нацисты никогда нам не объясняли, куда и почему нас привезли. Если позволите, я коротко опишу наше прибытие в лагерь.

Когда мы прибыли, первое, что мы увидели на платформе, — мужчины в полосатых костюмах, похожих на пижамы. И крик: «Вон! Наружу! Быстрее вперед!». У меня на руке висел рюкзак, и вдруг я вижу лицо какого-то человека. Он наклонился ко мне и выдернул рюкзак у меня из рук. Я закричал: «Но мои вещи! Моя коллекция почтовых марок!». И эти пустые глаза: «Тут они не понадобятся, тебя сюда не жить привезли, тут тебе марки не нужны». И я тогда подумал: «Что он несет? Мы приехали сюда работать для вермахта».

Там же были моя мать, тетя и три мои сестры (одна из них укрылась в гетто, но в итоге ее поймали). Я помахал матери: «Мама, мы еще увидимся». Меня отправили налево, женщин — направо. А краем глаза я вижу забор, колючую проволоку и белый кабель под напряжением (я был электриком в гетто). И тут еще один шок: «Куда же меня привезли, если тут забор под электричеством?». Пройдя вперед, почти в обморочном состоянии, едва держась на ногах, я увидел группу офицеров. Среди них был и [доктор Йозеф] Менгеле, которого нам, конечно, не представили. Офицер показывал большим пальцем: налево — живые, направо — мертвые. То есть налево отправляли тех, кто мог работать, направо — негодных, бесполезных. И туда попала моя мама. В первый же день ее и мою тетю убили в газовой камере.

К. Г.: Вы помните эту минуту, когда...

Л. В.: Когда мы расстались? Мы лишь подчинялись приказам, у нас не было никакой свободы.

Едва мы, узники, попадали в первый барак, как над нами, над человеческим достоинством, начинали измываться: нужно было полностью снять одежду, затем душ, потом стрижка «под ноль». Тысячи стояли в очереди, все делалось в спешке, иногда при стрижке срезали и кожу. Следующий шаг — кормежка какой-то отвратительной, маслянистой, воняющей каким-то карболом или фенолом жижей. Потом выдали тряпки тем, кого определили мыть полы. Тем, кого поранили при стрижке, продезинфицировали раны какой-то жидкостью, от которой потом жгло всю голову. В конце всем раздали одежду: рубашку, куртку и штаны. Там же была навалена обувь, которую можно было выбрать. Мне достались штаны, в которых могло бы поместиться двое Вайнтраубов. Я оглянулся: некоторые крупные мужчины, наоборот, получили слишком маленькие штаны.

И наконец нас отвели в бараки (тогда они назывались блоками): такая кирпичная постройка, поделенная надвое. Нас было, наверное, больше тысячи. Вошел упитанный, хорошо одетый мужчина средних лет и спокойным голосом, но с угрозой сказал: «Если кто-то из вас спрятал в своем теле какие-либо золотые украшения, то он будет серьезно наказан». Я подумал: «Серьезно наказан? То, что мы пережили, это разве не серьезное наказание?».

Нас поделили по разным баракам, я попал в 18-й блок для молодежи. Это было мое прибытие в Освенцим.

И теперь, когда я приезжаю сюда, воспоминания накатывают, как будто это было только вчера. Мое сердце разрывается от боли, а при виде этой надписи Arbeit macht frei меня бросает в холодный пот.



               МОИ КОММЕНТАРИИ.

Сейчас жидоколомойские кровавые порошки платят бандеровцам за то, что они убивают и притесняют русских на окраине.

Именно бандеровцы - так зовут всех окраинских нацистов нарицательным именем - холуи гитлеровцев -  исполняли все черновые дела, уничтожая евреев сотнями тысяч в концлагерях - типа биркенау освенцим - и в лагерях чисто смерти - типа Треблинка. А хозяевами в этих лагерях были эсэсовцы, с их программой окончательного решения еврейского вопроса.

 Жиды - только по русски, у русских значение слова - это евреи-разрушители. Пришли - разрушили - урвали - убежали - утащили за кордон, за океаны.

Жиды - враги евреев. Они в стороне, а евреи расхлёбывают потом за них кашу, которую они заварили на разрушениях столкновениях и войнах - в целях захвата власти и обогащения своих карманов.

Смерть бандеровцам! Судить киевских кровавых хунтистов госпереворотчиков!