Любовь, вишни и Ломоносов

Вы когда-нибудь были влюблены в комсорга? Я был. А мой «сокамерник» Костин влюбился настолько, что даже рисовал её портреты.  Если бы все комсорги были такими как она! – Желающие пополнить ряды ленинского комсомола выстраивались бы в очередь, а Советский Союз не только выстоял бы под напором «ветра перемен», но и победил бы в «холодной войне»!
Представьте комсоргом биологического факультета Мэрилин Монро! Светка была даже чем-то на неё похожа. Сексуальная и лучезарная! При этом  она была приятнейшей в общении девушкой, а в её серых глазах читался ум и жизненный опыт второкурсницы.
Костин – парень разносторонних дарований – был помешан на науке. Университетской программы ему было мало, и он всегда находил время для самообразования. Его кумир  – Михаил Васильевич Ломоносов. Костин читал о нем, привезенную из дома, книгу, нарыл в университетской библиотеке его литературных трудов, и даже сам писал о нем стихи. Причем весьма талантливые. А еще Костя хорошо, почти мастерски,  срисовывал всяческую растительность и живность, хотя нигде этому не учился. Сейчас это может показаться странным, но тогда зарисовки в альбомах входили в практикумы по ботанике и зоологии. Вот только, как ни старался он нарисовать по памяти портрет девушки своей мечты, у него все время получался Ломоносов – исхудавший, женственный и длинноволосый.
Окончательно разуверившись в своих способностях художника-портретиста, Костин пошел и с горя купил вишен. Мы эти вишни сожрали.  Косточки плевали на единственно уцелевший, и, по воле случая, самый неудачный портрет. А чтобы в комнате не заводились мушки дрозофилы, я, в силу своего низкого культурного уровня, смел косточки в окно. И вдруг с альбомного листа формата А4 на меня глянуло непередаваемо уродливое лицо больного проказой  трансвестита, отдаленно похожего на  Ломоносова. Красные следы от вишневых косточек вдруг превратились в ужасные прыщи и нарывы. До этого я никогда не думал, что такое безобразие во всем своем великолепии может вызвать столько положительных эмоций и служить неисчерпаемым источником веселья.
А веселье должно продолжаться! Не помню, у кого из нас в голове родился злокозненный, безжалостный план…
Дело в том, что, как и полагается первокурсникам, в комнате мы жили втроем. Наш третий – Вовка поступил в университет уже после армии. На нас он смотрел даже не как дембель на духов, а как Казанова на мальчиков-колокольчиков. Слыл он бабником, пошляком и в тоже время большим ценителем женской красоты. В группе к нему приклеилось прозвище Поручик  (подразумевалось Ржевский), и он нисколько не возражал. Разумеется, в изобразительном искусстве его больше всего привлекала обнаженная женская натура.
Наших возвышенных чувств к комсоргу он не разделял. Светка для него была слишком правильной и «светлой»! – Он был «на темной стороне силы».
Весь день Поручик где-то шлялся, где-то уже отужинал, вернулся за полночь, разделся и сразу в кровать. Мы с Костином еще корпим над учебниками, свет не тушим. А прямо над кроватью с потолка на Поручика смотрит мужеподобная, прыщавая уродина…
Вы видели человека, над эстетическими вкусами которого надругались?
Он не поленился вскочить, сорвать «портрет» с потолка, разорвать на мелкие кусочки, которые полетели «в морду» художнику. Авторство «шедевра» было установлено безошибочно, но и мне досталось за компанию, чтоб не ржал! Мы узнали о себе много нового – в выражениях Поручик никогда не стеснялся.
Потом он еще долго ворочался – весь сон у него прошел. А тут мы еще время от времени начинали давиться от смеха.
- Что приснилась?
- Да пошли вы…
Мы обещали собрать все кусочки, каждый прыщик, и склеить. И восстановленное «произведение искусства» будет еще лучше утраченного!..
Смеялись уже все вместе.