Философия техносферы. 1976 год

Из книги "Динамика пространства"

 Теория "семантического поля" по Менегетти (силового "поля энергии") как модель векторного обмена мерами информации и мерами материальной энергии (обмен вещами) между клиентами в сети тела-сознания, модель совмещения "пространств понимания"

 (ранее см. раздел 3.6.2.3.4.263, подраздел "Модель онтопсихологии А. Менегетти на переходе от статической к динамической фазе использования кода нейтральной информации", раздел 3.6.2.3.4.272, подраздел "Теория "семантического поля" по Менегетти (силового "поля энергии") как модель векторного обмена мерами информации и мерами материальной энергии (обмен вещами) между клиентами в сети тела-сознания, модель совмещения "пространств понимания", раздел 3.6.2.3.4.272, подраздел "Топологическая (полевая) психология К. Левина")

 Большинство поклонников онтопсихологии знакомы с поздними работами Менегетти, когда он философски обобщил и расширил понятие "семантического поля" как поля сугубо информационного, векторно-силового, то есть такого почти физического (но все же не в физическом смысле) поля, где действуют равнодействующие силовых доминант между "силовыми" центрами. Таким образом он постулировал множество видов "семантических полей", но важнейшими считал биологические и психические.

 Само понятие "семантическое поле" в своей науке автор модели решительно отказался идентифицировать с аналогичными в лингвистике и лингво-философии. В самом деле: там, в теории описательной реальности тела-сознания, её языковой действительности "семантические поля" есть действующие в архетипах эпистемы факторы структуры языковых значимостей в лексике.
 
 Менегетти же имеет в виду другое: действующие в момент настоящего времени материальные поля, где происходит целенаправленный и определенным способом организованный обмен пакетами информации. Поэтому, в его, вполне мистической теории, которую он сравнивает с парапсихологией, предстает обобщенное описание материального поля, включая и материальную матрицу времени-пространства описательной реальности коллективного тела-сознания, и формирующего поля материальной метрики времени-пространства в физической матрице подлинной реальности. В этом он близок "полевой" теории тела-сознания Левина.

 Такая смесь теории сознания (небесные зоны тела-сознания) и психики (земные зоны тела-сознания), психики и психосоматики, архетипов родовых-диахрональных (получаемых человеком от предков по родовым линиям соматической психики) и коллективных-синхрональных (получаемых от клиентов сети коллективного тела-сознания в моменты настоящего времени подлинной реальности) вносит путаницу в строгую науку онтопсихологию, что вообще свойственно мистике, причем такого рода, при котором актор не может отрешиться от основного заблуждения материализма: модели якобы единой реальности.
 Соответственно, второе важнейшее открытие онтопсихологии: "онто Ин-се" человека не отождествляется автором модели с субъектом, но поименовано неким организмическим естеством человека. Физическое организм-тело человека и его материальное тело-сознание, то есть организм и сознание, как видим, Менегетти по старой недоброй традиции, не различает.

 Открытие и концепт "семантического поля", как описывает сам Менегетти, начинается с его почти что случайного вмешательства как психотерпевта во время лечебных сеансов в действие сети коллективного тела-сознания, под которым он и подразумевает психическое "семантическое поле".
 Менегетти чувствовал, как его сознание нечто отвлекает во время общения с пациентами. Сперва он думал, что это отсутствие концентрации внимания, которое делает его непригодным к профессии, но затем понял, что является свидетелем своего пассивного участия в процессе трансляции внутреннего мира пациента в его собственное сознание.

 Механизм такой трансляции, по сути, вторжения, он назвал "семантическим полем", и вскоре научился понимать проблемы пациентов, анализируя их "семантические поля", которые воспринимал.
 В большинстве случаев, описываемых в книгах Менегетти, болезненные симптомы пациентов становились следствием того, что их я-отождествление было "оккупировано", как выражается автор модели, вещами чужеродных архетипов, рекапитулировавших в комплекс личности больного и несущих как заряд вещи некую негативную энергию чувств или темную энергию эмоций.
 Источником могло быть как родовое сознание так и сеть коллективного тела-сознания. Психотерапевт не отличал эти тонкости, но зато он ясно замечал, что к излечению вёл его совет пациенту прервать контакт с теми или иными людьми, которых он подозревал во вредоносной трансляции своих "семантических полей". Не то, чтобы пациент прекращал вовсе с ними общаться, но он посылал вредоносному архетипу свой сигнал недоверия и нежелания вступать в энергетическую связь. В такое отношение при известных обстоятельствах человек мог вступать со своими родовым архетипом.

 Имея дело с феноменом, природу которого он конечно не знал и соответственно не понимал, психотерапевт оценил случившиеся как некое мистическое свойство сознания человека, которому он якобы научился.
 Правда, он не приписывал это умение воспринимать "психические семантические поля" своих пациентов собственным талантам, утверждая, что этому может научиться любой. Конечно, для продвижения онтопсихологии как науки важно подчеркнуть то, что ей можно обучать, что она способна к массовому применению, что способность к восприятию "семантических полей" коллективной психики не есть уникальное свойство какой-то избранной личности
 
 Силовыми центрами "семантического поля", называемого "психическим", между которыми распределяются его силовые линии, в кибернетической модели являются "акторы", в модели техногенеза в техносфере - клиенты и серверы сети коллективного или общественного тела-сознания, а в онтопсихологической - отдельные люди, коммуницирующие между собой и захватывающие - "колонизирующие" один другого вещами своих я-отождествлений.
 Менегетти предполагает соответственно "почтовую" сеть передачи продуктов информации, так что доминанты перемещения информационных пакетов являются векторами, имеющими определенное направление в определенных актах коммуникации.

 Итак, механическая концепция "семантических полей", которые люди сближают при общении, привела автора модели, познавшего действие материальных полей практически, но не имевшего адекватной теории для научной концептуализации, основана на абстрактном понятии информации (нейтральном).
 Такая модель и привела автора онтопсихологии к оккультным, то есть ложно-мистическим представлениям об изучаемом им феномене, который он не мог рассмотреть с точки зрения нумена, то есть подлинной причины ощущаемых и наблюдаемых им явлений. Своей способности чувствовать чужие "семантические поля" Менегетти придавал преувеличенное значение, воображая, что им и его наукой открыты некие истины мира, якобы позволяющие получать безошибочное описание "объективной реальности".

 К достоинствам онтопсихологии Менегетти относится его довольно точное описание того, как идея - форма вещи коллективного тела-сознания захватывает я-отождествление человека так, что ему кажется, будто чужая идея, оккупировавшая его тело-сознание ("колонизировавшая" его) есть его собственная идеи, а эмоции или чувства, которыми заряжена вещь - его собственные эмоции или чувства.
 Явный же недостаток таких и подобных теорий, созданных в русле науки атеизма и веры материализма есть такой вид грехопадения как обман чувств, который следует за обманом рационального ума. Обман этот заключается в незнании подлинных добра и зла, в оперировании только их формализованными символами.
 Менегетти, который советовал своим пациентам избавляться от травматизирующего опыта, чтобы исчез болезненный симптом, желал им добра, хотел избавить от страданий, но при этом он не знал, что есть польза и вред для пациента, что есть для него добро и зло. Его идеи лечения носят технологический и в лучшем случае рационально-этический характер, но не моральный (на практике воспринимаемый чувствами того субъекта, который оценивает добро и зло, порождаемые в его сердце)

 Теория "номадологии" Делёза и Гваттари и понятие ризомы ("номадизм" как динамика ризоморфной среды)

 Понятие "номадология" (или "номадологический проект") чаще всего связывают с родственным понятием "ризомы", официально концептуализованной Делезом и Гваттари в текущем 1976 году.

 Заметим сразу же, что понятие ризомы основано на коде нейтральной информации, проявляемом в тексте, организованном как динамика "чистых" знаков (потому символика текста при разрастании ризоморфной среды разрушается в процессе энтропии, образуя складки, изломы, расколы и разрывы). В действии этого она и лишена всяческих "оппозиций", двойных или тройных: свойственных физической информации пространства или материальной информации времени.
 Ризома (в любые стороны прорастающее "корневище" значимостей, принципиально аструктурное и ацентричное) это постструктуралистская модель энтропического текста, созданная с применением кода нейтральной информации для описания динамики энтропии материальной информации, которая свойственна некоторым средам текста как коллективного тела-сознания в момент инволюции (согласно традиции, мы называем такие среды текста или текстоподобные среды "ризоморфными")

 Кроме "номадологии" и его центрального понятия "номадизм", смыслу ризомы близко постструктуралистское понятие "хаосмос", онтологически значительно более широкое чем "ризома".
 "Хаосмос" - есть космос (то есть структура пространства и времени, аксиологическая организация которой характеризуется для людей не только научно-систематизирующими описаниями взаимодействующих и усложняемых элементов космического бытия, но в своем базисе этико-эстетическими критериями: это доминанты добра и красоты), но в динамике разорванный, деструктурированный хаосом так, что в результате разрастания ризомы остаются диахронально не связанные смыслом изломы, разрывы и моментальные фрагменты, названные в постструктурализме "плато".
 
 Заметим, что "хаосмос" это далеко не хаос, где "плато" (промежуточные статические состояния) принципиально невозможны. В хаосе нет ничего для организации и познания, и он познается в мировом опыте по своему реактивному действию (стремлению вернуть мир в себя, названному энтропией), в нём нет предшествующих и последующих состояний, нет действующих доминант (кроме постоянное доминанты, направленной против динамики сотворяемого и усложняемого, то есть эволюционирующего посреди него мира).
 Напротив, "хаосмос" - продукт действия хаоса в космосе. Поэтому его постоянно сотрясают совершенно конкретные "взрывы", порождающие доминанты дезорганизации, направленные против космических доминант организации мировых структур. В тексте это структуры значимостей.

 "Плато" - мгновенный снимок состояния ризомы, стабильный лишь в некий отдельный момент - стало быть это отпечаток не столько смысла определенного состояния структуры ризомы, это не вещь обычного мировоззрения, которая есть всегда часть от системы вещей, включена в языковые значимости, а потому имеет, как выражаются постструктуралисты, "генеалогию" (историю означивания в эволюционном времени формирования языка в этногенезе, эволюции познания и культурогенезе её этноса-носителя)
 У ризомы принципиально нет никакой "генеалогии", она есть столько то, что есть, что спонтанно возникло в настоящий момент её восприятия. Её "плато" - фактически есть следствия доминант отрицания, противоборства смыслам бытия текста как явления языкового, как системы значимостей в языковой действительности. Она же, как мы знаем, построена на принципах эволюционирования, постепенного усложнения и абстрактизации человеческого тела-сознания, порождающего в структуризации понятий естественного языка иерархическую структуру языково-метаязыковых универсалий.

 Динамическое квази-небытие смысла в ризоме всегда носит отпечаток того бытия системы, которому ризома противостоит. Это не только взорванный порядок значимостей, но и взорванный хаос, это явление, имманентное миру, хотя и инволюционирующему, то есть стремящемуся к хаотическому состоянию, но не самому хаосу.
 "Плато" есть типично ризоморфное явление, противопоставленное линейно-смысловой организации текста, то есть организации вещной. Вещь тела-сознания - явление архетипа описательной реальности, потому она всегда чем-то была и чем-то будет, она есть сюжет между прошлым и будущим, как значимость, указывающая на смысл, схваченный человеком в прошлом и закрепленный в вербальном языке как некоторое значение - след означивания (такова "генеалогия" вещей - частей вещной системы мировоззрения, повторяющего свою эволюционную историю)
 Ризома - есть явление энтропии текста, использующего вербальный язык, при его применении живыми людьми в подлинной реальности, для которой существует только момент настоящего времени
 Рекапитулирующие архетипы описательной реальности своими сюжетами "прошлое-будущее", вторгаясь вещами в комплекс личности тела-сознания человека и захватывая его я-отождествление, тем встраиваются в моменты настоящего, расположенного между прошлым и будущим, создавая исторический дискурс.

 Постструктуралисты своим изысканным языком и неожиданными сравнениями дают понять, что у бытия ризоморфного текста, принципиально неожиданно "прорастающего" значимостями (потенциально тут всё связано со всем), нет описательного "будущего", которое сюжетно, то есть "генеалогически", родственно связано с прошлым, а есть только неожиданное грядущее.
 Но если грядущее подлинной реальности имеет смысл, который впрочем постфилософия как раз начисто отрицает, то в разломах, разрывах ризомы - понятия постструктурализма, устойчивого во времени смысла не может быть по определению. Ибо так, посредством действующих принципов ризоморфной среды, описано действие текстовой энтропии (а значит, энтропии материальной информации времени тела-сознания)

 Описывая текст как территорию, Делёз и Гваттари прибегают к интересной аналогии с жизнью кочевых этносов - "номадов", применяя понятия "территориализации" (и "ретерриториализации") и "детерриториализации" (линейный текст территориализован или ретерриториолизован, а ризома всегде детерриториолизована)

 "Территория" в тексте, образно говоря, это такая вещь тела-сознания, которая хотя есть нечто в истории своего индивидуального порождения, но для людей всегда дана в её диахрональной связи с системой (иерархией) вещей, и прежде всего вещей-ценностей. А это значит: с исторически и эволюционно создаваемым мировоззрением средствами вербального языка - следом вещного познания посредством форм вещей - априорных идей и оценочно-энергетического, воспринимаемого посредством эмоций и чувств, содержания вещей.
 Позитивные энергонасыщенные и дающие свою энергию вещи-ценности тела-сознания (и насыщенные негативной энергией вещи-антиценности), формы которых - идеи схватываются я-отождествлением в комплексе личности тела-сознания человека (где "я" отделяет себя от "не-я"), находятся, как говорят философы, в "бинарной оппозиции", то есть в противопоставлении себя, и своей пространственной иерархии, всему, что не есть они сами.
 Конечно, это проявляется прежде всего в аксиологическом отношении, важнейшем для человека, проходящего на Земле морально-нравственную "школу" бытия, школу чувств осознающего существа, которое учится различать добро и зло.
 
 Территориализация и детерриториализация, номадизм и ризома

 Понятие "территории", представления о структурах понимания территоритальных (иерархически организованных как системы ценностей на различные территориальные уровни и подуровни, что типично для "древовидной" структуры значимостей линейного текста) и принципиально атерриториальных, логично приводит к мысли о территориях геопространства и "территориях" пространств-пониманий, совмещаемых людьми - членами этноса с частями их этно-ландшафтного архетипа.

 Действительно, оседлые люди в ходе месторазвития своего этноса-народа и тем более мастАразвития, организуют внешнее и прежде всего самое ближнее: "родное" геопространство, свой украшаемый ими "космос", для своей группы - жилище, поселок с его улицами и жилищами, группа поселков, город и поселок, группа городов согласно "территориальности" своей внутренней описательной реальности, а значит, не только экологической и экономической, и социально-гендерной реальности (иерархической, диахрональной организации своих групп), но и нравственно-эстетической.

И вот почему оседлый этнос-народ, почитающий ценности родового сознания, связывает их с ценностями родной земли, очерченной границами этико-эстетических воззрений. И эта земля с ценной историей своего рода, который на ней рождался и от нее получал жизненные блага, от неё учился любви, добру и красоте, от неё черпал и силу, и потому её с любовью защищал. Это контур обжитого геопространства-времени, который оседлый этнос-народ приспосабливает к своим нуждам целыми поколениями, передавая при этом в семьях нравственные традиции народа: любовь к ближним по роду, любовь к родной земле, рождающей жизненные блага подобно рождающей матери.

 Такова "бинарная оппозиция" своей (Родины) и чужой территории в теле-сознании оседлого народа. Эта территориальность в этико-эстетической оценке той земли, которой владеет община (заметим, что это еще далеко не собственность на землю, так как собственность свойственна индивиду) есть, как мы заметим различное ценностное описание мест-пространств физической метрики пространства-времени с её "матрёшечной структурой "вложенности" контейнеров материальных матриц во взаимно вложенные контуры физической матрицы, и соответствующим осным хроносом.
 Перемещаясь между такими местами-пространствами, оседлый этнос отличает их прежде всего качественно - не только по критериям климата, рельефа, биоты и другим факторам кормящего ландшафта (это нередко оказывается уже второстепенным для человека, как ни странно), но критериям иерархий ценностей и антиценностей, заряженных позитивными или негативными энергиями эмоций или чувств, свойственных члену рода: внутренней симпатии и сродства или антипатии и отчуждения (фиксируемых иерархиями ценностей и антиценностей), внутренних критериев добра или зла, рождаемых в чувственной среде восприятия человека.

 Иное отношение к пространству у членов кочевого этноса-племени, этноса-нации, культура которого по преимуществу синхрональная, а не диахрональная как у оседлого этноса, где почитают старейшин, а у кочевников вождь тот, кто сильнее, выносливее, смелее, хитрее и ловчее других в данный момент, притом обладает социальными качествами лидера (элитарные роды, наследственные династии появляются уже в родо-племенном обществе синтетических этносов)
 Кочевники находятся в постоянном движении, с одной стороны, но при том у них нет описанного выше перемещения от одного места-пространства к совсем другому месту-пространству в аксиологическом смысле, нет типичных для тел-сознания оседлого этноса разрывов: бытия в доме от бытия вне дома, на своей территории и на чужой территории (то есть в своем пространстве и чужом пространстве)

 Можно сказать, таким образом, что кочевники непрерывно движутся внутри одного пространства-места, очерченного границами этноландшафтного-климатического-рельефного-биотического архетипа геопространства, где они присваивают себе средства для жизни.
 Внутренний мир номадов, таким образом, не территориализован именно аксиологически, именно в этом смысле их движение непрерывно как в пространстве, так и во времени, потому что качественное время отличается от момента к моменту, как и от места к месту, и это отличие как раз фиксируется в системе ценностей этноса-народа, которая есть физическая метрика материальной матрицы тела-сознания, структура пространственно-временная.
 Однако мир номадов территориализован и разорван во времени по другим критериям жизни: ландшафтным, биологическим, гендерным и социальным, и кочевникам также нужны перерывы в их бесконечном движении - для сна, другого вида отдыха, заживления ран, излечения болезней, охоты или боя, укрытия от непогоды и так далее.

 Описывая кардинальные различия в отношении к пространству (в данном случае, к геопространству) члена оседлого этноса и кочевника, "номадолог" проницательно замечает:
 "Оседлые жители перемещаются от дома или к дому, а у кочевника "дом" всегда с собой".
 Иначе говоря, номад "неподвижен" (точнее сказать: не перемещаем) во внутреннем восприятии реальности, будучи постоянно "дома", именно потому, что его дом "везде", где он кочует. Хотя он постоянно движется, но при этом никогда не перемещается, так как не меняет места своего непрерывного движения.

 Точнее сказать, что у кочевника вообще нет дома, постольку поскольку нет привязанностей ни к территории, ни к тому, кто или что занимает территорию. А "дом" (если это родной дом на родной земле, семейный дом поколений народа с его генеалогической историей, а не просто какое-то жилище, укрытое место, используемое временно) есть понятие не только физического предмета, но это материальная вещь тела-сознания, причем часть от иерархии диахрональных ценностей народа.
 Теоретически у кочевника должна быть, как минимум, единственная ценность: его собственная жизнь, за которую он борется и средства для которой добывает в сражении с природой и другими людьми - в особенности не членами его племени.
 Фактически же, и своя жизнь не имеет ценности для того, кто лишен всяких привязанностей, а значит и самого действия ценностей в теле-сознании человека.

 Разумеется, таков лишь абстрактный портрет "номада", который постфилософы используют для своей модели. Мы знаем, что подлинная реальность мировой истории эволюционирующего человечества, формирующего свои этносы, намного сложнее.
 Уже в силу изначальной цели бытия человечества на Земле, что обусловливало особенности мировых этногенезов динамики полуоседлых и полукочевых этносов-родов и этносов-племен, этносов-народов, и этносов-наций, которые сливались в синтетические государствообразующие этносы (синтетический этнос: народ-нация или нация-народ есть исторически сложившаяся в борьбе и единстве диалектика национального и народного тел-сознаний)
 Тело-сознание номадов - национальное тело-сознание с его синхрональными ценностями при этом становилось действующей частью тела-сознания синтетического этноса, действуя в силовой динамике равнодействующих с доминантами тела-сознания оседлого народа, культура которого диахрональна.

 Таким образом, в "номадизме" постструктуралистов Делёза и Гваттари, для которых свойственно текст уподобить коллективному сознанию, его динамике, носит типичный для постфилософии характер социального протеста.
 Как известно, "шизоанализ" Делёза и Гваттари направлен и против капитализма, который прямо сравнивается с фашизмом, но и против марксизма, который также критикует капитализм, но делает иначе: диалектически.
 Ведь у марксизма, который основан на классической философии, своя иерархия социальных ценностей, на смену одному социальному лидеру он прочит другого, одну диктатуру сменяет другой, которую считает прогрессивной и справедливой, а постфилософии свойствен нигилизм.

 Правильно будет сказать, что здесь отрицаются не ценности вообще как таковые (для самих постфилософов их принципы ценны), но именно иерархия ценностей или антиценностей, их централизация: предпочтения одной ("генеральной") другим (второстепенным)

 Можно сказать, что постфилософия отрицания (в отличие от философии, которая всегда содержит свою этику, а это есть иерархия ценностей), стратегия разрушения структуры значимостей принципиально отличается от стратегии созидания, типичной для философии, которая такую структуру формирует.
 Постфилософия своей ценностью освобождения от любой централизации, если такой нигилизм, который носит революционно-разрушительный характер (ведь это ускоренный процесс инволюции) и причем временный, может быть поставлена на службу созиданию нового, так как новому, чтобы утвердить себя, подчас требуется разрушение устоев старого, если оно сопротивляется переменам (а это всегда происходит, если старое само не разрушилось к революционному моменту уже в силу действия естественных причин своего ограниченного во времени бытия)

 Такой нигилизм и в социальных революциях необходимо предшествует смене иерархии в парадигме, то есть её динамике. Ведь при статическом сочетании ценностей, при той власти, которую парадигма, а она есть устойчивое иерархическое положение своих ценностей в данный момент времени, играет в директивной эпистеме знаний и культуры, "генеральной ценности" свойственно активно защищать себя и противиться перемене, ведь это сулит ей свержение с пьедестала ценности номер один, которая предпочтительна другим, и диктату которой другие ценности подчинены.
 Нигилизм (заметим, что именно таково разрушительное, протестное мировоззрение пролетариев в социальных революциях) "взрывает" старый, уходящий в прошлое порядок ценностей в парадигме, расшатывая её иерархическую устойчивость, а затем на смену временной анархии приходит новый порядок, несущий другие принципы созидания. Такова обычно социальная жизнь общества после революций.

 Соответственно историческому пути энтногенезов, зафиксированному в чувствительной "памяти" эпистем, именно члену синтетического этноса (сочетающего в своём триедином теле доминанты и народа, и нации), который при соответствующих обстоятельствах жизни более или менее способен проявлять в себе противоположные доминанты в диалектике коллективного тела-сознания: номадизм нации или оседлый образ жизни народа, свойственны в некоторой мере эти три явления:
 "Территориальность" оседлого жителя, "детерриториальность" номада и "ретерриториальность" вновь обретённой доминанты оседлого жителя. Всё это свойства процессов.

 Ризома в тексте, как это уже нетрудно понять, характеризует своей динамикой именно процесс детерриториализации.
 Модель номада - это динамика движения человека в своем пространстве-месте при необходимости в любом направлении (таково и расширение ризомы), так что никакое направление, никакое место временной стоянки аксиологически не является предпочтительным, ибо не существует бинарной оппозиции между своей и чужой территорией. Доминанты движения и стоянок номада конечно существуют, но они носят не нравственно-эстетический характер ценностей как у оседлого жителя, это обычные доминанты агрессора-плотояда в своем охотничьем ривьере, который ищет надежные укрытия и находится в постоянных поисках добычи.
 Его место всегда временной "работы", которая есть охота или война, есть его место временного пребывания.

 Для оседлого жителя, члена этноса-народа, наоборот: место проживания постоянно, и в этом, уже родном месте он создаёт себе источник постоянного труда. Именно так он обживает, украшает, обогащает свое место-пространство - родную землю, целыми поколениями аккумулируя при этом силу своих эмоциональных и чувственных энергий в её контур геопространства, этно-ландшафт - продукт и плод своего творческого труда, своих позитивных энергий.

 Таким образом, и родная земля, принявшая в себя силы любви и заботы, даёт силы своему "антею" - обжившему её этносу и себя украшать, улучшать, и полезно преобразовывать, даёт силы себя защищать при необходимости.
 Соответственно, этнос лишает силы антиэкологическое, бесчувственное, то есть безнравственное разрушение энергетики своей земли, на которое члены этноса способны, если они проявляют в себе номадическое сознание, и отныне земля для них не родная, она уже не цель любви.
 Тогда Родина перестаёт быть, причем адресно для таких людей, источником любви и силы.

 Заметим еще раз, что в древнегреческом мифе Геракл, сын небесного бога Зевса, победил земного великана Антея, оторвав его от земли Геи, его матери, которая прежде возобновляла его силы.
 Так в мировой истории были побеждаемы оседлые этносы, которым надлежало временно стать получкочевыми или кочевыми, чтобы сменить место жизни: в них преобладающим становились доминанты номадического тела-сознания. Заметим, что древние оседлые этносы почитали родную рождающую землю, а номады, постоянно меняющие теорритории, почитали небо, которое всегда служило для них ориентиром, будучи неизменным над ними, куда бы они ни направлялись.
 И конечно есть прямая связь между безнравственным отношением к ближним людям и ближней земле, между кризисом этики и экологии, как и связь между экологией и экономикой.

 Дидлайн когнитивной семантики в США

 Когнитивная семантика, бурный расцвет которой в США приходится на конец 60-х 70-е годы ХХ века - наука об эволюции и построении структур значимостей (следов схваченного смысла в процессе речи) в естественном языке этноса, а также использования их в речевых практиках для актуального смыслопорождения, соответственно этапам этногенеза и культурогенеза, то есть эволюции познания на основе исторического опыта поколений этноса.

 Иногда когнитивную семантику отождествляют с понятием когнитивной лингвистики и реже - "когнитивной грамматики", однако точнее сказать, что когнитивная семантика является частью более широкой науки о языке этноса - когнитивной лингвистики. Эта дисциплина знания строится на историческом опыте этноса-народа - носителя этнической культуры, выраженной различного рода языками - прежде всего конечно, вербальным, то есть вещном и при этом звуко-письменном. Но и более того: язык, используемый людьми - его носителями в речи, выстроен в общих законах языковой действительности для каждого носителя так, чтобы соответствовать его когнитивным задачам: характеру и типу обретаемого в историческом жизненном опыте познания.
 И вот почему такая лингвистика называется когнитивной. В сравнении с обычной лингвистикой она необходимо и гармонично вводит в анализ языковых и речевых структур (семиологический, семантический, лексический, грамматический, синтаксический, фонологический и фонетический) внезяыковые объекты, критерии практики в анализе.
 Когнитивная семантика посвящена специфике обретения смысла текстом, использующим языковые средства и речевые практики.

 Какие же науки и философские системы вступают в союз с когнитивной семантикой? Кроме эпистемологии и гносеологии это науки: психологические - прежде всего конечно гештальт-теории, формулирующие правила построения образов в пространстве и времени, образующих фоны и фигуры в физической метрике пространстве-времени человеческого тела-сознания - соответственно строятся и языковые структуры значимостей, и формы построения речи.
 Далее это науки общественные, социально-производственные, экономические, гендерно-этнические, когнитивно-исторические.
 Особую роль конечно при этом играет кибернетика второго поколения, математический аппарат которой приспособлен к операциям в кодах нейтральной информации, а также наука программирования, то есть теория искусственных языков, и созданные на кибернетической основе теории искусственного интеллекта, которыми моделируют интеллект человека  - именно так, как его понимают в кибернетике.

 Из этого краткого экскурса в научные технологии когнитивной семантики становится ясно, отчего наиболее активное её развитие состоялось именно в центре техногенеза США - это "родине" кибернетических наук, и особенно в конце 60-х и в 70-х годах - это период в техногенезе тщательного изучения кодов нейтральной информации.
 Всё богатство и сложность образно-символической жизни языка и речи, основанную на гармонии кода физической информации пространства с материальной информацией времени, которую несут энергии чувств и эмоций человека (а ими заряжены вещи знания) что отображается в иерархии ценностей и антиценностей при оценке добра и зла - цель воспитания и познания людей на Земле, кибернетическая когнитивная семантика сводит, таким образом, к знако-символической динамике текста.

 Символы языка и практики речи в ней рассматриваются на основе знаковой структуры единых кодов. При этом семантика превращается по сути в семо-семиотику, а комплексное отношение к знаниям человека заменяется теориями распространения информации в сети.

 Рассмотрим, каким же образом это происходит всего на четырёх характерных примерах работ текущего года, хотя в СЩА этого периода плодотворно трудилась целая плеяда выдающихся когнитивных лингвистов. С некоторыми классическими работами из этого ряда мы познакомимся позже, при анализе науки следующих лет, когда эти работы публиковались.

 Вначале отметим три основные принципа когнитивной семантики, каждый предыдущий из которых является базисом для последующего, а требования последующего объясняют необходимость предыдущего:

 1) Когнитивная семантика есть концептуализация.

  Самое первое и принципиальное положение этой дисциплины знания о семантике языка.

 Что является концептом в процессе актуального образования семантических структур? Семы языка, как правило, стандартизованы, по крайней мере в эпистемическим знании (гнозис же может порождать новую семантику), но не стандартны семантические структуры в литературных памятниках или живой речи, так как они несут конкретный и уникальный смысл, который не унифицируется, в отличие от языкового значения слова (или языковых значений "семантического поля")
 Сема, лексема, фонема и графема лишь форма вещи для понимания, смысл же несет её содержание, поэтому одинаковое слово, предложение, целая фраза, фразеологическое выражение может иметь различный смысл в различных обстоятельствах, когда возникает та или другая речь.

 Концептом в семантике всегда является смысл и это значит, что смысл имеет не только данная ситуация, которую описывает речь, но смысл открывает глубины целой концепции. Таким образом концепция как корневая часть мировоззрения есть не только предмет человеческих наблюдений, размышлений, анализов и синтезов, не только сбора всего опыта, но и суть жизни, и потому сюжетны не только повесть, роман или фильм, но сюжетна, и притом нравоучительно сюжетна, вся история человечества, вся жизнь человека, в особенности, если она подчинена некой цели, имеющей значение.
 И это имеет для нас не мистический, а вполне определенный - религиозный смысл.

 2) Её концептуальная структура закреплена в речи и мотивируется ей.

 Это очень важное положение при всей его, казалось бы, очевидности. Но речь прежде всего должны быть концептуальной потому что поток сознания человека, осуществляемый и овеществляемый в речи, всегда концептуален: направлен на конкретный объект, несущий смысл в данный момент речевого акта (а объект есть часть концепции, вещь есть составная часть системы вещей - мировоззрения)
 Главный предмет речи, таким образом - смысл настоящего момента в ситуациях людских жизней. Само бытие человека, бытие людей имеет смысл. Этот смысл сам по себе невербален, это цельный неделимый образ и он схватывается цельным субъектом в теле-сознании человека невербально.
 Понимание само по себе не требует языка и речи, оно довербально. Это можно почувствовать в медитационных практиках, но не только: человеку может стать нечто понятным во внезяыковой форме, как некое озарение.
 Но чаще всего, человек как существо, осуществляющее коллективное бытие, пользующееся коллективными знаниями, то есть всеобщими образами, коллективными вещами, символами, знаками познает реальность и её смысл при помощи символов языка, несущих структуры своих значимостей, каждый раз актуализирующихся в речи - мысленной или звуковой. И поскольку речь, как и письменность, основана на знаковом базисе, она способна быть сохраненной как язык в письменной форме (то есть при перекодировках происходят взаимопереходы между семами и лексемами, лексемами и фонемами, фонемами или лексемами и графемами, вызываемые управляющим действием цельных образов)

 Именно потому язык, применяемый в речи, должен более или менее соответствовать задачам когниции -  необходимости передачи в речи вполне определенного смысла, присущего настоящему моменту исторического опыта при помощи средств языка, чьи значения отображают смысл прошлого, а потому всегда слишком абстрактны и нуждаются в конкретизации, в интериоризации, будучи для людей лишь формами в задаче передачи актуального смысла.

 3) Возможность использования языка в речи основывается на специфических когнитивных ресурсах конкретного языка и речевых практик, а не только на специальных языковых модулях (общих для всех языков, исходящих из единых законов построения физической метрики в языковой действительности описательной реальности)
 
 То есть когнитивные ресурсы языковой лексики выстраиваются исторически и основаны на многоплановых задачах познания людей, членов данном этноса, носителей вполне определенной культуры, на их жизненном опыте, глобально вытекающим из исторических задач отдельных людей, этносов, субэтнических групп, и создаваемых ими обществ, производственных социумов, стран и государств.
 Соответственно, язык концептуально трактуется в актуальной речи (что в данном случае означает: интерактивно, применительно к многоплановому, всегда исходящему из условий и целей жизненного опыта, смысловому содержанию описываемой ситуации, понимание же этого апеллирует к когнициям)

 Рассмотрим четыре события в когнитивной семантике США текущего года:

 I.  Фреймовая семантика Ч. Филлмора
 II. Гипотеза Ньюэлла-Саймона
 III.Когнитивная семантика У. Чейфа
 IV. Модель адаптивного контроля мышления психолога-кибернетика Д. Андерсона

  Языковые семы, структуры языковых значимостей, в речи интерпретируются, актуализуются - и только так порождается смысл настоящего момента.
 Он может быть близок используемым в живой речи значимостям языка, а может быть им совершенно противоположен. Ведь его цель: воссоздать в речи средствами языка ситуацую, сходную с той, при которой данный смысл уже был в данный момент для человека актуален и закреплен в архетипах вещей языка.
 Конечно воспользоваться такой вещью языка в актуальной речи далеко не так просто как снять книгу с полку в том месте, куда она была некогда поставлена, как получить единицу хранения со склада согласно его плану и адресу этой единицы.
 "Места-пространства" вещей в архетипах эпистем основаны на динамичных иерархиях ценностей и антиценностей.  Поэтому в самой рекапитуляции языковых значений в живую речь человека действует смысл, обусловленный эмоционально-чувственными посылками человека при апелляции к средствам языков, смыслом ситуации - когнитивным и воспитательным, исторической ролью человека в процессах личного и/или коллективного познания мира.

 И да - этот смысл вполне может быть противоположен тем, при которых некогда в языке его пользователями в речи трактовалась та или иная ситуация, происходило качественное означивание, и так возникали языковые значения: как "семантические поля" лексем, слов, выражений, закрепленные в архетипах эпистем языковой действительности как системы вещей.
 Поствербальные технологии смыслопорождения и отчасти довербальные хорошо приспособлены к созданию эпистемических знаний средствами языков, поскольку апеллируют к глубине и цельности коллективного исторического опыта познания и культуры человечества, этносов, социальных групп, отдельных людей, требующей постоянной акутализации (гнозис же требует смыслотворчества и потому он всегда довербален)

 Итак, сам по себе смысл целен, неразрывен и уже потому невербален. Он может быть до-вербальным или пост-вербальным, а потому он сверсуммативен по отношению к сумме когниций, им вызываемых или же его вызывающих.
 Это означает следующее: правильно вербально выраженные когниции для языка, вызывающие к действию его определенные значимости, создают условия для проявления пост-вербального смысла в речи, которая им пользуется, а до-вербальный смысл сам вызывает к действию в речи близкие к нему значимости лексических средств языка или же создаёт новые значения, производя новые означивания.
 Так квантитативная эволюция, предшествующая росту качеств системы, создаёт в ней плацдарм для последующей квалитативной эволюции. Подобные эволюции почти сливаются во времени - и все же неслиянны, они есть следствия несколько различных технологий управления полной машины над агрегатом машин двуединой реальности.
 И в этом состоит главное различие между когнитивной семантикой и психолингвисткой, изучающей процессы сознания и мышления людей совместно с процессами формирования языка и речи:
 В психолингвистике не обязательно выходить за пределы описания деятельности тела-сознания в порождении речи, в создании и пользовании языками, в когнитивной же семантике именно в этом вся суть методов, выясняющих жизненно-историческую, когнитивную и семантическую подоплёку языка и речи в опыте людей.
 
 I. Фреймовая семантика Ч. Филлмора
 
 Начнем с главных предшественников моделей Филлмора:

 Швейцарская лигвистическая школа и американские:

 1)Структурная семантика Ф. де Соссюра (1916, первая практическая стадия машинизации сознания, "Курс общей лингвистики")
 2)Дескриптивная семантика: теория зыка Э. Сепира (1921, книга "Язык", вторая теоретическая стадия механизации сознания) Л. Блумфилда (1933, книга "Язык", вторая практическая стадия машинизации сознания),
 3)Генеративная (порождающая) семантика Н. Хомского (1957, книга "Синтаксические структуры", третья теоретическая стадия полной машины управления)
 
  В истоках творческого пути Н. Хомского, начавшего в конце 50-х годов с создания строгой формализации в семантике языка на основе разработанной им семантике речи, многим казалось, что его идеи своей точной организации семантических и синтаксических языковых структур являются дополнением одной из успешных в США к тому времени дескриптивной семантики Сепира и Блумфилда.
 Как известно, оба автора пришли к строгой формализации речи и языка, хотя этнолингвист Сепир работал гораздо раньше Блумфилда, еще на стадии механизации сознания, и он придавал языку и речи несколько мистический смысл, так как заметил по роду своей деятельности, так как был этнографом, что язык определяет внутреннюю реальность людей, а не просто описывает раз и навсегда данную "объективную действительность", её в себе только отражая, как считалось в вульгарном материализме.
 А Блумфилд, также знаток экзотических языков, так детально исследовал морфологию языка, её законы, что после него на этом попроище дальше изучать, казалось, уже нечего. Этот титан систематизации исследовал общие закономерности любого языка так фундаментально, что после него здесь буквально осталось "выжженное пространство".

 Однако дескриптивная семантика Сепира и Блумфилда, дающая модель языка как чистую формальность описания, как описательную реальность, практически ничего не сказала о семантике, исключив структуру значимостей из описательного скрипта как явление того внешнего мира, который находится за пределами предмета дескриптивной лингвистики. Это оставило гигантское поле для исследований вплоть до второй половины ХХ века, когда разработка нейтрального кода информации дала строгим формализаторам материал для создания точной семантики.

 Так грянул 1957 год, и в мире лингвистики наступила "хомская революция" - понятие тем более уместное, что Хомский, как известно, значительную часть своей жизни посвятил далеко для него небезопасной в годы реакции и милитаристической истерии США политической борьбе граждан против насилия капиталистических государств, против всего, что считал проявлением агрессивного национализма.
 Как это часто бывает, выходец из семьи глубоко верующих родителей(иудеев) и с детства понуждаемый идти тем же путем, он стал на свой жизненный и научный путь столь же убежденным атеистом и последовательным материалистом.

 После этого в американской лингвстике начались и другие "громовые раскаты" - ибо следом уже наступала когнитивная семантика.

 Итак, уже первые труды Хомского, появившиеся тотчас же как его приютил и на многие годы, знаменитый МИТ, "колыбаль кибернетики", относились не к прошлому наук о языке, а его будущему (в будущем же он создаст и свою когнитивную психологию и научную философию лингвистики, и формальную лингвистику любой науки, которая надйт есебе шитроке применение в теория искусственного языка и интеллекта)
 Хотя Хомский внешне в своих исследованиях похож на Блумифлда в том, что рассматривал глубокую генетическую связь между речью и языком. Но у Хомского речи уделялось куда большее значение чем только способу использовать язык, удобно для этого устроенный.
 Как и Л. Блумфилд, Н. Хомский в изучении языка "речевик", и всё же метод его генеративной лингвистики, которая обращена к дескриптивной только одной своей стороной, прямо противоположен научному мировоззрению Блумфилда, который весьма близок бихевиоризму, а его Хомский яростно ненавидел.
 Л. Блумфилд подробно анализирует в языке формы речевых структуры, но все дело в том, что он подходит к речи как простой интерпретации языка, понимая язык этноса как явление биологическое, а в языке и речи - описание этого процесса, чья психология упирается в формулу стимула и реакции.
 Так он подметил вполне определенную семологическую структуру языка в систематике его морфем, вполне в русле кибернетики первого поколения, но отнюдь не семантическую.
 
 Для Хомского же в начале его деятельности, когда он создал свою "порождающую грамматику" (понятие же грамматики у него как раз охватывало и синтаксис, и семантику) всё как раз наоборот: не речь подобна языку и следует за его законами как у дескриптивистов, но в генеративизме язык уподоблен уникальности речи, из нее исходит и в неё возвращает свои структуры значимостей. Колосальные возможности речи для схватывания смысла актуального момента обеспечиваются "конструкторскими" возможностями языка, применяемого в речи (а значит, и в вербальном мышлении), чей мультиверс основан на вполне определенных правилах построения одной описательной реальности над другой.
 Так язык отображает в себе структуры тела-сознания человека, а уже те являются отображением мировой онтологии. Для "конструктивизма" Хомского уже ближе принципы кибернетики второго поколения.

 Иногда, генеративную семантику Хомского относят к структурной лингвистике, семантику которой можно считать присущей европейским континентальным школам.
 Классическая основа её - воззрения швейцарского лингвиста ХIХ-ХХ веков и основателя семиологии (науки о знаковых системах, которые служат символам языка) Ф. де Соссюра с его постулатами дихотомии язык-речь
 Де Соссюр, который знаменит прежде всего тем, что его труды фактически положили начало точному анализу лингвистики как науки, фактичеcки постулирует в своей дихотомии две реальности, и соотвественно две семантики различной онтологической природы. То есть отдельно семантику языка и семантику речи, которые есть разные процессы по своей природе, хотя и связанные вместе.
 Так он проницательно называл речь актом индивидуальной воли и понимания, а языком - продуктом, который пассивно регистрирует индивид.
 Не будем рассматривать такие взгляды, где явно превышена мера вещей в крайне важном для него различении индивидуального и социального в речи и языке, с точки зрения якобы "объективированной истины". Они послужили науке лингвистики на важном для неё этапе машинизации сознания, когда следовало принципиально и концептуально отличать машинные процессы управления, а они явно присущи человеку как личности, от механических, а они весьма присущи управлению коллективного тела-сознания, где машины управления вырождаются в механизмы, особенно при кризисах этики.

 Уже этот ранний классик континентальной лингвистической философии подчеркивал формальный характер языка и творческий характер живой речи. Но именно потому языку он еще отдавал предпочтение в содружестве с речью, и у него дихотомия речи и языка так и не стала, и не могла еще стать диалектикой. Язык он рассматривал как знаковую систему. Эта позиция уже открывала ему доступ к пониманию языковых символов, то есть вещей, в которых он традиционно различает их формальную основу - идеи.
 Итак, языковые символы ему известны пока лишь со стороны их кодовых основ, а не с тчоки зрения отношений символа к образу, который в себе символ отображает, а это происходит именно при восприятии подлинной реальности, в невербальном и вербальном мышлении и речи человека.

 Причем семантике языка де Соссюр во многих случаях придавал конвенциальный характер, зависимый от исторической культуры этноса-носителя. Указывая не организующеей начало языка в речи, он поэтому ведующую роль придает именно исторически возникавшему языку, который легче формализовать чем практики языковой семантики.
 По Соссюру язык потенциален, а речь актуальна, и язык он семасемиологически определяет как систему знаков, "выражающих идеи", против чего по существу трудно возразить, учитывая особенности научного периода в творчестве этого гения лингвистики. Но известно его высказывание: "Язык есть симфония, а речь - то, как эту симфонию исполняют", которое, будучи программой фонемных и фонологических, мофрологических исследований, изначально задаёт его последователям обманчивое направление всей систематизации языка.
 Феномен языка де Соссюр не был намерен, и не в этом состояла его цель, рассматривать со стороны его нумена (а это и есть речь, для систематизации принципов которой в те годы еще не было достаточной базы понимания информации и её энергии)

 Такая модель чужда Н. Хомскому - ученому совершенного иного периода в развитии научной лингвистики, хотя ему и не чужд генеральный принцип структурной лингвистики выводить единые особенности структуры любого человеческого языка, независимо от исторических условий этноса-носителя.
 Правда это не касается той части языковой лексики и грамматики, которая действительно является конвенционной, возникая в условиях специфического опыта этноса, особенностей истории его и создаваемых им государств, если это имеет место (а это имеет место для синтетических этносов, которые становятся государствообразующими) и зависит от образа жизни и образа мыслей членов этноса.
 Кроме того, конвенциальная, то есть уникальная часть каждого языка ещё зависит от исторических условий этнических место- и местАразвития и культурогенеза этноса-носителя языка, от его экономики и экологии, специфики метаболизма и физиологии физических организмов-тел представителей физических рас - носителей тела-сознания этноса, особенностей соматических родовых архетипов у этих носителей, от этических воззрений этноса, его верований, от результирующей практической способностей его членов определенным специфическим образом рассматривать пространство и время, отображаемые в речи. А ведь люди организуют так свою речь, как они привыкли в опыте и общежитии выстраивать свое пространство-время и время-пространство, что фиксируется и директивно формализуется натуральным языком этноса в структуре его морфем.
 Известно, что некоторые уникальные особенности этногенеза способны порождать поистине экзотические языковые и синтаксические морфемы у нативных народов.

 Свою модель генеративной лингвистики, то есть науку о порождении смысла у субъекта речи, Хомский выводит из присущей ей психологии речевой деятельности (включая невербальное и вербальное мышление), которая использует язык.
 И хотя этот автор также различает семантики речи и языка, но по сути они в его модели объединены. Правда, при строгой формализации языка, присущей прагматическим школа лингвистики США, автор модели абстрагируется от его конвенциальной части.
 При том он признаёт невозможность полной формализации семантики речи, ибо она способствует схватыванию актуального смысла, который нетривиален и не формализуется сам по себе (в отличие от языкового значения - части структуры значений, функции мировоззрения в целом), но смысл конкретной ситуации уникален для каждого человека-субъекта в некоторый момент и в некотором месте его жизненного бытия.

 Причем основные свойства языка, по Хомскому, людям врождены. Так он осмысливает присущую каждому человеку, если только и когда он получает доступ к этническим архетипом языковой действительности своего этноса - носителя естественного исторического языка. Человек воспринимает реальность подлинную и реальность описательную с помощью отображающих вещей первого и второго рода, формами которых являются априорные идеи, значит - изначально присущие восприятию целостного субъекта в комплексе личности тела-сознания человека.
 Как  мы понимаем, вещи тела-сознания (в том числе и прежде всего слова, но также и другие морфемы лексики) способны отображать смысл, который невербален и представляет собой цельный, неразрывный образ (гештальт)

 И у Хомского, чем он уж вовсе отличается в своих научных взглядах не только от ранней структурной лингвистики де Соссюра, но и от многих школ американской лингвистики, скорее живая речь и мышление (как вербальное так и невербальное), есть симфония смысла, для которой язык предоставляет свои формализованные, строго систематизированные, структрированные и к историческим условиям бытия и развития этноса директивно приспособленные средства.
 Причем смыслотворчество человека, когда имеет место, не исходит из языка, но является новым, и его обогащает.

 Семантика языка сравнительно легко формализуется (хотя мировой науке для этого требовалось не одно столетие), в отличие от семантики речи, как мы уже упоминали. Это и стало целью научной деятельности Н. Хомского.

 Применим далее метод цитат из учебника по теме и собственных комментариев

 Цитата:

 "...мы проводим фундаментальное различие между компетенцией (знанием своего языка говорящим — слушающим) и употреблением (реальным использованием языка в конкретных ситуациях, то есть в  речи).
 Только в идеальном случае ... употребление языка является непосредственным отражением компетенции".
    На речевой же практике употребление языка, по Хомскому, не в состоянии непосредственно отражать языковую компетенцию. Цель лингвистики состоит в том, чтобы вычленить из конкретных употреблений языка фундирующую их систему правил, которой владеют компетентные говорящий — слушающий"

 Комментарий:

  Вероятно, точнее сказать: такова цель "генеративной"(порождающей) лингвистики Хомского. Думается, "хомская" революция в лингвистике прежде всего состояит в том, не вполне материалистически обоснованном утверждении, что живая речь в её практиках не отражает язык, как принято было полагать в "чистой" лингвистике (не предполагавшей существенных различий между языком и речью, использующей вербальный язык), а порождает смыслы, лишь используя значимости языка.
 Еще смелее и точнее будет сказать, что реальность языка (описательная) и реальность речи (подлинная) есть две различные реальности, хотя и сомкнутые между собой, хотя и объединенные управлением от единой реальности, но все же имеющие каждая свою собственную онтологию, свою динамику, свои законы и даже свою историю развития и цели использования людьми в их историческом опыте.

 Цитата:

 "Лингвистическая компетенция -  суть система порождающих процессов"

 Комментарий

 Итак, "лингвистическая компетенция" это в существенной своей части не столько знание носителем своего языка, познанного в жизненном опыте его использования в речи для познания мира, сколько вопрос именно речевых практик (они и есть "порождающшие процессы).
 То есть мышление и речь смыслопорождающие, для этого использующие язык (или смыслотворческая) есть поиск смыслов жизни и эволюционной истории человека, людей, общества, человечества - истории разума и познания мира, которые и вызывают к необходимости найти смысл различных ситуаций (в актах понимания) жизни и полезной деятельности людей на Земле.
 Для этого людям необходимы знания и культура, заключенные в эпистемах, а такие знания и культуры порождены в эволюции этносов, в коллективном историческом, а это означает: сюжетно-нравственно поучительном опыте людей, находя отображение в строении естественного языка этноса.

  Цитата:

 "Поскольку одним из общих качеств, присущих всем языкам, выступает их "творческий характер", постольку язык представляет средства для выражения неограниченного числа мыслей и для реагирования соответствующим образом на беспредельное количество нестандартных ситуаций"

 Комментарий

 "Творческий характер" языка, который предоставляет свои средства лексических значимостей речи (будучи сам, благодаря эмоционально-чувственному наполнению вещей тела-сознания, "следом" смыслосхватывающих и качественно оценивающих речевых практик)
 Творчество человека есть созидание им нового. Таков натуральный язык этноса - он есть не только средство описательнной реальности для хранения знаний, он знания содержит в своих исторически эволюцонно сложившихся структурах, своей лексике, правилах грамматики.
 А знания есть следы схватывания смыслов людьми, следом пониманий, озарений - открытий нового для данного человека.
 Таким образом, и речь, способствующая пониманию, требует творчества, даже если не имеет место смыслотворчество, а используются для смыслопорождения уже наличных средств языка - вот именно.

 Смыслопорождение есть квалитативный творческий процесс, рождающий смысл для субъекта как новое понимание ситуации. Ведь каждая ситуация, требующая понимания её смысла, в жизни человека уникальна, даже если и типична, и сходные ситуации не раз встречались ранее.
 Отличие его от смыслотворчества заключается в том, что смыслотворчество порождает новое не только для самого человека-субъекта, но и для мира вообще, для человечества. А продукт смыслопорождения нов именно и только для понимающего и таким образом познающего. Этот смысл порожден, то есть возник "по роду" того эпистемического знания, которое человечеству уже известно.
 Таким образом, для самого познающего этот смысл априорен, пока он ещё не усвоен в его практике жизни, но с точки зрения всеобщего знания эпистем он апостериорен, так как уже опробирован в опыте других людей (потому знание и вошло в язык этноса-народа - носителя языка знаний и культуры, будучи таким образом запечатленным в архетипах эпистем, чтобы находится в распоряжении и для дальнейшего усвоения и уточнения будущих поколений народа)

 Цитата:

 "Порождающая модель" Xомского исходит из идеи о существовании конечного набора правил, способных предзадать или породить все правильные (и никаких, кроме правильных) предложения языка. В отличие от привычных схем описания языка Xомский перешел к реконструкции процессов его моделирования.
      Первичной в иерархии динамических моделей Xомского выступила схема генерации "по непосредственно составляющим".

 Комментарий

 Так как объектом генеративной лингвистики Хомского традиционно является не речь, а язык, он занимается формализацией средств языка. Но это не традиционная формализация, присущая лингвистике задолго до него, а это сведение в единую концепцию тех правил языка, которые являются его свойствами, обращенными к речи.
 То есть таких языковых структур, универсальных для любого языка в том, что схватывание смысла для всего человечества единообразно, которые сами произошли от речевых практик и потому способны генерировать такие практики у людей, использующих язык этноса в своём с мышлении и звуковой речи.
 Потому и "порождающую грамматику", и отчасти более позднюю генеративную лингвистику Хомского можно охарактеризовать как речевое изучение языка: это формализация тех всеобще-синтаксических и всеобще-грамматических структур любого языка, которые из прошлого вызваны особенностями, необходимыми речи, а потому и в настоящем, при рекапитуляции архетипов описательной реальности в подлинную реальность, обладают свойством генерировать формы актуальной речи.
 А это значит ни что иное как изучение физической метрики пространства-времени языкой действительности (описательной реальности тела-сознания, то матрицы времени-пространства) с точки зрения её хронального фактора (способного быть перекродированным в материальную метрику времени-пространства подлинной реальности)

 Цитата:

 "В отличие от укоренившихся представлений о том, что из звуков рождаются части слов, из частей слов — слова, из последних — словосочетания, а из них — предложения, Xомский предположил, что порождение речи осуществляется от синтаксиса — к фонологии, т.е. отталкиваясь от наиболее абстрактных синтаксических структур.
 Порождение смысла предложения Хомский усмотрел не в синтаксисе языка, а в семантике речи, таким образом инициировав своё направление в генеративной лингвистике — генеративную семантику"

 Комментарий

 Это мы понимаем в том концептуальном положении, что смысл в мышлении и звуковой речи человека именно порождается в настоящий момент времени, несмотря на применение стандартов языка, его структуры значимостей, то есть следов означивания, включая морально-нравственные позитивные или негативные оценки событий, возникавшего в прошлом носителей языка и культуры этноса, но дело в том, что стандартов лишь по форме.
 
 Цитата:

  "Любые по степени сложности фразы в речи, по Xомскому, могут быть, как из блоков, сконструированы из набора элементарных ("ядерных") фраз.
 При этом, согласно Xомскому, должны учитываться и при необходимости изменяться (в контексте функционирования введенных им организующих понятий "глубинная структура" и "поверхностная структура") обусловленные правилами любого языка синтаксические связи внутри фраз".

 Комментарий

 Очевидно, что "синтаксические связи внутри фраз" оусловленны законами языка, применяемого в речи как форма для актуально порождаемого смысла. Как форма они конечно учитываются, а как содержание изменяются соответственно актуальному содержанию порождаемогоо в речи смысла. Отсюда и двойственность:
- "глубинной структуры" речи, обращенной к смыслу описываемой ситуации
- "поверхностной структуры", обращенной к лексике, синтаксису (шире говоря, к грамматике, во всей полноте научной грамматики, как её используют американские лингвистические школы) и литературе используемого языка

 Понятиями "глубинная" и "поверхностная структура" Хомский фактически вскрывает двуединую сущность вещи, используемой в языке и речи: по форме это априорная идея, но форма есть поверхностный уровень речи, информационный, вещь заполняется в практике культуроненеза в ряде смысло-схватываний (порождений или творчеств) на своем глубинном уровне оценивающими энергиями человеческого сознания (как мы уже знаем, вещь первого рода на уровне земных зон заряжается энергией эмоций, позитивной или негативной, согласно прицнипам добра или зла, а вещь второго рода на уровне небесных зон тела-сознания - соответствующей энергией чувств)

 И та другая структура есть символы, но "глубинная структура", обращенная к невербальному, то есть образному смыслу, есть символ-образ, а "поверхностная структура": знак-символ, ибо языковая семантика и синтаксис построены на базе знаковой системы, будь это в применени языка устная речь (от фонологии к фонетике) или письменная (от семы или лексемы к графеме)
 Письменная речь, как впрочем и устная, если её записать на звуковой носитель, сохраняется во времени и потому может быть прошлым, зафиксированным в языке, его лексике и художественном творчестве (становится содержанием архетипов эпистемы), но в том и дело, что такое прошлое есть след схватывания смысла некогда людьми в их моменты настоящего длящегося времени, следами их пониманий, а это есть след их мироовоззрений.

 Цитата:

 "Традиционалистский синтаксис до Хомского не был в состоянии адекватно реконструировать соотношение двух приведенных ниже предложений"

 Комментарий

 Не мог потому, что синтаксис языка традицинно рассматривался как закрытые правила "языка в себе", даже если апеллировал к речи, которая рассматривалась с точки зрения целей языка.
 Язык не был достаточно исследован как именно такой, который порожден некогда речью со свойственно речи семантикой, описывающей поучительные оценочные жизненные ситуации в опыте людей, которые совершали акты понимания.
 Такая речевая семантика отображает когниции некоего наличного на данный момент знания, пользующегося присущему именно данному этапу своего квалитативного генезиса уровню абстрактизации в мировоззрении человека.
 То есть изучаемый генеративной семантикой Хомского (и потому она есть предшественник когнитивной семантики) есть такой язык, который исходит в момент настоящего схватывания смысла в акте понимания человека при своем построении, из живой речи, и в живую речь людей в нужный момент актуально возвращается, будучи вызван в подлинную реальность человеческого общения или самопознания потребностями настоящего времени (как, согласно положениям теономики, целевые деньги настоящего возвращаются только в тот тип производства товара, из которого они пущены в оборот)

 То есть язык этноса со всем его содержательным, структурным, значимостным, эволюционно возникавшим богатством предзаначен для своего семантического использования в живой актуальной речи людей (и правильное его использование, связанное с конкретизацией, интериоризацией и актуализацией абстрактного знания есть творческий акт человека)

 Цитата:

 "а) "Девочка ест яблоко" (комментарий: актив субъекта фразы: слова "девочка", стоящего в именительном падеже, то есть синтаксического подлежащего);
 б) "Яблоко съедается девочкой" (комментарий: пассив субъекта фразы: слова "яблоко", стоящего в именительном падеже, то есть синтаксического подлежащего)

 Одно это предложение или два — при том условии, что оба они несут идентичное сообщение, но в первом случае слово "девочка" — это подлежащее, а во втором — косвенное дополнение в творительном падеже.

С точки зрения "глубинной структуры" (в  рамках когнитивной семантики Филлмор создаст понятия "глубинных падежей", Хомский же оценивает эти структуры снчала как "случаи", а потом назовет тета-ролями), по Xомскому, "а)" и "б)" — суть одно предложение, с глубинным субъектом, оно же глубинный именительный падеж (агенс - актор активного действия) — девочкой — и глубинным объектом (пациенсом - актором текста, который чувствует) — яблоком.

 Предложения "а)" и "б)" — поверхностные варианты глубинной структуры:
предложение а) — "активная конструкция" выступает как фундаментальная.
 Переход от "а)" к "б)", согласно Xомскому, — это "пассивная трансформация""

 Комментарий

 Таким образом, уже заметно различие между падежом языковым, то проявлением поверхностной семантики и глубинным падежом речи: так активный референт подлинной реальности (девочка ест яблоко, она есть субъект действия, яблоко есть объект, и никогда наоборот) стоит в глубинном именительном падеже (в русском языке типичном для "агенса")
 И эта семантическая конструкция, по Хомскому и Филлмору, когда она совпадает с языковым именительным падежом (а она совпадает в активной форме предложения: "Девочка ест яблоко") есть основная или активная
 А несовпадающие в языке и речи падежи глубинный и поверхностный (они не сопадают в предложении "Яблоко съедается девочкой", где слово "девочка" стоит в творительном падаже, по глубинному же падежу девочка продолжает оставаться "агенсом", а яблоко "пациенсом") называются автором генеративной семантики трансформациями первого, то есть глубинного смысла высказывания.

 Глубинный смысл высказывания, а значит, и "глубинные падежи" (они же - социальные роли акторов текста) определяется не подлинной реальностью как таковой, он вообще может относиться в одной из описательных реальностей, а отношением человека к описываемой реальности как якобы подлинной, а потому смыслообразующей.

 Заметим, "агенс" - активный актор описания на всегда совпадает с активностью некоего субъекта описательной реальности, да и активности в реальности подлинной. Конечно, в подлинной реальности девочка ест яблоко и никогда наборот: человек активен, яблоко (еда) пассивно, но в иных контекстах роли агенса или пациенса определяются динамикой описательной или подлинной реальности.
 Например: "Напиток отравил принцессу" (где понятие "напиток" по праву становится "агенсом", а слово "принцесса" входит в роль "пациенса", тем более, если отравление несёт в себе злую волю некого человека-отравителя) или "Победивший динозавр съел побежденного" - если речь идет о сражении обоих плотоядных ящеров, здесь активная или пассивная роль участника зависит от исхода борьбы, а потому в тексте описания победивший понимается как "агенс", а жертва как "пациенс".

 Можно предоположить, что приведенная выше трансформация, при котором пациенс становится субъектом пассивного предложения и потому входит в языковый именительный падеж, хотя она описывает в подлинной реальности ту же ситуацию, что и активная основная форма, есть уже выражение не только описания подлинной реальности, но и описание описания. То есть возникает некая семантическая, метаязыковая причина, по которой внимание во фразе обращено на "пациенса", а не "агенса". Она заключена в особенностях смыслосхватывающей речи, а не языка с его уже укоренённой структурой значимостей и законов грамматики.

 Активность (агенс) или пассивность (пациенс) "глубинных падежей" речи, позднее (в 1981 году) названных Хомским тета-ролями, а в последующих теориях когнитивной семантики "социальными ролями" речи, имеют смысл, если рассматривать текст речи как "коллективное сознание", так как его семантика и порождается действием коллективных потоков сознания, распространенных в телах-сознаниях отдельных людей и/или отдельных групп.

 Цитата:

 "В генеративной семантике считается, что одной глубинной структуре могут соответствовать более одной поверхностных структур (например, пассивная конструкция "Указ подписывается президентом" выводится с помощью трансформации пассивизации из той же глубинной структуры, что и активная конструкция "Президент подписывает указ") и наоборот, одной поверхностной соответствует несколько глубинных (так, неоднозначность "Посещение родственников может быть утомительным" описывается как результат совпадения поверхностных структур, восходящих к двум различным глубинным, в одной из которых родственники являются тем, кто посещает кого-то, а в другой – теми, кого кто-то посещает)"

 Комментарий

 Нам необходимо качественно, то есть с точки зрения взаимодействия реальностей: подлинной (это речь, апеллирующая к языку) и описательной (это язык, ориентированный к речи) в рамках двуединой реальности, чему рамках в описательноь реальности языка соответствует структурный мультиверс языков-метаязыков (это и есть потенциальная возможность языка обеспечить значимостями сколько угоджно много описываемых ситуация в речи, при очевидно ограниченных "поверхностных" средствах языка, на что обращает внимание "речевист" Хомский.

 1 случай: одна глубинная конструкция (отвечающая за связь описания с референтом) и несколько поверхностных, благодаря трансформациям "глубинных падежей"
 2 случай: одна поверхностная конструкция (или совпадение поверхностный конструкций в одной словесной форме) и несколько "глубинных конструкций", описывающих различные ситуации подлинной реальности: как в приведенном выше примере: в одном случае посещение родственников в больнице тяжело больному, в другом случае это тяжело посещающим больного)

 Для нас ясно, что первый случай описывает одну конкретную ситуацию подлинной реальности, котороая может иметь сколько угодно много интерпретаций в описаниях описаний (потому глубииная конструкция одна, а поверхностных может быть больше)
 Второй случай описывает обобщение целого ряда ситуаций подлинной реальности (потому глубинных конструкций может быть больше чем одна) в единой типовой интерпретации, где распределение внимания между субъектом и объектом речи зависит от того, какая интпретация высупает в прямое отождествление с "глубинным падежом" при обратной трансформации.
 Например, в том же приводимом примере, если больному тяжело посещение родственников, хотя им тоже может быть тяжело, но в этом случае описание описание посвящено именно состоянию больного в роли агенса и/или в роли реципиенса - источника чувствования
 Если однако речь идет о том, что родственникам больного трудно его посещать и тяжело с ним общаться, это, хотя больному тоже может быть тяжело, есть описание описания с точки зрения его родственников как агенсов и/или реципиенсов.

 И обе эти ситуации, в принципе противоположные (хотя мы не знаем, разделяет ли пациенс состояние агенса) описываются одной поверхностной конструкцией, которая обобщает прямые и обратные проблемы родственников, независимо от их социальной роли в данный момент: страдающей жертвы или причинителя страданий.
 Дело в том, что и другое совместимо в одном человеке, который является таким образом "родственником" самому себе, источником двойственности в парадигме нравственных ролей, составляющей основу сюжетности в жизни человека (грех человека есть причинение страданий не только другому, но и самому себе)

 Ведь человек на Земле, идя путем тяжкого труда, страданий и самой смерти, учится распознаваеть добро и зло в коллективном опыте нравственности общества по плодам добра и зла, после того как некогда, в грехопадении, он стал жертвой незрелого формального "знания" добра и зла, взяв такой плод с дерева, произраставшего плоды знания добра и зла.
 Эти плоды несут формализованное, астрактное знание морали. А сама мораль как знаемое всегда конкретна.

 Чтобы формальная теория стала жизненным опытом людей (а вне этого нет познания), она требует своего чувственного практикования.
 И вот причина "испорченности" грехом природы человека, о которой говорит нам христианство: идя путем грехопадения первых людей в Эдеме, из представителей последующих поколений человечества на Земле каждый "сажает" своё дерево познания плодов добра и зла, затем каждый страдает от плодов грехопадения - последствия поглощения незрелых плодов, вне опыта, и получает необходимый опыт практического познания тех плодов во времени (когда один плод произрастает от другого), которые сам произрастил - своими мыслями и поступками по отношению к Богу, к другим людям, своим мировоззрением и действием на Земле.

 Для верного познания плодов морали и нравственности человеку необходимы любовь и вера, от сотворения ему присущие. А потому для человека Земли так важно его стремление к первозданной: детской искренней чистоте безгрешного отношения к миру. Но на этот раз уже по условиям зрелого опыта морали и нравственности опытных знаний о мире, а не в первозданной инфантильной незрелости и незнании.
 Так вера подобного человека будет вооружена и его знанием предмета веры, а его любовь получит на Земле бесценный опыт преодоления своей противоположности в диалектическом разрешении конфликтов между теорией и практикой морали.

 Познание добра и зла на Земле в том, что они есть и оценены человеческими эмоциями и чувствами, (а не только формально описаны с помощью рациональных априорных идей, которые и есть плоды незрелого знания морали) не функционирует без любви и без такой основанной на любви веры и надежды, которые обращает человека к его истинным истокам. А это значит: его знание, начиная со знания самого себя, путем веры обращают к истине.
 И эта вера, дающее истинный базис самопознанию человека, религиозная, так как истинная история человека: не только создание его тела, но и сотворение самого человека в его теле.

 Поэтому человеческая цивилизация с атеистической наукой и верой материализма обречена. И ей не помогут этнические религии, даже православное христианство, коль скоро научное мировоззрение для эволюционирующего человечества неизбежно, а это мировоззрение человека знания, функции которого не может заменить человек веры (как впрочем и человек знания не может заменить функции человека веры)
 Для выживания человечества опытная наука как целое и философия с иной формой опыта, должны составлять единство с религозной верой, на которой основан опрыт этнических культур, что в богоборческой локально перенаселенной техноцивилизации с присущей ей глобализмом невозможно.

 Фреймовая семантика Ч. Филлмора
  (ранее см. раздел 3.6.2.3.4.266, подраздел "Модель системы фреймов у социолога И. Хофмана и кибернетика М. Минского - описание структуры значимостей в языковой действительности эпистемы описательной реальности как структура кода нейтральной информации: статика и динамика")

 Принято считать, что Ч. Филлмор, первоначально сторонник генеративной семантики Хомского, развил его теорию, использовав для конструирования своей семантики понятие фрейма и фреймовой структуры М. Минского, у которого это была удобная модель расположения информации для искусственного интеллекта (Минский был уверен что именно так храняться и знания в человеческой памяти)
 Но Филлмор в своих научно-семантических воззрениях был "речевик", как и Хомский, так что у него фреймы и их структура проявляются прежде всего в речи, а уже затем входят в язык (чтобы потом возвращаться в речь)
 Это немаловажно для понимания их динамики. И в таком психологизме и социологизме, придаваемом лингвистике, его фреймовая семантика скорее близка аналогичной теории И. Гофмана, классика драматургической социологии в символическом интеракционизме.

  Переоткрытие Филлмором уже известных в логике понятий пресуппозиции и ассертции применительно к законам речи и языка

 Цитата:

 "Та часть лексического значения слова, которая изменяется при употреблении слова с отрицанием, называется утвердительной частью лексического значения, или утверждением (в семантике употреблен также иноязычный термин для обозначения этой части лексического значения — ассерция, от лат. assertio «утверждение»).

 Пресуппозицию лексического значения составляют обычно классифицирующие (по иной терминологии — интегральные) смысловые компоненты, относящие данный объект (предмет, процесс, действие, свойство) к тому или иному классу. Например, в значениях понятий: "береза", "осина", "сосна", "дуб" присутствует классифицирующий смысловой компонент "дерево", который не подвергается отрицанию в контекстах типа "Это не береза (а осина)".
 Смысловые компоненты, с помощью которых значение каждого из перечисленных слов можно отличить от всех других слов этого ряда, составляют утвердительную часть значения (например, береза и сосна различаются тем, что одно — лиственное дерево, а другое — хвойное, а главное: это разные виды деревьев).
 Это дифференциальные смысловые компоненты деревьев разных видов являются ассерционными, а постоянный, притом скрытый универсальный (классифицирующий) компонент: дерево любого вида - пресуппозиционным"

Комментарий

 Обобщая, можно сказать, что в предложении пресуппозиция и ассерция описывают иерархические разные уровни описываемых реальностей - таково свойство вообще описательной реальности как мультиверса: она способна выстраивать сколько угодно описательных уровней метаязыковых реальностей, которые описывают языковую, так что над каждой реальностью можно надстроить еще одну, причем между смежными реальностями, описываемыми в тексте высказывания: описательная-метаописательная сохраняется причинно-следственные отношение

 Ассерционный компонент  фразы меняется в контекстах описываемой ситуации, будучи описанием описания, причем один элемент вступает в противоречие с другими, если их контексты противоположны, и его истинность оценивается референтно (лишь подлинная реальность определяет, является ли это это дерево березой, а не осиной или сосной, является ли этот человек отцом другому человеку или нет).
 Для этого оцениваемый референт должен существовать в подлинной реальности, если не в настоящий момент высказывания, то в историческом дискурсе, так как лишь истинное соотношение между референтом и его описаниями в каких-то контекстах определяет истинность описаний.
 Например, император Наполеон Буонапарт существует в историческом дискурсе Франции 1812 года, но не существует в историческом дискурсе этой страны 1816 года, так как этот французский император окончательно отрёкся от престола в 1815 году, человек Наполеон Бонапарт существует в историческом дискурсе 1816 года, но не существует в историческом дискурсе 1822 года, когда уже был мёртв.

 А пресуппозиция в самом предложении остается неизменной при любом изменении соотношений между асерционными элементами, включая и отрицание. Ведь это разные реальности: например, приезд ли нет гостя, и реакция на это субъекта высказывания. В восторге субъект высказывания или в ужасе от этого, но гость приехал или не приехал - это первая реальность описания, а реакция на этот факт, к нему отношение субъекта высказывания - следующая реальность.

 Таким образом, у пресуппозиции свои отношения истинности с референтом, и это всегда следующий, более глубинный, уровень абстрактизации чем у ассерций.
 Потому конечно пресуппозиция может указывать на класс предикатов (следующий уровень), а ассерция на различные виды одного класса, как в случае с разными видами деревьев, и пресуппозиция при этом скрыта в подоплёке описания референта.
 К примеру, тот факт таксономии, что берёза и сосна - есть разные биологические роды, у каждого из которых свои виды, но все они относятся к жизненной форме деревьев, и в предложении типа: "Это берёза, а не сосна" такой факт пресуппозиции остается "за кадром", ассерционные же элементы один другой отрицает. Во фразах же типа: "Я знал, что это берёза, а не сосна" и в противоположных "Я не знал, что..." (но противоположных именно в контексте моего отношения к предмету знания) пресуппозции не могут меняться, так это совершенно другой уровень реальности (более конкретный) чем ботаническое и фактическое отличение берёзы от сосны.
 
 Является ли предложение аномальным или нормальным, то есть является ли пресуппозиция ложной или нет, определяет истинность собственного её отношения к подлинной реальности, к референту высказывания.

 Является ли аномальным утверждение о короле Франции зависит от того, какое время истории государственной власти этой страны описывается: монархическое при жизни какого-либо короля, либо время имперское или республиканское, когда не было и не могло быть короля или королевы.
 Приводимые нами исторические факты и даты из жизни Наполеона, будучи даны в тексте как пропозиция, есть исторический дискурс и потому отнесены к референту подлинной реальности. И это пресуппозиция, которую нельзя изменить, и наименее абстрактный уровень описательной реальности.
 Язык предоставляет речи свою способность, как уже было не раз отмечено нами, надстраивать над описанием любой реальности следующий оценочный уровень реальности: своё отношение к ней речевого субъекта высказывания, причем каждый субъект речи соответствует своей реальности, а отношение несет в себе некую моральную или подобную моральной оценку по шкале пользы или вреда, гордости или позора, хорошего или плохого в конечном итоге.

 С точки зрения "фреймовой семантики"

 Каждый уровень такой реальности описания описания можно назвать "историческим слоем" в архетипах эпистем, где выстроены структуры значимостей, где построена "рамочная структура" логик и фраз, схваченных смыслов, осуществленных более или менее верных пониманий, некогда сделанных выводов, путей действия мировоззрений, причинно-следственных, корреляционных и ассоциативных связей между понятиями, между ценностями и/или антиценностями, между структурами значимостей, "семантическими полями" отдельных лексем.
 Это семантическое богатство хранит в себе до срока применения историческая и притом эмоционально-чувственная "память" эпистем этноса-носителя своего языка. И все эти пути познания жизни в опыте различных людей и отдельных групп составляет языковую действительность, формируясь во "фреймовые структуры".
 Они позволяют направлять человеку в его мышлении или звуковой речи с целью схватывания смысла, интенцию любого понятия в структуре языковых значимостей (и значит, определять экстенцию понятия - набор его ассоциативных связей) через так называемый фреймовые "терминалы" (по Минскому) - то есть по направлению внеязыкового контекста.
 Таковыми контекстами становится смысл ситуации, для схватывания которого потребны мышление или звуковая речь.

 Отметим историчного такого процесса несколькими простыми примерами.
 Фраза "Наполеон Буонапарт родился в Аяччо в 1769 году" содержит простую и верную пресуппозицию к подлинной реальности вне точного указания сферы интересов субъекта высказывания.
 Почти та же фраза: "Император Наполеон Буонапарт родился в Аяччо в 1769 году" указывает на сферу интересов и на историческую, хрональную ориентированную оценку факта (коль скоро родившийся еще не был императором, но стал им впоследствии), то есть явно обнаруживает субъекта высказывания, но еще без ясной моральной позиции.
 Фраза "Император Наполеон Буонапарт был крайне жесток" обнаруживает две реальности: описания референта - пресуппозицию и ассерцию: описание описания с моральной оценкой.

 Над второй реальностью - описания описания можно строить другие описательные и оценочные. Например во фразе: "Императора Наполеона (Сталина) иногда принято считать человеком не только властным, но и очень жестоким, однако это пристрастная и крайне поверхностная оценка его личности, исполнявшей свою историческую миссию"
 Как мы видим, здесь уже две описательные реальности, две моральные оценки, из которых вторая описывает и ставит под сомнение первую. А значит, здесь два "исторических слоя" архетипа исторической "памяти" этноса, формировавшихся в условиях циклического хроноса, иногда кардинально меняющего оценки исторических деятелей в коллективном теле-сознании (по мере попеременной активизации, то есть рекапитуляций тех или иных архетипов, несущих в себе директивную оценку историчских периодов и личностей согласно иерархиям ценностей и антиценностей)

 Говоря еще раз языком кибернетики Минского, здесь проявляются два "терминала" ("транспортных" узла стыка фреймов). Каждый их них, будучи "историческим слоем" архетипа, типичен для некой исторической эпохи с характерными для определенных групп, защищавших и насаждавших свою культуру и её ценности, взглядами на отечестенную или мировую историю, наполеоновскую Францию (Наполеон) или СССР (Сталин) в данном случае.
 И каждый такой фрейм определяется своим родом мировоззрения, для которого характерны вполне определенные пропозиции и оценки того, что считается фактом, по шкале ценностей и антиценностей, на добро и зло истории или конкретных деятелей, если возможность или даже необходимость оценое признаётся. Этому соответствуют некие типичные пути рассуждений, ассоциативные связи, более или менее философские и научные методики исторического анализа и синтеза, соответственные подходы к истории, то есть свои контексты, которым соответствуют интенции выводов, своя логика причинно-следственных связей, свои исторические ассоциации, своя вера, иерархии ценностей и антиценностей, философия истории, жизни человека и общества.

 Таковы факты речевых практик этноса - носителя языка, подоплёка которых лежит вне языковых законов, но они направленностью мировоззрения входят в исторически, эволюционно формируемый язык, носитель культуры этноса, как структура типичных фреймов - областей значений, "рамки" которых (экстенции, области "семантических полей") определяют как раз стандартные контексты данного мировоззрения.
 При рекапитуляции же директивных архетипов языка, то есть их внедрение своими вещами в мышление и речь людей (когда идеи - формы вещей захватывают я-отождествления субъекта), интенции фреймовых структур, по которым организованы языковые значимости, сопутствуют так называемому процессу инференции. Это выводимое из рассуждений мнение как результат и сам когнитивный процесс, связанный с извлечением абстрактно познанного из архетипов-хранителей эпистемы, его обработкой в теле-сознании, интериоризацией и использованием в процессе схвачивания человеком актуального смысла (как мы понимаем, такое использование может быть творческим, а может и механическим - как в согласии, так и несогласии с установками директивного архетипа, как в следовании ему, так и в протесте против него)
 Вот основы фреймовой семантики Филлмора в текущем году.

 II. Гипотеза Ньюэлла-Саймона
 (ранее см. раздел 3.6.2.3.4.207, подраздел "Проблемы символьного вычисления при его использования в кибернетике на службе создания "искусственного интеллекта")

 Текущий год есть буквально "когнитивный взрыв" кибернетических наук в области "искусственного интеллекта", В этот период как раз закладываются основы новой модели знако-символьного вычисления для электронных машин, "компьютерной алгебры" и тех процедур программирования, которые были названы "когнитивными архтектурами" и породили феномен компьютеризованной лингвистики (включая "когнитивную семантику", а по сути сема-семиотику), а далее многочисленных концепций "коннективизма".

 Это закономерный путь к будущей "сильной" теории искусственного интеллекта, которая вменит компьютерам и компьютерным сетям способности человеческого разума, сознания и мышления (не настаивая при этом на необходимости осознания, ибо технической машине, которая не есть живой субъект, нечего и незачем осознавать).
 И это гибельный путь техногенного познания - прежде всего, в неразличении живого и мертвого в природе Земли, затем в неразличении осознания и сознания, неотличение чувственного, качественно оценочного знания человека, знания в системах энергозаряженных вещей, от бесчувственной информации (как мы знаем, в первой кибернетике такова физическая бинарная информация пространства, во второй же кибернетике информация нейтральная)

  В "дидлайне" текущего года весьма значимой является совместная работа в США кибернетика второго поколения А. Ньюэлла с выдающимся для своего время экономистом, социологом и специалистом в области когнитивной психологом Г. Саймоном, которого период зрелого техногенеза увлек в русло кибернетических утопий.

  Путь создания различных форм "искусственного интеллекта" есть последовательная реализация на стадиях зрелого техногенеза в техносфере Земли программы техносубъекта о "сверх-умных" быстрых роботах которые якобы решит человеческие проблемы на Земле.
 Но не решат и решить не могут, будучи плодом грехопадения людей техноцивилизаци. Особенно в области морали, которая в технократии гибельно формализуется.
 Отголоски этого мнения мы находим в творчестве польского фантаста ХХ века С. Лема, пророка техноцивилизации и её технологий, который болезненно воспринимает тот факт, ясно описанный в его произведениях, что любой робот, программа которого базируется на христианских Заповедях или других самых прекрасных и мудых установок, при этом отнюдь не становится моральным в человеческом смысле - а это есть смысл единственно возможный для человека (данный от Творца)
 Отчего это так, мы знаем: любая программа морали есть её формализация, сама же мораль человека и нравственность общества в сущности воспринимается эмоциями и чувствами в опыте жизни живых осознающих существ - людей, для вещей познания которых рациональная идея морали и нравственности есть лишь форма.

 Более того - техносфера со всеми её "чудесами" и удобствами, облагчающими работу людей, но не их сознательный труд, сама есть гигантская, и притом в себе самой не решаемая проблема богоборческого человечества с атеистической наукой и верой материализма.

 Сонательному труду человека, его творческой производительности техногенез только препятствует, и потому в первой половина ХХI века мы на Земле найдем множество умелых профессоналов, вооруженных самыми передовыми технологиями, но так же бедно человечество гениями в этот период.

 Беда стремления научных кибернетиков последней трети ХХ века (кибернетика второго поколения дала новый импульс этим ложным ожиданиям) к совершенствованию "умных" машин, этих техноутопий (сочетаемых с техническими антиутопиями, так как крайности сходятся) которым поручают все задачи необходимо быстрого управления над жизнеобеспечениям общества, в том, что интеллект самого человека благодаря науке техноцилизации при всём этом становится во многом искусственным:
 Субъект в теле-сознании человека при этом погружен в утопический мультиверс, далекий подлинных проблем, от тех опасностей формализованной этики, экономики и экологии, которые для человечества реализуются в подлинной реальности
 И процесс экспоненциально ускоряется в во второй полокине ХХ - первой половине ХХI века.
 Русский поэт И. Бунин прозорливо сказал: "Мы мало видим, знаем. А счастье только знающим дано".
 Но путь познаний к счастью для человека после его грехопадения сложен и диалектически противоречив. Само грехопадение есть путь людей к счастью в познании - там, где подводит наивная вера.
 Однако мы теперь знаем, как горек людям плод от древа незрелого, то есть лишенного полноценного опыта, познания добра и зла. Заметим, что понятие "древо" именно в этом смысле - сухого, рационального, формализующего обесчувственного познания, напоминает нам семантическое, визуально - идеографически описываемое "дерево" рациональных рассуждений, где последующие "ветви" умозаключений произрастают от предыдущих.
 Сугубо рациональные, формальные знания морали, от такого плода произрастают слишком быстро, вне опытного усвоения человеком. Ему требуется известное качественное время для чувственного опыта в познании добра и зла, где практика дополняется теорией, так как зло и добро различаются людьми (и такова эволюционная природа знаний) по их плодам, а рост плодов предполагает периоды их взращивания (от порождённости к способности порождать)
 Таким образом, эволюционирование морали человека и нравственности общества  есть время качественной эволюции человечества.
 Знания людьми техноцивилизации мира, созданного в стремлении к добру, а не злу, становятся ложными: далекими от истины (в богоборчестве техноцивилизации возникает "быстрый продукт" познания)
 А если знания человека далеки от истины, это означает: далеки и от морали и любви, и от счастья.

 Робот быстро считает, и его неизбежную ввиду энтропии физической энергии ошибочность, причем как в "харде", так и "зофте", можно сводить к возможным минимумам в процессе научного техногенеза.
 Но жизнь есть творчество, и при совместном действии человека и робота это прерогатива человека.
 Начинался компьютеризованный техногенез с того, что ЭВМ есть приложения к человеческому разуму и его полезной целенаправленной деятельности, помощники, заканчиваем же тем, что человеческая работа становится приложением к компьютерным технологиям, которые реализуют этим своё содержание. Где тут место творчеству человека?
 Пусть люди пишут программы, люди их реализуют в компьютерной технике, люди на производстве создают роботов, ведут научные исследования - да.

 Но...что управляет при этом людьми? Программа-техносубъект.
 Кибернетики, создавашие во второй половине ХХ века новое поколение машин с "когнитивной архетектурой", а в последней трети века - и научно-философское обоснование знако-символическому исчислению как форме якобы человеческого интеллекта, стремились при создании "искусственного интеллекта" к тому, чтобы породить технологии таких программ, которые умеют производить сами себя - подобно "живым системам".
 При этом одной программой управляет другая, более сложная, один робот консолидирует действия других, одна компьютерная сеть - глобальная, распределяет задачи параллельного исчисления между другими - глобальными и локальными, подчиненными ей сетями машин. И такая технология характеризует интеллектуальные действия.
 
 Это логично. Но только, если машины мирового управления считать самодействующими, а их программы возникающими сами по себе, в чем убеждён последовательный атеист-материалист. А именно это далеко от истины, ибо самодействие управляющих программ ведет к разрушению мира путём ускорения энтропии физической энергии и материальной информации, но не к его созиданию, усложнению, эволюционированию путём внешнего негоэнтропического управления Творцом над созданным им миром (таков процесс его творения)
 Знания техноцивилизации с большим трудом могут дать представления о том, что техногенное человечество станет в этом процессе воспроизводства программ пассивно используемым промежуточным звеном.

 В текущем году обнародована известная гипотеза Ньюэлла-Саймона, ставшая уже результатом их практического создания "интеллектуальных" программ, способных к решению логических задач и последующего теоретической концептуализации в рамках новой модели "символьного" исчисления.
 Гипотеза предположила, что система обработки именно физических символов (это весьма важное определение), то есть кибернетическая обработка информации, необходима и достаточна для того, чтобы характеризовать действия интеллекта "в широком смысле" (то есть человеческого) и притом разумного.

 Теоретический просчет этого вывода - не доказуемого, но именно, что вполне эмпирического, а значит, и научного, становится очевидным в рамках модели триединой реальности.
 Сложность атеистической науки и философии при осмыслении феномена "символьные вычисления", применяемые в "компьютерной алгебре", состоит в двойственном понимании такого двойного понятия как "символ", которое в материалистической модели (а вера материализма органически присуща атеистической науке) квазиединой реальности воспринимается однозначно, и онтологически (то есть в описании той или иной реальности) ничем не отличается от знака, отличаясь лишь функционально.
 Основой же познания человека является два вида символов: прежде всего, в довербальном мышлении: символа-образа (предмет чувственной веры) и лишь затем, при переходе к семантике вещей: знако-символа (предмет рационального познания)

 Но как быть с эмпирическим обоснованием выводов двух этих незаурядных американских кибернетиков "второго поколения"?
 Опыт соединяет теорию с практикой. Машины, на которые ссылаются авторы гипотезы, были ими созданы более чем за десять лет до появления знаменитой гипотезы. Ей предшестовало постепенное осмысление новой концепции в работах обоих авторов, так что окончательная форомулировка проблемы возникла как раз в текущем году, так как понадобилось время для полной концептуализации моделей, основанный применении в программировании математике кода нейтральной информации.
 
 Действительно, на третьей теоретической фазе полной машины, во второй половине 50-х лет, в корпорации RAND, которая в государстве США занималась задачами стратегического планирования, научный социум, возглавлявшийся Ньюэллом и Саймоном, создал две программы компьютеров со средствами кибернетики второго поколения.
 Вторая программа была её авторами признана универсальной, а её технологии - подлинным описанием интеллекта, якобы способного к самообучению (в этом, как мы знаем, авторы не оригинальны, они лишь следуют неизбежной и всеми повторявшейся тенденции)
 "Универсальный решатель задач", созданный этой научной группой, как известно, сумел доказать некоторые логические теоремы Рассела, был способен играть в шахматы, оперируя заданными ему стандартами теории всех стадий игры, тактики и стратегии шахмат.
 "Самообучение" такой шахматной программы как раз заключалось в расширении её базы данных, что увеличивало количество "грамотно" разыгрываемых позиций, вариации которых просчитывались.
  Конечно в этих программах происходила обработка системы знаков, лежащих в основе человеческой символики, и доказывать программа могла лишь те логические теоремы, которыми описывалась знаковая стороны формальной логики.

 
Этапы совместной работы Г. Саймона и А. Ньюэлла

В конце 1940 – начале 1950-х годов Г. Саймон участвовал в создании Управления по экономическому сотрудничеству, координировавшего план Маршалла (в дальнейшем это управление трансформируется в международную Организацию экономического сотрудничества и развития), а также занимался экономическим обоснованием развития атомной энергетики и исследованиями в области математической экономики.

 1947, вторая теоретическая стадия полной машины

 Вышла из печати первая из ставших классическими книг Саймона – "Административное поведение" ("Administrative Behavior").
 Помимо исследования принципов функционирования организаций, в книге были была средствами кибернетики сформулирована концепция «ограниченной рациональности» (bounded rationality), определяющая не вполне рациональный, как в классической экономике рынка А. Смита, и не полностью "объективный", но ограниченный обстоятельствамии и личными предпочтениями менеджеров порядок принятия решений управляющим персоналом.

 Оставимся на концепции Саймона об "ограниченной рациональности" подробнее уже потому что она - концепция экономиста социолога, изучающего способы принятие решений в управлении производственной организацией, решающей проблемы экономики, есть этап его закономерного пути к идеям программирования управленческих процессов, и это путь от идеала человека-управленца к модели универсального робота-управленца, якобы способного к поиску оптимальных решений.

 Идеалу "экономического человека" А. Смита, который ищет выгодного решения проблем в панэкономизме и принципе максимизации прибыли на якобы свободном рынке (иначе опередят конкуренты), Саймон противопоставляет идеал "административного человека", для которого желаемый оптимум управленческих процедур кроется в учете необходимостей управления предприятием в рыночной среде. А здесь всё связано со всем, действуют принципы диалектических взаимосвязей, как прямых, так и обратных, и потому тактика предприятия может противоречить стратегии, так что управленцу (если его предприятие конечно не монополист, но тогда и рынку конец) нужно постоянно учитывать и соизмерять риски прямых маржинальных решений.
 Разница между подходом к экономике свободного рынка по Смиту и по Парето очевидна: Смит не чужд понятия оптимума на рынке, но он ещё вынужден отдавать эту роль некой "невидимой руке". Мышление Парето научнее: он желает действие такой "руки" усмотреть в сознательно принятых решениях теми конкретными людьми, которые управляют рыночными производствами. Но вопрос о том, насколько свободен выбор таких людей, остаётся в русле той же концепции по Смиту.

 К. Саймон этот же подход развивает, прозорливо противопоставляя административно понимаемую оптимальность, пусть и вынужденную, принципу маржинализма (максимума прибыли), свойственному классической модели идеального рынка по А. Смиту. Он показывает, что успешные менеджеры современной ему экономики, не всегда рациональны именно в маржинальном смысле, но они разумны, исходя их реалий ситуации ограниченных возможностей выбора, скупой и неравномерно распределённой информации, а потому в этой ограниченной рациональности (причем рациональность отождествлена именно с принципом максимума прибыли) эти руководители оптимальны, а это и есть наилучшее решение в сфере управления производством.
 Г. Саймон показывает, что модель идеального рынка по А. Смиту кроме того, что она в ложном предположении о якобы равномерном распределении информации между участниками, исходит не только из условий его функционирования в целом, а рассматривает лишь определенную рыночную тенденцию, но и эта доминанта во множестве случаев вовсе не оптимальна, хотя с точки зрения маржинализма выглядит рациональной.
 В своём вполне рациональном подходе к условиям рынка, объявляя принцип ассимметрии информации не только возможным, но и характерным, и даже оптимальным принципом рынка, Г. Саймон идет дальше следующего этапа в экономическом либеританстве - оптимальности по Парето, согласно которой максимализация "маржи" каждым участником рынка допустима в той мере, когда она не вредит интересам других участников.

 Саймон доказывает, что в данных условиях рынка у каждого его участника есть своя роль, и при этом очень часто рациональность в смысле стремления к максимально возможной прибыли (тем более- любой ценой) не является оптимальной уже с точки зрения его интересов, в осбенности интересов стратегических.
 И это с нравственной стороны очень важно, ибо в случае качественно "скачка" одного предприятия, а на этом и построен прогресс экономики (революционные этапы качественной эволюции экономики начинаются с одного или нескольких наиболее успешных, уловивших "тренд" звтрашнего деня предприятий), данное предприятие приобретает на рынке запрещенное Смитом положение монополизма, что позволяет ему с позиций оптимализма, то есть с позиции силы, якобы доминирующей на рынке, пренебрегать рациональстью по Парето, не только не считаясь с интересами других участников конкуренции, но и вытесняя их с рынка.

 Против этого трудно возразить, но ведь суть в критериях оптимальности.
 Дело в том, что, осуждая других, Саймон проявляет в себе ту же маржиналистскую рациональность, которую он маскирует под оптимальность, противостоящую маржинализму.
 Получается, что отступление менеджера от принципа максимизации прибыли, замена администратором поиска лучшего поиском хорошего и в данных обстоятельствах приемлемого, у него, говоря образно, лишь нужда, выдаваемая за добродетель. У него речь идет только о рациональности принятия программных решений в управлении экономической системой. Не в нравственных принципах причина успеха экономики согласно его модели, от этого он далёк, а лишь в реализации вполне рационально понимаемой оптимальности (эта оптимальность "не вполне рациональна" только если отождествлять непременно рациональность с маржинализмом в любой ситуации)

 Отступление от маржиналистски понимаемой рациональности в оптимальных решениях менеджера системы управления экономикой в модели Саймона вынуждены ситуацией с ограниченностью умственных, психических возможностей управленца, ограниченностью его информации, ограниченностью его роли и роли его организации в общей экономической системе. Но при этом всё-таки принцип маржинализма и его рациональность он продолжает считать лучшим решением экономики, как до него считали Смит и Парето. Разница между ними лишь в том, что это лучшее в большинстве случаях Саймон считает недостижимым, а потому и не оптимальным.
 А это значит в его модели: лучшее всё-таки, по крайней мере, в идеале - стремление к максимализации прибыли, но лишь по мере возможности. Администратор предприятия должен оценить это оптимальной стратегией, в иных же случаях, которые и встречаются чаще, он должен от маржинализма отказаться.
 Это и определяет иерархию ценностей экономики по Саймону как потенциально маржиналистской. Им понимаемая "оптимальность", которой может достигнуть и успешно достигает компьютер, свойственна инволюции рыночной конкурентной экономики, а если и эволюции, то квантитативной, а не квалитативной, и предшествующей инволюции.

 Порочность подобной "вынужденной добродетели виду нищеты" очевидна: как только исчезает нужда (что для квантитативного прогресса экономики как раз характерно), из общественного производства и распределения благ исчезает и добродетель. А это уничтожает основы того, что ранее привело к изобилию экономического продукта у потребителя: морали труда, и готовит новый кризис экономики, культуры производства и потребления.
 
 Считать, что конкурентная природа рынка способствует только эгоцентризму агента экономики, противостоит нравственности общества и морали человека, что нравственность и мораль экономике рынка вовсе не свойственны, а скорее наоборот - даже если это не прямая натурализация социальной жизни людей (на примере борьбы за выживания, где один выживает за счет другого), есть ложный взгляд на мир. Между тем, мир имеет смысл и задуман, и притом задуман иначе.

 Мир и человеческий мир задуманы Творцом морально, в законах любви, воле добра.
 Таким образом, считать рыночную экономику, а значит, и политику, "законами джунглей", где торжествует и выживает только насилие, пусть и не вульгарном стиле прямого "социального дарвинизма" (которым, по Марксу, оправдывается эксплуатация трудящихся при капитализме) - удел атеистического отношения к миру и рыночной экономике, в частности. И это ошибка вполне в духе классического дарвинизма, который квантитативной биоэволюции придаёт статус эволюции качеств, где порождаются новые виды (и другие "ветви" биотаксономии)
  Между тем, говоря о биоэволюции, мы ранее уже показали, что принципу конкуренции на физическом плане бытия, то есть борьбе за существование особей (особенно борьбе за ресурсы среды внутри популяций), которые свойственны экологической экономике, противостоит принцип сотрудничества популяций в ареале.
 А это невозможно тем более без сотрудничества "социальных слоёв" внутри каждой популяции, на ступенях иерархии в сообществах животных - на материальном уровне тел-сознаний, где релевантны принципы теономики (создания и потребления вещей первого и второго рода на уровне земных и небесных зон тела-сознания биоса)

 Научная экономика атеизма с верой материализма не может принять того факта, что подлинные деньги есть фактор тела-сознания, а не физической реальности, где осуществляются экономические производства и на рынке рождаются стоимости, то есть не принимают "экономику" нефизических ценностей ( для материалистов это мистика и "метафизика")

  Далее для характеристики взглядов Саймона на "ограниченную рациональность", развитие которых принесет ему Нобелевскую премию в 1978 году, применим метод цитирования учебника своего времени с нашими комментариями.

 Цитата:

 "Во-первых, модель «экономического человека» Саймона оставляет неясным, какая прибыль должна максимизироваться в рациональном принципе маржинализма — долгосрочная или краткосрочная.
 Например, тактические решения, обеспечивающие максимизацию краткосрочной прибыли, очень редко бывают оптимальными в долгосрочной перспективе. И наоборот, стратегические решения, устремленные в будущее, как правило, приводят к большим издержкам и снижению прибыли в настоящем"

 Комментарий

 С точки зрения теономики, это вопрос скорости оборота средств. У "быстрого продукта", источник которого: спекуляции (это деньги прошлого) тем или иным образом, всегда есть тенденция к максимальному ускорению сроков получения прибыли.
 Чаще всего это даже не вопрос максимума прибыли, типичный для маржинализма, а вопрос самой экзистенции прибыли: если "быстрые деньги" соответственно как можно быстрее не уходят в оборот, они просто теряются в "черные дыры" экономики. А если прибыль каждый раз получается, то есть средства спасают от "черных дыр", обороты экспоненциально ускориваются, что значит: рано или поздно деньги прошлого в "быстром продукте" прибыли ждёт та же "черная дыра".
 А у денег настоящего - производственных, которые и возвращаются в соответственное по скорости оборота производство, или у тех денег будущего, которые предназначены для будущего производства, срок оборота оптимальный.
 Стратегическая прибыль свойственна, таким образом, как раз деньгам будущего, а тактическая краткосрочная - деньгам прошлого.

 Цитата:

 "Во-вторых, важно понимать, что в результате своей деятельности предприниматель получает не только денежное вознаграждение, а также (по выражению Г. Саймона) разного рода «психический доход», связанный, например, с удовлетворением его социальных потребностей или реализацией творческих возможностей.
 Поэтому точнее говорить не только о денежной прибыли, которая достигается в результате принятия решения, а в целом о полезности для индивида того или иного исхода действий. Понятие полезности выступает здесь как субъективная мера или оценка качества решения с учетом всех его последствий.
 Если предприниматель или менеджер хочет максимизировать полезность, то он вынужден постоянно находить компромисс между потерями в прибыли и увеличением «психического дохода». Однако понятие полезности (в отличие от прибыли) очень трудно формализовать и измерить. Следовательно, в этом случае Критерий выбора становится неопределенным."

 Комментарий

 Во многом справедливые рассуждения, которые показывают, что у экономики мира веществ - подлинной реальности есть оборотная сторона: "экономика" энергонасыщенных вещей (вещи познания насыщены энергией коллективного тела-сознания) описательной реальности тела-сознания, то есть теономика.
 Энерго-информацию вещей первого рода, производимых тружеником-субъектом в индивидуальном теле-сознании человека на уровне земных зон, инфо-энергетику вещей второго рода, производимых на уровне небесных зон, потребляемых в индивидуальных или коллективных, общественных телах-сознаниях, то есть подлинные деньги теономики (для оборотов которых привычные денежные средства экономики с их производственными оборотами служат лишь атрибутом) Саймон и называет "психическим доходом".

 Так как вещи характеризуются своим качеством, ясно, что критерии теономики (науки о производстве и потреблении вещей-ценностей тела-сознания) трудно формализовать - по крайней мере средствами той экономики, социологии, психологии, лингвистики, для которых характерен поиск критериев в количественных показателях (для экономики в стоимостях, а не ценностях экономики-вещах первого рода или ценностях теономики-вещах второго рода)

 Цитата:

 "В-третьих, предприниматель может вовсе не стремиться к максимизации прибыли, а просто ограничиться получением такого дохода, который он считает для себя достаточным и приемлемым."

 Комментарий

 Не менее точное замечание, ибо экономика может быть национальной, ориентированной к производству реальных жизненных ценностей, тогда ей не присущ маржинализм, здесь ценности являются весьма существенным и приоритетным в отношении стоимостей фактором в принятии решения, а это означает для организатора производства стремление к оптимальной прибыли, а не максимальной.
 Экономика может быть также маржиналистской с большим или меньшим элементом спекуляции и другого криминала того собственника предприятия, чей доход не соответствует вложенному труду, так как они сам отчужден от собственного предприятия как "пролетарий" морали, снижающимся содержанием сознательного творческого продукта труда человека в товарном продукте, то есть возникает экономика "виртуальных ценностей",  а это значит:  в ходу "быстрые деньги" прошлого.

 Например, таким криминалом является беспощадная эксплуатация наёмных работников, что Маркс и Энгельс подметили не без наблюдательности.
 Но причина тут не в пороках частной собственности как таковой (иное дело: частная собственность на землю)
 Проблем и бед других людей, в том числе и своих работников, не чувствует, других не понимает тот, кто не трудится увлеченно вместе с ними бок о бок, не знает их лично, не делит с ними беды и радости, успехи и неудачи, а это значит: не разделяет с ними коллективного понимания добра и зла. И сочувствию к ближнему, морали труда (основанной на любви к ближним), которое кладёт предел эгоизму и корысти, тут взяться неоткуда.
 А именно таков тот собственник крупного промышленного предприятия, который от прямого участия в творческом труде по его организации отчуждён, если он служит, хотя бы и с предельным усердием, не своей стране и государству, а собственным потребностям и амбициям, которые ускориваются от несоразмеренно быстрых прибылей (тогда его усилия есть более запрограммированная работа, чем сознательный творческий труд)
 Согласно теономике, личные деньги человека соизмерены с его личным трудом.

 Но не таков, как правило, собственник мелкого и среднего предприятия, пока он не стремится к "быстрым деньгам", находя криминальные способы предпринимательства выгодными себе, потому именно такие формы производства - поистине основа национальной производительной экономики.

 Характерный пример в истории русского суперэтноса: разительное несходство между традиционно русским патриотическим предпринимательством, нацеленным на товар (принцип оптимальной прибыли), и типичным российским "бизнесом", нацеленным на максимум прибыли как постоянный промышленный критерий производства.
 "Бизнес" (этот американизм далеко не случаен, он свойствен экономике той страны - США, которая возвела антиэтнический глобализм в ранг экономической добродетели) в отличие от нравственной производственной экономики, где производство товара-продукта как ценности жизни, приоритетно, есть "делание денег".
 А вот производство товара при этом в иерархии парадигмы ценностей второстепенно и подчиненно главной цели: увеличению прибыли.
 Таким образом, "бизнес" -  это типично маржиналистская экономика, потенциально при росте "быстрого продукта" готовая к переходу в крайности, в криминал, то есть низины морали и нравственности. Такова экономика "быстрого продукта", легко заражающая банковский и биржевой капитал, если он не находит своего адекватного применения в финансировании национальной производственной экономики (где функционируют банковско-производственные или производственно-биржевые деньги)

 Цитата:

 "В-четвертых, хорошо известно, что в современных условиях очень часто хозяева предприятий и реальные управляющие — это разные люди, преследующие свои собственные цели. Если собственники, как правило, заинтересованы в получении максимальной прибыли, то менеджеры, которые в действительности испытывают на себе все сложности управления предприятием, не обязаны разделять оптимизм своих хозяев и, в отличие от них, могут стремиться к реальным и достижимым целям.
 И наконец, по мнению Г. Саймона, в условиях несовершенной конкуренции максимизация прибыли — это сомнительная цель, ибо результат деятельности одной фирмы непредсказуем и зависит от поведения других участников рынка."

 Комментарий

 Это положение, носящие уже черты марксизма (как говорит русская пословица: "с чем боролись, на то и напоролись"), нуждается в уточнении.
 Беды капитализма конечно не в фатальной роли собственности на средства производства, приводящей де-факто к появлению криминального "быстрого продукта" маржинализма, которую Маркс и Энгельс буквально навязывают капитализму (хотя мы отмечаем гибельность такого рода частной собственности для экономики как частная собственность на землю)

 Вопрос в наличии или отсутствии "быстрого продукта" тела-сознания для собственника производства, если он является и его организатором. В мелком предпринимательстве это возможно и даже необходимо почти всегда, в среднем - часто, и оба этих вида предпринимательства,  где тружениками также являются, как правило, их организаторы, есть "становой хребет" национальной производственной экономики в стране.

 Вопрос ценностей экономики и теономики определяет иерархию ценностей организатора производства. Если заводом управляет назначенный директор, а не собственник, это еще не гарантирует ему чистоту средств управления, отсутствие технологий "быстрого продукта", чреватого применением криминальных средств для получения больших прибылей (тем более, что подлинные деньги не есть денежные атрибуты, и прибыль не всегда носит рублевую или долларовую, или товарную формы) И это мы знаем из истории советской экономики.

 То есть при наличии внешнего управления крупными экономическими системами ничто не мешает собственнику предприятия, как и его директору, его менеджеру, быть также и тружеником, который не изымает существенные деньги из производства для потребительства, но пускает их в производственный же (а не ростовщический) оборот, сам живя достаточно скромно.
 Примером таких людей, образ которых не обязательно есть продукт идеализации для нужд культуры этноса, изобилует история русской национальной экономики, история российского предпринимательства.
 Таковыми были многие представители династии Демидовых (например, Акинфий Демидов), владевшей огромным состоянием и более-менее успешно, более-менее криминально расширявшей производство металлов на Урале и в Сибири - они имели успех или неуспех, ибо иногда также заражались "маржинализмом", потребительством (при "быстром продукте" тела-сознания потребности растут еще быстрее прибылей), в зависимости от того, какую роль играли в государственной экономике, то есть истории России, которая поддерживала - или в отдельных случаях - не поддерживала их энергетикой своих исторических ценностей экономики и/или теономики.

 Итак, мы видим, как важна мера вещей, динамическое балансирование в соединении государственной экономики, то есть в масштабах и одной страны и целого мира, при которой производственные вопросы решает госчиновник, стремящийся все запланировать и запрограммировать, и экономики частного предпринимательства, в котором стратегию на рынке определяет собственник товарного производства.
 Преимущественно частнопромышленный капитализм, стремящийся к идеалу свободного от государственного вмешательства рынка, и государственно-административный капитализм Советского Союза, отвергающий рынок и частное предпринимательство, и насаждающий ценности тотального государственного планирования, есть две крайности такого баланса. Как видим, управляемая мировая история в этом соединила теорию с практикой
 Зачем? Этот вопрос уместен для описания мира сотворённого, имеющего цель и смысл.
 Затем, чтобы негативным опытом создать иммунитет к таким болезням коллективного тела-сознания, которыми являются крайности зла: превышения меры вещей. Ведь о зле и добре человеку следует судить по их плодам.
 И вот эти две крайности сходятся в недостатках атеистического-материалистического мышления.

 Итак, и в модели Г. Саймона, который начинал свои рассуждения очень хорошо, понимание мира вещей далее неизбежно искажается.

 Цитата:

 "Наряду с изучением поведения менеджеров в ситуациях выбора Г. Саймон исследует технику принятия решений в организациях. В связи с этим он отмечает, что все управленческие решения в разной степени «программируются» и условно располагаются на своеобразном континууме, который образован двумя полярными типами решений— запрограммированными и незапрограммированными.
Решения считаются запрограмированными, если для их принятия существуют определенные правила или процедуры.

Обычно «программируются» такие решения, которые принимаются в повторяющихся ситуациях. Это приводит к тому, что при следующем возникновении подобной ситуации используется заранее подготовленная методика, которая экономит время и обеспечивает приемлемое качество решения. Примером могут служить решения, связанные с отбором персонала, ценообразованием, краткосрочным планированием.

Решения считаются незапрограммированными, если для их принятия нет готовых правил или процедур. Такие решения встречаются в новых или уникальных ситуациях, когда отсутствует опыт решения возникающих проблем. Примером могут служить решения, связанные с внедрением новых технологий, реорганизацией фирмы, стратегическим планированием.
 В этих случаях важнейшую роль играют интуиция, опыт и способности менеджеров. Вместе с тем незапрограммированные решения требуют разработки новых методик принятия решений с учетом особенностей конкретной ситуации. Г. Саймон отмечает, «стоимость» принятия незапрограммированных решений очень высока, и поэтому организация должна стараться запрограммировать как можно больше решений"

 Комментарий

 Такие выводы сами являются запрограммированными.
 Здесь уже видна слабость рассуждений человека-материалиста, который объективирует истину, полагая, что если ситуация у администратора на производстве типична, то типично должно быть и оптимальное (то есть лучшее) в ней решение, которое можно предусмотреть в программе и её базе данных заранее.
 Здесь видно его стремление к методам кибернетического управления как "искусственного интеллекта".

 Конечно, предприятию выгодно иметь большую базу данных типичных решений, хотя их реализация приносит успех только в тех случаях, когда нет быстрого качественного развития экономической системы, а есть постепенное накопление преимуществ, оцениваемых количественными показателями, то есть происходит квантитативный процесс экономики.
 И следует учесть, что типичные решения - предмет программирования при управлении производством есть директивные архетипы, которые насаждают свои стереотипы, свои нормы прошлого, в коллективных телах-сознаниях настоящего момента (он же в моменты квалитативного времени универсума обращен как раз к его грядущему, а не к тому запрограммированному сюжетом архетипическому будущему в мультиверсе описательной реальности, который связан причинно-следственными связями с архетипическим прошлым)

 Квалитативная эволюция в природе Земли есть творение Бога. Квалитативная эволюция в системах человеческого общежития и совместной работы, личного труда есть человеческое творчество, то есть его со-трудничество и его со-работничество с Богом.

 Если типичное решение проблем управления, связанных со внешней компенсацией внутренней энтропии системы, можно счесть оптимальным в квантитативном процессе экономики, то совершенно другое в ситуации качественного роста предприятия (квалитативная эволюция). Рост качества экономики предприятия сопровождается усложнением его структуры и его деятельности, что ведёт к резкому росту внутренней энтропии.

 Это значит: растущая экономическая система для выживания нуждается в соответствующей компенсации своей внутренней энтропии, то есть адекватного, как минимум равного по скорости, роста мер негэнтропии внешнего управления. От тружеников, и организаторов производства прежде всего, подобная ситуация квалитативного роста требует уже не базы стандартных, запрограммированных процедур (эти базы системы управления как раз становятся в такой момент балластом, так как они свои программы навязывают), а совершенно другого: творчества при поиске принципиально нового, нестереотипного решения.
 Машина, компьютер не способна к творчеству, имеющему у осознающего живого существа - человека, личности чувственную природу, и большая база типичных решений управляющей программы (которая воздействует на тела-сознания управленческого персонала) является существенным препятствием в событии квалитативной эволюции, так как ведет себя, защищая свои консервативные ценности прошлого (ценимости), активно и директивно. Она является в таком случае фактором не прогресса, а регресса, инерции, который отбрасывает экономику предприятия в прошлое, где она проигрывает в конкуренции с теми предприятиями, которые наоборот: своей стратегией устремлены в грядущее.

Но кибернетик, настаивающий на принципиальных преимуществах запрограммированного управления производством (стратегии прошлого) однозначен в своем формальном определении того, что для администратора предприятия есть хорошо и что есть плохо, и это грехопадение рационального ума.

 1949

 Г. Саймон стал профессором Технологического института Карнеги в Питтсбурге, где участвовал в создании Школы промышленного управления.

 1950 г.

 А. Ньюэлл покинул Принстон и присоединился к корпорации RAND в Санта-Монике, где работал в «группе, которая занималась проблемами логистики в ВВС» (Саймон). Его работа с Д. Крускалом привела к созданию двух теорий: модели теории организации и формулированию точных концепций в теории организации. В конечном итоге Ньюэлл получил докторскую степень в ныне существующей Школе бизнеса Теппера в Карнеги-Меллоне, а его советником был Г. Саймон.
 
 1952, вторая практическая стадия полной машины

 А. Ньюэлл присоединился к товарищам по команде RAND Д. Кеннеди, Б. Чепмену и Б. Билу на станции раннего предупреждения ВВС для изучения организационных процессов в летных экипажах. Они получили финансирование от ВВС на создание симулятора, который позволяет исследовать и анализировать взаимодействия экипажа и техники в кабине летательного аппарата, связанные с принятием решений и обработкой информации в процессе управления аппаратом. Это было необходимо для увеличения эффективности технических средств, с одной стороны, чтобы приспособить их к восприятию, психике и психологии, логике и физиологии человека, а с другой стороны, было улучшить эффективность подготовки экипажа к особенностям техники, то есть для создания эффективности взаимодействия систем экипаж-экипаж и экипаж-техника.
 В результате этих исследований Ньюэлл и его коллеги пришли к выводу, вполне в духе кибернетики, то есть науки о машинном управлении процессами, что обработка информации является центральной деятельностью при поисках лучшего решения и в человеческих организациях, в самом действии человеческого интеллекта, который вполне программируем и управляем.

 Оказалось, что программными средствами куда легче приспособить деятельность управляемых человеческих групп к логике управляющей машины, чем наоборот - именно потому что машинная "логика" управляемости, по крайней мере теоретически, действует лишь в жестких границах рациональных установок, потому эффективнее и быстрее чем человек просчитываемых такой же, но управляющей машиной.
 По крайней мера таков был вывод, в котором учитывалась лишь "чистая" скорость обработки физической или нейтральной информации, без учета организующих факторов системы, в которых участвует фактор энтропии материальной информации, но также и фактор возможной негэнтропии.
 В подлинной же реальности такая машина управления, становясь управленческой технологией производственного социума и вторгаясь в его сеть коллективного тела-сознания, к механизму, где внутренняя энтропия материальной информации системы извне не компенсируется - если действиями людей управляла программа, в свою очередь человеком же не управляемая.

  Г. Саймон познакомился в корпорации RAND с А.Ньюэллом. Вначале они, основываясь на идеях кибернетики первого поколения А. Тьюринга и К. Шеннона, заинтересовались созданием программы для игры в шахматы, а несколько позже задались целью смоделировать в программе компьютера способность человека к доказательству логико-математических теорем.
 Эта задача, к которой подключился системный программист RAND Дж. («Клифф») Шоу, получила практическое решение.

  1954 г.

А. Ньюэлл записался на семинар, где О. Селфридж "описал работающую компьютерную программу, которая научилась распознавать буквы и другие шаблоны". Именно тогда Ньюэлл пришел к выводу, что компьютерные модели с символьным вычислением могут быть созданы и содержать интеллект, включая способность адаптироваться к меняющимся условиям внешней среды.

 1956-1959, третья теоретическая стадия полной машины

 Модель «Логик-теоретик» была коллективом создана в декабре 1955 (Ньюэлл к тому времени перебрался в Питтсбург, оставаясь при этом сотрудником RAND), летом 1956 она была реализована в виде компьютерной программы, а 11 сентября 1956 о модели было сообщено на симпозиуме по теории информации в Массачусетском технологическом институте.

 Решение общих проблем (GPS) программное обеспечение, разработано Г. Саймоном и А. Ньюэллом в 1957 году и описанное в статье: «GPS, программа, которая имитирует человеческое мышление», для реализации общего метода решения проблем в рамках модели "искусственного интеллекта".
  Следующая модель "Универсальный решатель задач", созданная на основе GPS, появилась в 1959 году - одновременно со знаменитой статьёй одного из основателей кибернетики О. Селфирджа "Столпотворение", где он ввёл в область философии вычислений модель "пандемониума", чья структурная идея уже предвосхищает принципы кибернетики второго порядка. Потому "пандемониум" Селфриджа признан началом аспектного программирования, моделирующего иерархию семантических структур ("полей") языковой действительности, где структуры значимостей повышают уровень абстрактизации, систему универсалий от более простых к более сложным и наоборот.  "Семантические поля" значимостей в языковой действительности не просто пересекаются, частично перекрывая друг друга, но они по принципу язык-метаязык, вмещены одно в другое, образуя таким образом в структурах языковых значимостей "матрёшечную" иерархию исторических означиваемостей, чьи этапы ("исторические слои") есть след процесса абстрактизации, эволюционного повышения в процессе культурогенеза и соответствующего развития языка структурных уровней объединяющих универсалий.

 Модель "пандемониума" Селфриджда, таким образом, есть знаковая схема концептуального восприятия объекта субъектом путем последовательного сравнивания объекта с имеющимися универсалиями различного уровня. Она построена на принципах сети как системы функциональных "акторов" обработки энергетической информации при такой когнитивной операции тела-сознания как идентификация объектов. Это происходит при помощи универсалий: сенсорно воспринимаемых идей в формах вещей первого рода и абстрактных смысловых идей в вещах второго рода (две формы образного мышления, предшествующего вербальному)
 Разумеется, подобная модель может копировать только структуру продукта физической информации в физической метрике тела-сознания, которой и являются архетипы языковой действительности (базис эпистем знания и культуры этносов)

 В модели "пандемониума" Селфриджа деятельность алгоритмов, последовательно накапливающих энерго-информацию об объекте, подлежащем идентификации, соединяет показатели энергии ("веса" получаемых и обрабатываемых сигналов) с показателем информации.
 Здесь "акторы", каждый из которых выполняет свою функцию соединения сравниваемого объекта с универсалией определенного порядка (таким образом наращивает структуру упорядоченности) названы условно "демонами" по аналогии с "демонами Максвелла"

 Парадокс мысленного эксперимента Максвелла заключается не в том, что его "демонами", возможно, нарушаются законы термодинамики (это не так, ведь "демоны" требуют физической энергии для своего действия по селекции атомов), но в наличии другого закона сохранения, нарушение которого невозможно: материальной информации, которая не концептуализуется в физике.
 Чтобы выполнить свою работу, условные "демоны" должны упорядочить систему движущихся атомов по критерию меры их физической энергии, а значит, они занимаются обработкой физической информации, получая продукт с меньшей энтропией материальной информации чем до их деятельности. Их внутренняя энтропия материальной информации при этом растёт.
 А это требует для компенсации внутренней энтропии системы действия внешнего негэнтропического управления.

 Блестящий мысленный эксперимент с "демонами" Максвелла на самом деле описывает не фанастических существ, сортирующих атомы на медленные и быстрые, а те принципы мышления человека, связанные с "селекцией" "атомарного смысла", которые пытается моделировать кибернетика. Он служит укором кибернетике как науке о якобы самопроизвольно управляемом мире, а невозможность описываемого события остаётся для кибернетиков скрытой.

 Почему вообще эти странные, придуманные Максвеллом, гипотетические существа названы "демонами"? Именно потому, что демоны - это образ представителей стихийной, неуправляемой силы, это богоборцы-разрушители, которые противостоят порядку Бога в мире, самому процессу упорядочения, повышению мер организации мира, функционированию управляющих и управляемых систем
  Стало быть, Максвелл в своем мысленном опыте заставил такие "существа" заниматься тем, что им как таковым не свойственно, против чего они как раз приспособлены действовать.
  Вот в этом противоречии и парадокс эксперимента, так и оставшийся необъяснённым.
  Главная проблема таких "демонов" состоит в том, что без внешнего управления, то есть упорядочивания их собственной деятельности, будучи отданными лишь собственной силе, они не смогут выполнить порученную работу ввиду спонтанного роста энтропии своей деятельности.

 И это не чисто умозрительная "проблема" в тех случаях, типичных для зрелой технократической цивилизации, когда человеческое сознание и мышление кибернетики начинают более или менее представлять в схеме "пандемониума" (или сводя машинное управление к механизмам, что и порождает "пандемониум"), на этом принципе создают программы обработки информации, которые считаются моделями человеческого мышления и интеллекта. А затем техноцивилизация поручает (и вынуждена это делать) компьютерным программам, реализованным в технике, управлять над процессами жизнеобеспечения цивилизации, связанными с экологией, экономикой и этикой. Теми процессами, которые требуют участия чувствующего разума, достаточно медленного, чтобы выполнить свою обязанность успешно (при этом динамика познания адекватна динамике познаваемого)

 У робота конечно есть сенсоры, которыми воспринимаются внешние сигналы. Однако научная философия техники в техногенной науке, конечно же, не концептуализует различие между рецепцией физической информации и перцепцией информации материальной, присущей чувствительным живым существам.
 
 Итак, обе модели: Ньюэлла-Сайтона и Селфриджа были обнародованы, то есть окончательно концептуализованы на третьей теоретической фазе полной машины управления, для которой характерен пристальный интерес к структурам описательной реальности.
 Рассмотрим вкратце общий принцип "демонов Максвелла", который объединяет GPS с "пандемониумом" Селфриджа.

 Вот что пишет об "Универсальном решателе задач" учебник.

 Цитата:

 "GPS основан на принципе уменьшения проблем. Задача разбивается на подзадачи таким образом, чтобы ее можно было решить путем решения отдельных полученных подзадач.
 Этот метод отличается от так называемого преобразования проблемы, при котором проблема превращается в другую проблему, решение которой уже известно или ее легче найти. Из-за использования сокращения проблем GPS может быть назначен группе решателей проблем на основе состояния: проблема формализуется пространством возможных состояний, между которыми переходы осуществляются посредством операций.
 В случае GPS использование операций было направлено на уменьшение проблем.

 Позже ряд авторов продемонстрировали, что этот подход ни в коем случае не был настолько общим, как считалось в первой эйфории и из-за самонадеянного названия. Например, Макдермотт прокомментировал в известной статье "Искусственный интеллект встречает естественную глупость?":
 "Не исключено, что программа должна была называться LFGNS (Local Feature Guided Network Searcher) - "Поиск по локальной сети" вместо GPS. На самом деле, GPS можно применять только к четко определенным задачам, таким как доказательство простых логических и геометрических теорем, головоломок со словами или шахматам"

 Комментарий

 Известно, что такие - универсальные компьютерные логики как "пандемониум" Селфриджа и GPS Ньюэлла-Саймона-Шоу, которые основаны на обработке кодовой информации, выявляющие внутреннюю структуру физической метрики в различных языках, естественных и искусственных, находят себе ограниченное применение: только в области тех задач, которые прямо вытекают из особенности знако-символьной матрицы того или другого языка.
 Те наиболее универсальные алгоритмы, которые применяются в таких общих программами на самом деле, как резонно отметил Д. Макдермотт, ограничивают применимость подобных программ возможностями тех или иных сетей, функционирование которых можно в знаковой форме этими программами смоделировать.
 Символьное вычисление, в данном случае это универсальный язык "компьютерной алгебры", применяемое в таких программах, ограничено коюинаторными условиями используемых знаковых систем.

 Гораздо эффективнее станут в будущем специализированные компьютерные программы, содержащие в себе мощные библиотеки алгоритмов - с их помощью компьютеры и компьютерные сети "научатся" решать сложные задачи во многих областях человеческой деятельности, связанной с эпистемическим знанием. Конечно, и они смогут моделировать только квантитативные процессы.
 Широкая применимость таких символьных вычислений связана с тем, что алгоритмы в их банках данных есть следы человеческой деятельности, а значит, применяемые символы отображают сложность тех исторических ситуаций, когда принимаемые людьми решения были обусловлены вполне определенными критериями психологическими, социальными, историческими, которые циклично повторяются в жизни людей, в сумме игровых ситуаций, подлежащих тому или другому решению, а потому находят себе обширную сферу применения.

 Например, шахматные компьютеры, которые в ХXI веке вполне успешно играют с шахматистами самой высокой квалификации, знаний и опыта, используют не только и не столько возможность расчета возможных позиций шахматных фигур (полный расчет, который как раз и был спецификой GPS, для далеких прогнозов невозможен, он приводит к "комбинаторному взрыву" вариантов), сколько типичные, имевшие некогда место игровые манёвры, использование которых необходимо в двух факторах квантитативного анализа: оценке императива, к которому при выборе планов и конкретных ходов стремятся, и ограничений, которые избегают (отсеивают при переборе вариантов)
 Как видим, логика этого поиска напоминает стратегию оценки добра и зла (в форме пользы и вреда, силы и слабости, ценности и антиценности), которым фундировано вообще человеческое познание. Такова и вообще природа тех игр, которые хорошо приживаются в культурах этносов.
 Соответственно, в той области игровой практики шахмат, как этот замечают и сами шахматисты, где база данных типичных маневров у компьютера ограничена, соответственно и ограничена глубина, и точность компьютерного анализа.

 1973 г., начало фазы динамики нейтрального кода информации

 Концепция единой теории познания была изложена средствами кибернетики в книге А. Ньюэлла "Производственные системы: модели структуры управления" ("Production systems: Models of control structurе"), где утверждается потребность в общих положениях для когнитивных моделей, применяемых в любых областях человеческой деятельности и свойственных человеческому сознанию.

 Итак, если программы-"универсальные решатели", к которым кибернетики стремились на исследуемой нами сейчас фазе разработки алгоритмов в техногенезе, связанные с обменом мерами нейтральной информации назвать искусственным интеллектом (ИИ) первого поколения, а более поздние специализированные программы, использующие базы данных, где фиксируются типовые человеческие решения (то есть те символы, которые служили мышлению образно-символическому), назвать ИИ второго поколения, и если алгоритм сравнить с "демоном Максвелла" в описанном нами смысле, то напрашивается такая аналогия:
  Программы ИИ первого поколения есть такие программы-"пандемониумы" (структуры функциональных "демонов" - наборов алгоритмов и команд, действующих по собственным программам) которые плохо управляемы, то есть действуют по своей природе механизмов.
 Так как в их действии при достаточно сложных проблемах накапливается продукт энтропии материальной информации, так как их возможность получить компенсацию внешней негэнтропии сведена к минимуму, они не решают множества проблем даже квантитативных процессов (не говоря уже о квалитативных), приходя к кризису "комбинаторного взрыва" вариаций (при достаточной же компенсации внутренней энтропии такого "взрыва" можно избежать, наращивая критерии отсеиваемых вариантов по мере роста возможных, который вполне может быть экспоненциальным)
 Соответственно, возможности программ ИИ второго поколения значительно шире, так как они лучше управляемы чем ИИ первого поколения (то есть это уже не "пандемониумы")
 
 III. Когнитивная семантика У. Чейфа

  Как отмечают историки-лингвисты и биографы, вплоть до начала 70-х годов Чейф - крупный специалист по лингвистике языков североамериканских индейцев, и уже в этот период своего творческого пути, его подход к изучению языка, с одной стороны, был близок тем традициям, которые в этот период стали доминантами в науках о языке США, и нами уже описаны (это дескриптивизм и "хомкианская революция", то есть генеративная лингвистика), но и отличался существенно.

 У. Чейф в своих ранних исследованиях языков индейских племён "сенека" и "онондага" выступает не как "чистый" лингвист, но скорее как этнолог, который соответственное образование смысла (закрепляемое в структурах значимостей языка), согласно чему язык и конструируется, начинаясь в речевых практиках, выводит из мировоззренческих особенностей отдельных этносов.
 А это зависит от организации социальных групп и их расселения на кормящем ландшафте, способа трудовой деятельности на своих ареалах обитания и выживания, которые оседлые родо-племенные ячейки этноса приспосабливали к своим нуждам в этногенезе. Но конечно это мировоззрение, закрепляемое в языке, ранних формах этнической культуры, включая устные нравственные традиции оседлых народов и первые формы религиозного сознания, носит не только экологические и экономические черты, это уже именно в нравственном смысле оценочное мировоззрение, то есть этико-эстетическое (костяком его становятся иерархии ценностей и антиценностей)

 Как в процессе культурогенеза этноса и роста производительных сил его экономики формируется морфология естественного языка?
 Подобно тому как этнические и социальные группы расселены и размещены для жизни и трудовой деятельности в регионах формирующего их и затем формируемого ими этно-ландшафтного архетипа геопространства, как соответственно (контейнер коллективного тела-сознания группы людей как физическая метрика материальной матрицы, при этногенезе оседлого народа вмещено в контур обживаемого им геопространственного ландшафтного архетипа) члены этносов-народов и его социальных групп (профессионально организованных в присущих им видах деятельности, добывающей жизненные ресурсы) организуют свои жизненные и рабочие пространства понимания (в пространствах домов, улиц и поселков, затем городов, групп поселков и городов, что соответствует общественно-социальной градации этноса и его структуры управления), так соответственно формируется язык, сохраняя взаимоотношения мер времени и пространства, в образах представления реальности, в символо-образах и знако-символах языка

 Таким образом, семантика формирующегося языка необходимо и постоянно в межпоколенном бытии этноса отображает внутренний пространственно-временной "ландшафт" эволюции этнического тела-сознания в физической метрике языковой действительности материальной матрицы. А если этот процесс входит в состояние дисбаланса, и между поколениями народа нарушается "связь времён" (преемственность морально-нравственных традиций в поколениях), этнос впадает в тяжелый кризис и может стать нежизнеспособным.

  У. Чейф конечно обратил внимание на зависимость концептуальных основ жизни этноса и столь же значимых концептуальных основ грамматики и семантики в его естественном языке.

  Нам важно также отметить, что в том, как различные виды морфологии языка служат когнитивному познания мира членами этноса-носителя в важнейших аспектах того, что становится ценностью-императивом, а что относится к антиценностям-запретам (а для это предназначена семантика, заключённая в морфологии языка)
  Языковая семантика подчинена целям морально-нравственного (что осуществляется в верованиях этноса - основе его культуры), а уже его посредством - когнитивного и более того - научно-философского познания.
 Это значит, семантика охватывает три фактора бытия этноса: мораль и нравственность культуры (её формой является этика), экологию и экономику, которые соединяются в этническом бытии, образуя неразрывное единство.

 Язык, таким образом, постепенно в ходе культурогенеза этноса-носителя и своего генезиса включает в морфологию, согласно историческому опыту этноса-носителя, совокупность нравственно-оценочных (что весьма важно для людей) представлений о мире, дающих реализацию практицируемых взглядов на мир, организацию в нём мер времени, пространства, на законы и ценности жизни, человеческого бытия, общежития совокупности людей в их отношении между собой и к окружающей, дающей смысл и кормящей природе.
 Особо подчёркиваем эту важность коллективного опыта этнических и социальных групп, основанного на едином календаре качественных оценок событий исторического бытия (совместный чувственный опыт переживания жизни и смерти, возвышений и унижений, побед и поражений, радости и скорби, наслаждаений и страданий, пользы и вреда, то есть описаний добра и зла) порождающего единство критериев понимания в группе, для познания и оценки мира.

 Таково оценочное соединение теории с практикой в историческом опыте народа, на этом соединении иерархий ценностей и антиценностей и построен естественный этнический язык, цель которого: исходя из смысло-схватывающей речи всех последовательных периодов культурной эволюции в этногенезе хранить в себе, своём "чувствилище" отпечатки оценочных смыслов как динамические структуры значимостей, и тем служить актуальной речи в качественном познании мира человеком.
 Качественном - значит, синтетическом: и чувственном, и умственном (в актах умного чувства и чувствующего ума). А познание людей когнитивное основано на познании в опыте морали и нравственности.
 Такова подоплёка когнитивной лингвистики, в исследовательской деятельности У. Чейфа.

 Это специфическое отношение к семантике подытожено автором в его работе 1970 года "Значение и структура языка".
 Лингвист сообщает об этой работе:
 "Чейф называет свою концепцию моделью языковой компетенции. Он считает, что лингвистическая концепция должна описывать реальный процесс речевого порождения высказываний.
  В роли базовых могут выступать только семантические структуры, поскольку говорящий "порождает" сначала семантическую структуру речи, и именно семантическая структура определяет то, что происходит в дальнейшем.
Внимание Чейфа сосредоточено на описании семантических структур предложений и особенностей их формирования."

 Комментарий к цитате

 Итак, во-первых, уже в начале своей творческой деятельности по концептуализации модели когнитивной семантики, Чейф считает целью языка быть компетентным в отношении к потребностям смыслопорождающей речи, что значит: приспособленным всей своей структурой к структуре тех конкретных знаний, тех смыслов (и соединений смысла с единицами вещного знания, познаваемого я-идентификациями субъекта, эти соединения и называемы когнициями), которые им описываются и могут быть выражены в мышлении, письменности и звуковой речи.

 Так, например, язык индейцев определённого племени, сжившегося с кормящим ландшафтом геопространства, описывает то, что они познали об окружающем мире природы в своем коллективном опыте жизни и труда (включая и оценку событий), что и как они знают и как представляют, в какой системе образов и символов, интерпретаций в описании мира, возникавших в повседневной практике, как они соответственно говорят об окружающем мире, организации его времени и пространства, как в нём действуют и к ценностям или антиценностям его относятся, и как они соответственно выстраивают время и пространство в своём быту, своей деятельности в этно-ландшафте, в такой системе отношения к природе, которое есть скорее верование чем научный анализ, в такой системе компетенций построен их образно-символьный язык.

 Те этносы, которые по роду своей деятельности и своего исторического опыта от верований переходят к научному познанию мира, где теоретические знания абстрагируются от практически познаваемого (вещное познание формально опирается на априорные идеи), обретают дополнительно к образно-символическому еще и символически-знаковый язык, потому что их смыслы, схватываемые в мышлении и речи и хранимые языком, исследуют уже кодо-знаковую природу всякого бытия и всякого вещного познания, его строгие закономерности.
 И насколько условия конкретного исторического опыта в этносе уникальны, настолько уникален и язык, насколько они универсальны, настолько и язык универсален.
 Как видим, У. Чейф является сторонником лингвистического функционализма.
 
 Во-вторых, та концепция, отличающая генеративизм Хомского от когнитивной психологии Чейфа, что "в роли базовых могут выступать только семантические структуры, поскольку говорящий "порождает" сначала семантическую структуру речи, и именно семантическая структура определяет то, что происходит в дальнейшем" указывает на понимание лингвистом роли языка и речи в смыслопорождении:
 В речи или мышлении сначала возникает запрос говорящего или мыслящего на смысл к архетипам языка. При этом он апеллирует к определенной семантической структуре архетипа языковой действительности.
 Когда эта структура уже в ответ на запрос рекапитулирует в тело-сознание запросившего, захватывая своими формами-идеями вещей его я-отождествление, она себя директивно реализует в определенных формах значимостей, готовых оценок, которыми заряжены эти значимости.

 В начале 70-х годов концепция Чейфа получила новый и закономерный разворот в познании и описании им языковой действительности, которая обусловлена речевыми коммуникативными практиками и себя в них характеризует.
 Биограф пишет: "его основной фокус теоретических интересов переместился с семантики на дискурс естественного языка"
 А дискурс возникает (во всяком случае, из потенциального в языке становится актуальным) в живых смысло-схватывающем мышлении человека и звуковой речи людей в подлинной реальности и в момент настоящего времени. То есть Чейф, как и множество его коллег, в этот период становления когнитивной лингвистики в США становится лингвистом-"речевиком".

 О статье текущего года и продолжении той же темы первоисточник сообщает следующее:
 "Чейф взял за основу когнитивный подход и стремился реконструировать мыслительные процессы, происходящие в сознании говорящего человека.
  Широко известна его статья 1976 года: "Данное, определенное, контрастивность, подлежащее, топики и точка зрения", которая в 1982 была переведена на русский язык.
  В этой работе Чейф с новых, когнитивных позиций подошел к таким привычным явлениям, как использование местоимений, порядок слов, подлежащее и т.д.

 У.Чейфом был опубликован цикл работ, в которых предлагалось объяснение ряда закономерностей порядка слов и интонации в английском языке, а также тесно с ними связанных грамматических категорий:
 - определённости и неопределённости 
 - данности и новизны

особенностями устройства человеческой памяти (различной степени "глубины") и процессами активации информации в сознании человека."

 Последняя фраза содержит в себе существенную неточность: Чейфа как когнитивного лингвиста-кибернетика в первую очередь интересует психологическая подоплёка актуальной речи, и причем в коммуникативном процессе, который он рассматривает как акты передачи во времени отдельных моментов мер информации в сети от адресанта к адресату (традиционно для кибернетики эти меры он называет "упаковками" и отождествляет с динамикой канала связи)
 Психология коммуникации в его модели при этом носит также энергетический характер (то есть "упаковки" с их информационным содержимым имеют конкретные энергетические "веса", что определяет во времени динамику дискретных потоков информации), а психологические особенности - в особенности такие как "интонационная единица", "фокус сознания" (который можно в экстралингвистическом, то есть когнитивном, смысле рассматривать как "точку зрения" на описываемые события) и "топики" этой модели коренным образом отличаются от психолингвистики.

 Там в центре исследования - внутренние особенности психики в процессе использования языка, в когнитивной же лингвистике внутреннее отображает в себе внешнее: а именно ту, названную "референтом" реальность, которую в данный момент описывает речь средствами языка, её смысловые когниции (но такое описание, апеллируя к описанию универсума подлинной реальности, может представлять собой целый иерархически организованный ряд вмещенных одно в другое многослойных реальностей описания описания - мультиверс)
 Язык этноса в такого рода лингвистике является и "кристаллизованной речью" (как устной, так и письменной), ею в прошлом речевых практик порожденным, и несущим в своей морфологии все её особенности, включая фонематические и фонологические (не только информационные, но и энергетические), весь её "смысловой ландшафт" с его когнитивными свойствами символов, отображающих цельные смыслы, и их дискретной кодо-знаковой подоплёкой.
 И также естественный язык народа хранит в своей лексике и литературе, в её структурах значимостей ("семантических полях") тот след смыслообразования, мировоззрений прошлых поколений, который путем рекапитуляции стремится реализовать себя в настоящем, образуя циклы (в мышлении и речи живых людей, в их жизненных и речевых практиках, навязывая ценности и антиценности прошлого), всей своей мофрологией входя в актуальную живую речь и своими когнитивными и энергетически-оценочными доминантами директивно определяя в ней смыслопорождение людьми (включая и оценку), если на место смыслопорождению не приходит смыслотворчество (появляется гнозис - знание грядущего)

 О таких процессах образования циклов мы уже знаем, что при рекапитуляциях в подлинную реальность сюжетных архетипов культуры, сформулированных средствами вербального языка, а это и происходит путём коммуникации в сетях коллективных и общественных тел-сознаний на уровне земных и небесных зон тела-сознания человечества (посредством объект-объектной и субъект-объектной коммуникаций) вещи коллективного тела-сознания (энерго-информационные - первого рода или же инфо-энергетические - второго рода), своими формами-идеями захватывают я-идентификации людей в комплексах личности индивидуальных тел-сознаний.
 При этом в коммуникации вместе с формами вещей телу-сознанию реципиента и более того - идентификации субъекта, корню его личности в данный момент отождествления, передаются и единые с формами энергетически-оценочные содержания вещи, хранящие в себе оценочное отношение субъекта к объектам.
 В коммуникации это означает зеркальное отражение энергетической оценки (позитивное или негативное), которое вектором возвращается от получателя информационного-энергетического пакета вещей к его идентифицированному автору (и потому "не судите, да не судимы будете, и какой мерою судите, такою и сами будете осуждены")

 И такой коммуникацией может быть не только "горизонтальная": в данный актуальный момент от отправителя к получателю в сети, но и "вертикальная": от отправителя в прошлом, сохраненные архетипами культуры, вещи и структуры вещей - то есть целые мировоззрения передаются получателям в настоящем времени, оккупируя их я-отождествления и тем вменяя свои иерархии ценностей и антиценностей (как бы "возвращая" их в прошлое)
 Более того, мы знаем, что еще не разряженные архетипы циклически могут возвращать свои сюжеты и соответствующие оценки прошлых поколений, передавая последующим поколениям. Так сохранённое в диахрональной исторической "памяти" - "чувствилище" этносов переносит ценности и антиценности прошлого в настоящее, захватывая коллективные тела-сознания целых этносов (иногда - геополитической структуры этносов) своей энергетикой.

 Лишь постепенно в истории разряжаются заряды негативной энергии синтетического этноса (накапливаемые, как правило, его воинственным национальным сознанием) в современных конфликтах, и так отдаётся энтропический "долг" прошлого в настоящем. Но затем, по мере того как в иерархии народа и нации доминантными становятся ценности оседлого народа с их моралью труда, настоящему передаётся и позитивная энергия синтетического этноса - после того как препятствующий негатив разряжен.
 Вот когда в синтетическом этносе народ может профитировать от национальной энергии, направив её от разрушения к созиданию - в становлении национальной производительной экономики (как мы знаем, именно такова история "экономического чуда" Германии во второй половине ХХ века - после того, как в первой его половине двумя кровопролитными войнами был существенно разряжен негатив древнегерманского архетипа)

 Таким образом, когнитивная семантика коммуникативной речи по модели Чейфа образца 1976 года основана на индивидуальной и коллективной психологии (переходящей в предмет социальных и культурно-общественных наук), использующей память (людей при их коммуникации в момент настоящего, но и "память" этноса, хранящего в своем теле-сознании языковую действительность), то есть символы в виде энергетической многослойной структуры описательных иерархически выстроенных реальностей.

 Такая память в понимании Чейфа энергетически неоднородна, и проявление в речи силовых векторов её основных подразделений, выстроенных по степени "глубины" апелляции к прошлому (а это есть следы эволюции тела-сознания этноса, его культурогенеза и генезиса языка в этногенезе), а в настоящем центрированных "фокусами сознания" (откуда исходят интенции), для него чрезвычайно важны.

  Приведём несколько характерных аспектов в концепции Чейфа.

 Рассматривая обмен мерами информации в актах коммуникации между двумя условными коммуникантами сети: отдающим (О.) и принимающим (П.), он рассматривает информационные меры именно как когниции: смысловые единицы знания (такого рода "единицы", определяющие разветвления значимостей, он называет "интонационными" по аналогии со звуковым понятием интонации, которым отличают значимости фразы)
 Эти когниции он рассматривает с точки зрения такого качества информации, которое можно назвать контрастивностью: некое качество предполагает свою противоположность или смежность, и меры его зависят от мер этой противоположности или смежности (отличительное свойство контрастивности в том, что она в тексте не обязательно прямо демонстрируется, но всегда предполагается)

 Однако нам сразу следует заметить в связи с таким свойством вещи знания как двуединство, что контрастивность может быть присуща лишь форме познаваемого, а не смысловому содержанию.

 В контрастивности рассматриваются две значимости, противопоставленные друг другу. Например, слово "холостяк" контрастивно понятию "женатый мужчина", слово "вдова" контрастивно понятию женщины, чей муж жив, и т.д.
 Но понятие контрастивности может носить как формальный, то есть физически-референтный характер, а может относиться к смысловому содержанию слова.
 К примеру, буквально понятия "отец" и "мать" описывают тех, кто имеет родных детей ("родители") и по отношению к рожденным ими или от них детям (значит, понятия "отец" и "мать" при этом констрастивны к понятиям "родной ребёнок"). Но в переносном значении, придающем этим понятиям иной смысл, они могут означать морально-отечественное или морально-материнское отношение любви одного человека к другому, к другим. Значит, такие понятия обретают онтологически иную контрастивность, которую мы назовём не формальной, а содержательной. Ведь рациональная априорная идея является формой вещи, а содержание вещей в человеческом опыте наполняет эту форму содержанием - позитивной или негативной энергией эмоций или чувств, проявленных живыми людьми в ситуациях их жизни, которые соответственно дают оценочный характер так или иначе понимаемым и оцениваемым  событиям по морально-нравственной шкале добра и зла.

 И если в этом смысле мы сравним такие понятия как "энтропия" и "негэнтропия", то понятие "нэгэнтропия" ("не-энтропия") лишь формально относится к тому факту, что меры негэнтропии обратны мерам энтропии. Но "негэнтропия" не есть просто отсутствие энтропии системы. У них различны онтологические источники: энтропия (физической энергии и/или материальной информации) есть внутреннее свойство каждой системы, негэнтропия есть противоположное свойство внешней управляющей системы, которым компенсируется внутренняя энтропия системы управляемой.
 Такое же отношение возможно к дихотомии добра и зла: если рассматривать описания добра и зла диалектически, тогда можно сказать, что зло есть отсутствие или недостаток добра.
 Но истинное дихотомическое познание добра и зла обнаруживает их несходимость, ибо зло есть превышение меры вещей, а в добре мера вещей сохраняется.

 Как видим, добро и зло контрастивны сами по себе, но в описательной реальности мультиверса вещи добра и зла контрастируют диалектически не в том, что есть добро и зло сами по себе (в описании универсума, где они есть дихотомия), но в их мерах формального описания описания, которые человеку после его грехопадения принято отождествлять с добром и злом
 Незрелый плод древа познания добра и зла есть плод формального, ещё не практицированного в горьком опыте жизни, знания морали. Только там знание есть борьба с незнанием, любовь определяет и утверждает себя в противлении себе, добро проявляет себя и отличает себя на фоне зла, а истина знаний на фоне лжи.
 И потому такой плод отравляет человеческое тело-сознание при слишком поспешном стремлении человека к познанию основ его бытия (посешность ведёт к недостатку опыта, в котором практика отстаёт от теории)
 Такой плод есть "быстрый продукт" тела-сознания, где апостериорные вещи производятся на основе априорных, формальных идей (а значит, и описаний добра и зла, которые проявляются в мыслях и поступках людей, в оценке собыий их жизни)

 Итак, в соответствии с принципом контрастивности Чейф рассматривает информацию, меры которой передаются в акте коммуникации между О. и П. как факт или степень (здесь он прибегает к понятиям энергии, которая информации присуща) знания О. о том, что знает П. и что он не знает

 Так у Чейфа возникает две пары понятий, тот есть четверица, а которой мы замечаем, что первая пара есть взгляд со стороны отправителя информации, а вторая пара - точка зрения получателя:

 - присущая О. данность (что П., как предполагает О., знает из сообщаемого) и новизна (что П. получает нового, по мнению О., передающего П. меру информации)
 - присущая П. определённость и неопределённость  (точнее говоря: идентифицируемость и неидентифицируемость П. того что он получил от О.)

 Сразу заметим, что в сети коммуникации О. и П. данность О. не тождественна определённости П., новизна О. не тождественна неопределённости П., они лишь привычно сочетаются в грамматических формах языка (как сочетаются во взаимной коммуникации - обмене вещей, при котором адресат понимает адресанта) и так могут предпочтительно применяться в речи, хотя по умолчанию могут и не сочетаться (да и адресат не всегда понимает адресанта)

 Чейфу приходится доказывать этот факт, очевидный, если принять за факт двуединство вещи, то есть соединение в одной значимости двух онтологически различных элементов: априорной то есть абстрактной идеи и апостериорного, то есть в опыте познаваемого и эмоционально-чувственно оцениваемого содержания: "заряда" вещи (позитивного или негативного)
 Ведь и цель вещи тела-сознания - коммуникация, в которой вещь даётся и О. и П. в присущем каждому коммуниканту пространстве поднимания (где форма-идея едина с энергетической оценкой)
 Вероятно, и адекватность смысла вещи, передаваемой по коммуникационным линям сети коллективного или общественного тела-сознания и понимаемой О. и П., зависит от того, как совмещены их личные пространства понимания, поля негативных или позитивных оценок
 А это происходит, как правило, в коллективном опыте, которому свойствен единый "календарь" событий, совместно переживаемых участниками опыта не только рационально, но эмоционально-чувственно, и соответственно оцениваемых, описываемых людьми как добро или зло (что входит в иерархии ценностей-императивов и антиценностей-запретов, идеалов и антиидеалов, лежащих в основе этнических культур, в базисе эпистем знания)

 Определённость или неопределённость информации (идентифицируемость или неидентифицируемость), передаваемой по коммуникационным каналам сети коллективного тела-сознания, есть свойство априорного, то есть формального знания. Если О. сообщает П. о некотором объекте нечто, составляющее заведомо известное обоим коммуникантам, некоторую общую для них универсалию, это П. должно идентифицироваться. Но такая определенность может оказаться ложной, если вступает в действие некий уникальный опыт П. в понимании идеи (если вещь, формализуемая данной идеей, для него апостериорна, то есть постигнута в опыте, присущем только ему, не входящему в область понятийности коллективного опыта О. и П.) тогда единство идентифицируемости нарушается: для О. и П. вещь, переданная от О. к П. получает разный смысл, а это значит, что идентификация смысла не состоялась.

 Данность и новизна относятся к неформальным, заведомо априорным знаниям, и потому сложность в применении этих категорий не меньше чем в первом случае.

 Смысл употребления термина "новая информация" не одинарный, но распадается на два значения: нова может быть информация, которую один участник коммуникации - адресант сообщает другому - адресату, но также нова может быть не сама информация, а её контекст.
 Я могу сообщить другому и то, что он, по моему мнению, уже знает или вполне может знать - например, с целью напомнить, подчеркнуть важность или поделиться оценкой этой информации (вариант - склонить к переоценке)

 Так как информация по сети передаётся в форме вещей второго рода (априорные идеи) и в содержании вещей первого рода (апостериорное содержимое), понятие новизны вещи для О. и П далеко не всегда однозначно, и расхождение может быть уже в характере идей, а возможно, в различии индивидуальных опытов коммуникантов.
 В новой вещи, которую адресант передаёт адресату, может быть нова форма-идея, а может быть форма-идея стара, но изменилось содержание (оно и составляет контекст вещи в системе вещей). Так как вещь есть единство априорной формы и апостериорного содержания, то, если в вещи изменить содержание, оставив форму, это всё-таки значит, что возникла новая вещь, которую единая форма-идея роднит с предыдущей. Причем предыдущая не обязательно означает: производная.

 Данная вещь вообще не нуждается в производной (той, от которой произошла), но есть такое явление как констрастивность, на чем как раз и настаивает У. Чейф.
 Констрастивность принадлежит формальной основе вещей: идеям. Например, идея вегетарианства человека противоположная идее мясоедения. Эти идеи, таким образом, контрастивны, и в вещах такая констрастивность вполне может быть скрыта. Однако в силу контрастного соотношения идей, такая скрытость оказывается в подоплёке любого высказывания о вегетарианце.

 Однако ситуация с контрастивностью, когда речь идет о чувственном содержании вещей второго рода, может быть сложной, будучи зависимой от различия в опыте, а значит и в понимании участников коммуникации, то есть зависеть не от формальной основы вещи - идеи, а от контекста.
 Тогда контрастивность (сочетание противоположностей или дополняемость двух вещей) будут зависеть от контекстов, в которых употребляются вещи обоими участниками коммуникации: О и П., а ведь такие контексты апеллируют к их различиям в мировоззрении.

 Например, слово "хищник" может быть отнесено к разным мировоззренческим категориям, и тогда при одной форме слова возникают разные смыслы (контексты)
 Один смысл слова "хищник" есть синоним слова "плотоядный" или "мясоед". С этой точки зрения лев как плотояд всегда хищник, даже если он в зоопарке. Можно назвать такую характеристику экономической, поскольку ею определена хозяйственная деятельность популяции в ареале по добыче ресурсов жизни, её место в "пищевых цепочках" экологических ниш.

 Отметим также, что термин "хищник", когда им в абстрактном научном познании начинают характеризовать не только отдельную особь, но и целый вид, поведение популяции, сообщества животных, обретает еще один синоним: "агрессор" (так как это в природе охотник, который ищет и умерщвляет своих жертв)
В таком значении мы также не раз употребляли это слово.

 Другой смысл слова "хищник" - экологическая характеристика такой популяции, или сообщества животных, которые так быстро истребляют ресурсы среды, что скорость потребления им ресурсов, соответственно росту скорости воспроизводства особей в сообществе, превышает скорость воспроизводства средой их жизненных ресурсов (как правило, в природе ареала это вызывается исчезновением или же существенным ослаблением ограничивающих рост популяции факторов)

 К примеру, стая саранча или некоторые виды муравьёв в период размножения и "демографической экспансии" в сообществах могут быть названы "хищниками", даже если эти насекомые питаются только растительной пищей.
 
 Итак, понятие "хищническое отношение" может быть присуще и тем, кто не ест мяса. Львы и другие плотоядные животные в зоопарке или закрытом питомнике, как правило, не занимаются "экономической деятельностью", если под экономикой понимать добычу жизненных ресурсов в природе (их натуральное производство), но они при том, как правило, поневоле успешны в другом виде экономики: потреблении.
 И вот почему они не могут быть хищниками с экологической точки зрения: скорость потребления ими пищи, если они конечно не вырвутся из своего заточения, никак не может превысить скорость её "воспроизводства" (то есть регулярных поставок мяса в зоопарк или питомник)
 Но и в условиях дикой природы, когда биологическое равновесие ареала не нарушено, плотояды, с экологической точки зрения, не становятся хищниками, поскольку в действии ограничивающих факторов скорость воспроизводства их популяции, даже экономически весьма успешной и себя расширяющей, не превышает скорость воспроизводства ресурсов для неё средой обитания. То есть в сравнении с другими популяциями ареала, которые снабжают данную ресурсами жизни, а также другими средствами жизни в ареале (неорганическими веществами, включая воздух и воду - важнейшие ресурсы жизни, которые находятся в биотически-абиотических и абиотически-биотических кругообменах воспроизводства)
 Кроме того, в человеческой цивилизации этика (формализованная мораль) вступает в смысловые отношения с понятиями экологии и экономики. Соответственно, понятие "хищник", применяется и к социальному поведению людей, где означает человека, который жестоко, безнравственно, потребительски ("хищнически") относится к другим. Ему как агрессору контрастивно понятие "жертвы".

 Итак, одинаковым апостериорным содержаниям можно придать разные априорные формы-идеи, и это значит, что один и тот же контекст можно выразить различными идеями (то есть, и различными вещами)
 Благодаря двуединству вещей тела-сознания (вещей познания) возникает то чудесное свойство вербального языка, которым восхищаются лингвисты: можно одним словом выразить разные понятия, а можно одно понятие охарактеризовать разными словами.
 
 Эти две пары означиваемостей (данность и новизна, определённость и неопределённость), согласно модели Чейфа, передаваемы от О. к П. мерами энергетической информации.
 Причем мы уже знаем, что в вещах первого и второго рода энергетика присуща разным факторам вещи: в энерго-информационных вещах первого рода, заряженных мерами эмоциональной энергии объекта, энергетична именно форма вещи (и такой формой является образ подлинной реальности), в инфо-энергетических вещах второго рода, заряженных мерами энергии чувств осознающего существа - субъекта, энергетикой является содержание, а формой является символ.

  Для характеристики информационной и энергетической составляющей речи четыре элемента своей модели Чейф соединяет между собой, получая четыре возможных вариации
 Чейф пишет об этом:
 "Таким образом, из четырех возможных комбинаций все три довольно распространены:

 - определённое, но при этом новое
 - определённое и данное

- неопределенное (форма) и новое (содержание)

 Четвертая комбинация: неопределенная и заданная, может быть найдена только тогда, когда рассматриваемый референт отличается от референта, который установил данность"

 Расшифруем эту классификацию в понятиях нашей модели триединой реальности:

 Три распространенных комбинации формальной и содержательной части в вещи:

 - определённое (форма) и данное (содержание)
 - определённое (форма) но при этом новое (содержание)

 Одной энергетической форме соответствует два информационных содержания, а значит, речь тут идёт о вещах первого рода в сетевой объект-объектной коммуникации. Форма объекта, данного для всех участников объект-объектной коммуникации всегда определена, иначе и коммуникация невозможна, а содержание объекта, переданного для получателя информации П. от О. может быть либо новым, либо данным в зависимости от наличия или отсутствия единства коллективного опыта П. по отношению к О.

 - неопределенное (форма) и новое (содержание)

 Так как неопределенной форме вещи в этой схеме соответствует новое содержание, такая ситуация характерна для производства смысловых вещей второго рода, которые возникают в сетях субъект-объектной коммуникации:
 Здесь содержание вещей есть энергия проявленных чувств осознающего субъекта  (базис оценки)
 Форма-идея таких вещей есть тот смысл, который субъект обнаруживает в объекте. Такой смысл всегда нов, даже если речь идёт о смыслопорождении, а не смыслотворчестве: при смыслопорождении он нов для самого познающего субъекта (хотя не нов для кого-то другого), позволяет ему расширить границы понимания в личном опыте.
 
 Одна уникальная комбинация:

 - данное (содержание), но неопределённое (форма)

 В чем редкость этой ситуации? Она присуща общению на уровне небесных зон тела-сознания, то есть возникает смыслоносная вещь второго рода, но не в сервер-серверной сети, где коммуникация субъект-объектная, а в редком, даваемом только одному субъекту знании гнозиса, где коммуникация происходит объект-субъектная  (от единой реальности Дао, имитирующей субъект, непосредственно к я-отождествлению человека в небесных зонах как объекту)

 Что означает в этом случае следующее определение автора модели о применимости такой комбинации: "только тогда, когда рассматриваемый референт отличается от референта, который установил данность"?

 Это означает как раз типичное свойство такого знания - гнозиса, которое открывает в познании новый пласт смысла, то есть новую описательную реальность.
 Тогда в новой описательной реальности возникает двойной "референт":
 Первый обозначает подлинную реальность, как единую для любой семантической разноуровневой конструкции, другой же референт обозначает ту иерархически нижележащую реальность описания, которую данная реальность как раз в данный момент и с данной точки зрения описывает (выступая по отношению к ней метаязыковой)
 Первый референт не формализуется, он есть только то, что есть в подлинной реальности, и не может не быть. Другой же референт как раз и формализуется: он есть то, чем дан потребителю вещи в своём контексте и в данный момент означивания, в таком значении он может быть (точнее говоря, являться) с одной точки зрения, а с другой точки зрения, которая возникнет в следующий момент, может и не быть (не являться)
  В описании Чейфа первый референт назван "рассматриваемым", а второй - "тот, который установил данность"

  Резюме подраздела:

 В лингвистическом функционализме Ч. Чейза фактически рассматриваются два потенциальных перехода: речь-язык и язык-речь (именно в такой последовательности), то есть, согласно нашей трактовке, динамическое взаимоотношение между двумя реальностями, данными человеку: подлинной и описательной в рамках управляемой двуединой реальности. С нашей точки зрения это означает два процесса и две перекодировки:
- от живой речи носителей языка, означивающих в опыте явления своего коллективного бытия, схваченный смысл этих явлений, к архетипам языка, которые таким образом "кристаллизуют" в себе речь. Это прямая перекодировка, от кода материальной метрики времени-пространства подлинной реальности к физической метрике описательной реальности
- от архетипов носителей языка в описательной реальности тела-сознания (которую можно разделить на два онтологических раздела: описание универсума и мультиверс описаний описания) путем рекапитуляции к мышлению или звуковой речи носителя языка в актуальный момент настоящего времени подлинной реальности в процессе смыслопорождения. Это обратная перекодировка: от кода физической метрики пространства-времени описательной реальности к коду материальной метрики времени-пространства подлинной реальности

 Таким образом, эта разновидность когнитивной лингвистики, близкая кибернетике второго поколения, требует универсального кода нейтральной информации.

IV. Модель адаптивного контроля мышления психолога-кибернетика Д. Андерсона

 "Когнитивные архитектуры" как кибернетические модели тела-сознания и его интеллектуальной деятельности в последней трети ХХ века

 Начнём с формально-научного определения понятию "когнитивная архитектура", которое возникло уже в ХХ веке.

 Цитата:

 "Термин "архитектура" предполагает такой подход в когниционной теории, присущей кибернетике, при котором её средствами моделируется не только поведение "агентов" в моделях интеллектуальной деятельности, но и внутренняя структура тела-сознания человека, где реализуются когниции и соответственно принимаются интеллектуальные решения, где возможно "обучение" системы с данной "когнитивной архитектурой" (то есть результаты вычислений объявляются кибернетиками появлением нового качества в познании людей, якобы сходным с "познанием" животных и роботов)"

 Комментарий

 Когнитивная архитектура, таким образом, средствами кибернетики моделирует познание людей и хранение ими знаний, использование их для понимания в целом, а не отдельные его механизмы, как, например, когнитивная модель некоторых функций тела-сознания ("когнитивная карта", модель Э. Толмена).
 Таким образом, "когнитивная архитектура", тесно связанная в последней трети ХХ века с когнитивной психологией и когнитивной семантикой, является в некотором смысле также аналогом близкого понятия "архитектуры" компьютеров как "хардвэра" (точнее мы считаем термин "архитектоника", который уместно применить  в отношении строения нервных клеток организма-тела особи биоса и человека).
 Онтологически можно сказать, что компьютерная "архитектоника" есть "хардвэр" и физическая матрица геопространства-время компьютера, а его "когнитивная архитектура" - "зофтвэр" и физическая метрика пространства-времени в материальной матрице времени-пространства.

 Цитата:

 "Когнитивная архитектура — основа для интеллектуальных "агентов". Она предлагает искусственные вычислительные процессы, которые действуют как формализованные когнитивные системы, чаще всего, как человек, или действует разумно по определению кибернетики.
 Когнитивные архитектуры образуют подмножество общих архитектур агента.
 Термин «архитектура» подразумевает подход, который пытается моделировать не только поведение, но и структурные свойства моделируемой системы"

 Комментарий

 По этимологии русское слово "архитектура" обозначает следующе русифицированное значение, вошедшие в европейские языки от античной цивилизации: по латинским корням, "тектор" есть "строитель", "архи" - главный, самый важный, создающий основы.
 Таким образом, когнитивная архитектура некоторой системы (отвлеченно от понятия архитектуры как науки и практики проектирования и конструирования жилых пространств при строительстве сооружений в подлинной реальности, что в области искусства эквивалентно зодчеству) есть такое ей строение (со всеми его функциональными, практически ориентированными звеньями и специфическими взаимодействиями между звеньями, которые в сумме служат некой основополагающей идее размещения объектов в пространстве-времени), которое обнаруживает концептуальное пространство-время.

 Такой контейнер пространства-времени физической метрики в материальной матрице тела-сознания рассматривается в моделях когнитивной психологии и лингвистики как след концептуального процесса эволюции этой системы. Качественная же эволюция системы есть процесс целенаправленный.

 В моделях сознания и мышлении человека качественная эволюция познания носит характер когнитивный: она и возникает в актах понимания, и размещается языковой действительностью в вербальной форме фонетически (в знаковой форме) и фонологически (в символьной форме) выстроенных вещей тела-сознания - слов и их конструкций. Здесь, в двуединстве вещей (априорная идея-форма, апостериорное оценочное содержание), рациональное, то есть информационное восприятие человека совмещается с энергетическим, и проявляется в речи и мышлении при рекапитуляции архетипов языка и литературы, в форме отдельных когниций (образов, вносящих целое в систему как сумму, как множество вещей, и эти образы носят смысловой характер, причем как в вещах второго рода (мультиверс), так и вещах первого рода, описывающих универсум, который имеет смысл)

 Но вот в зрелом техногенезе науки понятие структуры таких ориентированных смыслом когниций (начиная со смысла человеческой жизни в целом), на базисе технологий кода нейтральной информации, в форме когнитивной ли психологии или лингвистики рассматривается средствами кибернетики (а мы знаем, что кибернетика второго поколения активировала техногенную науку последней трети ХХ века), то продуктом такого конструирования описательной реальности, называемым теперь "когнитивной архитектурой" становится механическая модель управления. А это есть ни что иное как концептуальная компьютерная программа, претендующая на то, что она якобы описывает человеческое сознание и мышление, суть интеллектуальной деятельности, что якобы объединяет и человека, и животное, и робота.
 Но мы уже знаем, что механизм управления системами, в котором вырождается свойственная управляющей машине отрицательная обратная связь между сигналом управления и сигналом управляемых механизмов, что ведет к упрощению энерготехнологии (в ней нарастает продукт энтропии материальной информации времени) свойствен инволюции системы (включая ту квантитативную эволюцию, которая инволюции предшествует)

 А ведь такие моделирующие программы как "когнитивная архитектура" (вид "искусственного интеллекта") претендуют на описание и воспроизведение квалитативных процессов интеллекта - поиску нового, возможности обучения. Но они, так как в них невозможно участие разумного чувствующего субъекта, не способны адекватно моделировать явления жизни, связанные с квалитативной эволюцией (а бытие к жизни может быть только квалитативно-эволюционным)
 Другое дело - вычислительные технические системы - компьютеры и их сети, которые до известной степени совершенствуются в моделях кибернетики второго поколения.

 Когда ложные пророки техносферы, одержимые техноутопиями, заявляют, что "искусственный интеллект" машин, моделируемый средствами кибернетики, точно копирует интеллект людей, они правы лишь в том смысле, что так моделируется деградирующий человеческий интеллект: именно он, вступая во взаимосвязь с компьютерными сетями по схеме человек-машина, из естественного становится искусственным, в худшем смысле этого понятия.
 Разумеется, в классической версии кибернетики предполагается, что именно люди "в научно-техническом прогрессе" будут управлять "умными машинами", их программами, а не наоборот.
 Но по мере механизации человеческого сознания в техногенезе и роста суммарной энтропии коллективного тела-сознания людей, способность управлять, требующая негэнтропии внешнего управления, у них существенно снижается - ибо они в значительной мере управляемы теперь архетипами описательной реальности, управляемы программой-техносубъектом энтропически, в технологиях механизмов.

 Первая когнитивная архитектура ACT-R (адаптивный контроль мышления и памяти) - модель Андерсона 1976 года
 
  Прежде всего отметим, что модели Андерсона ACT-R образца 1976 года (позднее в 1983-1987 гг. она будет значительно расширена в понятиях когнитивной архитектуры) предшествует модель того же автора, но в содружестве со своим коллегой по Карнеги-Холлу когнитивным психологом Г. Бауэром. Тот в этот период массового увлечения когнитивными психологами кибернетическими моделями второго поколения, еще на базе статического кода нейтральной информации, также был знатоком психологии различных видов памяти людей и занялся формализацией такого процесса.
В этом занятии Бауэр зашел весьма далеко, вплоть до составления схем и программ функционирования и совместного действия различных отделов человеческой памяти, якобы вполне соответствующего базам данных кибернетических устройств (подобно компьютерному разделению на постоянную и рабочую "память", человеческая память также фундаментально делится на кратковременную - для выборного использования в конкретных ситуациях, и долговременную)

 В 1973 году ими была соместно создана кибернетическая модель НАМ (аналоговая память человека) в работе "Human associative memory" (одновременно Г. Бауэр издал книгу с характерным названием: "Как..ээ.. запомнить?")

 Процитируем об этой работе несколько первоисточников.

 Цитата:

 "Когнитивные психологи в США, ставшие также кибернетиками: Д. Андерсон и Г. Бауэр в 1973 году полагали, что представление знаний в виде сети семантических ассоциаций — это основной вопрос когнитивной психологии:

"Самая фундаментальная проблема из тех, с которыми сегодня встречается когнитивная психология,— это как теоретически представить знания, имеющиеся у человека: что представляют собой элементарные символы или понятия, и как они связаны, состыкованы между собой, как из них строятся более крупные структуры знаний, и как осуществляется доступ к столь обширной "картотеке" , как ведется в ней поиск, и как она используется при решении рядовых вопросов повседневной жизни".

Чтобы найти связь между повседневными проблемами и репрезентацией знаний, Андерсон и Бауэр использовали пропозиции — утверждения или высказывания о сущности этого мира. Пропозиция, то есть конкретное утверждение — это абстракция, которая передает фразу и похожа на нее — нечто вроде отдельной структуры, связывающей идеи и понятия.
 Пропозиции чаще всего иллюстрируются семантическими примерами, но другие виды информации — например, зрительная — также могут быть представлены в памяти в виде пропозиций.

 Андерсон и Бауэр представляли содержание семантической памяти в виде пропозиций и рисовали их в виде "деревьев" – пропозициональные сети. Понятие, согласно их модели, в нашей памяти не существует в виде отдельных слов, узлов, а в виде описания целых событий.
 Поиск в памяти – сравнение "дерева"-запроса с теми "деревьями" значимостей (комментарий: разветвления значимостей, отходящие сначала от единого ствола, а потом и от множества ветвей), которые хранятся в нашей памяти.
 Изначально событие представлялось в виде подлежащего и сказуемого. Позже, когда начались исследования эпизодической, автобиографической памяти, появилось предположение, что в нашей памяти хранится информация о контексте события (место и время).

 Комментарий

 Как мы видим, важнейшую проблему когнитивной психологии, то есть психологии, изучающей труд в человеческом тела-сознании по производству вещей знания и мировоззрения в целом, с точки зрения осмысленного познания (с поиском смысла, связывающего различные явления) как цели всей его деятельности, оба исследователя, принявшие на вооружения точку зрения и методы кибернетики, её математические схемы, усматривают в поиске технологий, которые для этой деятельности необходимы.
 Эти технологии они считают поисками близких значимостей, хранящихся в долговременной памяти и входящими в кратковременную память для решение актуальных задач поиска смысла, по принципам логического и семантического сходства, называемого ассоциациями или аналогиями. И они находят результаты такого поиска в пропозициях - высказываниях, опирающихся на мировоззрение человека.
  Тем они уже заранее ассоциируют деятельность человеческого тела-сознания с технологиями управления над памятью и отделами по переработке информации (разумеется, в русле материалистической теории, присваивающей все функции не только дискретного мышления, что вполне разумно, но и перманентного сознания человека его головному мозгу)

 О технологиях хранения и переработки статического кода нейтральной информации в модели НАМ

 Цитата:

 "Предполагается, что информация из окружающей среды собирается сенсорными ячейками, обрабатывается и перекодируется в визуальный и слуховой буферы с ограниченной емкостью (комментарий: так моделируется энергетика переработки информации, в мерах количественного кода нейтральной информации)

 Эта информация анализируется различными синтаксическими анализаторами, которые проверяют, принадлежит ли ввод определенному синтаксису, а затем предоставляют ему содержательное описание, чтобы затем его можно было перенести в долговременную память и сохранить.
 Лингвистический парсер имеет дело с символическим компонентом, особенно языковой информацией, и отвечает за его перевод и описание.

 Синтаксический анализатор пытается описать содержание сенсорных буферов, в результате чего предполагается, что у взрослых лингвистический анализатор локализован слева, а синтаксический анализатор - в правом полушарии головного мозга.
 Информация, обработанная соответствующими синтаксическими анализаторами, затем отправляется в долговременную память, где она передается в другую часть долговременной памяти, которая отвечает за производство.
 Эта часть производства контролирует всю информацию, обрабатываемую в системе, и способна решать проблемы и, следовательно, возможности, которые могут быть использованы для принятия решения о том, как информационные процессы должны контролироваться.
 Наконец, последний компонент модели человеческой ассоциативной памяти - это генератор речи, который получает обработанную информацию из производственного раздела и подготавливает ее для речевого вывода в форме речи или письма"

 Комментарий

 Мы привели столь массивный текст, чтобы показать, что важная идея о деятельности субъекта в теле-сознании здесь уже присутствует, при всей механичности и статичности описания технологиий хранения и обработки информации, поскольку в этой модели пока не предпринята попытка сформулировать динамику именно таких процессов тела-сознания, которые не исходят из статики размещения информации в разделах долговременной памяти рекапитулирующих в мышление и речь, устную или письменную, архетипов описательной реальности, а управляемую разумным субъектом в его попытках описать целиком схватываемый смысл в виде дискретных категорий вещного человеческого знания.
 Но уже в этой модели многое есть для того, чтобы её можно было расширить и на творческие возможности человека (насколько это позволяет модель нейтрального кода информации).
 Такую попытку Андерсон и предпринял в текущем году.

 Эта идея модели НАМ: язык этноса, актуально входящий в вербальное мышление и речь, лишь служит своими лексическими значимостями, упорядочением структуры своего синтаксиса и всей грамматики поиску смысла в текущий момент, в акте понимания (чем и занят человек, в чем и цель его запроса к богатствам языка, которыми описываются человеческие знания) лишь по аналогии, по близости и сходству своей актуальной ситуации, полной смысла, некоторым ситуациям, которые некогда оценивались и осмысливались людьми-носителями этого языка и культуры, затем схвачены в структурах значимостей языковой лексики, в формах её грамматики (и это ситуации прошлого, сохраняемого в архетипах, они нуждаются при поиске актуального смысла человеком в его вербальном мышлении и речи, в интериоризации, в конкретизации знаний, их практиковании)

 Так знания уже представлены в теории НАМ как результаты производства вещей в актуальный момент понимания и схватывания смысла момент сейчас" подлинной реальности, который уже не отождествляется прямо с языковой значимостью.
 Значимости вербального языка, порождая поток ассоциаций и аналогий в процессе вербального мышления и речи человека, способствуя появлению в новых запросах различных дискурсов, тем дают субъекту восприятия в комплексе личности тела-сознания человека возможность пройти теми путями поиска смысла и оценивания мира, которым уже шли некогда целые поколения его предшественников. Опираясь на эти знания, их осмысливая и оценивая, в актах рефлексии я-отождествлений (ибо своё уже в опыте, порождающем критерии понимания, следует отделить от не-своего) он далеко не всегда использует их механически, только лишь повторяя то, что считали и то, как оценивали сходное событие его предшественники.
 Он способен создать в результате упорного увлеченного труда и тяжелой работы, усилий, борьбы с косностью мышления, его готовностью строго следовать указаниям архетипов, по переработке чужих знаний на основе собственного опыта, своих пространств понимания, личного восприятия реальности и своего концептуального мировоззрения, своих ценностей, и строить собственный смысл актуальной ситуации, своё решение проблемы, продолжая и тем обогащая логику предыдущих поисков смысла (и в смыслопорождении, и особенно в смыслотворчестве)
 И что весьма важно, модель учитывает уже важнейшее свойство такой эффективности в деятельности тела-сознания: его энергетический потенциал (помимо потенциалов информационных)

 Как мы знаем, он находится в тесной связи не только с ролью я-отождествлений человека в событиях социальной и общественной жизни сетей коллективных тел-сознаний (социальных и общественных групп, в которых человек принимает участие), где между серверами и клиентами распространяются и распределяются для потребления и поддержки работоспособности, согласно ролям и наличным энергетическим ёмкостям (определяющим способности к той или другой роли), меры социальной энергии тела-сознания, но и с творческой способностью субъекта к рефлексии при осуществлении апперцептивных актов, с его продуктивной способностью по созданию вещей.

 Представить деятельность тела-сознания в схватывании смысла именно как последовательное производство вещных знаний, которому вербальное мышление и речь, использующие язык, лишь способствуют, давая материал - поистине плодотворная идея.
 Каждый акт перемены я-отождествлений субъекта (необходимый для того, чтобы соединить описание универсума с описаниями смыслов), особенно акт "трансцендентальной апперцепции" субъекта по осознанию, требует определённой меры расхода (что производству свойственно), материальной энергии сознания, и для компенсации энтропии материальной информации. А значит, такой процесс обязательно нуждается в экономической оценке. Другие же его важнейшие критерии, тесно связанные с первым и между собой: экологичность (отношение к Другому и другим) и мораль-нравственность (формализованные этикой)

 Модель Андесона АСТ-R текущего 1976 года, став отображением динамики кода нейтральной информации, тем существенно отличается от модели НАМ 1973 года, её расширяет на описание динамики смыслопорождения в мышлении и речи при использовании различных "глубин" памяти как динамичной системы, существенно отличной от склада (или библиотеки), где каждая единица хранения, как правило, статично находится в период хранения на положенном и соответственно маркированном месте, согласно определённой и статичной кодовой системе, по которой и разыскивается.
 
 Когнитивная система, согласно Андерсону, состоит из трех видов памяти (с нашей таксономией)

  Память кратковременная
(комментарий: функциональная, которая проявляется в актуальной метрике формирующего времени-пространства физической матрицы)

 - оперативная память: информация, содержащаяся в ней, обеспечивает текущую активность системы;

   Память долговременная 
(комментарий: сохраненная во времени в структуре пространства-времени)

 - декларативная память, содержащая «пропозиционные утверждения, суждения об окружающем мире;

 - продукционная память, содержащая продукции, т.е. «знания — операции» с условиями и адресами их применения.

 Применим далее цитирование с комментариями.

 Цитата:

 "Модель Андерсона не выходит за пределы традиционного описания взаимодействия между блоками оперативной и долговременной памяти.
 Информация поступает в рабочую (оперативную) память, где подвергается предварительной обработке, и затем — в декларативную память.
 Там она хранится и при необходимости оттуда извлекается.

 Продукции поступают из продукционной памяти и отбираются в зависимости от их пригодности для решения актуальной задачи. Пригодные для решения продукции оцениваются, и результаты этой оценки фиксируются продуктивной памятью; тем самым каждая продукция приобретает некоторый «вес».

Вероятность актуализации продукции при решении следующей задачи будет пропорциональна ее «весу» (комментарий: энергетическому заполнению соответствующей ёмкости тела-сознания, продукционные "зоны" которого можно уподобить промышленным цехам предприятия с различным объемом, наличным оборудованием и пропускной производительной способностью)

 В продуктивной памяти протекает процесс научения: фиксируется история успешности применения каждой их продукции. Новые продукции строятся на основе следов применения ранее сформированных продукций.

 "Приобретение нового знания, по Андерсону, происходит в два этапа."

 • Декларативный этап.

Декларативное знание преобразуется в процедурное,
 во-первых, путем установления связи "продукционного" знания с условиями применения и другим знанием, по отношению к которому оно выступает оператором, т.е. происходит так называемая компиляция знаний"

 Комментарий

 Здесь происходит присвоение уже имеющимся в архетипах эпистемы структурам значимостей новых - "рабочих", подлежащих актуализации значений, представляющих собой нечто вроде "маршрутных карт" - "путеводителей" по рельефу (структуре значимостей, "семантическому полю", характерному определенной силовой "напряженностью" своей энергетической оценки, с разными энергетическими градациями ценности или антиценности, которую также можно назвать её "весом") хранящемуся в архетипах описательной реальности знания.
 Так что каждая "маршрутная карта" показывает связь данного значения в "поле" с другим значением, и  "семантического поля" с другими "семантическими полями". Говоря иначе: одного "фрейма" с другим, одной фреймовой конструкции с другой, посредством фреймовых терминалов, при сравнении этой модели с подобной её кибернетической моделью фреймовой организации знаний по М. Минскому и фреймовой организации значений языка по Филлмору.

 Эта технология конечно прямо связана у Андерсона (в отличие от моделей Минского и Филлмора, где фреймовые сети описаны лишь как феномены, без прямой апелляции к истории связей их формирования в прошлом, то есть рассмотрены как градация пространства, но не пространства-времени) с важнейшей концепцией знаний как результатов производства и распространения вещей тела-сознания. Точнее говоря, производства вещей в теле-сознании человека и функционального распределения в "памяти" коллективных теле-сознании группы, откуда векторы значимостей поступают в архетипы языка и там фиксируются в структуры физической метрики контейнерного пространства-времени с осным хроносом, "семантических полей" значимостей.

 "Маршрутная карта" как раз показывает следы процессов производства вещей и их распространения, именно это и фиксируется в физической метрике-пространства-времени языковой действительности.
 Вещь в такой "когнитивной карте" есть уже история её продуцирования и последующего распределения между потребителями сетей тел-сознаний (серверов и клиентов)
 Операция же "компиляции", характеризующая первую фазу декларативного этапа - это уже процесс, с которого начинается переход в живое мышление или звуковую речь языковых форм путём рекапитуляций архетипов описательной реальности в подлинную реальность сетей коллективных или общественных тел-сознаний (на уровне земных и небесных зон тела-сознания)

 Цитата:

 "во-вторых, путем замены универсальных переменных в декларации конкретными значениями, необходимыми для решения данной задачи («процедурализация» знания);"

 Комментарий

 Так как структура знаний в архетипах языковой действительности эпистемы есть след предыдущих процессов означивания и рекапитуляций, то есть постоянного обновления архетипов в ходе культурогенеза и формирования естественного языка народа-носителя его поколениями, применение вербального языка (теперь мы говорим именно о нём, ведь различных языков в действительности много) в актуальном мышлении требует интериоризации уже компилированных знаний (то есть систематизированных по своей прежней "маршрутной карте") применительно к той проблеме поиска смысла, которая и побудила апелляцию субъекта высказвания, запрос к средствам его вербального языка.
 
"Процедурализация" - вторая фаза декларативного этапа служит именно этой задаче. Каждая процедурализация есть контейнер, вмещенный в контур таких вещей вербального мышления и речи (этот контур, как мы знаем, порождается в коре головного мозга человека, то есть в физической матрице организма-тела), который вмещает контейнер "компилятивного знания"
 И это значит, что каждый процесс "процедурализации" исторически следует за рядом этапов "компилятивного процесса": продукция ряда таких процессов и преобразуется в новый продукт, который можно назвать "интеллектуальными процедурами".

 Цитата:

 "в-третьих, путем композиции: сочетания нескольких частных продукций в одну обобщенную ("композиция" продукций).

 Комментарий

 "Композиция" представляет собой следующую фазу, так как соединяет уже определенные отдельные процедуры в "узлы" многокомпонентной системы.
 При однозначности своего названия, "композиция" как процесс представляет собой контейнер действия, как бы вмещающий в себя прежние контейнеры (компиляции и процедурализация). Точнее говоря, контейнеры физической метрики материальной матрицы вмещаются контурами физической матрицы, вмещенными друг в друга подобно тому, как в операционной системе Windows одна директория вмещается в другую, и каждая директория (топос) помимо других директорий способна вмещать также файлы-контейнеры (хоросы), не способные вмещать ничего, кроме самих себя, но способные вмещаться в директории.
 Именно таким образом возникает потребное количество "продукций" (результатов продуцирования таких систем), которые объединяются в "узел" посредством ассоциативных связей. Чтобы понять смысл актуального явления, необходимо на материале языка путем его интериоризации найти потребные структуры значимостей, соединение которых близко тому смыслу, который субъект мышление или звуковой речи пытается произвести в процессе "смыслопорождения".

 Цитата:

 "• Процедурный этап."

 Комментарий

 Является естественным продолжением "процедурализации" - второй фазы предыдущего этапа, при котором отдельные процедуры размещены в целые композиции по рационально-историческим критериям языковой культуры.
 Далее модели необходимо еще смоделировать другую сторону этого процесса, ничуть не менее важную чем декларативный этап: а именно энергетическую, чтобы определить те "веса"  отдельных процедур в производстве вещей первого и второго рода: вещей энерго-информационных и инфо-энергетических, по которым выстраиваются цепочки действующих значимостей языка, потребных актуальному поиску смысла.

 Уже на следующем этапе степень адекватности модели вступает в сильную зависимость от возможностей нейтрального кода информации смоделировать количественными мерами качественное восприятие в теле-сознании человека энергетических "весов" и ценностных иерархий (энергетической основы эпистем культуры и знаний), выражаемых мерами материальной информации времени. Смоделировать можно только апелляцией к двойному коду информации, где меры физической и материальной информации в закодированном виде соизмерены в данный момент управления полной машины над агрегатом машин двуединой реальности.
  Материальная информация есть материальная энергия эмоций и чувств живых осознающих существ прошедшего времени, она в модели отображается мерами физической или нейтральной информации (оба вида мер в ходят в двуединый код полной машины управления, где и составляют кодовое единство, позволяющее взаимное соизмерение) лишь формально (хотя в эмоционально-чувственной оценке, несущей смыслы, и специфика человеческих знаний, которая коренным образом отличает вещные знания людей от продукта физической или нейтральной информации)

 Цитата:

 "На этом этапе происходит «координация знаний», система продукций выстраивается с помощью ряда операций: универсальные продукции преобразуются в специализированные («дискриминация»); число продукций сокращается путем замены констант на переменные (комментарий: происходит интериоризация человеком абстрактных знаний, рекапитулирующих от архетипов эпистем); продукции генерализуются (комментарий: при этом меры производимых вещей тела-сознания абстрагируются от вещей языка), то есть область их применения расширяется на сходные области."

 Комментарий

 Здесь, на этапе, в модели наиболее спорном, ACT-R указывает на чисто формальные процедуры, связанные с действием нейтрального кода количественных мер информации, тот есть того кодового базиса, который одинаково хорошо (и в одинаковом процессе формализации) отображает количественные меры пространства-времени и времени- пространства физической и материальной метрик обоих матриц двуединой реальности.
 Обе составляющих двуединой реальности Земли: подлинная (физическая матрица пространства-времени) и описательная (материальная матрица времени-пространства), как мы уже знаем, в квантитативных интервалах между квалитативными событиями прямого негэнтропического над ними управления, обновляются, обмениваясь кодами своих метрик в процессах попеременных перекодировок. Так они непосредственно участвуют во вхождении речи и мышления людей в язык и затем языка в речь и мышление людей.
 Но при этом кибернетическая модель описывает только структуры знаковой системы, основанные на коде нейтральной информации (то есть кодовые основы знако-символического языка научного познания)

 Квантовый эффект Фаллинга-Дэвиса-Унру как явление психофизического релятивизма, основанное на базисе кода нейтральной информации

 Этот эффект космологического релятивизма, рассмотренный при анализе мира звёзд, гипостазирует, что "пустотность" физического факуума, как его понимает квантовая теория, относительна системы отсчета.
 Таков вывод, странный для материалистов с их якобы единой - "объективной" реальностью.
 И потому в ХХI век тянутся научныется дискуссии о том, не является ли гипотеза трёх "безумных" физиков конца ХХ века чисто умозрительной. И вот откуда отчаянные попытки науки ХХI века доказать этот релятивизм теплового излучения движущегося объекта в "вакууме" и обосновать понятие "излучение Унру", аналогичное "излучению Хокинга".
 Эти попытки безуспешны, что для нас очевидно, так как мир звёзд, порождающий множество парадоксов, есть материальная матрица и в ней моделируются многие явления, свойственные феноменам тела-сознания человечества. Таким образом, с позиций психофизических аналогий мы рассматриваем и "черные дыры" вселенной, и эффект "излучения" Хокинга, сформулированный 1974 году, то есть в той же фазе научного техногенеза, которая породила эффект Фаллинга-Дэвиса-Унру (описанный в 1973-1976 гг. в трудах трёх теорфизиков: американского, английского, работавшего также в университетах США, и канадского)

 Между тем, начало ХХI века в астрономии и астрофизике часто подтверждает космологическую, релятивистскую теорию "черных дыр", включая и "эффект Хокинга".
 Почему это так, и какова же связь между моделью излучения Хокинга и эффектом Фаллинга-Дэвиса-Унру, и каков психофизический смысл этого эффекта - на эти вопросы нам предстоит дать ответ с точки зрения нашей модели триединой реальности.

 Предшествующие открытия: "мировые горизонты" (координатная система) Риндлера и эффект Хокинга
  (раздел 3.6.2.3.4.138, подраздел "Квантовая физика в зрелый период теории полной машины о виртуальных частицах, порождаемых в вакууме", раздел 3.6.2.3.4.221, подраздел ""Черные дыры" тела-сознания человечества", раздел 3.6.2.3.4.222, подраздел "О понятиях гравитационной и космологической сингулярности применительно к обобщенному понятию сингулярности", 3.6.2.3.4.251, подраздел "Первый принцип "слабой космической цензуры" Р. Пенроуза - описание действия двойного кода управления физической метрикой пространства-времени в материальной матрице времени-пространства - мире звёзд, где "черные дыры" могут быть рассмотрены как разрывы между "историческими слоями" архетипа физической метрики мира звёзд", раздел 3.6.2.3.4.268, подраздел "Модель излучения Хокинга (теория "испарения черных дыр") как реализация кодов управления над агрегатом машин двуединой реальности")

  В 1956 году, то есть на третьей теоретической фазе полной машины управления, характерной описанием событий материальной матрицы, в американской научной печати появилась небольшая статья физика-релятивиста австрийского происхождения В. Риндлера из Корнельского университета: "Визуальные горизонты мировой модели", которая не произвела сенсации, а между тем, "риндлеровская" описательная реальность, которая сразу же приобрела выдающееся космологическое значение, стала новой эрой для теории относительности астрофизического масштаба.

 Оценим масштабность "релятивизма нового поколения" с точки зрения модели триединой реальности.

 Постулировав специальную теорию координат для неинерциальных систем, стремяшихся к предельной релятивистской скорости с равномерным ускорением, относительно инерциальных, альтернативную "пространству Минковского", Риндлер тем возвестил эпоху особой описательной реальности релятивизма.
 В своей модели условно поместил наблюдателя в неподвижный центр (ось) движущейся неинерционной системы координат, так и названных "координатами Риндлера" (а точнее, сказать, такая системма координат равномерно ускорена между местами-пространства физической метрики материальной матрицы тела-сознания и относительно них).
 Таким образом, "риндлеровский наблюдатель" принципиально стал отличаться своей так называемой "осевой симметрией" от "наблюдателя в пространстве-времени Минковского".

 Обобщенно говоря, "риндлеровский наблюдатель" описывает в своем мультиверсе двойное строение описательной реальности тела-сознания человека, которое, в свою очередь отображает строение управляемой двуединой реальности.
 "Осевая симметрия" процесса времени-пространства (материальная матрица и материальная метрика физической матрицы) проявляет свои свойства не в пространстве и даже не в пространстве-времени (это механическое сравнение, которым движение в простраснтве-месте физической матрицы отождествляют с перемещениями между метсами-пространствами физческой метрики пространства-времени), но хорошо описывается "матрёшечным пространством" - пространситвоподобным описанием вложенности осевых моментов качественной эволюции мира.

 И вот отчего вселенная представлена в такой неинерционной модели, как минимум, двумя "горизонтами", разделяющими онтологические реальности (затем к ним присоединили третий гипотетический элемент, следующий из ТБВ: "сферу Хаббла"): мировым горизонтом событий, причем как прошлого, так и будущего, что свойственнот сюжету архетипа описательной реальности (это ни что иное как обобщение "горизонта событий черной дыры") и мировым "горизонтом частиц".
 Первое мы отождествим с уже известной нам схемой модели "чёрных дыр" и "кротовых нор" физической метрики пространства-времении в материальной матрице:
 "Черная дыра" тела-сознания есть энтропческий интервал между историческими слоями архетипа описательной реальности, безвозвратно поглощающая меры физической энергии и материальной информации, а "кротовая нора" - "маршрутная карта" из одной семантическойц реальности в другую. То есть мировой "горизонт событий" в риндлеровской модели смоделирован в традициях ОТО, которая отождествляет описательную реальность с якобы единственной подлинной.
 А вот "горизонт частиц" стал новацией релятивизма. Это взгляд "риндлеровского наблюдателя" как бы изнутри физической матрицы, куда рекапитулируют "виртуальные частицы" квантового вакуума (нижнего из всех возможных состояний реальности, согласно материалистической гипотезе), становясь реальными.
 Как видим, мультиверс Риндлера точным образом объясняет классическую модель "излучения Хокинга"

 Так, с введением в мировую систему координат двух видов "горизонтов": событий и частиц, теорией ОТО нового поколения была расширена, хотя не сформулирована (так как это невозможно в науке, соответствующей вере материализма), находящаясяся в подоплеке любого релятивизма двуединство управляемых реальностей.
 Подобным образом онтологически была обобщена теория "черных дыр" мира звёзд, а вслед за ней модель виртуального вакуума, порожающего свои частицы вблизи гоизонта событий "черной дыры", известное как "излучение Хокинга", так возникла основа для теории спиноров Риндлера-Пенроуза
 
 Для концептуализации действия материальных архетипов при своей рекапитуляции в подлинную реальность, когда модулируются несущие хрональные волны мерами циклического хроноса от архетипов (то есть мерами унитарнрой динамики пространства), то есть для появления модели излучения Хокинга и эффекта Фаллинга-Дэвиса-Унру требовался только математический аппарат, моделирующий действие материального кода нейтральной информации.
 Это и произошло в 1973-1976 гг.

 В 1976 году один из ведущих теорифизиков релятивизма У. Унру последовал за рассуждениями своих предшественников, развиваших релятивизм нового поколения. Действительно, в журнале "Физический обзор", одна за другой появились соответствующие статьи:
 1973 - «Неединственность канонического квантования поля в римановом пространстве-времени» С. Фаллинга
 1975 - «Скалярное производство в метриках Шварцшильда и Риндлера» П. Дэвиса
 1976 - «Заметки об испарении черной дыры» У. Унру

 Унру для окончательной формулировки "своего" эффекта использовал квантовую теорию поля, чтобы постулировать новое явление в "риндлеровской вселенной": фиксируемое только в неинерциальной системе отсчета (а значит, не фиксируемо в инерциальных) снижение энтропии физической энергии (нагрев частиц, ставших реальными то есть горячим газом в "ожившем" вакууме - только для равномерно ускоренной системы, которая меняет уровень своей негэнтропии относительно лишь "риндлеровского наблюдателя")

 Как мы уже упоминали не раз, космологические явления, описываемые релятивистами, важны для нас своими психофизическими аналогиями, хотя в официальной науке считаются явлениями единой мировой реальности, к которой традиционно относят мир звёзд, частью его считая нашу Солнечную систему.

 Именно в этом смысле мы говорим, например, о "черных дырах" экономики, связанных с динамикой "быстрого продукта". Критерий предельной "быстроты" продукта тела-сознания (достигающего предела энтропии материальной информации в "деньгах прошлого", которые можно назвать "капиталом"), порождающий эффекты относительного хроноса, связан в теономике не со скоростью физического перемещения объектов, а со скоростью производства вещей в теле-сознании (а значит, не с предельной скоростью движения света, измеряемого количественными мерами, но со "скоростью "света" человеческого разума, имеющей своё предельное качественное значение в светоподобных интервалах, это скорость не перманентного движения, а дискретного перемещения)
 Доказательство физической реальности "излучения Унру" останется в ХХI веке так и не реализованным, и более того: будет подвергнуто сомнению. А что не подверждается экспериментом, то в физике остаётся гипотезой. Тем более это должно онтоситься к весьма странной для материалистов концепции "относительности вакуума" для наблюдателей в качественно различных системах отсчета.
 Но гипотеза отличается от теории только верифицируемостью своих оснований. А верифицируемость качеств только косвенно может быть отождествлена с количественными мерами, и лишь в номотетической метрике математики. Особенно, если говорить о явлениях коллективного тела-сознания, где "эффект Унру" обретает особый смысл.
 
 В этой модели наведенное в неинтерциальной системе отсчета якобы тепловое излучение (в квантовой теории поля рассматриваются метаморфозы только физической энергии) есть излучение реальных "частиц", которыми стали "виртуальные частицы" (вот родство с моделью излучения Хокинга, хотя предсказанное для шварцшилдовского радиуса черной дыры, но вполне реализуемое в риндлеровской модели, как отмечал П. Дэвис в 1975 году)
 Но мы рассматриваем эту ситуацию в лингвистическом смысле как рекапитуляцию, с целью смыслопорождения, языковых архетипов в мышление и речь человека согласно запросу его чувствующего разума в подлинной реальности настоящего момента.
 Отметим: более всего сомнительна науке атеизма и вере материализма в модели Унру именно "относительность" разных квантовых состояний ваукуума (якобы "одного и того же", только с различиных координатных систем наблюдаемого), притом оцениваемых качественно, данное для разных наблюдателей (эффект в том и состоит, что снижение энтропии в наведенном тепловом излучении дано риндлеровскому неинерциальному наблюдателю, но не дано наблюдателю по модели Минковского для его инерциальных система отсчёта)
 Между тем, быть данной в своём качестве именно для данного субъекта есть типичное свойство вещи тела-сознания, то есть вещи познания, истина которого субъективна.

Сюрреальные числа как динамические игры
 (ранее см. раздел 3.6.2.3.4.254, подраздел "О вкладе Д. Конвея в теорию сюрреальных чисел")

 Мы уже описывали сюрреальные числа математика Конвея  (автора игры "Жизнь"- модели клеточного автомата) как такое расширение вещественных чисел, которое представляет особый объект математики с нейтральным кодом информации, позволяющий моделировать двойственность балансирующей управляемой системы с суммарной энтропией, представляющей собой равновесие внутренней энтропии системы и внешней управляющей негэнтропии, которой компенсируется внутренняя энтропия.

Теория сюрреальных чисел текущего 1976 года, изложенная в книге Д. Конвея "О числах и играх", в отличие от моделей начала 70-х годов: как самого Конвея, так и его последователей Д. Кнута и М. Гарднера (моделей, основанных на базисе статического кода нейтральной информации) относится к теории игр - области математики, которой Д. Конвей и посвятил всю свою научную жизнь, а именно: к теории так называемых "пристрастных игр".

 К ним относятся игры интеллектуальные, где соревнование определяется изменением качества возникающих в игре позиций дискретных фигур (причем позиция есть нечто целое, но подверженное двойной оценке: с двух соревнующихся сторон). Ход игры здесь не только зависит от личного мастерства игроков, от их знаний и умений, способности предвидеть ход игры, то есть является результатом соревновательности двух сторон, борьбы за негэнтропию позиции, но и от качества самих позиций игры. Те обладают способностью развития по определённым - характерным, систематизируемым и классифицируемым, определяемым некоторыми стратегическими и тактическими принципами, внутренней логикой развития событий, сценариям (архетипам), типичным для дебюта, миттельшпиля и эндшпиля.
 Наиболее разработанные и освоенные в этнических культурах (а спорт с его состязательностью также есть часть культуры этноса) игры (шахматы и шашки) уже содержат в себе эти "сценарии", они априорны и, в предельной простоте наличных средств игры, поразительно разнообразны своим содержанием, как априорны и разнообразны вообще идеи, положенные в основу вещей мира.

 Таков "архетипический" характер "пристрастной" игры, который притом пробуждает творческие возможности человека, его восприятие красоты, входя составной частью в душевное (психическое и психологическое, притом ценностное) и духовное (коль скоро восприятие красоты и мировой гармонии есть составная часть нравственного воспитания людей) восприятие мира (а у компьютера ограничивается набором типовых программ). Он даёт возможность людям этико-эстетической оценки позиций, возникающих в игре или в воображении "композиторов" шахмат или шашек. Они создают свои художественные произведения, собственные "сценарии" образцового развития событий в более или менее придуманных композициях, стратегических или тактических (будучи типовыми, многие из них конечно могут возникать и в фактических партиях)
 Это не характерно для "беспристрастных игр", в которых качество позиции единично, не являясь результатом соревновательности обоих игроков, а результат игры зависит от того, как тот или иной игрок использует формальное качество позиции, её потенциальные возможности (простейшим примером такой игры на "клеточной" доске являются "крестики-нолики")

 В "пристрастной игре" у обоих сторон разные шансы, что определено качеством позиции, её оценкой (способной меняться в зависимости от усилий игроков) по шкале "плохо" или "хорошо", "лучше" или "хуже". Здесь возникают верифицируемые оценки мультиверса возможных вариантов описательной реальности еще до того, как возникает вероятность фактического финала игры, то есть знания: выигрыш, проигрыш или, возможно, ничья.

 Такие игры, а к ним относятся и различные виды игр-"клеточных автоматов" на доске, чьё иговое пространство-время состоит из отдельных клеток (мест-пространств), по которым перемещаются фигуры, появляющиеся и исчезающие, возникали в различных этнических культурах ("облавные" игры типа "го", шахматы, шашки). Они моделируют принятие интеллектуального решения в системе, где важнейшую роль играет оценка качеств возможного мультиверса вероятностей (известно, что в шахматах и шашках важнейшую роль играет "расчет вариантов", то есть представления в воображении игроков возможных позиций, которым даётся оценка)
 То есть такая игра представляет собой соединение действия метрик описательной (в телах-сознаниях игроков, их воображении) и подлинной реальностей. Это в математиченской теории игр унифицируется технологией динамического кода нейтральной информации, позволяющей метрике динамического процесса определять статическую метрику, что соответствует генеральному принципу триединой реальности: пространство есть вещь времени.

 В пристрастной игре двух соревнующихся игроков сюрреальное число, состоящее из соотношения левого и правого множеств, их динамически равновесных через некое "нулевое состояние" (состояние метастабильности, готовое к переходу и в  стабильное с положительной суммарной неэнтропией и нестабильное с положительной суммарной энтропией) моделирует динамическую систему систем, осущестляющую управление над двумя системами в состоянии взаимного соревнования, в антагонистичности даваемых оценок (в идеале соревновательности то, что хорошо одному игроку, то плохо для другого)

 Модель динамического кода нейтральной информации в теории сюрреальных чисел как игр даёт возможность для моделирования совместной динамики двух метрик обоих матриц-реальностей (физической подлинной, это универсум игры, и материальной описательной, это описательная реальность мультиверса возможных вариантов): материальной метрики времени-пространства и физической метрики пространства-времени.

 Технические достижения

 Операционная система Unix и её "почтовый" протокол uucp - реализация программными средствами кода нейтральной информации

 Операционная компьютерная система Unix вполне закономерно возникла в нужное время: начале 70-х годов, когда в науке и технике стал широко применяться статический код нейтральной информации, и в нужном пространстве-месте, а именно: недрах американского концерна Bell Labs, который занимается средствами коммуникации, конкретно в компании AT&T, разрабатывающей практические технологии межкомпьютерной связи.
 То же самое можно сказать об "uucp" - "почтовом" протоколе этой операционной системы для обычных телефонных линий, разработанном в текущем году, чья технология соответствует своему этапу техногенеза: первой фазе динамики нейтрального кода (последующие версии протокола будут отображать особенности следующих этапов)

 Операционная система (ОС) компьютера есть его "онтология" уже потому, что включает интерфейс с различными формами восприятия реальности (визуальный, звуковой, тактильный) для коммуникации управляющего человека с управляемой машиной, а тот, кто управляет, есть человек-пользователь, решающий свои задачи.
 Очевидно, что и сложность организации отдельных звеньев и систем управления, уровень абстрактизации символов, то есть: и знаковая система ОС, и логика её "речи", основанная на правилах искусственного компьютерного "языка" (на грани кодовых возможностей архитектоники хардвэра и "архитектуры" символьного языка машины, её "зофтвэра") зависит от того, насколько проблемы человека-пользователя,(осуществляющего коммуникацию с процессором компьютера посредством ОС), которые он передаёт решать машине, связаны с со знаковой и логической компоновкой его мышления, способами представлять данные, более или менее адекватными и решаемой проблеме, и логике счетных действий самого процессора.

 Соответствующим образом в процессе техногенеза, когда счетные машины становились компактнее и дешевле, то есть доступнее и рядовому потребителю, а не только политикам, ученым, программистам, профессионалам кибернетики или же хотя бы профессиональным операторам ЭВМ, менялся и характер задач, решаемых компьютерами, которые стали объединяться в сети по всей планете, и способ коммуникации упрощался, становился приближенным к логике, интеллектуальным возможностям, способностям воображения, и к целям потребителей-дилетантов, стремящихся экономить свои усилия по обработке информации, стремящихся к быстрому результату.

 При этом сближении звеньев управления-управляемости (но не забудем, что именно у живого человека это по технологии машина с отрицательной обратной связью) условной системы "человек-компьютер", о которой постоянно говорили кибернетики своего времени, сближались в организации символов принципы оперирования знаками и компьютера, и пользователя.
 Но у компьютерного процессора это механизм, который есть только то, что он есть. И каждое новое "поколение" процессоров ЭВМ в техногенезе отличается от предыдущего только разве что своими размерами, скоростью операций, комплексов операций, и внутренней архитектоникой распределения основных средств оперирования и управления (в том числе, наличием одного "ядра" или сети "ядер")

 С онтологической и технологической точки зрения в этой квантитативной эволюции процессоров их механизм управления счетными процессами остаётся механизмом, который действует только по своей постоянной программе, обладая минимумом управляемости и максимумом энтропии материальной информации (по мере того как в техногенезе уходящая на уровень микромира вещества миниатюризация и соответствующие возможности усложнить процессуальную базу даёт возможность снижения энтропии физической энергии "харда").
 А в сознании (материальная матрица) и вербальном мышлении (физическая матрица мозга) человеческого тела машина управления процессами сознания и мышления всей глубиной своего аналитического и главное - синтетического, свойственного разуму, действия по анализу окружающего мира обязана энерго-информационной технологии управления, исходящей из центра волеющей и чувствующей, осознающей личности человека.

 Вступая в соединение с механизмом компьютера в коммуникации, требующей сближения технологий управления, знако-символьных систем (в отрицательной обратной связи компьютер и его программа осуществляют управление над мышлением и сознанием человека-пользователя)

 В глобальном плане, на уровне тела-сознания человечества неизбежный для техногенной цивилизации (которая в ХХ веке стала технократической) компьютерный техногенез и действие локальных и глобальных сетей компьютеров по всей планете, которыми уже в ХХ веке стали управляться все системы жизнеобеспечения перенаселенной техногенной цивилизации, процесс техногенного копирования человеческой онтологии (как мы знаем, интернет есть технократическая копия мировой сети тела-сознания человечества на уровне земных зон) приводит к порождению мировой программы-техносубъекта, то есть квазисубъекта, которая инфицирует в теле-сознании человечества мировую программу Янус (распределяющую формы "я-отождествлений" в теле-сознании человечества)

 Его действием можно назвать универсализацию разнообразных функций, которые способно выполнить одно компьютерное устройство, достаточно компактное, чтобы быть удобным в быту каждого пользователя. В первой половине ХХI века таким техногенным сетевым "универсумом", мгновенно овладевшим всепланетной коммуникацией, становится обычный "смартофон", в том числе обладающий, благодаря техногенному действию спутниковых систем, функцией всепланетного навигирования GPS.

 Если с этой точки зрения рассмотреть квантитативный генезис процессоров, ОС, компьютеров и компьютерных сетей с их технологиями коммуникации, протекавший параллельно с формированием мировой программы-техносубъекта, мы констатируем, что технологические и технические "чудеса" первой половина ХХI века, предоставляющие широчайший спектр услуг для потребления человека, а значит: быстрого роста его потребностей, снижения роли в человеческой деятельности не только физической работы, но и материального труда по производству вещей тела-сознания, а это основа для творчества, есть ни что иное как предсказанное апостолом Иоанном в его "Откровении" апокалиптическое действие антихриста-богоборца с его смертельными "чудесами".

 Почему же машина - друг и помощник человека становится чудовищным зверем, а необходимая программа управления - древним соблазняющим "змием" который коварно и незаметно овладевает телами людей и управляет ими, ведя техническую цивилизацию к полному краху?
 Проблема в теряющих религиозную веру знаниях богоборческой человеческой техноцивилизации, и теряющих вместе с верой истину (и это тот горчайший опыт познания добра и зла, который человечеству необходимо пройти на Земле), то есть знаниях того мира знаемого, который построен на программах - технологиях управления. А поэтому бытие такого мира и его человечества к жизни или смерти, зависит от того, управляет ли мировыми программами Вечная жизнь, или же человек, которому от Творца дана воля выбирать, отдаёт управление якобы самому себе, людям, но на практике научного атеизма и веры материализма: механизму, который своим энтропическим управлением ведёт цивилизацию путём бытия к смерти.

 Если рассмотреть генезис ОС именно с такой точки зрения, мы увидим, что семейство ОС Unix, предназначенное для весьма "продвинутых" пользователей, готовых использовать машинную логику при управлении интерфейсами, и решающих на компьютерах соответствующие задачи, значительно предшествует такому типично пользовательскому семейству как Windows от компании Microsoft (выразительное название этой организации указывает на то, что её цель - сознание массовых программ для миниатюрных компьютеров для всеобщего пользования)

 Первоисточник сообщает:

 "Операционные системы семейства Unix характеризуются модульным дизайном, в котором каждая задача выполняется отдельной "утилитой", их взаимодействие осуществляется через единую файловую систему, а для работы с "утилитами" используется командная оболочка"

 Итак, на основании приведенной выше мысли подумаем: чем технологически (с точки зрения технологий управления счетными процессами), семиологически (с точки зрения используемых знаковых систем для формирования структуры символов управления) и онтологически (с точки зрения глобальной иерархии уровней мирового управления, копируемого технологиями ЭВМ) семейство ОС Unix отличается от будущего семейства ОС Windows?               

 Ответ на эту серию вопросов мы находим на уровне знаковой системы (кода информации).
 В интерфейсах Windows основой знаковой системы является единичная операция, которая может быть представлена как директорией, так и структурой взаимно вмещенных директорий-"окон", приспособленных и для хранения файлов (то есть такая файловая система тотально дискретна, ей "качество" отображается только в динамичных названиях директорий и файлов, даваемых человеком-пользователем), а в Unix, чей модульный дизайн возник раньше - "утилита".

 Но что такое "утилита" и чем она отличает от "операции"?
 Прежде всего тем, что операция универсальна, абстрактна и потому кодируется абстрактным же кодом универсальной файловой системы (структуры значимостей), а "утилита" соответственно своему названию, представляет собой символ, роль которого функциональна ("утилита" приспособлена строго для выполнения своей специфической функции)
 Файловая система Unix, построенная по принципу "утилит", соответствует своему, то есть предыдущему (по отношению к массовому пользователю ОС Windows) этапу регресса человеческого сознания в технократической цивилизации. Такая ОС еще апеллирует к символу, который является отображающим следствием действия образа, а в удобном пользовательском интерфейсе ОС Windows символ уже целиком симулируется знаком.
 Онтологически такой знак-символ коренным образом отличается от символа-образа. Прежде всего тем, что знак есть всегда часть знакового кода своей семиологической системы, а знаковая система может эволюционировать только квантитативно, её процессы есть механизмы. Для живого тела-сознания отсутствие в квантитативной эволюции последующих квалитативных процессов есть инволюция, есть бытие к смерти.

 При пользовании структурой значимостей ОС Windows, уже в самой организации хранения данных, пользователь стоит всю структуру значимостей по историческому принципу, а с семантикой и логикой естественного языка эта структура более или менее связана только через систему поименований.
 Напротив, пользователь ОС Unix, проявляет в себе и творческое действие программиста, работая с "утилитами", которые связаны непосредственно с семантическими структурами естественного языка.

 Протокол uucp - технология динамического кода нейтральной информации путем "дозвона" от одного сервера к другому
 (ранее см.раздел 3.6.2.3.4.224, подраздел "Проекты сети, предшествующие "интернету", в США и Великобритании, и реализация в США одного из проектов в глобальной компьютерной сети (WAN)")

 Заметим, что аббревиатура uucp означает: "Unix-to-Unix CoPy". Здесь речь идет о возникших еще до ведения глобальной сети "интернет" технологий обмена данными при копировании файлов промежуточного сервера коммуникации к другому посредством почтовых "утилит", то есть от одной системы Unix к другой (это модель коммуникации в физической метрике материальной матрицы: между местами-пространствами)

 Ранее мы уже отмечали, что коммуникационные принципы двух матриц-реальностей использовались для связи в компьютерных сетях:

 1) модель интегрирующей машины времени-пространства в дискретной физической матрице подлинной реальности (в пространстве-месте)
 Эту логику коммуникации мы находим в немецком языке, применяющем для управления глаголом "anrufen" (звонить по телефону) винительный падеж ("аккузатив"), что выглядит следующим образом: "вызывать на связь кого-то", то есть указывается только конечный получатель информации (ведь коммуникация происходит в пределах одного пространства-места)

 2) модель дифференцирующей машины пространства-времени в физической метрике перманентной материальной матрицы описательной реальности (от одного места-пространства к другому)
 Противоположную логику коммуникации (логику почты) находим в русском языке, где глагол "звонить" (по телефону) требует дательного падежа, то есть звонят кому-то, от адресанта к адресату (а не вызывают кого-то как в первом описанном случае).
 Здесь дано направление коммуникации: от одного места-пространства к другому.

 Обе технологии возникли еще в "до-интенетовскую эпоху". Так протокол TCP, относящийся к способу 1), который соответствует глобальному интернету (одно пространство-место) был ещё разработан в 1974 году, а потом вошел в стек с протоколом IP для удобства содеинений локальных и глобальных под-сетей в пределах "паутины" интернета.
 Что же касается протокола uucp, то он целиком относится еще в ранней схеме 2) (а потом по мере развития технологий глобальной сети вошел в стек с протоколом TCP в реализации "UUCP over TCP")

 Таким образом, uucp - это динамический способ соединять в коммуникации между собой серверы ОС Unix путем "дозвона" по телефонным сетям
 Синтаксис кода предусматривает при маршрутизации "почты", несущей файлы, указание промежуточных машин ("машина!файл"), то есть только последовательность соединений, а время копирования файлов от адресанта в "почтовом пакете" к адресату, и маршрутную карту уже определяет каждая промежуточная машину управления коммуникацией)
 Итак, особенность технологии uucp: своевременный "дозвон" от одной машины к другой происходит в собственные моменты коммуникации каждой машины. Действие дифференцирующей физической машины материальной матрицы проявляется в разделении этапов пересылки файловой "почты" по отдельным контейнерам доставки, каждый из которых обладает собственным хроносом относительно шкалы абсолютного времени сети, измеряющего период времени доставки пакета информации от первоначального отправителя к окончательному получателю.