Грязно-беленькие одежонки

Моя бывшая заведующая лабораторией в ГосНИОРХе как-то, помнится, высказала такое суждение, что советский и постсоветский околонаучный мир характеризуется запредельным уровнем немотивированной, самоценной подлости. И уступает в этом отношении разве что миру театра – да и то не факт, что уступает. Что ж, она, видимо, знала, что говорила. Да и сама была достойной представительницей характеризуемой ею среды. Порой просто изумительные персонажи встречаются. Был тут недавно повод вспомнить один пример…

Звонит это мне как-то в давних 90-х годах один коллега из другого НИИ, некто Курашов. И обращается с неожиданной, довольно-таки удивительной просьбой. Мол, тёща у него померла некоторое время тому назад, и вот пора бы ей памятник поставить. Сам памятник уже есть. А вот дотащить его до места некому. Один он не справится. Так вот, не могу ли я ему в этом деле помочь?

Сказать, что я удивился – это не сказать ничего. Близко мы не общались. Да и никак, практически, не общались. Виделись изредка на конференциях, сухо здоровались. Ощущалось в нём нечто такое, что побуждало меня держать большую дистанцию. И вдруг – бац, этакая диковинная просьба. В общем, в первый момент я изумился и дёрнулся было его послать подальше. А потом зарефлексировал – и, как водится, начал сам себя корить. Мол, если уж человек заставляет себя пойти на такой необычный шаг – не иначе, к этому его побуждает какое-то невероятное стечение тайных, не известных мне прискорбных обстоятельств. Так могу ли я осуждать странного просителя, не зная этих скрытых причин? И потом, по большому счёту, люди, а особенно – коллеги и в самом деле должны бы именно что помогать друг другу, а не интриговать да бессмысленные пакости строить. Короче говоря, молча подавил я в себе понятный внутренний протест, лень, мысли о неотложных делах – да и согласился.

Кладбище это оказалось в какой-то Тьмутаракани, в некой дальней областной деревне (не помню уже точно за давностью лет), куда и добираться-то пришлось чуть ли не полдня в один конец. Камень оказался неподъёмным – огромный продолговатый тяжеленнейший валун. А переть его по извилистым тропинкам между заброшенных сельских могил нам пришлось в несусветную даль, причём сугубо вручную. Бесконечно долго тащили мы его, как грузчики рояль, накинув на холку ремни и согнувшись в три погибели, с трудом балансируя, спотыкаясь, падая, хрипя и матерясь. Вдвоём тащили, что характерно: больше интеллектуалов на такую помощь, видимо, не нашлось.

Честно говоря, я тогда думал, что сдохну. Но всему когда-то приходит конец. И вот глыба в мучениях водружена на место, а с трудом отдышавшийся коллега Курашов меня благодарит и спрашивает, не может ли и он мне оказать какие-либо встречные, ответные любезности, на которые я и впредь пожизненно могу твёрдо рассчитывать.

А у меня как раз моя первая аспирантка тогда к защите готовилась. Ну, я его и попросил: дай ей, пожалуйста, отзыв на автореферат. И Курашов расплывается в улыбке и радостно обещает, конечно же, помочь в этом пустяковом деле. (Ну, в общем, да, трудно тут было бы возразить… по сравнению с перемещением охрененной гранитной глыбы, да по заросшим тропинкам деревенского кладбища в каких-то гребенях, да вручную, да вдвоём, да по просьбе малознакомого человека – просьба о кратеньком отзыве, действительно, не очень-то и обременительна.).

И он держит своё слово. И направляет в диссертационный совет свой отзыв на автореферат моей аспирантки…

Отрицательный.

Единственный отрицательный отзыв изо всех многочисленных пришедших.

Дааа, всё-таки советский и постсоветский околонаучный мир – это и впрямь большая специфика, и персонажи там попадаются поистине уникальные.