Шутник

   
Дело было в учебке. Нас поделили на расчёты. В каждом расчёте было четыре человека: командир расчета и три номера. Первыми номерами выбирались крепкие ребята: на их плечи ложилась самая тяжёлая боевая работа. В учебку попало с десяток курганцев. Один из них – Виноградов, уморил ещё всех в поезде. Этот чудик знал массу анекдотов, прибауток и на подобные выдумки был мастёр, мог спокойно из любой ситуации, поймав «муху», раздуть её в «слона». Даже обычные стишки он мог преподать так, что все закатывались со смеху. Короче – это уже был сформировавшийся артист-юморист, который не умел и минуты посидеть спокойно, чтобы кого-то не зацепить. А поскольку молчать он не умел и с языком своим не мог совладать, то нередко цеплял и командиров, и мешал на занятиях, за что не вылазил из нарядов и к концу второго месяца нахватал их столько, что с лихвой бы хватило до конца учёбы. Если бы не вмешался командир школы и не ликвидировал этот багаж, неизвестно чем бы всё это для него закончилось. Парень, в общем-то, толковый, схватывал всё с лёту, но когда через день приходится спать по четыре чеса, причём с увеличением нагрузки от нарядов, стал серьёзно сдавать на занятиях. Хотя язык у него не сдавался.
Был он вторым номером, а первым у них в расчете – Митрофанов. Для Виноградова – это был настоящий подарок. Парень под два метра ростом, по виду напоминал шифоньер, с буйвольской силой. Был он таёжным охотником, откуда-то с Севера, стрелял белку в глаз. Цивилизации он не знал, впервые увидел паровоз, железную дорогу, город и многое другое, когда ехал до места службы. Открытый и чистый, как ребёнок, поэтому всё принимал за чистую монету. На редкость спокойный и доброжелательный. Что над человеком можно ёрничать и обманывать, даже в шутку, – не понимал.
Виноградов быстро его раскусил – из их расчёта постоянно летел хохот. Митрофанов не обращал внимания по принципу – «собака лает – караван идёт», хотя иногда и конфузился, но терпеливо сносил насмешки товарища, который в батарее быстро определился в лидеры. С одной стороны это был рубаха-парень и учитель по ряду житейских вопросов, по которым он к нему обращался, но и нередко попадал от него же впросак. Поскольку в армии приходилось делать много из того, что на гражданке не делали, а Митрофанов даже и понятия не имел. Эта сторона дела была особым клондайком для шуток. Поскольку тот зубы никогда не чистил и не знал с «чем это едят», то за помощью объяснить – что и как, обратился к Виноградову. Тот показал ему зубную щетку и баночку с асидолом и популярно объяснил – как пользоваться, чтобы зубы блестели. Парень купил соответствующие принадлежности в киоске и попробовал почистить зубы в присутствии учителя. Виноградов, не подавая виду, спокойно смотрел на процедуру. Митрофанов долго плевался и громко выражал недовольство: «Какая гадость! Как ей можно чистить зубы!» На что учитель ответил: «Ничего – скоро привыкнешь. Зато зубы будут блестеть!» Виноградов упорно молчал и ждал итога. А тот ему жаловался: «Как к такому можно привыкнуть: язык разъедает!». На третий или четвёртый день кто-то из ребят увидел утром – чем он чистит зубы и, удивившись, спросил: «Ты, чем чистишь? Этим же чистят пряжки и пуговицы, чтобы блестели». Тогда Виноградов открыл секрет блестящих зубов. Чтобы там ни было, а это у него получалось тоже блестяще: ржала вся батарея.
Кровати наших расчётов стояли рядом. Однажды вечером перед сном я заметил, что всё лицо у Митрофанова белое, увидели это и другие. Как выяснилось: второй номер мазал лицо кремом, а первый спросил: «Что это и для чего?» На что второй ответил: «Чтобы кожа была мягкая». «А можно попробовать?» – попросил первый. На что тот, заменив тюбик с кремом на тюбик с зубной пастой, щедро выдавил ему на ладонь.
Помнится ещё один случай, когда во время перерыва между занятиями он отправил Митрофанова, якобы по приказу комбата посчитать лампочки на газоотражателе пусковой установки, закреплённой за ним. И доложить, поскольку следующее занятие вёл сам комбат. До позиции было больше километра, и на занятие он изрядно опоздал. Капитан спросил у него, почему он опоздал, чтобы выяснить причину. На что Митрофанов всё и выдал, что ему передал Виноградов. «И много насчитал?» – спросил командир. «Если честно, я ни одной не смог найти – облазил весь газоотражатель! Не пойму – где они могут быть, там же сплошное железо?» – искренне признался тот. «Плохо лазил!» – под дружный хохот вставил Виноградов. «Ладно, проходи и садись. Никаких лампочек на газоотражателе нет и быть не может. А тебе шутник, – обратился он к Виноградову – два наряда вне очереди».
Нас всех удивляло, как Митрофанов его терпел, никто бы из нас такого не выдержал. Заканчивался срок обучения в учебке. Однажды – уже весной, а призывались мы осенью, на занятиях по «хим-дыму», так называли занятия по химической защите, произошёл непредвиденный случай. Занятие проходило на учебном полигоне в лесу. Мы отдыхали на перерыве рядом с траншеей. Вдруг раздался дикий рёв «буйвола». Я обернулся, мы что-то обсуждали с товарищем, и увидел такую картинку: Митрофанов схватил Виноградова одной рукой за «загривок», а второй за заднее место, поднял на вытянутых вверх руках над головой и изо всех сил швырнул того в траншею. «Трындец!» – вспышкой пронеслось у меня в мозгах. Невозмутимый товарищ взбеленился. Мы подбежали к траншее, Виноградов зашевелился и начал подниматься. На его счастье на дне оказалось чуть ли не с полуметра прошлогодних листьев. Митрофанов грозно прорычал: «Убью, гад!». Видимо, всё-таки достал. Виноградов на какое-то время потерял ценный дар речи, хотя быстро его восстановил. Но после этого случая у него напрочь отшибло охотку потешаться над товарищем.