След глава 14

  Старик очнулся под елью глубокой ночью. Над рекой стелился туман. Было холодно. Сознание постепенно возвращало его к действительности, прокручивая в голове все произошедшее с ним. Александр попробовал пошевелить ногами. Потом руками стал ощупывать себя. Одна рука с мокрым от крови рукавом слушалась плохо. Болело простреленное предплечье. В остальном было все не так плохо, но было больно дышать, возможно, были поломаны ребра при падении с ели.

  Александр встал, воспользовавшись посохом, валявшимся рядом под елью, и пошел к озеру искать Аннушку. Подойдя к озеру, он прошел по берегу к тому месту, где они часто сидели у воды и слабым голосом позвал ее. Услышав шорох в прибрежных кустах, обернулся и увидел две еле различимые фигуры. Он еще раз позвал ее и он ответила:
-Александр, это ты?

   С этими словами подбежала и обняла его. На какое-то время они слились в единое целое: Аннушка с сыном и Александр. Потом она помогла старику снять рубаху и обмыть в озере раны. Приложили целебные травы и забинтовали руку. На семейном совете решили домой не возвращаться. Слишком опасно. Идти было некуда, и Аннушка предложила вернуться к людям в ее поселок. Александр согласился.
   Он шел за Аннушкой и сыном, и слезы катились по его щекам, смывая боль расставания с этим местом, которое стало для него домом. И эта страница его жизни была перевернута ветром перемен.

   Они шли днем, ночью обнявшись, спали у костра. За время своего длинного пути в этом таежном лесу встретили только одного человека. Точнее не человека, а то что от него осталось.
Под деревом лежала груда костей и лысый череп смотрел на них своими пустыми глазницами. И Аннушке показалось, как будто противно так улыбался своим беззубым ртом.

   Они больше месяца блуждали по Тайге, пока не вышли к поселку староверов, поселку, откуда Елизавета когда-то ушла за ягодами и вот спустя 10 лет вернулась Аннушкой с мужем и сыном. Оставив своих мужчин на опушке леса, она ушла в поселок. Поселок, в котором ее так и не дождалась мать, а отец умер раньше. Братьев и сестер у нее не было, и родительский дом встретил ее заколоченными окнами. Аннушка вернулась через час и сказала, что им разрешили поселиться в ее доме. Они вошли в поселок. Народ собрался поглазеть,  кого  привела Елизавета. Семейство молча прошло к своей избе. Аннушка присела на скамеечку, прибитая воспоминаниями и скорбью об умерших, а мужики стали осматривать   свое новое жилище.
   
   Народ хоть и не очень приветливо встретил их, но понес дары новоселам: еду, одежду, домашнюю утварь. Александр не привык сидеть сложа руки и уже на следующий день пошел с мужиками на работу – косить, пахать, строить – руки помнили эту работу.

   Александр не был до конца своим, но был принят этими людьми и со многими подружился. А главное для Александра, что рядом была его Аннушка.
Это были счастливые мгновения его жизни. Счастливые мгновения или несчастливые  - все одно они пресуются в года и под тяжестью это груза, каким бы ты сильным и выносливым не был, сгибаешься и все ниже клонишься к земле.
И Александр, прожив 10 лет в поселке, все реже опирался на косу или плуг, и все чаще на свой посох.

   Бессонными ночами Александр смотрел на спящую Аннушку, все еще молодую и красивую женщину, на повзрослевшего сына, и как губка пытался впитать их образ, запомнить и запечатлеть в своем дряхлеющем сердце.

   Александр не хотел быть им обузой, быть с ними дряхлым и немощным стариком. Время собирать камни, и время их разбрасывать. И Александр решил уйти на свою малую родину. Как у поэта «на Васильевский остров я вернусь умирать». Да, Александр не хотел самых родных для себя людей огорчать своей смертью. Как зверь уходит из стаи, чтобы умереть в одиночестве, как рыба, которая всю жизнь плавает в морях-океанах, и в конце возвращается в тот ручей, где появилась на свет, возвращается, чтобы умереть.
   
   Александр взял свой посох и летним утром 1956 года, поцеловав спящую жену и сына, побрел по пыльной дороге. Уже далеко за поселком его догнала Аннушка, вся в слезах, она упала на колени, обняв за ноги Александра, захлебываясь слезами, молила его. Не уходи, не оставляй нас, как же мы без тебя? Александр опустился рядом с ней на колени, обнял ее за плечи, прижал к сердцу.Ему захотелось умереть вот прямо здесь, в ее объятьях, и чтобы сердце остыло в ее слезах. И он что-то говорил и говорил, что-то пустое, совершенно ненужное, обыденное, а еще он, наверное, говорил своей Аннушке, как   граф Рязанов  своей  Кончите: я тебя никогда не увижу, а она отвечала – я тебя никогда не забуду.
   
    Потом он поцеловал ее в лоб, перекрестил, оторвал от себя как часть своей плоти, как руку или ногу, как будто он вырвал из себя все внутренности и там осталась огромная болящая пустота.

Он пошел не оборачиваясь, а она осталась лежать на пыльной дороге. Она плакала и кричала ему вслед, кричала : Я тебя буду ждать, я буду ждать тебя всегда. Он знал, что она будет его ждать, будет ждать, зная, что он никогда не вернется. Будет ждать и днем и ночью, и зимой и летом, и будет вздрагивать от каждого стука в дверь или окно, и выбегать на улицу, а вдруг это он. Он не умер здесь, на пыльной дороге, он даже не умер в дороге. Он вернулся.
Он вернулся под свои липы, когда-то посаженные им в детстве, он вернулся к своей дочери, которая потеряла мужа в лагерях, но родила Александру внуков. Он вернулся не возвращаясь. Потому как остался там, на пыльной дороге рядом со своей Аннушкой.

   Он прожил еще 10 лет и умер в 1966 году. Умирая, он уже не мог говорить, и только глазами показал на свой посох. Слабеющей рукой он поднес его к губам, поцеловал, прощаясь с той жизнью, которую он прожил в тайге и с теми, кого он там оставил, Аннушкой и сыном.


РS 
   Для меня повесть – это нить на которую я, возможно неумело, нанизал жемчужины своих мыслей. Я допускаю, что для кого-то они просто стеклянные бусинки. Но если мой читатель будет иногда их перебирать в своей памяти. как перебирают четки в руке, то возможно и я оставил маленький след в этой жизни.
   
   Я, который вырос под липами, посаженными моим прадедом. От липовой аллеи сегодня осталась одна. Ее ствол на высоте трех метров разделился на три части, быть может,  символизируя трех дочерей, которые были у Александра.
   
   А его посох хранится в моей двухэтажной избушке. Его рукояткой служит вырезанная топором птица. Она, раскинув крылья, летит… Нет, не летит. Одно крыло как-то подвернуто. Она скорее кружит. Да. Кружит над заснеженным полем, как будто высматривает следы, оставленные Александром,  и погребенные под толщей снега прошедших зим.