Бизнес, палки и ёлка

   Бизнес - это слово не наше, толкуют его по-разному, дело, забота, нажива. В общем, толкуйте, как хотите, я ещё сам не определился, потому что мне сам бизнес запомнился неприятно, но дал урок на всю жизнь.

 
   На нашей улице с гордым названием «Пролетарская» (хотя как можно гордиться тем, что ты или улица не имущие) жил один сапожник с семьёй, которого все называли не иначе как «Барма». Для тех, кто плохо знает русскую простонародную речь, поясняю, что так называют человека, который быстро и невнятно говорит. Его настоящее имя было Иван, для нас, мальчишек, дядя Ваня, но поскольку у него не было племянников, все звали его Ванька Барма, даже мы.


  Семья сапожника была небольшой: он, его жена Верка, сын Юрка да маленькая дочь. Жили они в одной половине дома, а во второй половине жила мать Ивана Бармы. Сапожник по тем временам профессия хорошая, всегда при деньгах, потому что с обувью всегда раньше были проблемы. Семья могла бы жить хорошо, если бы Ванька Барма не пил, но он пил часто и очень сильно. Жена его, Верка, тоже выпивала, наверное, с ним за компанию или  чтобы Ваньке меньше досталось и он не потерял сознательность, хотя сознательности у него никогда не было, ни в пьяном, ни в трезвом состоянии.


    С его сыном Юркой я учился в одном классе, но почему-то не с самого начала, да и на улице дружбу с ним никто не водил. Был он какой-то не весёлый и не разговорчивый. Ему сильно хотелось дружить с ребятами с нашей улицы, особенно с теми, кто вместе, гурьбой, ходил в школу. В школе был маленький буфет, но даже на большой перемене учеников в нём набивалось, как сельдей в бочке, что-либо купить мы не успевали.


    Буквально рядом со школой, в угловом доме, был деревянный магазин, который  назывался «Аккорд», хотя к музыке он никакого отношения не имел, это был гастроном. Повадились мы на перемене бегать в этот магазин за маленькими кубическими пачками сухого кофе с молоком. Никто никогда не пытался его растворять или заваривать, ели прямо так, кусая зубами слегка спрессованную массу сухого молока, сахара и якобы измельчённого кофе.


   Не сказать что сытно или вкусно, но сладко, зубами погрыз, водичкой запил и пошёл грызть гранит науки. Жаль только денег на такую забаву нам родители не давали. Приходилось что-то сдавать в пункты приёма, пустые бутылки или набитые землёй металлические трубы. У бутылок не должно быть сколов на горлышке, а наши ухищрения с трубами китаец «Ходя», определял лучше рентгена, денег он старался не давать, рассчитывался  рыболовными крючками и китайскими игрушками Йо-йо. Провернуть операцию сдачи чего-нибудь можно только тёплой осенью или жарким летом, на время холодов ларёк «Ходи» закрывался.


   На улице было на редкость тепло. В тот день нас угощал Юрка, такой щедрости мы от него не ожидали, но стоять в стороне никто не стал, досталось всем. Я не мог ответить таким же жестом на другой день, поэтому стал отказываться. Вот тогда Юрка и предложил купить у меня складной нож. Мне его подарил дядя Володя, брат моей матери, когда приезжал в гости с моими сёстрами. Старшая из них, Татьяна, была моей сверстницей, она очень обиделась и закинула подаренный ножик через забор. Я долго искал этот подарок, но так и не нашёл.


   Тётя Надя, жена моего дяди Кости, нашла складной ножик только через  год, она всё время занималась небольшим садиком и большим огородиком, вот и откопала. Мы уже переехали в новый дом, который был не далеко от дома бабушки, но очень часто я бывал у них в гостях. Вот в одно из таких посещений Надежда, памятуя, как я расстраивался от пропажи подарка, который я не успел даже в руках подержать, решила меня обрадовать. Отчасти ей это удалось, правда был он не такой, как два года назад, ржавчина кое-что подъела, сколько я его не полировал, прежнего вида у него не было.


  Кроме того, он всё время мне напоминал о поступке моей двоюродной сестры, поэтому мне не хотелось его видеть, не только, что иметь. У моих товарищей и такого не было. Вот Юрка и захотел купить его у меня. Я был не против избавиться от подарка, который мне не нравился и напоминал о плохом поступке в общем хорошей сестры. Короче, я его продал, первый раз я держал в руках крупную денежную купюру, мне казалось, что я совершил что-то не хорошее и постарался быстрей от неё избавиться.


    На другой день после избавления от грязных денег к нам пришла Верка, жена Ваньки Бармы, с большими претензиями. Как будто я уговорил её сына Юрку обокрасть пьяного отца, вытащив у него из кармана деньги, когда тот пьяный валялся на полу. Всё это Юрка сделал для того, чтобы купить у меня нож по моему же наущению. Верка ещё долго орала на нашей веранде, вспоминая, что сын в течении недели угощал всех своих товарищей, в том числе и меня.


      В её рассказе получались не стыковки, когда были украдены деньги, когда её сын угощал товарищей и чем именно, сколько денег было украдено и потрачено. Получалось, что Ванька Барма уже неделю валяется на полу без сна и отдыха, а его сын вытаскивал все деньги сразу или каждый день помаленьку. Растерявшаяся Верка перестала орать, согласилась на четвертной, тихо ушла со двора под лай нашей собаки.


   Мой отец в ту пору работал следователем, он вежливо попросил меня принести палку, к которой мы подвязывали помидоры. Эти палки мы с отцом вырубали на островах и привозили домой на лодке. Я только вчера выдернул их из земли, а потом и жухлую ботву самих помидор с корнями и сложил ботву в огромную кучу. Вот лёжа на ней я и принял первый и последний урок честного бизнеса от своего отца. В огороде было очень темно, а отец неумело выбирал сухие палки, они часто ломались об моё тщедушное тело, я-то ему принёс свежую упругую, но она ему показалась тонкой.


   Меня отец бил, но не очень сильно и не так часто, что помогло мне вырасти достаточно честным человеком, за что я ему и благодарен. Очень плохо,  когда у мальчишки нет отца, матери всегда жалко бить своего ребёнка, мне известны и другие случаи беспощадного избиения сына матерью, это ещё хуже, страдает не только тело, но и душа. Даже бить надо уметь, например, я своего сына никогда не ударил, даже шутя. Всего или почти всего можно добиться словами, у моего отца просто время не было для разговоров, его можно простить.


    Теперь о ёлках… Их продают перед самым новым годом, у продавцов должны быть бумаги, которые разрешают продавать зелёных новогодних красавиц. Этими пушистыми деревцами залюбовался даже участковый милиционер. Подошёл поинтересоваться ценой, а за одно и с разрешениями на продажу данного товара. Нужных бумаг не оказалось в наличии, участковый отдал распоряжение прекратить торговлю. Продавцы обещали представить документы в течение часа, милиционер согласился, скрипя сердцем, и обещал проконтролировать.


   Чтобы участковый не мешал торговле, продавцы решили отдать ему без оплаты самую красивую ёлку. Служивый стал отказываться, а продавцы настаивать, так бы и продолжались эти предновогодние танцы вокруг красивой ёлки, если бы при следующем «Па» милиционер ни заметил  своего младшего родного брата. Неизвестно откуда взявшийся брат тоже ходил вокруг ёлки, как и его старший брат от продавца зелёного товара. Трое - это уже перебор, да ещё глаза младшего светились как ёлочные гирлянды.


   Сердце участкового дрогнуло, а в кармане не оказалось денег, теперь уже он просил подождать продавцов, всё равно через час ему надо было проконтролировать их документы на товар. Ёлку старший брат передал младшему и отправил его домой, а сам поторопился в отделение по делам, да ещё перехватить у кого-нибудь деньги за ёлочку.


   Младший брат с гордостью нёс по рынку новогоднюю красавицу. Ему казалось, что все только и делают, что восхищаются его ёлочкой, некоторые действительно оборачивались. Это продолжалось не долго, один оборотистый, крепкого телосложения мужчина подошёл к мальчишке и предложил купить у него ёлочку. Чтобы малец не сомневался, он сразу достал сотенную купюру и протянул её обладателю ёлки. Мальчишка никогда не держал в руках таких денег, он выпустил ёлочку из рук и взял плату. Они не были холодными, колючими и липкими, а были лёгкими и тёплыми и совсем ничем не пахли, это его руки пахли ёлочкой, ведь верно говорят, что деньги не пахнут.


   Так рассуждал младший брат милиционера, придумывая не ходу версию о «пропаже» новогоднего товара. Он решил не врать лишнего, а только совсем не много. Был рынок, были восхищённые люди, а один нехороший большой дяденька отобрал у него ёлку силой. Ему казалось, что этого уже достаточно, а если ещё и всплакнуть получится, это будет лучше, чем правда. Кому она нужна эта правда, она только мешает врать людям, а вот враньё уже помогло ни за что, ни про что получить целых сто рублей. Неправда, что сто рублей хуже, чем сто друзей, я знаю своих друзей, каждый из них поступил бы так же.


    Всё это я не придумал, а мне это рассказал младший брат милиционера, именно так как я написал, со всеми внутренними переживаниями и размышлениями. Я не стал его осуждать, всё-таки человек мне доверился, но при случае я рассказал о его откровениях его матери, он же не просил меня молчать, думал, что она его пристыдит или надоумит.  Надоумила, она просила его больше никому не рассказывать об этом позорном случае, то есть она сама не считала его позорным. Куда я попал, это мне не надо было слушать, а потом рассказывать, надо было плюнуть и уйти.


   Это у меня получается вместо морали, тот случай со мною я помню уже 60 лет, а второй с ёлочкой надо забыть и не стараться запоминать позор других людей. Он их не мучает, потому что так им проще жить Мне это ни к чему, у меня своего позора предостаточно, дай бог пережить свои позорные случаи и никогда больше их не делать.