Сказание об Иле. Глава 21 Тоска

Тоска

С тех пор как он прибыл сюда, минуло две луны. Ниирея по существу была пустыней. Ее сказочные ландшафты не были похожи ни на одну местность от края и до края земли. Это становилось бесспорным, стоило искателю подняться на другую сторону хребта Хаагум, и вот там, внизу, прямо перед его глазами открывалось каменное плато. Оно напоминало пирог, разрезанный на множество кусков, начинкой которому служила застывшая лава. Обдуваемая ветрами, она принимала замысловатые формы, а в хорошую погоду светилась тусклым светом ; то солнечные лучи играли в ней. Но ничего там не росло, не текли реки, не били ключи, трава не наливалась соком на рассвете. Ветер быстро иссушал все запасы дождевой воды, что скапливалась в каменных ложбинках. Такова была Ниирея.

 Мастеровой лежал на старой циновке и смотрел в серую, без всяких красок, уходящую даль. Между ним и остальной частью Нииреи простирался глубокий разлом. Мужчина  расположился всего в нескольких шагах от края. Самый большой из тех, что он видел здесь, лежал перед его глазами. Идти дальше казалось полным безумием. Покатые склоны разлома уходили вниз больше чем на триста локтей. И прежде, чем достигнуть дна, эти каменные формы переплетались в безжизненный лабиринт, и только ветер бродил в его ходах.

 Искатель никуда не спешил. И дело было вовсе не в том что его котомка уже давно полна (в ней редкие камни, ради которых он и проделал этот нелегкий путь), а в том, что, отправляясь в дорогу, он неизменно брал с собой и тоску. Тоску... жгучую и горькую.

 Нет, конечно же он делал это не специально. Эту гадкую вещь не берут с собой в дорогу, как, к примеру, соль или огниво... Она сама приползла, на беду, и поселилась рядом. Искатель, спасаясь бегством, надеялся на то, что тоска не поспеет следом и в дорогах дальних, в нехоженых местах, пути их разойдутся. Пока же она то и дело выползала перед ним из своего логова и жалила прямо в сердце.
Мастеровой закрыл глаза. Он снова думал об Илее. Мускулы его лица напряглись, веки задрожали. Он уже не помнил ее лица, лишь нежный запах волос и щекотание ее ресничек о краешек губ. В воспоминаниях она улыбалась, гладила руку и уходила, оставляя его одного. Все!
Уже в который раз искал он в памяти все новые и новые детали.
Вот он дарит ей ожерелье, она радуется и гладит его по щеке и снова уходит...
— Нет! — сопротивляется мужчина. — Не уходи... — Но нежный образ неотвратимо растворялся. — А ее голос... Каким был голос? Не помню...
С тех самых пор как пропала его Илея, сжав зубы, сохранял он в тайне горечь свою.
— Да, тоска ; дело такое... — раздался голос, нарушивший тишину.
От неожиданности Мастеровой отрыл глаза, еще момент ; и он оказался на ногах.
— Все волком воешь? — обратился к нему крепкого вида старец.
— Кто ты? И с чего ты взял, что я вою, коль я не волк?
Старец миролюбиво поднял руку, спрятанную под затертой до дыр накидкой, и сделал жест пальцами, словно бы трогал воздух:
— Слышу, вроде  бы волк где-то воет, вот и решил: схожу посмотрю.
— Не выл я не волком, не рысью. Что ты здесь делаешь, старый человек?
— Я твой далекий родственник, дядька, ты должен вспомнить меня. Ты был совсем маленьким, когда я принес тебе горсть разноцветных камешков, ты играл ими долго.
В памяти Мастерового действительно нашлись воспоминания о том, как в далеком-далеком детстве он, сидя на полу, бросал чудные камешки прочь от себя, боясь блеска, шедшего от них. А некто подбирал и снова клал их к детским ножкам.
— Вспомнил? — как будто прочитав его мысли, поинтересовался старик.
— Как ты оказался здесь?
— Я тут давно. Я был искатель, как и ты. Искал, да и так остался в этих землях, — отвечал ему старец.
— Нашел, чего искал? — оглядываясь по сторонам, спросил его Мастеровой.
— Наверное... Не помню. Остался ; вот и все.
Мастеровой понимающе покивал головой и, не найдя что сказать, отделался коротким:
— Пойду я, идти мне надо.
— А как же она?! — вдруг остановил его старик.
; Кто?
— Илея.
Мастеровой быстро обернулся:
— Откуда знать тебе?
— Ты хочешь спросить, откуда знать мне про тоску твою, коль ты ее скрывал от глаз чужих и от молвы? Так сам ты, того не замечая, бубнил все время ее имя. Илея, верно? И слышал его не только я. Илею ты зовешь в воспоминаниях, она все ускользает от тебя, а ты подумываешь о том, как бы к ней уйти. Или не так? Для этого ты проделал долгий путь из Иля. Ведь там такая мысль твоя была бы под запретом страшным.
— Тебе-то что? Иди своей дорогой подобру-поздорову!
— Вот видишь, ты кричишь... А за что ты мною не доволен? Разве в Иле ты бы накричал на старика?
— Извини. Пойду я. Запутался совсем, — повинился перед дядькой Мастеровой.
— А как же быть с Илеей? — спокойно сказал вслед уходящему искателю старик.
И хотя это были тихие слова, Мастеровой прекрасно расслышал их.
— Хочешь повстречаться с нею?
Теперь искатель подошел так близко к невесть откуда объявившемуся родственнику, что тот невольно сделал шаг назад.
— Я знаю, где ее искать, поверить в это трудно, но к ней дорога есть. Тайная тропа, она здесь. Сомнения твои перечеркнут усилия, но коли усомнишься, напрасны станут все потуги. Одно лишь слово про обман, и пропадет все дело. Согласие твое — вот все, что нужно мне.
— Идем, — выдохнул Мастеровой.
— Не спеши, еще условие. Все, что несешь с собой, отдать придется. Мне не нужно, но правила таковы.
Мастеровой отставил в сторону котомку. Но старика это не устроило, тогда искатель снял с себя одежды и отбросил их. Он стоял абсолютно голым перед тем, кто назвался его дядькой. Но однако старик поднес палец к своему уху и произнес:
— Не слышал колокольчик я, его отдай. Иначе не видать тебе Илеи.
Мастеровой порвал крепкую нить и протянул колокольчик старику.
— Где он? ; Старик зашарил руками по воздуху.
И только здесь Мастеровой понял, что старик не видит колокольчика. Его маленькие глазки ненадолго стали какими-то белыми и пустыми, а потом спрятались под колючими бровями. Но как только родственник услышал тихий звон, то шустро потянулся пальцами к нужному месту. Глазки старика снова показались из под  бровей. Мастеровой сжал ладонь в кулак:
— Отдам, когда Илею увижу.
— Ну хорошо, ; стушевался старик.
— Иди за мной. — И он, не оглядываясь, пошел вперед.
Мастеровой не отставал. Его котомка и одежда остались там, где состоялся торг.
Шли медленно, вначале вдоль разлома, затем по уступу спускались вниз, еще чуть-чуть по пустынным ходам, каменным ложбинам и снова вниз, пока не вышли в одно странное место. Здесь не было стен,  лишь пустота, зажатая между каменными плитами. Одна плита служила потолком, другая ; полом. Понизу плыл дымок. Все это в конце концов соединялось в одну тонко очерченную линию где-то очень далеко.
— Возьми вот это и прикрепи повыше стопы.
В руках старик держал колодку, какую надевают на ногу узнику, чтобы тот не убежал.
— Зачем это? — недоумевал Мастеровой.
— Увидишь. Ну же... — торопил его старец, не сводя глаз с колокольчика.
Видя это, искатель положил колокольчик себе в рот, как сделал бы это ребенок, и молча принялся за дело.
Деревянные тиски сдавили кожу. Конечно же не могло быть и речи о том, чтобы идти как прежде. Вдобавок ко всему за ногой волочилось тяжелое каменное ядро, скрепленное цепью с колодкой.
Мастеровой зашаркал мелкими шажками по ровной, отполированной плите.
«Бум», «бум»... Следом потащилась громоздкая болванка. Вдруг разом стопы Мастерового поднялись над землей; совершенно ошеломленный, он принялся размахивать руками, ища новую точку опоры. Тело стало невесомым и зависло на некотором расстоянии от поверхности. Цепь вытянулась, а булыжник в форме шара так и остался внизу. Его скрыла сизая марь, что саваном укрыла камень. Это колодка, железным запором стянувшая ногу, удерживала Мастерового на одном месте. Так и болтался бы он, как утопленник в омуте, если бы не старец. Тот как раз проплывал мимо и, сделав финт через голову, ухватил искателя за руку и продолжил свой путь вперед ногами. Впереди Мастерового ждала неизвестность, но перед глазами все было по-прежнему ; две плоскости простирались перед ним: одна сверху, другая снизу, ;и больше ничего. Время растянулось, как та узкая линия, что неизменно оставалась в недосягаемости.

В мгновение перед ним выросла невидимая стена, и искатель бессильно уперся в нее всем своим телом. Он понял, что не преодолеет ее. А далее произошло вот что: проводник стремительно был притянут к черте горизонта, а его рука, та, что волокла за собой Мастерового, вытянулась, подобно  смоле. Жилистое запястье так сильно растянулось, что в итоге не выдержало напряжения и лопнуло. В руке у Мастерового осталась скрюченная кисть старика. Искатель бросил ее, и та устремилась следом за исчезнувшим дядькой. Мастеровой остался один.

Не успел он как следует осознать произошедшее, как вдруг из линии, что соединяла плоскости, из полумрака, отделились несколько точек ; маленьких черных зернышек. Подчиняясь какой-то объединительной силе, толкаясь и опережая друг дружку, эти крупицы стали сбиваться в странные фигуры.  Покачиваясь, как если бы были на ветру, они  довольно скоро приблизились к Мастеровому.
И вот уже фигуры соединились в одну. И что же теперь перед глазами искателя? Перед ним стояла дева. Вся из черточек и линий, словно бы ее нарисовали. На ее голове платок, укрывавший волосы, как на невесте. На ней брачный наряд. Именно так и наряжались девицы в Иле, готовясь войти в свадебный чертог. Пришедшему из Иля показалось, что дева промокла, так как в ее одежде присутствовала небрежность. Чуть выглядывали волосы из под платка, и поясная ткань скомкалась и сползла на бедра.
; Илея? — подумал Мастеровой, ее лица не помня.
— Да, — отвечал девичий голос, вроде  слыша его мысли.

Мастеровому стало ужасно стыдно появиться перед ней в таком виде.
Илея остановилась у невидимой границы и осталась на расстоянии вытянутой руки.
Странно, что сейчас он не мог подобрать те слова, которые ему так нужны.
«Я скучал! Но я не могу вспомнить тебя! Может быть, так начать свой разговор?» ; размышлял Мастеровой.
— Брось, что принес... Выплюни. И иди ко мне, — услышал Мастеровой незнакомый ласковый голос.
— Ну же... Вот она, — прошептал кто-то ему на ухо.
Искатель оглянулся, это был дядька. Он объявился снова, и хотя у него отсутствовала рука, казалось, ему это не чуть не мешало.
— Я наг, —  отвечая однорукому проводнику, возразил Мастеровой.
— Плюнь же и ступай... Не думай ни о чем.
— Я наг! — твердил свое искатель.
— Иди же, — подталкивал его старик.
Оставив мысли, Мастеровой  принялся разглядывать девушку.
— Я нравлюсь тебе, — произнесла невеста, не открывая рта.
«Какой я был дурак... — подумал он. — Как мог я медлить... прости...»
— Брось его, — настаивал ласковый голос.
Искатель вынул колокольчик изо рта и сжал в ладони.
; Бросай же! — нежно нашептывало ему все окружающее пространство.
Мастеровой раскрыл ладонь. Колокольчик скатился с нее, подобно слезе.
В тот же момент в девичьих глазах, в зрачке, промелькнуло ничтожное черное существо, окруженное другими не менее ничтожными существами. Мастеровой понял, что это его собственное отражение.
Резко присев, он подхватил колокольчик, когда тот уже плюхнулся в сизое марево, но еще не ударился о каменную плиту.
— Динь... — пропел звонкий оберег, прежде чем оказался в его руке.
— Брось его, отдай... — услышал он неизменно ласковый и спокойный голос в своей голове. — Ведь я твоя невеста, отдай же мне его. Ты хотел со мной остаться, ведь так?
— Нет, — так же мысленно отвечал Мастеровой. — Ты не невеста мне. Ты обман!
— И чем же я другая?
— Твой голос льстивый, движения, как у горной кошки, что спиной трется о камни, прежде чем убить. От хищника в Илее не было и самой малой доли. Ты порождение тьмы.
— Дознался! — вдруг завопила дева и шарахнулась назад.
— До-зна-ал-ся! — ухнуло волной во все стороны.
Теперь обнаружил Мастеровой, что стоит в центре. Вокруг него собрались существа, подобные людям. Их много. На лицах не заметно глаз, а только почерневшие носы. В захватившем все пространство сумраке стояли старухи, старики, женщины, мужчины и даже маленькие дети. Обступив Искателя большим кругом, все они были настроены весьма враждебно.
— Дознался, — рыкнул дядька.
Он выглядел злее других, поэтому понесся по кругу, как взбесившийся пес. Все остальные заверещали, загудели и стали засыпать Мастерового проклятиями.
— Обманул! — вопили одни.
— Старого человека! — дребезжала дряхлая старуха.
— Дя-де-нь-ку свого-о-о! — добавил кто-то пискляво.
— Стоит здесь голый, бесстыдник, срам-то какой! — позорил Мастерового кто-то голосом торговки.

Вдруг один из черноносых детей, по виду совсем еще младенец, сорвался с чьих-то рук и, как злобная собачонка, вцепился зубами Мастеровому в пальцы, в те, под которыми и прятался колокольчик. От боли Мастеровой мотнул кулаком, но не тут-то было: маленькое чудовище крепко ухватилось за его кисть и удержалось в прежнем положении. Со всех сторон послышался смех. Искатель оторвал от себя маленькое тельце другой рукой и отшвырнул прочь.
;Дитя убил! Дитятку! — заорала какая-то баба.
Дитятка поднялся, и вот уже все они накинулись на Мастерового. И только та, что выставляла себя невестой, стояла безучастной.
Оглушающий крик, как молния перед грозой, обрушился на всех, кто собрался здесь. Пронесся вихрем и пронзил пространство многократно. Вся эта свора, как скошенная трава, оказалась у ног Мастерового. Над головой мелькнуло крыло.
Птица с бронзовым отливом на перьях сделала еще круг, а затем резко рванула вниз. Когти на ее лапах впились в лжеца, что выдавал себя за старца. И, только убедившись в том, что Мастеровому больше ничто не угрожало, она снова поднялась вверх, часто замахала крыльями и издала слабый крик. Его ноги чудесным образом освободились, и Мастеровому стало легко. Вдруг когтистая лапа быстро и крепко схватила его за густые волосы, как будто вытаскивая из омута, и они устремились прочь. Уже совсем скоро искатель оказался там где оставил свои вещи. Когда оделся, то обомлел ; перед ним стояла Илея:
— Ну что вспомнил меня?
От радости Мастеровой хотел было ответить, но Илея положила на его уста ладонь:
— Знаю все я, и про печаль твою и боль, и что лицо мое не можешь вспомнить. Не было сил мне видеть твои муки, жалко мне тебя, вот перед тобой твоя Илея. Но ненадолго сменила я лик птицы. Мне теперь невозможно оставаться прежней. Пока же побудь со мной и слушай... Знаю все, что хотел бы у меня спросить. Придет время, и все для тебя раскроется само собой. Пока же знай, тебя люблю я, как и прежде.
— Возьми меня с собой. Нет жизни без тебя, — попросил Мастеровой, чуть плеч любимой касаясь.
— Не время тебе со мной остаться. Но будет так: поднимется звезда, и, за руки держась, по солнечным лугам пойдем мы вместе, и утренние травы будут едва касаться наших ног. Верь мне!
Его голова легла ей на плечо.
— Какое имя дал ему?— спросила она тихо.
— Роха, — отвечал Мастеровой.
— Роха — спасенный, значит, — улыбнулась Илея.
— Да, он уже мужчина, как сына я его растил.
— Когда-нибудь и я его увижу, — снова улыбнулась Илея. — Наше время на исходе, я больше не могу с тобою оставаться. Смотри, рука становится крылом. А я так и не сказала главного тебе. В Иль не возвращайся. Беда придет с чужбины. Твой мир стоит в шаге от края пропасти. Проклятые уже восстали и поползли из нор. Будут мстить они за изгнание свое, и пепел пожарищ очень скоро накроет землю. На этот раз отправишься ты в самый дальний путь из тех, что были прежде. Иди к тем племенам, что населяют берега Большого озера, и дальше на запад. Найди скрижали, что высечены в камне, заветы предков на скале, гласящие о младенце спящем. Те скрижали сохрани. В них разгадка, как вернуть все на свои места. Пусть откроется то, что прежде было тайной. Ты огласишь то, что высечено в камне, то, что мир провалится во мрак, коль люди будут медлить и не встанут на его защиту. И помни, что если послушает тебя хотя бы один человек из живущих там, то будет для кого светить солнцу. Пока скрижали не найдешь, храни молчание, не задавай вопросов, внимай, и только. Так избежишь ты темных сил, что слушают молву. И еще... Там жди того, кто придет вернуть дитя.

Сказав это, Илея снова приняла обличье птицы. Ее крылья расправились, она оттолкнулась и поднялась высоко вверх, ослепив Мастерового белыми вспышками. А затем растворилась в чистом небе.