Глава II. Тантал

Взятый в кредит саундбар транслировал на весь дом вагнеровских «Тристана и Изольду». Утешающие струнные засыпающего оркестра нежно разливали спокойствие и благоговение, облекая в объятия истинной красоты любого, даже самого искушенного слушателя. Однако в это величественное спокойствие постепенно пробиралась тревога, не менее эпохальная и восхитительная. Периодически, по праву первенства, она уступала ласкающей грации тихой красоты, но вскоре хитроумным пронырой вновь возвращалась на передний план. Соревнование тревоги и покоя, страха и благоговения, власти и остракизма — соревнование ради чистой красоты во всех ее эмоциях и проявлениях, в любом качестве и настроении, было равным с обеих сторон и достойным существования ради самого сражения, не взирая на его результат. Не взирая на сюжет и либретто, музыка как таковая, музыка сама по себе рождала космическую гармонию, уносила туда, где не было ничего, кроме умозрительной, бестелесной красоты.

Давид наполнял музыкой всего себя, проникался ей полностью. Он провалился в мягкое кресло, держа в руке стопку с коньяком, и закрыл глаза. Музыка дарила ему крылья и уносила далеко от реальности, в миры, где не было места боли и страданиям. Миры, состоящие из фантазий, спасавших в тяжелые времена, мечтаний, исполниться которым не было суждено, и ностальгии по давно утерянным годам, где счастье еще поддерживало желание дышать. Давид был там жив. Он делился счастьем с Агатой и маленьким сыном, приходя с любимой работы, которая приносила ему удовольствие, а миру — пользу. Его родители были вместе и доживали старость в любви и безмятежности. Поцелуй, который Давид дарил сыну, выражал уверенность в его будущем. Акт подходил к концу. Давид полностью утонул в любимом кресле и не желал открывать глаза. С тех пор, как мама уехала, он не выходил из дома уже больше недели и такое положение дел его более чем устраивало. Путешествуя по мирам внутри своей головы, открываемым с помощью музыки, он удерживал себя в равновесии. Исследуя их день за днем, Давид, казалось, нашел в них свое место, но ощущение незавершенности не позволяло ему переехать туда насовсем. В этот раз его путешествие прервал зазвонивший телефон. Выждав чуть меньше минуты, он выключил музыку и поднял трубку.

— Здравствуй, Давид. Как ты?

Это была мама.

— Уже лучше.

— Это хорошо. Ты вышел на работу?

— Пока нет. — Работа была последней вещью, о которой он сейчас думал. — Меня уволили, если ты не забыла. А новое место я пока не нашел.

— Ладно. — Она убедительно изображала заботу. — Если будут проблемы с деньгами…

— Все в порядке, не переживай.

— Как скажешь, сынок. — Давид ничего не отвечал. — Может, приедешь, поживешь у меня какое-то время?

— Можно как-нибудь, только не сейчас. Слушай, можно задать тебе один вопрос?

— Да, конечно.

— Почему отец ушел от тебя?

На том конце послышалась легкая усмешка.

— Я постоянно ждала этого вопроса, когда ты был ребенком, а ты задаешь его только сейчас. — Она улыбалась, говоря это. — Я не знаю, Давид. Я страдала из-за своей погибшей семьи, была сама не своя. А он каждый день куда-то уходил из дома, и никогда ни о чем не рассказывал. Казалось, ему не было до меня дела. Мы ругались, я плакала, а он снова уходил.

Мама замолчала.

— И как это закончилось? — Давид поторопил ее, не желая терпеть затянувшуюся паузу.

— Как-то странно. Наши ссоры и его уходы продолжались несколько месяцев, а потом он просто взял и ушел навсегда. Уехал, предложив мне остаться в нашем доме… В твоем доме теперь. Но я не стала там жить, нет, после всего, что было, я уже не могла находиться в этом месте. Я была готова к его уходу, все говорило об этом долгие месяцы, и чутье меня не подвело. — Она глубоко вздохнула. — У него была другая женщина, я уверена. Она была моложе, не ждала ребенка и не ревела целыми днями. Господи, как я могла выйти замуж за такого человека!

Слушая ее, Давид замечал, как с каждым словом она все больше начинает злиться. Он поспешил закончить разговор, сославшись на внезапно появившиеся дела. Освободив руку от телефона, он сразу начал расчесывать ею запястье другой руки. В последние дни разные части его тела периодически начинали чесаться. Давид не искал этому причины и не обращал особого внимания. Чаще всего эту чесотку сопровождал трупный запах, который до сих пор продолжал его преследовать. А весь сегодняшний день Давида донимало запястье левой руки, которое начало его по-настоящему бесить.

К его удивлению, за окном уже потемнело. Давид решил не включать музыку снова: он взял коньяк и сигареты, затянул пояс на халате и переместился на балкон. Ветер встретил его нежными поглаживаниями, а деревья взмахами ветвей. Давид прикурил сигарету. Игнорируя пепельницу, он стряхивал пепел прямо себе под ноги. Ветер направил сигаретный дым в его глаза, которые тут же заслезились. Давид, лишившись зрения на короткий срок, активировал другие органы чувств: он осязал теплый воздух ночного августа, чуял живой запах летнего леса и слышал тихий шепот сверчков. Он думал об отце, как бы наверстывая давно забытые мысли. Он постоянно слышал рассказы мамы о том, каким ужасным человеком был отец: она заверяла сына, что жизнь вместе с ним была бы только хуже. В детских раздумьях он представлял отца солдатом, покинувшем дом, чтобы защищать их. Героем, пожертвовавшим собой ради сына и жены. Но детство прошло, а привычка осталась. И легкость, достижимая благодаря детским фантазиям и самообману, была вынуждена покинуть его.

Тьма ночи достигла апогея. Полумесяц заигрывал со звездами, а волки посвящали ему серенады в чаще леса. Давид решил суммировать всю известную ему информацию об отце. Он ходил по балкону из стороны в сторону с медленно тлеющей сигаретой в руке и негромко проговаривал все, что приходило ему на ум.

— Так, у него был собственный бизнес по переработке дерева, который, по словам местных жителей, уменьшил этот лес в два раза. — Давид затянулся и посмотрел на деревья. — С мамой они познакомились в столице, где она жила и работала, когда он покупал какую-то хрень для расширения лесопилки. После этого они изредка встречались, когда он снова приезжал в столицу по работе.

Давид выбросил окурок с балкона, достал из пачки еще одну сигарету и тут же ее прикурил. На ветках ближайших к дому деревьев сидели вороны, с любопытством наблюдающие за его воспоминаниями.

— После свадьбы мама переехала к нему сюда… А два года назад он умер от сердечного приступа.

Он перестал ходить по балкону.

— Лесопилку вроде как подмяли под себя какие-то акционеры, а дом и оружейную он оставил мне. Сыну, которого не видел ни разу в жизни.

Он долго гадал о мотивах отца, предполагая, что, возможно, таким посмертным подарком он просто хотел искупить свою вину за все эти годы. Давид стряхнул пепел и ушел с балкона, оставив каркающих ворон наедине друг с другом. Он решил спуститься в подвал с оружием. Узкая лестница вынуждала его быть аккуратным, чего ему совсем не хотелось. Давид не спускался сюда уже очень долго. Когда он преодолел последнюю ступеньку и включил в оружейной свет, воспоминания сразу же нахлынули на него.

— Ничего себе. Твой папаня был аристократом.

— Вот уж да. А я об этом даже и не знал.

Старинные светильники освещали теплым светом все помещение оружейной и ее деревянные стены. Повсюду стояли витрины с древним оружием различных эпох, а там, где их не было, находились манекены рыцарей в блестящих доспехах. Казалось, они вот-вот сойдут с постаментов и начнут друг с другом бой, словно те, с кого их сняли много лет назад. В этой комнате нашли пристанище предметы самых разных эпох существования человеческого рода, одновременно говорящие и о его величии, и о безмерном безрассудстве.

— Как думаешь, сколько все это стоит?

— Наверняка достаточно много, чтобы мы могли отдыхать всю оставшуюся жизнь. И наши дети, думаю, тоже.

Давид смотрел на длинный меч средних веков. Это был саксонский клинок времен завоевания Англии. Аккуратно взяв его в руки, Давид осмотрел древние письмена, выгравированные золотом по всему основанию клинка. Высокий титул этого орудия убийства бросался в глаза. Давид на секунду захотел почесать мечом запястье, но решил этого не делать. Мысли уносили его в прошлое, когда был рожден этот меч. Его восхищали потерянные в летах понятия о чести, благородстве и порядочности. Зная о варварстве и безрассудстве тех времен, он закрывал на них глаза, представляя то прошлое, в которое ему хотелось верить.

— Значит, если меня выпрут с работы, будем потихоньку продавать все отцовское добро и жить припеваючи.

— А зачем ждать? Увольняйся прямо сейчас, и заживем!

Медленным шагом Давид прошел по всей комнате, стряхивая пальцами пыль с хранившихся тут обрывков истории. Старый пол скрипел под его ногами. «Интересно, сколько человек убили все эти клинки?» — спрашивал он себя. Щиты, булавы и копья: он осматривал каждую деталь этого музея с должной тщательностью и вниманием, пытаясь проникнуть разумом в исторический период жизни каждого из экспонатов. Он восторгался достижениями тех времен, отказываясь вспоминать об их недостатках. Пыль повсюду летала вокруг него.

— Как насчет примерить эти доспехи? Уверена, тебе пойдут.

— Только при условии, что ты их потом с меня снимешь.

Последним и самым отличающимся от остальных артефактом в оружейной был восточный кинжал времен средних веков. Среди изысков европейской истории, он выглядел здесь экзотической реликвией, оказавшейся в этом зале по ошибке. Давид поднял кинжал с витрины. Рукоятка легко ложилась в руку, да и сам клинок казался довольно легким. Нижняя его часть была темно-зеленого цвета. Ее украшали драгоценные камни. Вдоль лезвия тонко, еле заметно, были выгравированы витиеватые иероглифы. Компактное орудие убийства, миниатюрная модель Танатоса, способная выполнять свои функции, не теряя при этом изящности, добавляла процессу умерщвления высокой эстетики.

— Главное, чтобы мы не поубивали друг друга этими мечами.

— А это и случится, милый. Вот подожди лет десять, и мы превратимся в типичных супругов, начнем друг друга ненавидеть, и я убью тебя, пока ты будешь спать.

— Только если сможешь меня опередить!

Терпение Давида подходило к концу. Воспоминания пробуждали боль. Он поспешил покинуть оружейную.

Остаток ночи был им потрачен на чтение текстов об истории озера в интернете. Листая одну страницу за другой, Давид находил лишь скучную стандартную информацию, но ничего странного, неоднозначного и таинственного, что могло бы натолкнуть его на дальнейшие поиски. Грандиозные сражения обходили озеро стороной, люди отказывались в нем тонуть и пропадать без вести, а сектанты почему-то не выбирали это место для проведения своих ритуалов. Но упорство не отпускало Давида, несмотря на безрезультатность поисков. Оно приводило его в самые неожиданные места: сайты со статьями по мифологии, форумы, посвященные истории языческих культов и выдержки из самой неординарной религиозной литературы. Давид зачитывался мнениями пользователей, из года в год ведущих беседы и споры на форумах. Многие, несмотря на узкую тематику ресурсов, делились с другими людьми новостями и переживаниями из своей личной жизни, поздравляли друг друга с праздниками и вели себя как настоящие друзья. Эти люди не были знакомы друг с другом за пределами сети, порой даже не знали имени собеседника, не говоря уже о личных качествах, но тем не менее были близки и полны доверия. Открытие этого виртуального общежития обескуражило Давида, он заинтересовался настолько, что потратил несколько часов на чтение диалогов жителей сети. Он подумывал о том, чтобы попробовать вступить в контакт с этими людьми, постараться найти приют, как нашли его тысячи других людей. Но сейчас у него имелась иная цель, поэтому он вернулся к поискам. В итоге, к тому моменту, когда ночь передала эстафету утру, упорство Давида было вознаграждено. Будучи в состоянии, когда сон за руку уводил его в свое царство, Давид нашел на одном из форумов отрывок книги какого-то психа, жившего на этих землях более трехсот лет назад.

«В тот день я слишком устал после работы, поэтому решил лечь спать пораньше. Когда я уже почти заснул, появился тот самый шум. Он звучал так, будто водили ножом по стеклу, только в сотню раз громче. Ей-богу, у меня заложило уши от такой громкости. Понятное дело, что о сне я вмиг позабыл. Казалось, звук шел из окна. Я сразу же подошел к нему и начал разглядывать округу. Тогда я и увидел свет. Он вспыхнул лишь на одно мгновение, ярче, чем солнце в ясный день, и тут же погас. Через какое-то время снова вспыхнул и так же быстро пропал. Таких вспышек было несколько штук. Я уж подумал, что с ума схожу совсем, или не дай господи черти в ад уносят. Но я поборол лукавые мысли и решил найти место, откуда эта дьявольщина взялась. Я оделся, вышел из дому и пошел, прислушиваясь, на источник звука. Четверть часа я бродил по лесу и в итоге пришел к озеру. Там-то я и увидал ту дрянь, из-за которой меня потом окрестили безумцем. Если бы не она, вся моя жизнь прошла бы иной тропой! Одно хорошо: эти озерные демоны меня не заметили, я ведь сразу понял, что творится неладное, потому и спрятался за деревцем… КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ФРАГМЕНТА!»

Что это была за картина, изменившая всю его дальнейшую жизнь, узнать не удалось — остальная информация была только в самой книге. Но найдя биографию автора, Давид узнал, что его признали сумасшедшим и через несколько лет он покончил жизнь самоубийством, лежа в лечебнице для психически больных.

***

Библиотека казалась Ариадне необычайно красивой. Несмотря на то что уже несколько месяцев она приходила сюда практически ежедневно, это высокое, похожее на готический замок здание не переставало поражать ее своей высокомерной красотой. Ее смена начиналась в полдень, поэтому Ариадна выспалась, была готова к работе и полна сил. Внутри здания, как обычно, практически не было людей, что, безусловно, ее порадовало. Библиотека принадлежала университету, а летом студенты не особо нуждаются в новых знаниях. Ариадна ходила мимо многочисленных полок с самой разнообразной литературой. Помещение было настолько большим, что, если убрать отсюда все столы и книжные полки, хватило бы места для полноценного футбольного поля. Ощущение доступности огромного количества самых разных знаний и опыта тысяч людей, живших в разные периоды существования человечества, грело Ариадну изнутри. Презирая людей, осознанно отказывающихся от этого, она видела в библиотеке свой персональный храм, где беспрерывно воспевалась религия познания. Процесс анализа и составления определенных выводов на основе мыслей разных людей, с разными судьбами, из разных эпох и социальных групп, казался ей до сакральности ценным. Она полностью посвящала себя ему, найдя в поиске экзистенциальной истины свою цель, а в книгах, ставших инструментом, позволяющим осуществлять этот поиск, — приют. Расставляя книги, Ариадна увидела мужчину, блуждающего от одной полки к другой. Его непричесанные волосы торчали в разные стороны, а под глазами свисали огромные мешки. Такие люди были нечастыми гостями ее библиотеки. Мужчина явно пытался найти что-то конкретное, кружа мимо полок и рассматривая каждую вторую книгу, но найти не удавалось.

— Вам чем-нибудь помочь?

Задумавшись, Давид не заметил, как к нему подошла какая-то девушка. На вид ей было не больше двадцати, вероятно, студентка, подрабатывающая в библиотеке. Длинные черные волосы аккуратно лежали на ее плечах, а большие зеленые глаза так и лучились добродушием.

— Да, я ищу одну книгу, — он говорил медленно, запинаясь.

Бессонная ночь давала о себе знать.

— Это понятно, что же еще можно искать в библиотеке, — она улыбнулась ему, явив небольшие ямочки на щеках. — Какая книга вам нужна?

Девушка была в светлой рубашке, заправленной в длинную юбку. Ее стройное тело выглядело шире из-за надетой на рубашку длинной черной безрукавки.

— Херман, «Война с неизвестным».

— Психиатрия? Интересно. Пройдемте за мной.

Ее голос казался Давиду детским. Если бы он не знал, как она выглядит, то подумал бы, что с ним говорит маленькая девочка.

— Да, я… психиатр.

— А что же вы делаете в нашей библиотеке? Здесь обычно только студенты запасаются учебниками.

— Я… прохожу практику, чтобы повысить квалификацию. А здесь самый большой источник литературы в городе.

Давид пытался правдиво врать. Раньше ему часто приходилось это делать: не без помощи лжи он добивался повышения на работе.

— Тогда все ясно. К сожалению, это не самая популярная литература, и найти ее будет нелегко. Надеюсь, вы никуда не торопитесь.

— Нет, все в порядке.

Она штудировала книжные полки одну за другой, будто искала потерянную вещь у себя дома. Быстрыми и ловкими движениями она доставала разные книги, смотрела на названия и переставляла их с места на место, пока не нашла нужную.

— А вот и ваш Херман. Держите.

Давид забрал у нее книгу.

— Спасибо, сам бы я ее вряд ли здесь нашел.

— Да не за что. Если что, обращайтесь. — Она еще раз мило улыбнулась ему и быстрым шагом ушла, скрывшись среди полок.

Давид занял место за одним из столиков и начал читать, периодически отвлекаясь на чешущуюся руку. Запястье сильно покраснело, но он не придавал этому значения. Большую часть книги автор описывал свою борьбу с врачами, пытающимися признать его сумасшедшим, а описание самого события на озере занимало всего несколько страниц. Зато их содержание дало Давиду убедиться, что все произошедшее с ним — не плод его больного сознания.

«…за деревцем, откуда и наблюдал за ними. Это может показаться бредом, но, клянусь жизнью, каждое слово — чистая правда. Я увидел над водной гладью, в нескольких метрах от берега, деву немыслимой красоты. После этого у меня не получилось точно вспомнить ее внешность, но в одном я уверен — она была прекрасна словно ангел. Такого великолепия я в жизни не видел! Она витала в воздухе и озаряла своим совершенством все вокруг. На берегу стоял и разговаривал с ней мужчина в рясе. Я пытался разглядеть его лицо, но никак не выходило. Во-первых, ночь была больно темной, во-вторых, на нем был надет капюшон. Зато я разглядел его бороду, она была очень густой и спускалась аж до груди. Хоть я и поразился красотой парящей девы, мне все равно было настолько страшно, что я чуть в дерево не врос. Я не знал, что мне делать, поэтому старался подслушать их разговор. Дева ангельским голосом говорила, что им обоим будет худо от деяний мужчины. Она просила его поскорее закончить (о чем шла речь, я не знаю), чтоб не подвергать ее риску. Он отвечал ей, что она может не беспокоиться, так как он уже завершил все, что хотел и пришел сюда лишь для того, чтобы проститься с ней перед неминуемым концом. Черт его знает, о ком он говорил, но я отчетливо слышал, что он собирался кого-то убить. Притом имя жертвы они не называли. Мужчина захотел показать деве, как он сказал, «главный козырь», и достал из глубокого кармана рясы какой-то предмет. Больше всего я теперь жалею, что не смог разглядеть его! Если бы у меня это вышло, я бы доказал чертовым мозгоправам, что не псих! Ну да ладно, уже ничего не поделаешь. Мужчина протянул деве этот предмет. Когда она увидела его, сразу обрела зловещий вид и голосом, полным злобы, крикнула что-то на странном языке, я такого никогда не слышал, и в конце добавила уже по-человечески: «Убирайся!» Я уже тогда дрожал от ужаса, но дальше она взмахнула рукой в сторону мужчины так, что от этого взмаха вода превратилась в волны и обрызгала берег. Деревья закачались, словно от сильного ветра. Меня чуть не опрокинуло на землю. Моему удивлению не было предела, когда я увидел, что бородатый в рясе лишь чуть-чуть пошатнулся, обронив тот самый предмет на землю. Поспешно подняв его, он снова обратился к деве со словами: «Прости меня, ты сама понимаешь, что иначе нельзя». Она ничего ему не ответила, только опять злобно на него посмотрела и скрылась под водой. Мужчина еще какое-то время стоял на берегу, смотря ей вслед, словно ожидал, что она вот-вот вернется. Но наконец он, видимо, убедился, что этого не произойдет, и молча ушел, скрывшись в гуще леса. Я впал в ступор от всего увиденного, и еще долго стоял за деревом, боясь даже вздохнуть, не то что сделать шаг. Но более-менее отойдя от ужаса, я увидел, как на земле у берега что-то светилось. Прямо на том месте, где мужчина с бородой уронил свой «козырь». Я боялся, что дева может вернуться, поэтому медленно, на носочках, подошел к этому месту и увидел, что на земле светились какие-то странные знаки, будто их там вывели фосфором…»

В последующих главах автор рассказывал, что эти знаки надолго врезались ему в память, и даже закрывая глаза он видел их во тьме всю свою дальнейшую жизнь. Они не покидали его и во снах, вместе с девой-ангелом и жутким бородачом в черной рясе. Давида поразило прочитанное. Он находил немало сходств между озерной девой из книги и чуть не утопившей его чудовищной женщиной. Хоть и описана в книге она была как ангел, сошедший с небес, а сам он видел жуткое зеленое подобие девушки с кучей щупалец по всему телу, все же он допускал вероятность, что это если не одно и то же существо, то хотя бы существа друг с другом связанные. Также Давид понимал, что человек, написавший эту книгу, мог быть душевно больным или простым выдумщиком, пожелавшим славы, но верить в это он совершенно отказывался. Ведь это было единственной нитью к ответам, и он не мог ее упустить. Дальнейшая жизнь автора, описанная в книге, совершенно не интересовала Давида, хоть он и прочитал все до конца в надежде узнать еще какие-нибудь подробности. Все оставшиеся главы автор описывал свои сны и видения, попытки узнать правду и отбиться от врачей. Последнее у него не вышло, и через несколько лет его закрыли на лечение, на чем книга и обрывается. Помимо всех прочих странностей Давида мучило ощущение, что он уже где-то видел знаки, светящиеся на берегу. Автор нарисовал их в самой книге, а Давид перерисовал себе в блокнот и еще долго сидел, рассматривая их, и пытался вспомнить, где же он мог их видеть.

— Мужчина, мы закрываемся. — Та же девушка, что помогла ему найти книгу, уже направлялась к выходу, случайно заметив Давида перед самым уходом. — Вы решили остаться тут на ночь?

— Нет, извините. Я зачитался и не заметил, как быстро прошло время.

День прошел и вправду быстро. Он нарочно сел в том месте, где солнечный свет, крадущийся в окна, не смог бы его найти.

— Ничего страшного. Если хотите, можете взять книгу с собой: все равно она не пользуется популярностью. Думаю, никто не заметит, если она пропадет на несколько дней.

— Спасибо, но в этом нет необходимости. Все, что мне было нужно, я уже прочитал. — Давид вышел из библиотеки, и девушка закрыла массивную дверь на ключ.

— Ну, как хотите. И все же я не понимаю, что можно найти полезного в биографии какого-то психа.

— Иногда самое необходимое прячется в совершенно непредсказуемых местах.

Воспроизведя сказанное в своей голове, Давид ощутил стыд за пафосную претенциозность своих слов.

— Возможно. — Девушка улыбнулась. — Ну тогда удачи вам в поисках самого необходимого. А мне пора идти.

Давид хотел что-то сказать, но не знал, что именно.

— Где вы живете? Может быть, вас подвести?

— Совсем рядом, не нужно. Не хочу причинять вам неудобства.

— Никаких неудобств, мне как раз по пути.

— Откуда вы это знаете? Я не сказала, где живу. — Она вновь улыбнулась.

— Просто предчувствие. У меня в любом случае нет никаких планов, так что… Поедем?

Девушка сомневалась.

— Ну хорошо, поехали. — Через мгновение она назвала свой адрес, и они сели в машину.

Пошел дождь, и дорога стала скользкой. Блуждавшие по улицам люди спешили домой, желая спрятаться от непогоды. Давида радовало лишь то, что машин было немного. С каждым днем становилось все холоднее. Лето в этом году решило уйти пораньше, словно ленивый работник в тяжелый день. По радио бурчали чьи-то голоса, а из окна назойливо пахло осенью.

— Я, кстати, Ариадна. За весь день мы так и не представились друг другу, — она первой прервала затянувшееся молчание, вытянув Давида из мыслей.

— Давид. В этом нет ничего удивительного, мы же толком и не разговаривали.

Она в очередной раз улыбнулась. Давид не мог не обращать внимания на ямочки, появляющиеся на ее щеках при улыбке, будто зверек, выглянувший из норки, увидев, что опасность ушла.

— А вы учитесь здесь?

— Да, но вот летом решила поработать в библиотеке.

— Зачем? Ваши сверстники наслаждаются молодостью, пока есть такая возможность. В разгар лета нужно отдыхать, а вы запираете себя в душной библиотеке.

— Вы говорите прямо как мои родители. Мне нравится моя работа. А чтение и так дает мне возможность наслаждаться молодостью. — Она застегнула куртку. — Да и холодно как-то для разгара лета.

Давид начинал злиться. Пока Ариадна ему что-то рассказывала, он говорил сам с собой внутри своей головы: «Как это типично: показательная отстраненность, отсутствие потребности в дружбе, общении и прочем. Нонконформизм во всем, в чем можно его проявить, а порой даже в вещах, совершенно ему несвойственных. Ради чего они это делают? Ради внимания и показухи? Это не имеет никакого смысла. Что их побуждает к этому ярому стремлению быть противоположным всему и вся? И какого дьявола меня это так бесит? Она все еще что-то говорит… Наверняка это подробные рассказы о том, как ей наплевать на весь мир и о книгах, легко заменивших ей людей. Плевать».

— Вы пропустили поворот. — Взгляд Ариадны выражал настороженность.

«Неужели нельзя было подумать заранее, прежде чем садиться в машину к незнакомцу?» — размышлял Давид.

— Разве? Я просто вас заслушался. Но ничего, насколько я помню, на следующем перекрестке можно выехать на вашу улицу.

— Вы не слышали ни слова из того, что я сказала, — ни доли упрека не было вложено в эти слова, хоть улыбка и исчезла с ее лица.

Она напомнила ему Агату.

— Может, и так. Вы что, боитесь меня? Что ж вы тогда так смело сели в машину к незнакомому человеку? — он постарался сказать это мягче, чем прокручивал в своих мыслях.

— Вовсе и не боюсь. Чего мне бояться-то? Во-первых, вы показались мне хорошим человеком, несмотря на всю вашу странность. А во-вторых, даже если что-то и произойдет, все равно…

Дальше были высокопарные рассуждения о пренебрежении жизнью в связи с ее бессмысленностью и желании освободиться от сдерживающих нас оков инстинкта самосохранения, дабы убить в себе всякий страх и обрести свободу духа. Давид не хотел это слушать. «Зачем я предложил довести ее? Как будто в одиночестве мне было плохо. Идиот!» — корил он себя.

Изменив маршрут из-за пропущенного поворота, они были вынуждены свернуть на оживленную улицу в центре города. На контрасте многолюдность начинала сильно давить. Туристы гуляли по магазинам, прохожие ждали автобус, а движение было чертовски медленным. Они ехали по участку дороги, где пешеходы имели больший приоритет, чем автомобилисты. Если обычно это не сильно затрудняло движение, то сейчас они были вынуждены ехать слишком медленно, чтобы ненароком кого-то не сбить. Давид вглядывался в людей и замечал, что они передвигались большими группами и что-то кричали.

— Сегодня какой-то праздник?

Ариадна удивленно посмотрела на него.

— Нет, это протестующие.

Давид увидел в руках у некоторых плакаты и транспаранты. В глазах людей была смесь злобы и надежды. Среди них были и старики, и молодежь. И мужчины, и женщины. Давид посигналил идущим впереди, чтобы они уступили ему дорогу. Они недоуменно обернулись на него и продолжили идти, как и раньше.

— И против чего они протестуют?

— Да как бы много причин. — Она продолжала смотреть на него как на пришельца. — Вы новости вообще не читаете?

— Нет, конечно. Я же не полный кретин, чтобы тратить на это свое время.

Не желая видеть в глазах Ариадны обиду, Давид решил на нее не смотреть. Они проехали пешеходный участок дороги и приблизились к нужному перекрестку. Завидев моргающий зеленый свет на светофоре, Давид нажал на газ. Он хотел поскорее вернуться домой, а лишние минуты ожидания на перекрестке казались ему неуместным оттягиванием. Когда они подъезжали к повороту, на светофоре уже загорелся красный свет. Скорость была слишком высокой, чтобы останавливаться, поэтому Давид, будучи уверенным, что на дороге больше никого, выехал на поворот. Совершая маневр, он увидел свет фар, говорящий о приближении автомобиля с другого участка дороги. Вслед за светом появилась небольшая легковая машина, сигналом предупреждающая Давида о возможности столкновения. Он зажал тормоз и выкрутил руль в надежде избежать аварии, но колеса пошли на поводу у мокрой дороги, ослушавшись требования Давида. Машину занесло таким образом, что встречный автомобиль въехал им в бок. Ариадна вскрикнула, ее сторона впитала удар. Сработали подушки безопасности. На некоторое время Давид потерял нить происходящего. Его привели в себя крики водителя, чей автомобиль в них въехал.

— Ты что творишь, ублюдок?! — водитель подошел к окну и начал в него стучать.

Давид вышел из машины. Перед ним был мужчина средних лет, озлобленный из-за разбитой машины. Его лысеющая голова отражала свет загоревшегося над ними фонаря, а начинающаяся щетина красила черными точками широкие щеки и толстый подбородок.

— Простите, меня занесло. Все из-за дождя.

— А зачем было на красный переть?! Ты посмотри, у меня весь бампер вдребезги. — Он не соврал. — Я вызываю ментов.

Пока встревоженный водитель звонил в полицию, Давид вернулся в машину за сигаретами и обратился к Ариадне.

— Идите, наверное, домой. Это затянется на несколько часов.

— Как вы умудрились это сделать? — Она была напугана.

— Я не знаю, надеялся проскочить. Простите, вас не должно было тут быть. Благо ваш дом совсем недалеко.

Давид прикурил сигарету.

— Я посижу с вами.

— Это пустая трата времени. Полиция приедет через несколько часов, не раньше. Потом оформление бумаг затянется на столько же.

— Ничего страшного, я никуда не тороплюсь. Да и вы обещали довести меня до дома. — Появившиеся на ее щеках ямочки говорили об уходе страха.

— Ну хорошо. — У него не было никакого желания ее переубеждать. — Я выйду на улицу, нужно поговорить с ним.

Потерпевший водитель потерянным взглядом смотрел в никуда, опершись спиной на свою машину. Увидев приближающегося Давида, он презрительно посмотрел ему в глаза.

— Я купил эту тачку две недели назад. — Он глубоко вздохнул. — А платить за нее еще несколько лет. Почему тебе понадобилось выехать именно в этот момент?

— Я торопился домой. — Давид услышал риторичность вопроса, но все же решил ответить. — Самочувствие начало подводить.

— Думаешь, ты один такой? — Мужчина прикурил сигарету. — Все мы торопимся домой. Как будто мне в кайф сидеть допоздна в сраном офисе, а потом еще четверть часа тащиться до дома. Но твои проблемы важнее, чем у остальных, да?

— Не нужно драматизировать. Дороги пустые, машин почти нет. Только пешеходы ходят, да и то не здесь. Эта авария — чистая случайность.

— Случайность… Правила соблюдать нужно!

Давид не ответил. Он осмотрел свою машину: на боковой части была сильная вмятина. Хотя машина мужчины пострадала гораздо сильнее. Позади него раздался стон. Он поспешил обернуться и увидел, что мужчина, секунду назад читавший ему нравоучения, теперь сидел на корточках, опустив голову.

— Да успокойтесь вы, это всего лишь машина. Страховка оплатит вам все повреждения.

— Всего лишь машина?!

Давид находил смешным искаженное в унынии лицо доселе брутального мужика.

— А сколько займет ее починка? Да хрен с ним, знаешь, как долго я планировал ее купить? Всего лишь машина… — Он сделал сильную затяжку и задержал дым в себе на несколько секунд.

Группы протестующих вскоре догнали их. Они переместились на тротуар и длинными змейками проходили мимо перекрестка. Многие из них останавливались возле места аварии и осматривали машины, что-то спрашивали у Давида и его спутника. Другие фотографировали вмятины на телефон и кому-то скидывали фото. Кто-то из наиболее молодых протестующих находил в этой аварии халатность властей и выражал свое недовольство в только что придуманных лозунгах. Его попутчики подхватывали и вместе с ним выкрикивали свежеиспеченные протесты. В какой-то момент, когда протестующие переходили дорогу, небольшая их группка окружила Давида и другого водителя. Образовалась давка, из-за которой Давиду стало тяжело дышать. Он постарался отойти в сторону, начал пробиваться через людей и отталкивать их, наступая на ноги. Отодвигая очередного протестующего, он узнал его лицо.

— Это вы?

Давид узнал в нем мальчишку-кассира из привокзального магазина. Теперь он шел с транспарантом в руке, горящими глазами и в яркой протестной футболке, в толпе точно таких же молодых людей.

— Что ты здесь делаешь?

Из-за окружившей толпы у Давида двоилось в глазах. Парень усмехнулся, услышав его вопрос.

— Как это, что? Я нашел людей, с которыми можно не скрывать своих эмоций! — Он поднял руку с транспарантом вверх и выкрикнул какой-то лозунг. — А вы говорили, что нужно подстраиваться.

Кто-то, проходя мимо, ударил Давида по плечу. Ему дышалось все тяжелее.

— Так ты же сам смеялся над протестующими?

— Ну… — замялся парень.

Он опустил взгляд в пол, не в состоянии придумать себе оправдания. Давид поднял глаза к небу и увидел там пару ворон, лениво летающих над дорогой. Он почувствовал необходимость в воздухе.

— Ладно, неважно.

Он оттолкнул протестующего кассира в сторону и продолжил выбираться из толпы. Парень вскоре исчез в куче других недовольных. Когда Давид выбрался в сторону, он облокотился о стену здания и постарался отдышаться. Он оставался там, пока протестующие проходили и вернулся обратно только когда улица вновь опустела. Мужчина продолжал сидеть на корточках и курить.

— Как же все это задолбало. Правильно жена советует: надо валить отсюда в деревню. Там все как на ладони, никто тебе шило в задницу не загонит. — Давид нашел в этих словах упрек в свой адрес, но ничего не ответил. — Там легко спрятаться от всего этого дерьма.

— Зато теперь у вас есть веский повод задуматься о переезде.

Мужчина даже не взглянул на него. Сначала показалось, что он засмеялся, но вскоре стало понятно, что из его глаз полились слезы. Давид посмотрел на небо. Ни одной звезды не было видно за тучами, только маленькие черные вороны продолжали навязчиво за ним следить. Опустив взгляд на свою машину, он встретился глазами с Ариадной. Она, видев слезы мужчины, выражала страх, несравнимый с тем, что был в момент столкновения. Давид хотел было сесть в машину и успокоить ее, но, представив потенциальный диалог, решил этого не делать. Хоть и стоять рядом с плачущим мужиком тоже не было сил. Понимая, что спрятаться некуда, он хотел закричать и убежать, неважно куда, лишь бы подальше отсюда. Дождь перестал моросить, запах мокрой дороги пробивался в нос. Давид закрыл глаза и сел прямо на асфальт. Он ощущал на себе взгляды спутников, и тяжесть излишнего внимания продолжала давить на него. Он опустил спину на землю и, к удивлению находившихся рядом, оказался лежащим на асфальте посреди перекрестка дорог с закрытыми глазами.

Полицейские приехали через два часа. Ариадна уснула в машине. Оформляя происшествие, пришлось отвечать на вопросы патрульных. Слушая Давида, они заподозрили его в алкогольном опьянении и заставили пройти тесты. Дыша в трубку, он чувствовал себя сдавленным несправедливыми подозрениями стражей порядка. Нежелание оправдываться вместе с перерастающей в панику жаждой закрыться ото всех насиловали его здравомыслие. Пока полицейские считали его пьяным, сам он будто находился в жутком похмелье. Выдержать эти испытания ему помогли лишь воспроизводимые в памяти мотивы из Вагнера.

— Остановите здесь, пожалуйста. — Ариадна показала на девятиэтажный квартирный дом.

— Зачем вы остались со мной?

— Потому что устала проводить вечера в одиночестве. — Ее глаза слипались. — Захотелось разок разнообразить привычный уют чем-то новым.

— Ну и как?

— Не так уж и плохо. Но сидеть дома в обнимку с книгами все-таки поприятнее. До свидания.

Давид ответил ей кивком и поспешил вернуться домой.

***

Когда раздался звонок в дверь, Давид рассматривал загадочные знаки из книги, в безуспешных попытках вспомнить, где он их видел раньше. Чей бы то ни было визит в это время был бы для него неожиданным, так как запланированных встреч у него было, а на часах стукнуло только шесть утра. Он надел халат и открыл дверь.

— Доброе утро, Давид. Вы не заняты?

Это был Кравиц. Меньше всего сейчас он хотел видеть следователя, обвиняющего его в смерти Агаты.

— Нет, проходите.

Они прошли в гостиную. Кравиц был в длинном коричневом пальто, снимать которое он, похоже, не собирался. Его лицо было невыносимо серым, а усы, казалось, стали еще гуще. Он обсматривал гостиную. Несмотря на дорогую мебель и ее стильное сочетание, в его глаза сразу бросился полный бардак: везде были раскинуты грязные вещи, посуда и остатки еды. Кравиц, заядлый перфекционист, презрительно осмотрел все вокруг и, обойдя скопившийся мусор особенно аккуратно, словно он был взрывоопасен, сел на диван.

— Хотите выпить? — Давид протянул ему рюмку.

— Нет, спасибо. Я слышал, у вас вчера произошло дорожное происшествие.

— Да, и что? Это имеет какое-то отношение к вашему визиту?

Кравиц выдерживал молчаливые паузы после его реплик, будто анализировал каждое его слово.

— Нет, просто интересуюсь.

Давид выпил из рюмки, которую до этого предлагал следователю.

— Вы уже установили за мной слежку?

— Конечно, нет. Просто информация быстро распространяется по отделениям. — Кравиц продолжал осматривать царящий в комнате беспорядок. — У вас прекрасный дом.

Давид ничего не ответил.

— Откуда, если не секрет, у безработного тридцатилетнего вдовца средства на такой? — В его холодном голосе слышался тихий упрек.

— Достался от отца… — Давид злился все сильнее. — А вам, извините, какое до этого дело?

Кравиц улыбнулся, наслаждаясь его раздраженностью.

— Конечно же, никакого. Опять — мой интерес. — Он все еще разглядывал комнату. — Вам не помешало бы здесь прибраться.

— Если хотите, можете сами этим заняться. — С издевкой ответил Давид.

«Сначала он обвиняет меня в убийстве жены, а потом приходит в мой дом и начинает мне указывать», — думал он. Присущая ему вежливость становилась для него все более чуждой. Кравиц посмотрел на него так же, как в морге — ища что-то в его глазах.

— Зря вы так, я же пытаюсь вам помочь.

— И чем же, например? Что вы выяснили о смерти Агаты?

— Ну, например, то, что она не утонула.

— В каком смысле? — Давид попытался выразить удивление.

Его запястье вновь зачесалось.

— Экспертиза показала, что она умерла еще до погружения в озеро. Смерть от удушения. Мы пытались найти свидетелей — нет ни одного. Искали потенциального убийцу — тоже ноль. Даже пытались обнаружить другие причины ее смерти… Но все говорит об одном.

— И о чем же? — Сердце забилось быстрее.

— Давид, если вы сознаетесь сами, то всем будет намного легче. Я пока не получил ордер на арест, решил поговорить с вами лично. Вам нет смысла противиться обвинению, все говорит о вашей виновности. Кроме вас с ней на озере никого не было, и экспертиза врать не будет. Вам не поможет ни один адвокат. Будьте умнее и признайте свою вину сами.

После его слов в комнате наступила недолгая тишина.

— Убирайтесь из моего дома. Я не приму этих обвинений, даже если все суды мира будут против меня. — Давид направился к выходу. — Я невиновен в ее смерти.

Чесавшаяся рука не давала сосредоточиться на чем-либо.

— Давид, в этом нет никакого смысла. Послушайте, обдумайте все еще раз и…

— Выметайтесь. — Давид открыл входную дверь.

Кравиц встал с дивана, но не сделал ни шагу.

— Я, конечно, не дипломированный психоаналитик, но не побоюсь предположить, что вы сейчас просто пытаетесь спрятаться от последствий, отрицая содеянное. Это видно невооруженным взглядом. Но сам себя не одурачишь. Лучше признайте свой поступок поскорее, вам же будет от этого лучше.

— Мне повторить еще раз?

Кравиц с досадой вздохнул, будто потерял надежду обрести что-то ценное.

— Как пожелаете.

Когда он вышел на улицу, Давид захлопнул за ним дверь и начал судорожно расчесывать запястье. Спустя некоторое время после этого он почувствовал под ногтями чешущей руки образовавшуюся грязь. Выскребав ее оттуда, Давид разглядел ее и понял, что это вовсе грязь, а куски его собственной кожи. Он взглянул на чесавшееся запястье и увидел на нем полоску кожи, похожую на надрыв в рулоне скотча или магазинном полуфабрикате, за который нужно дернуть, чтобы снять упаковку. Давид недолго думая захватил пальцами торчащую часть кожи и потянул ее на себя. Он хотел оторвать слабо торчащий небольшой кусок, но вместо этого вслед за его пальцами потянулась вся кожа, которой была покрыта его рука. Он не почувствовал боли, но был невероятно шокирован. Белая тонкая кожа, прятавшая его руку вплоть до плеча, была теперь перед его глазами в другой руке. На том месте, откуда он ее содрал, красовались многочисленные куски темно-красного мяса, которое облегало кость. Давид аккуратно дотронулся пальцем до своей оголенной руки и, все еще не почувствовав боли, увидел, как палец проваливается в мясо. Он тут же вытащил палец оттуда и вытер его о штанину. Захотев рассмотреть руку поближе, Давид вертикально поднял ее перед собой и увидел, как куски его собственного мяса начали падать из нее и пачкать собой пол. Запах разлагающегося трупа был так силен, как никогда прежде. Давид почувствовал рвотные позывы и поспешил к унитазу, опорожнив туда все содержимое желудка. Он включил в душе ледяную воду и подставил под нее голову. Он решил постараться не смотреть на руку какое-то время. Ни ожидаемой им боли, ни другой негативной реакции так и не появилось. Когда Давид спустя некоторое время все же решился и опустил свой взор на руку, то увидел ее в полном порядке: кожа была на месте, а мясо не было оголено и не валилось на пол. Но забыть о произошедшем ему не удалось.

Давид начал обдумывать варианты действий. Он понимал, что в скором времени Кравиц вернется с ордером, и тогда ареста уже не избежать. Единственно верным вариантом ему казалось уехать из города. Но оставалось несколько вопросов. Во-первых, как? Пользоваться поездом или самолетом было нельзя: полиция вычислит его по документам и его снимут с рейса. Во-вторых, куда? У него не было родственников, друзей и знакомых за пределами города, поэтому помощи ему ждать не от кого. Связываться с матерью Давид не хотел ни в коем случае. Он понимал, что у него в запасе был как минимум день, поэтому он полностью погрузился в раздумья и начал подготовку. Вопрос — куда ехать, был не особо принципиальным, поэтому Давид рассуждал о том, как эту поездку осуществить.

Через какое-то время он нашел в интернете человека, осуществляющего за деньги нелегальные перевозки, которыми обычно пользуются беженцы, преступники и контрабандисты. Связавшись с ним по телефону, Давид поспешно объяснял, что его ищут, и уехать нужно очень быстро, на что собеседник закрыл ему рот и назвал необходимую сумму и время отъезда. Давид согласился. До поездки оставалось около недели, а деньги еще нужно было найти. Давид решил продать что-то из отцовской оружейной коллекции. Он осматривал оружие и доспехи, пытаясь выбрать наиболее дорогие. Наилучшим вариантом ему показался английский меч, но он решил посмотреть еще.

— Может, восточный кинжал? — Давид подошел к витрине и взял клинок в руки. — Оружие из такого металла явно недешево, да и выглядит весьма раритетно.

Он с интересом осматривал кинжал, но в процессе внезапно впал в ступор. Что-то заставило его потерять дыхание. Сжав клинок покрепче, Давид побежал наверх. Поднявшись в гостиную, он взял в руки блокнот с зарисовкой знаков из книги и начал сравнивать их с выгравированными на кинжале иероглифами. Давид понял, почему он не мог их вспомнить, когда впервые увидел в книге: он перерисовал их вверх ногами. Все это время он рассматривал знаки в перевернутом виде. Повернув их, как нужно, он обнаружил, что это были те самые иероглифы, что и на кинжале. Немного исковерканные, где-то чуть-чуть искаженные и кривоватые, но, в сущности, те же самые.

***

«Стоило отвлечься от проблемы, как ответ сам пришел ко мне в руки», — думал Давид, радуясь небольшому успеху. Той ночью он долго сидел в интернете и выяснил происхождение кинжала. Оказалось, он был создан под конец средних веков легендарным восточным кузнецом, который ковал оружие для императорской армии. Этот кинжал он создал для неизвестного заказчика, чье имя выяснить не удалось, но с тех пор клинок передавался из рук в руки, из музеев в музеи, сотни лет, пока отец Давида не выкупил его в свою частную коллекцию. Предыдущим владельцем кинжала был некий предприниматель с трудно выговариваемым именем (Давид решил записать его, поленившись запомнить), продавший его отцу за баснословные деньги. Знаки, отразившиеся на берегу озера в книге и выгравированные на основании кинжала, означали его имя, переводимое как «Пожирающий души». Давид не знал, куда дальше могут привести его поиски, но одно он для себя уяснил: следующая его цель — поездка на восток.

Он сидел в машине напротив здания библиотеки. За английский меч в ломбарде дали вдвое больше, чем было нужно. Теперь необходимо было где-то переждать неделю. Домой возвращаться слишком опасно, полиция может объявиться в любой момент, а людей, которым он мог бы довериться, не существовало. Снять номер в отеле показалось ему слишком опасным: на регистрации спросят документы. Давид решил связаться с Ариадной. Он понимал навязчивость этой затеи и надеялся, что она не пошлет его ко всем чертям. Давид ждал в машине до самого закрытия библиотеки, пока не увидел выходящую оттуда Ариадну.

— Подвезти?

Он открыл окно, чтобы она его услышала. Она с недоумением взглянула на него.

— Что вы тут делаете?

— Проезжал мимо, увидел, что вы выходите, и решил подбросить вас до дома.

— Ну… ладно, поехали. — Она глядела на него, подозревая неладное, но все же села в машину. — Прямо так случайно меня увидели?

Машина тронулась.

— Если честно, не совсем так. Мне кое-что от вас нужно.

— Вот как? — Ариадна не скрывала удивления. — И что же?

— Я хотел попросить вас, чтобы вы приютили меня на недельку. Понимаю, как это звучит, но дослушайте. — Он ожидал, что она его перебьет. — По некоторым причинам, сказать которые я вам не могу, я вынужден уехать из дома. А помощи просить здесь больше не у кого, поэтому я решил обратиться к вам. Я могу поклясться вам, что я не сумасшедший, не подшучиваю над вами и не пытаюсь вас обмануть. Мне действительно нужна помощь, а вы действительно единственный человек, у кого я могу ее попросить.

Какое-то время Ариадна молчала, явно обдумывая услышанное.

— Мы виделись с вами единожды, и вы уже проситесь ко мне домой?

— Именно так. Я могу заплатить за аренду спального места и обещаю вам не мешать.

Давид старался ехать медленнее, чтобы она успела все обдумать и принять нужное ему решение.

— Да не в этом дело, просто… Вам не кажется, что это слишком нагло? — Ариадна не спускала с него глаз.

— Кажется. Но других вариантов у меня нет.

Она вновь на время замолчала.

— Хорошо, давайте еще раз все взвесим: вы, человек мне абсолютно не знакомый, просите меня приютить вас у себя дома и запрещаете спрашивать, по какой причине вы соизволили просить у меня об этом. Все верно?

— Не совсем. Я не запрещаю вам спрашивать, спрашивайте сколько душе угодно, просто отвечать я вам не буду.

— Ну отлично! — Открытое возмущение не мешало ей смеяться.

— Послушайте же. Это действительно очень важно. Я бы ни за что не опустился до таких просьб, если имел бы иной выбор. Если вы согласитесь, то окажете мне непомерно великую помощь. Клянусь, я не останусь перед вами в долгу.

Ариадна вздохнула и отвела от него взгляд.

— Не знаю, зачем я это делаю, но хорошо. Но только на неделю, не больше.

— Больше и не нужно. Спасибо вам. — Давид выдавливал из себя слова благодарности. — Когда приедем, я сразу же с вами рассчитаюсь.

— Да этого не нужно. — Ее опущенное вниз лицо спряталось под волосами. — Лучше пообещайте, что с вами не будет проблем.

— Я вам обещаю. Со мной не будет проблем.

Давид, гордясь своим даром убеждения, еще раз поблагодарил ее.

Темный подъезд был бы идеальным местом для убийства. Вытерпев тяжелые повороты ключа, дверь в квартиру распахнулась, осветив мрак серых стен. Не сказать, что Ариадна жила бедно, скорее экономно и скромно. Маленькая двухкомнатная квартира была аккуратно прибрана и буквально дремала: она была царством тьмы и тишины. Небольшая гостиная выглядела так, будто в нее не заходили несколько лет. Давид положил рюкзак с вещами у стены.

— Можете разложить диван, попозже принесу вам спальное белье, — в ее голосе слышалось то ли сожаление, то ли усталость.

Ариадна ушла в свою спальню и закрыла за собой дверь, а Давид пытался понять, как раскладывается диван. Вскоре она вернулась с простыней и пригласила его ужинать. На маленькой кухоньке между гарнитуром, холодильником и стеной еле уместился миниатюрный квадратный столик с двумя табуретами. Комната освещалась тусклой лампой, которая светила из последних сил, а запах свежеприготовленной пасты окутывал все вокруг.

— Почему вы не могли попросить о помощи коллег?

Ариадна была в коротких шортах и длинной рубашке. Ее темные волосы взлохматились, а усталые глаза просили сна.

— Среди них нет моих близких людей.

Давид опустил взгляд в тарелку и старался не поднимать его.

— Профессиональное сообщество психиатров неспособно к коммуникациям?

— Психиатров? — На секунду он забыл о своей легенде. — А, ну да. Типа того. Честно говоря, не знаю, я не особенно вовлечен в дела сообщества.

Ариадна улыбнулась.

— А как же ваша семья? Неужели никто из родственников не может вас приютить?

— У меня нет семьи.

— Да ну? — Давид кивнул. — А друзья?

— Никого нет. — Желая избежать новых вопросов, он решил перенять у Ариадны эстафету и заставить отвечать ее. — А как ваш молодой человек отнесется к тому, что вы приютили неизвестного вам мужчину?

Давиду было плевать на реакцию ее молодого человека, но уж лучше слушать рассказы Ариадны, чем уходить от ее же вопросов.

— У меня нет молодого человека. Однажды был жених, но свадьба так и не состоялась. И слава Богу. — Она посмотрела на его руку. — А что подумает ваша жена?

— Жены у меня тоже, с недавних пор, нет. — Он поспешил снять кольцо. — А это просто привычка.

— Куда же она делась?

— Это неважно.

Его начинало это раздражать. Давид не отпускал взгляд от тарелки и маниакально накручивал макаронину на вилку. Ариадна и дальше спрашивала его о работе, семье и жизни, а Давид и дальше кратко отвечал, уходя от вопросов.

— Вы немногословны.

— У вас лампочка еле светит. Давайте я завтра поменяю.

Она рассмеялась.

— Как же глупо. Лучше бы и дальше молчали.

Весь следующий день Давид был один. Ариадна ушла на работу еще до его пробуждения, оставив для него завтрак. В качестве благодарности за гостеприимство Давид решил починить все сломанное и убрать неприбранное. Лампочки на кухне и в ванной, подкосившийся стол, наполовину отвалившаяся тумбочка — все подверглось его благотворному началу. Давид возился весь день, с каждой новой деталью отмечая для себя безучастность всех элементов этого жилища в жизни Ариадны. Что-то, по его выводам, было сломано уже давным-давно, но ей как будто было все равно. Она наводила поверхностный порядок, создавала иллюзорную чистоту, но, будто бы, не ради самого порядка, а только для редких гостей в ее доме. Пыль была протерта только в тех местах, которые бросались в глаза. На поверхности все было чисто и убрано, но, если заглянуть в шкаф или комод, оказывалось, что беспорядок просто спрятан от глаз. Давид отметил это наблюдение, но не желал разжевывать его в своих мыслях. Он обнаружил в спальне Ариадны дверь в чулан, закрытую на ключ, что показалось ему весьма странным.

Ариадна вернулась поздно вечером, уже не такая уставшая, как вчера. Она принесла большой пакет с продуктами и радостно улыбалась, приветствуя не пустую квартиру. Увидев наведенный Давидом порядок, она заулыбалась еще шире.

— Ого! А вы постарались на славу.

— Я же должен был отблагодарить вас за помощь.

Она смущенно улыбнулась.

— Вы не хотите выпить? Я купила немного виски.

В эту секунду Давид счел ее лучшим человеком в мире.

— С удовольствием.

Пока Ариадна мылась и переодевалась, Давид быстро разложил продукты, подогрел для нее ужин и выставил два бокала. Когда она вернулась, они сразу приступили к распитию. Спустя три четверти бутылки их общение стало более открытым, чем раньше, но не настолько, чтобы снять оковы стеснения. Однако это никому не мешало чувствовать себя комфортно.

— Так почему ваша свадьба отменилась? — Давид убеждал себя, что ему это неинтересно, а спрашивает он только ради поддержания разговора.

— Ах, это очень забавная история. — Она опьянела сильнее, чем он. — Незадолго до свадьбы мы с женихом приехали в столицу, знакомиться с его родителями. А помимо них в этом городе жил один из моих любимых писателей, с которым я с детства мечтала познакомиться. Мы заселились в отель, и пока мой суженый спал, я решила по-быстрому сгонять на презентацию новой книги. Казалось, все так удачно срослось.

Она прикрыла глаза рукой и тихо хихикала. Ее ямочки на щеках перестали казаться Давиду милыми.

— Ну и где тут причина для отмены свадьбы?

— Причина появится дальше. Мне таки удалось познакомиться с моим кумиром. И даже больше: я ему настолько понравилась, что он пригласил меня прокатиться с ним на его новехоньком катере. Можете меня осуждать, но я не смогла отказаться.

— И не подумаю.

Давид допил содержимое бокала и налил себе еще.

— Как оказалось, этот великий, в кавычках, писатель оказался обычным мужланом, который просто-напросто захотел меня поиметь. Я, конечно, не позволила ему это сделать, и приказала вернуть меня на берег, но моему горю тогда не было предела. Серьезно, у меня началась такая депрессия, что даже вспоминать не хочется. — Она тоже допила свой бокал и попросила Давида наполнить его. — А когда я вернулась в отель, то поняла, что прошел уже весь день. Встреча с родителями сорвалась, а мой женишок поднял на уши и полицию, и работников отеля, чтобы меня найти. Когда мы встретились, он закатил истерику, но мне было все равно. Я грустила из-за моего писателя и не удостоилась даже извиниться перед ним. Так и расстались, в общем-то.

Ариадна пожала плечами и, шатаясь, протянула Давиду руку с бокалом. Они стукнулись и продолжили пить.

— И что, потом даже обидно не было? Из-за сорванной свадьбы, в смысле.

— Ну чуть-чуть разве что. — Она блестящими от алкоголя глазами посмотрела куда-то в сторону. — Хотя нет, вообще не было. Хорошо, что это случилось. Иначе я бы потом пожалела.

Новая лампочка слепила замыленные глаза. Давид вновь почувствовал трупный запах и, испугавшись, что в этот раз его может учуять не только он, встал и открыл окно.

— Тебе жарко? — Ариадна неожиданно перешла на «ты».

— Чуть-чуть. Почему твое разочарование в этом писателе вылилось в целую депрессию? Что в этом такого трагичного?

— Потому что, когда я читала его книги, в голове создавался совсем иной образ. С любыми другими людьми мне было бы все равно, но не с ним. Он был создателем миров, в которых я жила, понимаешь? Представь, что бог, которому миллионы людей посвящают свои жизни, окажется пьяницей, ублюдком и извращенцем.

Давид ухмыльнулся.

— Серьезное сравнение.

— Да, глупое, но оно недалеко от истины. Я не могла себе даже представить, что человек, создающий такие глубокие вселенные, которые могут заменить жизнь… Целую жизнь, Давид! — Ариадна взмахнула рукой, разбрызгав содержимое бокала на пол. — Что такой человек будет обычным… Просто обычным.

— По-твоему, книги способны заменить жизнь? — В его вопросе слышалась усмешка.

— Да! — Она громко поставила пустой бокал на стол. — И даже не смей это отрицать.

Давид, задумавшись, посмотрел куда-то в сторону.

— А какие миры он создавал? — Наконец спросил он. — Этот твой писатель.

— Прекрасные миры! У него есть книги в самых разных жанрах: детективы, фэнтези, хорроры, все что захочешь. Когда только начинаешь его читать, все кажется каким-то скомканным; множество второстепенных персонажей, исчезающих так же резко, как появились; в начале тебя заманивают какой-то невообразимой интригой, но к середине романа она исчерпывается, сюжетные линии сворачивают в никуда и остается какое-то… опустошение…

— Не особо это похоже на прекрасные миры. — Он усмехнулся.

— Я же говорю, это только в начале! Потом, когда задумываешься о прочитанном, понимаешь, что ты… Ты просто неправильно читал. У нас всех мозг запрограммирован, что сюжетные ветки должны куда-то вести, конфликт обязан разрешиться, а персонажи, каждый из них, обязательно должен раскрыться, что-то понять и изменить в себе. Он же пишет иначе. В его книгах все пропитано образами, символами и отсылками. А читатель может вкладывать в них любые желаемые им смыслы. Если читатель имеет достаточный интеллектуальный багаж, он найдет там все: от античных трагедий, до французских философов. Если читатель попроще, его смыслы будут куда прозаичнее… Но это неплохо, нет, ни в коем случае… Я просто хочу сказать, что это невероятно демократичное отношение к творчеству. Невероятно гуманное и уважительное отношение к читателю.

— А если я прочитаю его книги и не найду в этих образах вообще никакого смысла?

— Хм, — она задумалась. — Значит, одно из двух: либо ты слишком глуп и прямолинеен, либо… Либо писатель ничтожен, раз не смог в тебе совсем ничего раскрыть.

— Твое описание напомнило мне стиль некоторых режиссеров. Антониони, например. Или, из более современных, Соррентино. У них тоже все основано на образах: визуальных, музыкальных, разговорных. Сюжеты, в сути своей, яйца выеденного не стоят, повествование несколько рваное и обрывистое, порой не достает цельности… Но если фиксировать в голове каждую сценку, каждый операторский прием, каждый, даже самый мельчайший, диалог, и сложить из всего этого свою личную совокупность образов, найти между ними свою субъективнейшую связь… Никакие мудреные сюжеты и рядом плавать не будут.

— Не знаю, насколько уместно сравнивать книги и кино, но да. Именно об этом я и говорю!

Когда бутылка кончилась, они по-быстрому собрались и пошли в магазин за новой. Выйдя на улицу, они обнаружили, что уже наступила ночь. На свежем воздухе алкоголь подействовал сильнее. В пути из магазина домой Давид говорил слова, за которые ему станет стыдно следующим утром.

— Как же хорошо на улице. — Он глубоко вдохнул грязный городской воздух. — Квартира теснит и загоняет в рамки стен, а здесь нет никаких границ.

— Не согласна. — Ариадна пошатнулась, врезавшись в него плечом. — Границы квартиры защищают от злого мира за ее пределами.

— Нет здесь ничего злого.

— Ну ладно, не злого, а… Страшного!

Ветер сгонял волосы ей на глаза, из-за чего она периодически останавливалась и убирала их.

— И страшного тоже нет.

Давид ощупал карманы в поисках сигарет и понял, что забыл их дома. Он обреченно взглянул на небо, поймав взглядом одинокие крыши домов.

— Уверен, с крыши твоего дома открывается отличный вид на город.

— Может быть. — Ариадна застегнула куртку.

— Ну так давай залезем туда, и я тебе покажу, что ничего страшного за пределами твоей квартиры нет.

Алкоголь помог ей согласиться.

На грязном чердаке они, распугивая мышей, аккуратно пробирались по пыльным доскам. Ариадна несла бутылку и бокалы, а Давид очищал путь от преград. Он взломал хрупкую деревянную дверь, и им открылась широкая плоская крыша. Под ними было девять этажей, заселенных спящими обывателями, над ними — мириады мерцающих звезд, а перед ними — цивилизация современного человека, включившая на ночь огни развлекательных заведений и рев автомобильных моторов. Чем дальше устремлялся взгляд, тем выше становились здания. Если вокруг дома их окружали много-и не очень-этажные жилые дома, угнетающие серостью и однотипностью, то дальше, за ними, в небо устремлялись новостройки центральных районов города, где жизнь круглосуточно не знала сна.

— Какой сегодня день недели?

Давид сел на один из многочисленных уступов и прикурил сигарету. Ариадна села рядом, накинула на себя взятый в квартире плед и принялась наполнять бокалы.

— Пятница, а что?

— Так и думал. Неожиданно многолюдно. Я надеялся, вид будет поспокойнее.

Он взял из протянутой руки Ариадны бокал.

— Гуляют люди, ничего необычного.

— Гуляют, — Давид повторил это с презрением в голосе. — Вылезли из своих нор навстречу ярким впечатлениям и эмоциям. Словно толпы зомби, ищут алкоголь, музыку и веселье. Хер нам, в общем, а не умиротворяющие посиделки под небом.

Ариадна улыбнулась.

— Насколько я помню, ты хотел убедить меня перестать бояться, а не усиливать мои страхи.

— Так ведь я и не говорю, что это страшно. Противно просто, и не более того.

Где-то возле дома проехала машина, прокричавшая танцевальной музыкой на весь район. Окна домов завибрировали от тяжелых басов. Из какого-то окна послышался яростный крик и угрозы. Машина стремительно покинула улицу.

— А мне на самом деле уже не так страшно. — У нее заплетался язык. — Отсюда мы невидимы. Как будто смотрим на город по телевизору.

Они опустошили бокалы и начали пить прямо из бутылки. Рядом с ними уселась пара ворон, принявшихся с усердием отгрызать от крыши куски. Внизу проходила группа пьяных парней. Обнявшись за плечи, они горланили что-то во весь голос. По одинаковым футболкам и транспарантам в руках у некоторых Давид узнал в них протестующих.

— По-моему, эти идиоты уже достали весь город.

— Ну почему же идиоты? Люди выражают свое недовольство… — Ариадна тихо икнула. — Гражданскую позицию и все такое.

Один из пьяных протестующих с размаху кинул свой транспарант в стеклянную витрину закрытого магазина.

— Они борются с ветряными мельницами, убеждая себя, что занимаются полезным делом. Покричал частушки с боевым настроем, значит, изменил мир к лучшему. Отличная логика.

— Ты просто ни черта не понимаешь. — Она поводила пальцем перед его лицом как бы отчитывая за глупые мысли.

— Я-то, конечно, не понимаю. — Давид посмотрел на нее с усмешкой. — Учитывая то, что так же шарахался по улицам вместе с такими же придурками. И знаешь, чего мне удалось этим добиться?

Скомканные куски редких воспоминаний возвращались к нему. Он сделал глоток и отдал бутылку Ариадне, заметив, что ее слегка пошатывает. Компания пьяных протестующих коллективным брэйнштормом искала способы разбить витрину магазина.

— Чего?

— Меня выперли с работы. Единственное, на что повлияла моя активная гражданская позиция — это потеря хорошего рабочего места. А все мои претензии к властям так и не были удовлетворены.

— Ого. Так вот почему ты не мог остаться у коллег-психиатров. — Давид снова позабыл о своей легенде. — Почему ты не пожалуешься? Это же… неправильно как-то.

— Потому что мне уже плевать. Изначально было очень обидно. Работа была, мягко говоря, перспективная… Совсем недавно нарулил себе повышение. Вместе с должностью подняли и зарплату. И это не было конечной точкой: была возможность двигаться дальше… Но теперь уже поздно.

Откуда-то послышался звук полицейской сирены. Вскоре за ним появился фургон, остановившийся возле пьяной компании. Группа полицейских начала не спеша закидывать гуляк в машину, попутно выясняя их паспортные данные. Воронам надоело рушить крышу, они поднялись в воздух и принялись витать между домов. Давид чувствовал, что выпил слишком много.

— Я живу здесь уже больше года, но на крышу забралась впервые. — Ариадна была расслаблена чуть менее, чем полностью, и искала способы прилечь. — Это так странно.

— Почему ты так не любишь мир?

Сознание плыло.

— Он слишком жестокий. Слишком несправедливый. Есть миры куда лучше и интереснее.

— Но эти миры — лишь фантазия. — Он начал злиться, говоря об этом. — Они не смогут заменить реальность, какой бы дерьмовой она ни была.

— Вполне себе смогут. И, по-моему, я уже говорила, что не стоит со мной спорить об этом? — Ариадна разбавила серьезные интонации пьяной улыбкой. — Ты все равно меня не переубедишь.

Давид устремил взгляд в окна противоположных домов и прикурил еще одну сигарету. Ариадна, по-видимому, решила, что обидела его.

— Лучше расскажи про свои идеальные миры. — Она говорила максимально дружелюбно. — Уверена, и у тебя есть такие.

Давид сделал затяжку и задержал дым внутри, пока легкие не потребовали кислорода.

— Наверное, есть. Только это не мир, а всего лишь маленькое местечко. Я представляю его, когда долго лежу и не могу уснуть. — Ариадна положила голову ему на плечо. — Что-то типа небольшой аллейки в заросшем парке. Как в нашем юго-западном, если ты видела.

— Да, я сразу поняла, что ты описываешь это место.

— Да нет же, оно просто похоже. Моего места не существует в реальности. Так вот, на этой аллейке стоит скамья, которую в ночной темноте освещает такой, знаешь, старинный фонарь. Веет теплый летний ветер, а я сижу на этой скамейке в одиночестве и что-нибудь делаю. Читаю, например, или музыку слушаю. — Мысли с трудом ложились на речь. — Что-то такое.

— Ты только однажды его представлял или постоянно?

— Всегда. Особенно, если фоном играет что-то из Вагнера. «Парсифаль» или «Тристан и Изольда»…

— Прямо как тот баварский король? Как же его… — Ариадна улыбалась, пока не увидела непонимающий взгляд Давида. —Ладно, неважно.

Она махнула рукой.

— Так вот, если играет Вагнер и никто меня не отвлекает, тогда я точно перемещусь на эту воображаемую скамейку…

Когда Давид осознал, что делится с ней тем, чем ни за что бы не поделился на трезвую голову, он сразу же замолчал. Ариадна достала телефон, открыла в нем плеер и, вглядываясь в названия композиций, долго что-то искала. Наконец добравшись до цели, она включила трек и положила телефон между собой и Давидом. Из тихого шипящего динамика зазвучало трагичное пианино. Одна и та же нота повторялась раз за разом, усыпляя своим ленивым репрезентом. Спустя три-четыре повторения ее сменяла другая нота, еще более тихая и умиротворяющая, увязшая в своей сонливости, даже не пытаясь бороться с ней. Она так же, как и предшественница, повторялась несколько раз, снова уступая другой. Однообразный мотив повторялся снова и снова, не ставя перед собой никаких имперских целей; не стараясь завоевать восторг слушателя, он все же добивался восхищения своей безучастностью, отстраненностью. Он был далекой, почти невидимой луной и спокойным ночным морем: не убегал от слушателя и не провоцировал, но никак не реагировал на любое его прикосновение. Меланхоличный минимализм сольного пианино из замаранного, непредназначенного для музыки динамика посреди ночи на крыше жилого многоквартирного дома производил не меньшее впечатление, чем выступление симфонического оркестра в миланской Ла Скала.

— Что это? — спросил Давид.

— Макс Рихтер. Современный композитор. Понимаю, что не Вагнер, но впечатления дарит сильные.

Давид согласился с ней. Утопая в легкой и безмятежной, подобной слабому снотворному, музыке, он посмотрел на дом напротив и увидел на его крыше темное пятно. Прищурив глаза, он разглядел в этом пятне фигуру в черной мантии, стоящую посреди крыши лицом к нему. Сердце забилось сильнее. Давид потряс головой, глубоко вздохнул и вновь посмотрел на противоположную крышу. И вновь он увидел на ней человека в черной мантии.

— Ты в порядке?

Он перевел взгляд на Ариадну, поспешно ей кивнул и снова посмотрел на крышу. Но теперь там никого не было.

— Пойдем домой. Уже поздно.

Рвотные позывы мешали уснуть. Когда он чувствовал, что его вот-вот стошнит, то сразу открывал глаза. Как только становилось полегче, Давид вновь их закрывал и пытался уснуть до появления новых рвотных позывов. Этот круговорот продолжался не меньше получаса, пока он не услышал со скрипом открывающуюся дверь из спальни Ариадны. После продолжительного скрипа послышались ее тихие шаги. Давид притворился спящим.

— Эй, проснись. — Она говорила с ним шепотом, аккуратно поглаживая его плечо.

— Что случилось?

Давид открыл глаза и увидел перед собой сонную, но протрезвевшую Ариадну в короткой футболке и с торчащими волосами.

— Пойдем со мной, я хочу тебе кое-что показать.

Она взяла его за руку и потащила в свою спальню. Они шли медленно, будто боялись разбудить соседей. Давид предвкушал не лучшие для него последствия и готовился тактично ей отказать. Но он понял, что ошибался, когда Ариадна привела его к закрытой на ключ двери чулана. Поворачивая ключ, она смотрела на него.

— Ты сегодня поделился со мной сокровенным. — Шептала она. — Теперь моя очередь.

Она открыла дверь и пригласила его внутрь. Между вешалок с одеждой на полу лежали две маленькие подушки. На одну из них села Ариадна, на вторую она пригласила сесть Давида. Вокруг валялись пустые пачки из-под чипсов, пластиковые бутылки и сгоревшие свечи. В нос навязчиво бился запах спертого воздуха, залежавшейся одежды и протухшей еды.

— Что это значит?

— Закрой дверь и сядь. — Она вновь указала ему на подушку и взяла в руки новую свечку. — Когда я прихожу домой с работы, и у меня нет никаких забот, я закрываюсь здесь и переношусь в свои идеальные миры. Иногда мне в этом помогают книги. Хочешь верь, хочешь нет, но если просидеть здесь достаточно долго, то тебе откроется самый настоящий портал, который перенесет тебя куда угодно. В любую твою фантазию. Я могу сидеть здесь целый день до самой ночи. А будь моя воля, не выходила бы вообще.

Она с радостью на глазах делилась с Давидом, который не решался сесть на подушку. Выслушав ее до конца, он вопросительно осматривал ее несколько секунд, не теряя надежду услышать, что это была шутка.

— Садись! — приказным тоном, но не теряя добродушия, прошептала Ариадна.

Давид покорился и сел на подушку. Она захлопнула дверь, зажгла свечку и взяла его за руку. Ариадна закрыла глаза. Ее лицо исказилось в идиотской улыбке. Застоявшийся запах пота и пыли усиливал тошноту.

— Чувствуешь?! — Возбужденно сказала она, не открывая глаз. — Ты чувствуешь, как портал переносит нас?

Она крепче сжала его руку. В уголке ее рта образовалась маленькая слюнка, неспешно стекающая по подбородку вниз. Давид продолжал пялиться на нее, находя в ее лице признаки развивающегося сумасшествия. Ариадна рывками водила головой из стороны в сторону, наблюдая в своем сознании одной ей понятные картины. Горячий воск падал со свечи на ее руку, а идиотская улыбка становилась все шире.

— Ты серьезно? — недоуменно спросил Давид.

Ариадна будто бы не слышала его. Не дождавшись ответа, Давид встал с подушки, открыл дверь и вернулся в гостиную, улегшись там на свой диван. Он отвернулся к стенке, надеясь, что Ариадна не придет уговаривать его вернуться. Она не пришла.

***

— Алло…

— Время вашего отъезда изменилось. Подъезжайте на вокзал через час, там вы встретите человека в белом спортивном костюме и узких солнечных очках. Подойдите к нему и отдайте деньги. Он даст вам взамен билет на поезд и ваши новые документы. Если вы не приедете через час, забудьте о наших услугах и об этом номере.

Звонок сбросили. Экран телефона сообщил, что время — пять утра. Давид быстро пришел в себя и начал тихо собирать вещи, стараясь не разбудить Ариадну. Он убрал постель, поспешно оделся, собрал рюкзак и покинул квартиру, тихонько закрыв за собой дверь.