Глава III. Вакх

— Целый месяц в море?! Помню, в детстве отец брал меня с собой рыбачить на лодке, так меня на час от силы хватало. И это была лишь река! — Он выдохнул куда-то в сторону и залпом выпил пятьдесят граммов водки.

— А я и на лодке до этого никогда не плавал, так что представь, как мне страшно было. — Давид подвинул пепельницу поближе к себе и прикурил сигарету. — Когда отплыли от берега, на меня сразу хандра напала. Первые пару дней только и делал, что лежал на кровати да блевал за борт.

— А потом что? — Он протянул руку к сигаретам Давида, как бы прося у него одну. — Привык?

Давид дал ему сигарету. Его покачивало от выпитого.

— Да не то чтобы. Матросики подсказали лекарство от морской болезни. — Он показал пальцами на бутылку водки.

Его собеседник улыбнулся.

— Оу.

— Да. — Давид сделал глубокую затяжку и выдохнул дым в сторону высокого потолка. — С тех пор я ни дня не просыхал, пока досюда не доплыли.

— По-моему, ты и до сих пор не просыхаешь. — Он, улыбаясь, показал на руку Давида, которая держала сигарету.

Его рука сильно тряслась, однако удивило Давида не это. Периодически замечая на своем теле кожные надрывы, он дал себе слово, что больше не будет дергать за них и оголять свои внутренности. И всегда у него получалось сдерживать это слово, но сейчас его правая, держащая сигарету, рука уже была без кожи. Голое мясо, окруженное влажной кровью, пахло разложением и кусками валилось на стол.

— Ты видишь это?

— Вижу что?

Лицо его собеседника исказилось в широкой улыбке то ли из-за странного поведения Давида, то ли из-за чего-то другого.

— Ничего, забей.

Он посмотрел на фильтр тлеющей сигареты. В том месте, где его держали оголенные пальцы Давида, остались темно-красные кровавые пятна. Он бросил сигарету в пепельницу, не затушив. Бутылка водки опустела.

— Мы же полчаса назад заказали еще, чего они так долго?! — Давид недовольно смотрел по сторонам в поисках официанта. Алкоголь пытался выдавить из него агрессию.

Он чувствовал, что его собеседник пьянеет медленнее, чем он, а это было ему сейчас крайне невыгодно. Внешность мужчины, проводившего вечер в компании Давида, говорила о его высокой сопротивляемости опьянению в силу многолетнего опыта: морщинистое и бугристое лицо с многочисленными складками жира светило ярко-красным, а зубы, которые еще остались на месте, были желтого цвета. Незнающий человек мог бы дать ему лет пятьдесят, но в действительности его возраст был куда меньше. На нем была потертая джинсовая куртка с кучей выпирающих карманов. Давид часто останавливал на них взгляд, пытаясь догадаться, что они прячут. Хотя сегодня его куда больше интересовала другая загадка.

Молодая официантка принесла еще одну бутылку водки, извинилась за ожидание и, улыбнувшись, поспешно ушла.

— Вот и принесли! Нечего было бузить.

Он открыл бутылку и до краев наполнил сначала рюмку Давида, потом свою. После чего они стукнулись ими и за раз опустошили.

— А как тебя вообще туда взяли без документов?

Алкоголь делал Давида искренним, но не настолько, чтобы рассказывать о фальшивом паспорте.

— Это было легко. Я просто дал взятку капитану. Он оформил меня на корабль матросом. Проблема была лишь в том, что я в этом ничего не смыслю. От этого было только страшнее.

— А оказалось, работа легкая, да?

— Нет, оказалось, работать вообще было не нужно. Матросом я числился только формально, если бы по прибытии докопались с проверкой. Но никто не докопался, и все прошло хорошо.

— Повезло. Хороший повод выпить за удачу! — Давид был только за.

Лицо мужчины в очередной раз изобразило улыбку, из-за чего у Давида появилась возможность посчитать оставшиеся у него зубы. Причина его радости была ясна: его собеседник платил за алкоголь. Кто-то, проходя мимо их столика, случайно стукнул Давида по плечу, из-за чего он пролил на стол немного водки. Это его нисколько не смутило.

В баре было многолюдно. Зеваки проводили тут вечер в компании дешевого алкоголя и привычных собутыльников, периодически выискивая глазами женщин. Еще было недостаточно поздно, чтобы нарваться на драку или перепалку, зато уже достиг пика этап громкого ржания и танцев. В довольно маленькое помещение бара было втиснуто слишком много столиков, из-за чего многие ударялись спинками стульев, а проход был более чем затруднителен. Но прибыль от посещаемости оправдывала любое негодование клиентов. Из колонок кричала пластмассовая музыка, которую периодически перекрикивал чей-то гогот. Сигаретный дым не успевал здесь выветриваться, поэтому летал туда-сюда под потолком. Давид перестал искать способы спрятаться, найдя в этом заведении какой-то своеобразный шарм.

— Моряки только и делали, что пили (в чем я составил им компанию) да играли в карты. Других развлечений у них будто и не было вовсе. В общем, рейс мог получиться гораздо унылее. Я подружился там с мальчишкой, эмигрантом. Он был там что-то типа разнорабочего. Большинство моряков годились ему в отцы, поэтому он постоянно пытался проводить свободное время со мной.

— На дух не переношу этих эмигрантов. Чего им дома не сидится? Пусть свою родину в порядок приводят, а не в чужих гадят.

Подобный упрек от этого человека особенно рассмешил Давида.

— Ну то был хороший… Парень. — Язык начинал заплетаться. — Он как школу окончил, сразу сбежал из дома. У него отчим бухал как собака и постоянно грозился выгнать пацана на улицу, если он в институт не поступит. А он и сам собирался поступать, мечтал стать летчиком. Но вот видишь, принципы сработали.

— А принципы-то тут при чем?

— Ну типа… — Давид на секунду задумался. — Раз его принуждают сделать это силой и притом еще угрожают выгнать из дома, он решил, что более правильным будет отказаться от мечты.

— Да уж. — Мужчина громко усмехнулся. — Жизнь себе испортил, дурачок малолетний.

— Да, я долго над ним смеялся. Но он утверждал, что новая жизнь его устраивает, и море даже круче, чем небо.

— Это ему еще аукнется. — Он снова наполнил рюмки. — А с остальными ты только бухал, получается?

— Да нет, и общался тоже, только более поверхностно. — Давид, вспомнив одно из происшествий, тихо посмеялся. — Помню был один случай. У членов экипажа стали пропадать вещи. Сначала у одного, потом у другого, а когда стало понятно, что это не совпадение, сразу начались разборки. Большинство подумало на меня, ведь я был на судне единственным новеньким. Я отнекивался, сопротивлялся, но мне не верили. И в один вечер все напились и после бурных споров начали мне уже серьезно предъявлять. Чтобы ты понимал, насколько серьезно: меня чуть не выкинули за борт.

— Ни хера себе! — он не скрывал своего удивления.

— Они ожидали, что я испугаюсь и во всем признаюсь, но я продолжал стоять на своем…

— Значит, ты такой же принципиальный, как тот пацан.

Давид задумался.

— Может быть, чуть-чуть.

— А, по-моему, даже побольше него.

— Ну, возможно. Не суть. В общем, в последний момент, когда я уже готовился идти на корм акулам, старый корабельный врач остановил остальных и сознался, что вещи воровал он. Ему, видите ли, нужно было рассчитаться с долгами. Он клялся, что потом все бы всем вернул, но его уже слушать не стали. Передо мной все извинились, а врача закрыли на складе, где он просидел до конца рейса.

Вслед за Давидом рассмеялся его собеседник. Давид заметил, что сейчас их компания совсем не отличается от людей за другими столиками.

— Только я так до конца и не понял, ты зачем сюда приехал-то? Говоришь, не турист и не по работе. Так и зачем тогда? — Его глаза блестели под тусклым светом, а голова медленно покачивалась из стороны в сторону.

Давид решил, что его собеседник уже достаточно пьян, чтобы ответить на его вопросы, да и разговор сам по себе заходит в нужное русло.

— Да есть одно дело. Человека нужно найти. — Он молча уставился на собеседника.

Мужчина всматривался в Давида, прищурив глаза.

— Какого человека? — В его голосе появилась подозрительность.

— Вот этого. — Давид достал из кармана листок с именем бывшего владельца кинжала и протянул его мужчине.

Его собеседник взял листок, около минуты смотрел на него, после чего громко и продолжительно рассмеялся. Давид, улыбнувшись в ответ, вопросительно смотрел на него и спрашивал, что смешного, но мужчина лишь продолжал смеяться, будто не слыша его. Когда он наконец успокоился, вытирая слезу, обратился к Давиду.

— И кто тебя ко мне направил?

— В каком смысле?

— Ну не включай дурака. Ты так убедительно старался втереться, рассказывал что-то. И такой хороший момент выбрал для вопроса. Ну красава просто! — Он снова ненадолго рассмеялся, после чего, не спросив разрешения, взял сигарету из пачки Давида и закурил. — Только вот я не первый день живу и знаю, что таким общительным незнакомцам доверять нельзя. И все-таки, откуда ты обо мне узнал?

— Да люди разные говорят…

— Что говорят? — Он намеренно перебил.

— Что ты знаешь про всех людей в городе.

— А я-то сам кто такой?! Обо мне что говорят?

— Да ничего конкретного. — Давид промолчал о том, что его называют пройдохой, вором и мерзавцем. — Просто сказали, где искать, назвали прозвище и описали внешность. Мне большего-то и не надо.

Мужчина снова рассмеялся. Зажатая его зубами сигарета роняла пепел прямо на стол.

— И какое у меня прозвище? — Он, передразнивая, долго протянул «О» в последнем слове.

— Эпикур, кажется.

— Да! — Мужчина наполнил только свою рюмку, залпом ее осушил и громко поставил на стол. — Эпикур, который знает все про всех людей в этом вонючем городе. Идеальное описание! Серьезно, мне очень нравится.

Давид ничего не отвечал, ожидая дальнейшей реакции. Вскоре она последовала.

— И зачем он тебе нужен? — Он потряс листочком с именем.

— Я не могу сказать. Это личное дело. — Собеседник посмотрел на Давида с возмущением. — Все, что я могу рассказать: у меня есть вещь, которая раньше принадлежала ему. И мне нужно кое-что о ней узнать.

— Ох, какой же ты, оказывается, скрытный. — Он осуждающе повертел головой.

Давид заметил, что Эпикур был гораздо трезвее, чем ему казалось раньше.

— Ладно, мне наплевать на это. Тебе повезло: я знаю, где его найти.

Давид хотел было спросить, где, но остановил себя и решил дослушать.

— Но ты же понимаешь, что я не отдам тебе эту информацию просто так? — Он ехидно улыбнулся.

— Теперь уже понимаю. И что тебе нужно? Деньги? Я могу заплатить.

— Ну, не совсем. Мне нужно избавиться кое от чего. И ты у меня это купишь.

— Сколько? — Ему было все равно, о чем идет речь.

Эпикур вытянул руку с тремя разжатыми пальцами.

— Три тысячи?

Его собеседник утвердительно кивнул.

Давид достал из кошелька стопку купюр, с трудом (в глазах начало двоиться) высчитал нужную сумму и положил на середину стола. Эпикур какое-то время молча смотрел на деньги, после чего медленно взял их и положил в один из многочисленных карманов своей джинсовой куртки. Косясь по сторонам, он достал что-то из другого кармана, спрятал это в кулаке и протянул руку под столом. Давид подставил ладонь под его руку и почувствовал, как в нее что-то упало. Посмотрев, он увидел в ней маленький прозрачный пакетик, в котором лежала белая круглая таблетка. Давид поспешил убрать пакетик во внутренний карман.

— И что мне с этим делать?

— Что хочешь то и делай. Теперь это твоя проблема. — Он начал искать что-то в своих карманах. — Можешь, конечно, выкинуть, но я бы предложил тебе скушать это и хорошенько расслабиться.

Сейчас Эпикур казался ему абсолютно трезвым. Как будто, все время до этого он только притворялся. Зато себя Давид чувствовал уже изрядно напившимся.

— Я могу расслабляться и без этого.

— Ну, я бы так не сказал. Послушай, закрыв глаза на то, что ты попытался меня наебать, скажу тебе как есть: ты выглядишь как выжатый лимон. Какой-то зажатый, как будто подвоха ждешь постоянно. Отдохни, Давид! Упорись как скотина, и чуть-чуть порадуйся жизни.

Давид долго всматривался в собеседника. В глазах все сильнее двоилось.

— В общем, я сам разберусь. Теперь это моя проблема, как ты сказал. А ты… — Речь снова подводила его. — Ты лучше расскажи, где найти этого… Ну этого, ты сам понял.

— Не переживай, все я тебе расскажу. — Улыбка не сходила с его лица.

Эпикур закончил поиски по карманам, достав из одного ручку. Он перевернул листок Давида и что-то написал на его обратной стороне. После этого он убрал ручку обратно в карман, опять налил себе водки и вмиг опустошил рюмку. Поставив ее на стол, Эпикур встал, подошел к Давиду и протянул ему листок.

— Держи. — Он похлопал Давида по плечу. — Развлекайся тут, а мне пора.

В очередной раз улыбнувшись, он быстрым шагом пошел к выходу и покинул бар. Давид поднес листок к лицу и, всматриваясь в буквы, прочитал: «Лотофаг. Пятница. 23:00». Что бы это ни значило, он убрал листок в карман и остался один на один с недопитой бутылкой водки. Несмотря на слишком сильное опьянение, он снова наполнил свою рюмку и медленно, по глоточку, ее опустошал. Когда бутылка наконец опустела, Давид заплатил, с трудом заставил себя встать и ушел.

Он бесцельно блуждал по центру футуристического города, пытаясь идти ровнее и не терять восприятие, и наблюдал за его ритмом, равным ритму жизни общества далекого будущего, где машины рассекают небо, а вершины небоскребов скрываются за облаками. Давид был не в силах собрать мысли в четкую последовательную целостность и просто отдавался фрагментарным впечатлениям и давно забытому пьянству эмоций. Огромные стеклянные здания устремлялись в небо, пытаясь оторваться от земли. В отражении их стен он видел бледного мужчину с впалыми стеклянными глазами, спрятавшегося от бесконечной суеты под широким капюшоном. Проходившие рядом люди, замечая его состояние, старались обходить его стороной и прятать глаза, избегая даже мимолетных взглядов в его сторону. Сотни машин проезжали по широким многополосным улицам, отравляя людей выхлопами. Давид проходил возле кафе, видя, как за столиком ругались парень с девушкой. Другие посетители ехидно улыбались, поглядывая на них, будто смотрят реалити-шоу, и явно тешили себя ощущением превосходства над положением этой парочки, как бы убеждая себя, что они сами ни за что не допустили бы таких глупых публичных сцен. Работники кафе, беспокоясь о статусе своего заведения, не понимали, что им делать. Давид завидовал им всем. Он хотел бы быть сейчас ругающимся со своей половинкой влюбленным, волнующимся за работу служащим или ухмыляющимся чужому горю обывателем. Уличные торговцы пытались заманить его к своим товарам, но он стремительно уходил прочь. Начался дождь, из-за чего скорость жизни города увеличилась в несколько раз. Все стремглав пытались скрыться, будто вода влекла за собой смерть. Казалось, стремящиеся ввысь небоскребы, будто жители Вавилона, разозлили небо наглостью своих намерений, и оно изверглось, послав в наказание потоп. Давид продолжал идти медленно и неторопливо, чем привлек внимание многих, взъерошенных дождем, горожан. Чтобы снова стать невидимкой, ему стоило лишь ускорить свой шаг и вести себя так же, как все, но сейчас ему было на это плевать.

Ноги завели его в длинный узкий переулок, спрятанный между двух высоченных бизнес-центров. В этом переулке нашли себе дом самые потерянные жизнью люди. Словно тараканы, спрятавшиеся за холодильником от человека, десятки бездомных прятались между домами от города. Черные каркающие птицы летали над переулком, надеясь что-нибудь выкрасть у его несчастных жильцов. Этот переулок подходил им как нельзя лучше: укрываемый тенью домов и не слишком удобный для прохода обычных горожан, он в то же время был в самом центре города, где воровать и попрошайничать особенно удобно. Давид медленно проходил по нему, наблюдая за сидящими вдоль стен бездомными. Одни крепко спали, разложившись в громадных картонных коробках. Другие рылись в мусорных баках, надеясь найти там что-нибудь ценное. Третьи сидели на асфальте вдоль стен и протягивали почерневшие от инъекций руки к Давиду, моля его о какой бы то ни было помощи. Он проходил мимо них, внимательно вглядываясь в потрепанные лица, но ни одному не дал и монеты. Его подташнивало все сильнее, а желанная трезвость была далеко. Давид понимал, что бездомные легко могут определить его состояние и, воспользовавшись этим, попробовать что-нибудь стащить. Поэтому руки он держал в карманах с наиболее ценными вещами. Когда он подходил к концу переулка, его остановил один из бездомных, вцепившись руками ему в плечи и почти вплотную приблизившись к его лицу. Бешеные глаза нищего горели блеском то ли от наркотического опьянения, то ли от боли. Его грязные волосы торчали из-под шапки, а грубая борода прятала подбородок.

— Я умираю! — Падающие с глаз слезы смешивались со слюной у уголков рта. — Мне больно!

— Чем я могу вам помочь? — Давид пытался вырваться из цепкой хватки бездомного, но в таком состоянии это оказалось ему не по силам.

— Ничем не можешь… — его голос дрожал. — Боль убивает меня.

Он отпустил Давида, упал к стене, свернувшись в позе эмбриона, и лежал так, слегка подергиваясь. Давид какое-то время смотрел на него в ужасе, но, не найдя слов, поспешил уйти. Он вышел за угол из переулка на очередную оживленную улицу и бездумно шел в случайном направлении. Спустя сотню метров, он все-таки остановился, оперся рукой о шершавую стену очередной высотки и попытался отдышаться. Перед глазами плыло. Он засунул руку в карман и вытащил оттуда пакетик с белой таблеткой, полученный от Эпикура. Он долго вглядывался в него, о чем-то задумавшись. По итогу, он выбросил пакетик в ближайшую урну и продолжил свое блуждание.

Сознание проваливалось. Перед глазами у Давида кружилось все сильнее. Он периодически приходил в себя, появляясь на новых улицах, в новых местах. В голове скапливалось множество картинок различных мест, которые он бессознательно посетил. Недовольные лица удивленных граждан застывали стоп-кадром где-то в обрывках его памяти. С неба светила полная луна. Вокруг постоянно одна и та же картина: сотни машин, носившихся на огромной скорости между зеркальных высоток. Протрезвев, он удивится, что не попал ни под одну из них. Очнувшись в очередной раз, Давид обнаружил себя на углу новой улицы. Он стоял в компании пяти-шести молодых людей. Они курили и разговаривали, не замечая его. Он попросил у них помощи, но они лишь рассмеялись в ответ. В заторможенном алкоголем сознании их смех казался жуткой какофонией, вызывающей лишь головную боль.

Снова придя в себя, Давид почувствовал вонючий запах морской еды, который пропитал всю забегаловку. Стеклянная стена заменяла ему подушку. Он увидел в ее отражении красные глаза, требующие скорейшего отдыха. Глубокая ночь за стеной не мешала машинам рассекать по дорогам, а надоевшим воронам — по небу. Луна продолжала ярко светить. За столом рядом с Давидом сидели несколько молодых девушек и парней. Они активно о чем-то разговаривали, смеялись и выпивали. Голова до сих пор кружилась.

— Эй, ты, — один из сидящих за столом парней позвал его с диким акцентом. — Ты пришел в себя?

— Да-а. — Слова вязались на языке, не желая собираться в единое целое. Получался лишь бессвязный бред. Все смеялись.

— Поешь, чувак. От еды должно стать лучше.

Давид опустил взгляд на тарелку, стоящую перед ним на столе рядом с пустой рюмкой. В тарелке медленно двигались щупальца то ли осьминога, то ли кальмара, то ли еще какого-то неизвестного ему морского зверя. Давид вспомнил щупальца женщины в озере. Его начало тошнить.

Крышка унитаза упала на его голову. Ни в одной из кабинок грязного туалета не было дверей. Позади него у стены в ряд стояли несколько раковин с зеркалами. Давид поднялся с пола, опустил крышку и сел на унитаз. Он услышал громкие клацающие шаги возле раковин. Шаги становились все громче, и вскоре вслед за ними появилась девушка, которая остановилась у раковины напротив него и что-то начала там делать, не включая воду. У нее были темно-красные короткие волосы, а из-под вульгарной юбки виднелись порванные чулки. Девушка стояла к нему спиной, но разглядеть ее лицо помогло полуразбитое зеркало над раковиной. В нем отражалось насыщенное косметикой лицо с потекшей тушью на широких глазах. Закончив странные движения у выключенной раковины, девушка опустила голову. До Давида дошло: она нюхала порошок. Втянув носом длинную дорожку, она вновь подняла голову к зеркалу и только тогда заметила в его отражении Давида.

— Тяжелая ночка, красавчик? — Она жевала жвачку. — Твои дружки там вовсю веселятся. Только они уходить собрались, вроде как. Смотри не упусти их.

— Какие дружки? — Слова с трудом ложились на язык.

Девушка улыбнулась.

— С которыми ты сюда приперся.

Пересилив слабость, Давид встал и подошел к соседней раковине. Он тщательно ополаскивал лицо ледяной водой, пытаясь прийти в себя, а одурманенная наркотиком проститутка мило улыбалась, вцепившись в него влюбленным взглядом. Его снова вырвало. Давид выпил грязной воды из крана и почувствовал, что начинает приходить в себя. Выглянув из туалета, он нашел там прежнюю забегаловку, но вспомнить, как он сюда попал ему не удалось. Его спутники только что вышли на улицу, либо позабыв о нем, либо намеренно от него убегая. Давид был не против. Вернувшись обратно в туалет, он обратился к закурившей проститутке с вопросом, как добраться до его отеля. Она выпустила струю крепкого дыма ему в лицо.

— Это далековато отсюда. Нужно ехать несколько километров до моста, а сразу после него свернуть налево.

Давид развернулся и был готов уйти, но она остановила его.

— Эй, красавчик. Может, тебя подвезти?

— Сам доберусь. Ты только что обдолбалась, не советую в таком состоянии водить.

— Ой, да успокойся ты. Не первый день на этом свете.

Она молча взяла его за руку и быстро направилась к выходу. Давид покорно плелся за ней, не в силах отпустить ее руку. По пути на выход бармен крикнул проститутке, что курить в заведении запрещено, но она проигнорировала его слова. На парковке их встретил старенький красный мопед. Заведя его, девушка протянула Давиду шлем.

— Безопасность превыше всего.

— Ты уверена, что сможешь водить? — Давид нацепил шлем и уселся сзади нее, стараясь сильно не прижиматься.

— Более чем. — Она взяла его руки и положила их на свою талию, беспокоясь о его сохранности отнюдь не по-матерински.

Через секунду они двинулись. Их мопед ехал на огромной скорости, обгоняя машины и подрезая пешеходов. Там, где автомобильный поток был слишком плотным, они без проблем объезжали по тротуару. Холодный ветер моросил лицо Давида, а руки немели от холода. Он закрыл глаза и подумал: «Черт с ним. Будь что будет. Если мне суждено разбиться на мопеде с обдолбанной шлюхой посреди чужой страны, значит, так тому и быть». Он решил плыть по течению и предоставить дело случаю. Недавний недостаток ощущений сменил место избытку эмоций, и Давид, словно переевший обжора, решил расслабиться, отключив все мысли и переживания.

— Тебя как звать-то? — она кричала, чтобы он смог услышать ее на такой скорости.

— Не думаю, что это важно.

Недовольные водители сигналили им вслед, на что спутница Давида отвечала им непристойным жестом. Он плотно к ней прижался и наблюдал за проносившимися мимо фонарями, светофорами и взглядами. От нее пахло дешевым шампанским и такими же духами. Луна улыбалась откуда-то сверху.

— Может, не стоит так гонять после того, как нанюхалась? — Давид обратился к ней, когда она немного сбросила скорость, и необходимость кричать исчезла.

— Не переживай. Я знаю, как это работает.

— Я тебя поздравляю, но твои знания не спасут тебя от аварии.

— Покажи мне хотя бы одного человека, кто способен выжить в этой клоаке без кайфа.

— Да при чем здесь это? Я говорю, что…

Резкая остановка прервала его.

— Ну все, твой отель за углом. Ближе подъезжать не буду, боюсь там столкнуться с одним перцем.

Оглядевшись, Давид увидел мост позади них и свой отель впереди. Он встал с мопеда и отдал девушке шлем. Над фонарями слышалось противное карканье.

— Хорошо, спасибо. И все-таки, будь осторожнее на дороге.

— Успокойся, милаха. — Она убрала шлем и прикурила сигарету. — Я не первый день живу. Тем более, в этом городе. Если тут и может что-нибудь случиться, то только на трезвую голову.

Она пожала плечами, послала Давиду воздушный поцелуй и, рассмеявшись, укатила прочь.

Спустя десять минут он ехал в громоздком лифте. Половина номеров отеля пустовала, жители остальных веселились в баре. Этот самый маленький отель в самом большом городе самой далекой страны приютил в себе разных, не похожих друг на друга, людей: маргиналов, потерянных в круговороте жизни; алкоголиков, нашедших себе цели попроще; туристов с небольшим финансовым запасом, но сильным желанием путешествовать… и Давида, который не знал, к какому типу причислить себя. Он шел по длинному коридору мимо десятков дверей. На всех стенах в здании были одни и те же дешевые обои, казалось, самые безвкусные из всех возможных. Давид дошел до своей двери. Его номер был довольно маленьким, но, из-за отсутствия лишней мебели, казался весьма просторным. Обои с пятнами непонятного происхождения начинали отклеиваться, а кровать была жесткой и скрипучей. В душевой вода еле капала, а в маленькой раковине лениво ползал таракан. Отсутствие показательного комфорта сразу порадовало Давида, словно разговор с откровенным человеком. Он включил лампу, которая на секунду ослепила его глаза, несмотря на то что ее свет был мрачновато тусклым. Он поднял неподдающиеся жалюзи и открыл окно. Почувствовав себя выжатым и уставшим, Давид поспешил раздеться и лечь спать. Раздеваясь, он нашел что-то в одном из карманов. Давид вытащил этот неясный предмет и понял, что им был тот самый прозрачный пакетик с таблеткой, который он, как ему казалось, выкинул в урну. Однако сейчас этот пакетик снова оказался в его кармане. Только на этот раз он был пустым. Попытки вспомнить и понять, как он вернулся к нему в карман и куда из него исчезла таблетка, ни к чему не привели.

— Нужно умыться, — сказал себе Давид, и направился в ванную.

Сполоснув лицо ледяной водой, он поднял его к зеркалу и увидел в нем свою голову без кожи, как до этого было с рукой. Без кожного покрова узнать самого себя ему удавалось с трудом. Ярко-красная кровь облегала мясо и кости, поблескивая под светом лампочки. Где-то проглядывали очертания черепа. Давид положил руку себе на макушку и силой вдавил ее вниз. Убрав руку, он увидел в отражении головы частички своего мозга. Он обнаружил свое сходство с зомби из дешевых ужастиков и злобно усмехнулся, уже перестав удивляться подобным видоизменениям. Желая избавиться от трупного запаха, Давид побрызгал в ванной освежителем воздуха, быстро принял душ и отправился спать.

***

«Закрытый элитарный клуб «Лотофаг» еженедельно принимает у себя всех искушенных типичными развлечениями людей. Для приверженцев избитой морали и носителей эстетической слепоты двери клуба категорически закрыты», — вспоминал Давид краткое описание, найденное им в интернете, когда подъезжал к этому самому клубу. Пока таксист ругался со светофором, он размышлял о способах пробраться внутрь. Он придумал два варианта. Первый заключался в том, что он представится постоянным посетителем этого места. Но сегодня, скажет он, где-то потерялся его входной билет, пароль или что-то еще, смотря что попросят на входе. Если эта легенда не сработает, то второй, запасной, план — просто дать взятку охране. Давид нащупал в кармане кошелек и проверил в нем деньги. Все было на месте. Он заметил, что за окном стало слишком тихо. Оказалось, они покинули город и ехали по трассе вдоль темных лесов и пригородных жилых районов. Пьяная многолюдная суета осталась позади, а впереди была лишь бесконечная прямая дорога, освещенная многочисленными фонарями. Таксист превышал допустимую законом скорость (что ни капли не волновало Давида) и тихо подпевал играющей по радио песне. Проехав минут десять по пустому шоссе, их машина свернула на узкую однополосную дорогу в лесу. Блеск бесконечных фонарей сменила беспросветная ночная темнота, которую нарушал только желтый свет фар, озлащающий несколько метров асфальтовой дороги впереди. Когда этот путь только начал казаться жутковатым, из-за деревьев впереди появился большой трехэтажный дом. Своим внешним видом и размерами он скорее напоминал замок. Стены из белого камня; невысокие, но многочисленные колонны; широкие аллеи, выглядывающие из-под статного, украшенного статуями забора — все это придавало зданию некой монументальности. Размер самого дома также поражал: на его фронтальной стороне умещалось около двух десятков окон, и помимо этого здание уходило далеко вглубь участка.

Таксист остановился возле больших черных ворот, украшенных по центру словом «Лотофаг», выведенным там из металла. Давид расплатился и покинул машину. Он поправил белую рубашку, заправив ее поглубже в брюки. Он взял одежду накануне в прокате и чувствовал себя в ней максимально неудобно, в том числе из-за кинжала, спрятанного в штанах под рубашкой, который больно давил рукояткой в живот. У ворот его встретил седой мужчина в дорогом фраке с идеально ровной осанкой — типичный клишированный дворецкий. Давид приготовился врать, но мужчина вместо вопросов молча кивнул ему головой и пригласил пройти за ним внутрь. За воротами была череда аллей с украшенными скульптурами фонтанами и декоративными кустиками. В стороне на парковке стояли дорогие машины бизнес-класса. Давид посмотрел на телефоне время — 23:15. «Надеюсь, опоздание некритично», — подумал он. Дворецкий открыл большую деревянную дверь и пригласил Давида войти.

— Прошу, — сказал он, улыбаясь, и закрыл за ним дверь снаружи.

Давид попал в большой зал. Несмотря на то что это помещение было только прихожей, его площадь не уступала просторной однокомнатной квартире. Белый мраморный пол отражал в себе огромную золотую люстру, а у стен располагались многочисленные двери в другие залы и комнаты. К Давиду подошел очередной дворецкий, в таком же фраке, как первый, но гораздо моложе и подтянутее. Из-под рукавов его пиджака проглядывали накаченные руки, а лысая голова поблескивала от света люстры. Когда он подошел ближе, Давид заметил, что был ниже его минимум на две головы. Дворецкий, а точнее, охранник, попросил его поднять руки и начал ощупывать тело. Давид испугался, что сейчас его план провалится и пытался незаметно вильнуть тазом, чтобы кинжал упал пониже в брюки. Это не помогло. Охранник нащупал кинжал и, подняв взгляд к лицу Давида, обратился к нему.

— Что это?

— Секундочку, — Давид изобразил улыбку, достал кинжал из брюк и протянул его охраннику. — Это подарок для одного человека. Очень древний и очень дорогой, как вы можете заметить.

— Для какого человека? — охранник не разделял его позитивного настроя.

Давид, продолжая изображать улыбчивость, приблизился к охраннику и шепнул ему на ухо имя предыдущего владельца кинжала. Охранник пялился то на него, то на клинок в своих руках.

— Послушайте, вы же видите, что это не орудие убийства, а просто реликвия. Перестаньте ломать комедию, если бы я хотел что-нибудь натворить, то принес бы настоящее оружие.

Охранник будто бы завис на несколько секунд, молча пялясь на него. В конце концов он вернул кинжал.

— Вакх приедет чуть позже. Не нужно называть имен. Скорее всего, он не будет спускаться к гостям, но я сообщу ему о вашем визите. Скажите, как вас представить?

— Можете просто сказать, что приехал друг с запада. — Взгляд охранника говорил о том, что этого недостаточно. — Давид с запада. Этого хватит.

— Хорошо.

Охранник кивнул и пошел в сторону следующей двери, приказав Давиду идти за ним. Он достал из комода возле двери белую маску с изображением улыбающегося человеческого лица и протянул ее Давиду. Стеклянная маска оказалась холодной на ощупь. Она скрывала лишь верхнюю часть лица, оставляя открытым рот.

— Наденьте. — Давид послушался, после чего охранник открыл дверь. — Проходите.

Следующий зал был раза в три больше предыдущего. Его интерьер был до смехотворности аристократичным: на стенах висели огромные картины, повсюду стояли скульптуры античных героев, а в конце, на небольшой сценке, выступал скрипач. Потолок с еще большей люстрой поднимался вверх на три этажа. У боковой стены была широкая лестница, ведущая на второй этаж, который напоминал театральную ложу с небольшими бортиками и перегородками. Между ними стояли кресла и диваны. Наверху было пусто, зато на первом этаже, где стоял Давид, повсюду ходили мужчины в черных костюмах и женщины в дорогостоящих платьях. Здесь уместилось не меньше пятидесяти человек. Лица людей были спрятаны под такими же белыми масками, как у Давида. Кто-то ходил и рассматривал картины, другие собирались в группки и общались друг с другом, третьи стояли около музыканта и слушали скрипку. У многих в руках были фужеры с шампанским, а между посетителями время от времени прохаживались полуголые официантки с подносами. Давид выделялся среди других отсутствием пиджака и возрастом: у большинства других посетителей из-под маски проглядывали морщины, а волосы либо были седыми, либо только начинали седеть. Давид блуждал среди людей и вслушивался в их разговоры, не находя в них никакой конкретики. Они обсуждали искусство и политику, говорили о погоде, но не поднимали никаких личных тем. Их язык был красноречив и экспрессивен, как будто они были театральными актерами. В некоторых случаях создавалось впечатление, что собеседники знакомы друг с другом, но никаких явных подтверждений этому не было. Он остановился у одной из компаний. В ней собрались кругом трое мужчин и две женщины. Самый общительный из мужчин был крупным и голосистым.

— Вы слышали о законопроекте, который вчера выдвинули на обсуждение? — говорил он и его низкий тембр будто бы заглушал всех остальных. — Это же просто нонсенс!

Двое других мужчин — сутулый старик, изо всех сил пытающийся держать ровную осанку, и похожий на первого голосистого крупный мужик лет сорока — утвердительно кивали, соглашаясь с возмущением голосистого. Женщины же непонимающе ждали пояснений и натянуто улыбались, оголяя свои морщины.

— Один мой хороший знакомый, некоторым образом связанный с политическим процессом, говорил мне об этом законопроекте еще летом… — В разговор вступил старик, держа уверенную спокойную речь максимально дружелюбным тоном. — Однако тогда я ему не поверил. Казалось бы, в каком веке живем!

— Да что же это за проект такой чудовищный?! — вопрошала одна из женщин хриплым прокуренным голосом, нелепо посмеиваясь после законченной реплики. — Просветите же нас.

— В общем, — голосистый мужчина, начавший тему, поспешил ей ответить. — То, чем мы с вами здесь, в нашем любимом клубе, обычно поднимаем себе настроение, вскоре может исчезнуть из нашего рациона.

— Как это так?! — удивилась та же женщина.

— Очень просто. Им недостаточно законодательного запрета, теперь они хотят выделить гораздо больше средств на контроль за незаконным оборотом. И, исходя из их планов, может случиться так, что любимый нами эликсир не сможет пересекать границу в достаточном для всех количестве.

— Ну уж нет! — продолжил старик. — Если это и случится, то в самом худшем случае цены на него взлетят в несколько раз, но так, чтобы нам его больше не хватило… не думаю, что до такого дойдет.

— Очень надеюсь… — шепнула одна из женщин другой.

— Я с вами согласен, но все же… — голосистый отхлебнул шампанского и решил поспорить со стариком. — Учитывая то, что происходит в последние годы — стоит готовиться к худшему. Советую вам почитать подробности законопроекта, чтобы убедиться в этом.

— Если у нас больше не будет нашего чуда, то клуб просто закроется! — Возбужденный испуг не мешал женщине похихикивать. — Что же нам тогда делать?

— Думаю, не стоит так переживать, — В разговор вступил третий мужчина. — Несмотря на планы нашего глубокоуважаемого правительства, им не удастся полностью перекрыть доступ для нас — сильных мира сего.

Первый мужчина несогласно хмыкнул.

— И знаете, что? — продолжил третий. — В какой-то степени я даже поддерживаю этот проект.

Женщины удивленно ахнули.

— Да как же так?! — спросил голосистый.

— Просто я убежден, самое страшное, что нас ждет — взлет цены. Но я думаю, что ни меня, ни вас это нисколько не пугает. Зато какие нас ждут плюсы: для менее успешных в финансовом смысле людей доступ к нашему эликсиру будет закрыт. Сейчас они спускают на него достаточно крупные суммы, что ведет к последующим долгам и, как следствие, к бедности. И, кроме того, они получают разбавленный всякой химией товар, который еще и губит их здоровье. А когда у них не останется возможности покупать его вообще, все эти проблемы будут решены.

Он улыбнулся, поднял фужер и сделал небольшой глоток.

— Я так не думаю, — ему отвечал старик. — Если все будет так, как вы предполагаете, то эти бедные люди просто перейдут на что-то более тяжелое и опасное.

Третий улыбнулся.

— Да и пусть переходят, — спокойно сказал он. — Главное, что они перестанут потреблять то, что недостойны потреблять по своей природе.

Остальные некоторое время ничего не отвечали, обдумывая эти слова. В конце концов каждый из разговаривающих согласился с этим мнением.

От подслушивания Давида отвлекла официантка, подошедшая к нему с подносом.

— Угощайтесь. — Ее голос показался ему знакомым.

На серебряном подносе стоял фужер с шампанским, была разложена аккуратная дорожка белого порошка, а возле нее лежала трубочка из-под сока.

— Мне не хочется, спасибо.

Давид поднял взгляд на официантку и узнал в ней проститутку, которая недавно довозила его домой на мопеде.

— Ты?! — Сказали они одновременно.

Лицо Давида скрывала маска. Видимо, она узнала его по голосу. Давид повернулся к людям спиной, проститутка-официантка последовала его примеру.

— Что ты здесь делаешь? — он обратился к ней шепотом, хотя это было необязательно: всем остальным было не до них.

— Что я здесь делаю?! — она также отвечала шепотом. — Я здесь работаю, а вот что ты здесь забыл?

— Мне нужно найти одного человека. Может быть, ты мне поможешь? — Он хотел было назвать ей имя бывшего владельца кинжала, но оступился, вспомнив совет охранника. — Вакх, кажется. Знаешь такого?

— С ума сошел? Зачем он тебе?

— Это не твое дело. Ты мне поможешь или нет?

Давид, боясь раскрыться, посматривал на толпу. Казалось, никто не видит их разговора.

— Он редко спускается к гостям. — В ее голосе послышалась грусть. — Чаще всего немного понаблюдает сверху за флейтой, и быстро прячется обратно в кабинет.

— За какой еще флейтой?

— Она вступит после скрипки. Когда появляется флейта, люди начинают празднество. Если не хочешь проблем, либо участвуй со всеми и не выделяйся, либо сваливай отсюда до начала флейты.

Кто-то из гостей крикнул официантке.

— Мне нужно идти. Если что, ты его сразу узнаешь: он ходит в белом костюме.

— Стой…

— Уходи отсюда, а то нарвешься на беду.

Давид еще раз позвал ее, но она, игнорируя, поспешно ушла к другим гостям. Ему показалось, что охранники у дверей наблюдали за ним, поэтому он укротил желание догнать проститутку.

Давид продолжил сливаться с толпой, подслушивать разговоры и искать человека в белом костюме. На втором этаже из-за перегородок периодически выглядывали лица в белых масках, которые вскоре прятались за дверьми. Наверху было гораздо меньше людей, чем здесь. Скрипач изо всех сил водил смычком по струнам, оргазмируя от выплескивающейся мелодии. Когда Давиду наскучило подслушивание, он подошел к одной из стен и начал разглядывать картины. Кого только на них не было: святые и мадонны, античные боги и донаторы ренессанса. Давид остановился у одной из картин, наиболее поразившей его. На ней изображался седой старик с безумными, одурманенными яростью глазами. Его обнаженное тело было до мерзости обвисшим, лишь гениталии прикрывались небольшим темным покрывалом. Старик сидел на фоне ночных туч. В одной его руке была деревянная трость, а в другой лежал младенец с открытым в ужасе ртом и преисполненными болью глазами. Старик впился зубами в грудь младенца, щекоча седой бородой его живот, и изо всех сил старался откусить от малыша часть плоти. Давида начало знобить, но он не мог отвести взгляда.

— Сатурн, пожирающий своего сына. — Рядом с ним послышался низкий, но звучный мужской голос. — Сейчас так уже не нарисуют.

— Вы думаете?

Возле него стоял тощий мужчина в черном, таком же, как у остальных, костюме. Казалось, он был одного возраста с Давидом. Над белой маской проглядывали русые, расчесанные вбок волосы.

— Это очевидно. Мастерством, конечно, наши современники не уступят Рубенсу и Гойи, но выразить эмоцию с такой… — Выбирая нужное слово, он крутил перед собой фужером. — Достоверностью! Изобразить чувство с такой ясностью они не смогут.

— Может быть, они просто не нуждаются в ясности.

— Они или мы? — Он усмехнулся. — Скорее всего, да, но… Все скатилось в сплошное усложнение. Усложнение ради усложнения, понимаете?

Давид ничего не ответил. Он пытался понять, какой человек скрывается за маской и этими словами.

— Здесь стало душно. Не хотите выйти, подышать воздухом?

— Подышать? — Давид боялся упустить Вакха, отчего на секунду засомневался. — Да, можно.

Он последовал за своим собеседником, выхватив по пути у официантки фужер с шампанским. Пройдя через одну из дверей, они оказались в небольшом саду, прилегающем к дому. Сад был огражден от остального участка высоким каменным забором, а единственным выходом из него была дверь в дом, через которую они вышли. Из-за этого казалось, будто этот небольшой садик с открытым небом был лишь одной из комнат громадного закрытого клуба «Лотофаг». У аллеек сада стояли многочисленные скамейки, повсюду росли цветы любых цветов радуги, а аккуратно подстриженные деревья роняли на землю розовато-желтые листья. Где-то в деревьях проглядывали крылья беззвучных ворон. Высоко на небе ярко горели звезды, окружая полную луну. Давид и его собеседник медленно ходили по аллее, попивая шампанское. Холодный ветер приятно обдувал кожу, а вместе с выдохом изо рта выходил пар.

— Усложнение было оправданным и уместным еще совсем недавно, а сейчас им только… злоупотребляют… чтобы вводить в заблуждение.

— Где используют усложнение, например, дадаисты? Или супрематисты? Что сложного в «Фонтане» Дюшана или «Композициях» Кандинского? Малевичу не нужно множество красок и реалистичность фигур. Феллини не нужны многогранные характеры и глубокие истории. Куда ни глянь, повсюду эксплуатация готовых форм, переосмысление, отсылки и пасхалки… То есть, наоборот, сплошное упрощение.

— Это очень поверхностный взгляд. Под, казалось бы, простой и знакомой «готовой формой» лежит десяток слоев деконструкции, иронии, оммажей и переосмыслений. Кажущееся упрощенным скрывает свою истинную сложность разве что от неподготовленного созерцателя.

— Мы до сих пор говорим о художниках?

— И это снова приводит нас к заблуждению, о котором я говорил. — Казалось, он не слышал Давида. — К злоупотреблению заблуждением, как очень удобным приемом. Сейчас им пользуются повсеместно. Ты уже не отличишь истину от иллюзии. А то, что кажется намеком или… подсказкой… скорее всего окажется подвохом.

Давиду казалось, что его собеседник что-то о нем знает. Он вглядывался в маску, скрывающую его лицо, надеясь пробить ее взглядом и узнать, кто за ней прячется.

— Современные живописцы обрубают всю предыдущую историю искусств. В отличие от своих совсем недавних коллег, которых вы привели в пример, им уже не нужна критика, не нужна насмешка и деконструкция… Они отбрасывают всю идеологическую подоплеку, оставляя лишь свое фирменное усложнение. Универсальный прием. Точно также, современные прозаики обрубают все строившиеся веками драматургические догмы… Завязка, кульминация, развязка… Все это их больше не волнует. Эти правила больше не работают. Они задают массу вопросов, — он остановился и посмотрел на Давида. — Но не дают ни одного ответа.

— По-вашему, это плохо?

Его собеседник усмехнулся и, пропустив вопрос мимо ушей, побрел дальше.

— Ты же и сам понимаешь, что твои поиски бесплодны: ты не получишь никаких ответов. Но все равно продолжаешь искать. Ради чего? Не проще ли послать к черту самообман и начать… праздновать?

— А разве есть поводы для праздника?

— А разве они нужны? Коли тебя уже забросило в кипящий чан, почему бы не начать в нем танцы и веселье? Смеяться над карикатурным видом… демонов и… собратьев-грешников. — Он периодически заполнял свои паузы усмешками. — Нет же, легче утешаться надеждой и верить в оправданность усложнений.

Они начали второй круг по саду. Изнутри доносились элегантные звуки скрипки. С неба начали падать толстые хлопья снега. Это удивило Давида, так как до зимы было еще пару месяцев. Снег ложился на деревья и землю, смешиваясь в красивую кашу с розоватыми листьями. Ему казалось, что холодная маска примерзает к лицу.

— Кто-то и этот преждевременный снегопад сочтет за знак. — Он снова тихо усмехнулся, закашлялся и выпил из фужера. — Хоть тут-то ты не обманешься, Давид? Тебе ведь тоже кажется это смешным?

— Что? — От удивления он чуть не уронил фужер. — Откуда ты знаешь?

— Мои коллеги уже встречались с тобой. На вокзале и на крыше. Мне тоже хотелось, но тогда были другие дела.

— Мантии…

Давид остановился. Его собеседник сделал еще пару шагов, пока не понял, что идет один. Тогда он тоже прекратил шаг и медленно повернулся назад.

— Да. Я тоже подумывал удивить тебя и приодеться в мантию, но решил не портить эту карнавальную атмосферу. Уж больно мило тут.

— Кто вы такие?

— Мы просто безликие наблюдатели. Конечно, я сейчас превышаю свои полномочия, общаясь с тобой… Но ты же никому не расскажешь?

— Зачем вы это делаете? — Давид хотел подбежать к нему, сорвать маску и выпросить ответы силой.

— Я просто хочу тебе посоветовать, Давид. — Он снова проигнорировал вопрос. — Прекрати эти свои игры в детектива. Вот тебе маленький спойлер: не будет ни ответов, ни объединения линий, ни логического завершения. Ружье не выстрелит, а концовка тебя разочарует.

— Почему я должен тебе верить? Ты же сам сказал, что подсказка, чаще всего, оказывается подвохом.

Его собеседник внезапно разразился смехом, но вскоре, отвлекшись на что-то, не менее внезапно замолчал.

— Слышишь? — Давид прислушался. — Флейта заиграла. Нам пора возвращаться.

Он пошел в сторону двери, хлопнув Давида по плечу. Изнутри действительно слышался звук флейты. Подойдя к двери, он на секунду повернулся к Давиду, который так и остался на месте.

— Советую тебе не убегать, а праздновать со всеми. Тебе понравится, я обещаю, — он приглашающе махнул рукой и скрылся за дверью.

Давид еще несколько минут стоял на месте, осмысляя произошедшее. Когда он наконец вспомнил, зачем сюда пришел, то сразу вернулся в дом. Зайдя внутрь, он стряхнул снег с плеч, и нелепо уставился вперед. Там, где десять минут назад несколько странные люди спокойно разговаривали в официальной обстановке, попивая шампанское, теперь начался хаос. Свет громадной люстры стал светить приглушенно, скрипача на сценке сменил полуголый флейтист с волосатым торсом и наполовину прикрытыми тонкой тканью гениталиями, а вокруг посетителей вместо официанток скакали необычного вида люди: их лица были спрятаны под очень реалистичными масками с козлиными головами, ноги были облеплены темной звериной шерстью, а вместо ботинок их покрывали клацающие по мраморному полу копытца. Среди них были и мужчины, и женщины: у первых в ритмичных плясках по залу тряслись детородные органы, у вторых — груди. В своих бесконечных прыжках они раздавали гостям закупоренные прозрачные сосуды с ярко-красной жидкостью. Поспешно принимая их, гости спешили как можно скорее откупорить крышки и залпом опустошить узкий стограммовый сосуд. Давид держался в стороне, около двери в сад, и тихо наблюдал за происходящим. Большая часть гостей выпила предложенный «козлами» напиток за пару минут. Руки людей затряслись, а ноги невольно пускались в дикий пляс под резвую флейту. Зал пустился в хаотичные хороводы, в ходе которых мужчины сбрасывали с себя обувь и пиджаки, а женщины снимали каблуки и оголяли ноги, натягивая платья до пояса. «Козлы» не позволяли останавливаться никому из присутствующих, хотя и сами гости не стремились успокоиться. Давиду повезло оказаться в темной части зала, где его никто не замечал, иначе бы и он был вынужден выпить тот самый «эликсир» и обезуметь вместе с остальными. Вскоре мужчины, пропитанные потом, начали снимать с себя рубашки и штаны, после чего помогали раздеться женщинам. Обвисшие старческие тела не мешали им извиваться в пляске и экстатически кричать. Полсотни полуголых тел слились в единое существо, множество рук которого ласкало самого себя, возбуждаясь и эякулируя от одних прикосновений. Флейтист придавал своей мелодии все больше страсти, а люди принялись снимать друг с друга нижнее белье. Они, вне зависимости от пола и внешности, целовали друг друга во все доступные и не очень места. Потные тела прилипали друг к другу и не стремились разъединиться. Многие перебирались в горизонтальную плоскость, расстилаясь по полу в беспорядочном половом акте с первыми попавшимися партнерами. Они рвали друг на друге волосы и царапали спины, кричали и стонали, разбрызгивая повсюду пот и сперму. В неописуемом экстазе они кусали друг друга, будто пытаясь съесть, роняли слюни и дикие взгляды. «Козлы» продолжали скакать вокруг людей, призывая их наслаждаться дальше, а флейтист беспорядочно свистел в свой инструмент, выдавая жуткую какофонию.

«Так вот о каком празднестве они говорили», — подумал Давид. Он бросил взгляд на второй этаж и увидел там человека с черными кудрявыми волосами, в белом костюме. Человек стоял у бортика, курил сигарету и недобро насмехался над зрелищем снизу. Давид понял, что именно его он и искал. Он постарался как можно незаметнее, идя в неосвещенных участках зала, добраться до лестницы. Ему это удалось: охраны в зале не было, а остальным было не до него. Однако как только он наступил на первую ступень, его руку кто-то крепко схватил. Обернувшись, он увидел одного из «козлов», глядевшего на него диким взглядом в безумной улыбке. Давид постарался отбежать, но «козел» крепко держал его за запястье. Он откупорил сосуд с красной жидкостью свободной рукой и попытался влить ее в рот Давида, однако последний отбил свободной рукой сосуд, который улетел куда-то в сторону и разбился. Один из осколков, по-видимому, отбился рикошетом и вонзился в ногу «козла». Он невольно прикрикнул и на секунду ослабил хват. Давид воспользовался этим моментом, чтобы вырваться и убежать наверх. Никто из гостей не заметил их стычки, несмотря на то что она произошла у них под носом. Поднимаясь по множеству ступеней и пытаясь сладить с волнением, Давид изрядно подустал, но позволить себе остановиться и отдохнуть он не мог. Он побежал мимо пустых столиков по длинному узкому коридору. Слева от него были бортики, с которых открывался прекрасный вид на «празднество», а справа длинная стена с многочисленными дверьми. Люстра стала светить еще слабее, отчего освещение отдавало темно-красным. Давид бежал не оборачиваясь, в страхе, что преследователь вот-вот догонит его и силой заставит присоединиться к остальным. Все-таки заставив себя оглянуться, он никого не увидел позади, однако именно в этот момент кто-то выскочил перед ним и, вытянув к нему ладони, вынудил его остановиться. Давид кое-как совладал с инерцией, дабы не упасть, и увидел перед собой охранника, который в начале вечера нашел его кинжал.

— Вы куда-то торопитесь? — его тон был невозмутим.

Было очевидно, что отсюда охранник видел все передвижения Давида с момента его прихода из сада, в том числе стычку с «козлом» и последующую погоню.

— Да, я… — Давид пытался отдышаться. — Увидел снизу Вакха. Я вам говорил: у меня для него подарок.

Давиду показалось, что охранник улыбнулся. В тусклом свете было не понять.

— Пройдемте со мной, я вас провожу.

Они последовали дальше по коридору, однако теперь спокойным размеренным шагом. Периодически Давид поглядывал назад, боясь появления «козла», но никого не было. Звук дикой флейты отсюда казался объемнее, а куча людей, продолжающая дружно совокупляться, выглядела как убегающие от света насекомые. Прилипшая к вспотевшему лицу маска больно натирала кожу, поэтому Давид, забыв про правила данного заведения, снял ее и убрал в карман. Охранник остановился у одной из дверей и попросил в целях безопасности отдать ему кинжал. Давид был вынужден послушаться. Охранник постучался, и они вошли в небольшой кабинет, посреди которого стоял стол с кальяном, а на диванах вокруг него сидели четверо мужчин. Кабинет был обставлен дорогой мебелью, темно-зеленые стены украшали картины, а за окном позади мужчин не было видно ничего, кроме ворон, слетевшихся вокруг дома. Мужчины курили, громко смеялись и воодушевленно разговаривали о чем-то, не замечая присутствия Давида и охранника. Все они были в дорогих костюмах, с золотыми часами на руках. Один был лысым и носил очки, он держался более спокойно и уравновешенно. Трое других были похожи друг на друга, кроме того, который сидел посередине — он был в белом костюме и вел себя более развязно, чем его компания. Давид сразу узнал его. На вид казалось, что Вакху было лет тридцать, хотя он разговаривал и вел себя как типичный подросток. Он что-то рассказывал на непонятном местном диалекте, жестикулируя и прикрикивая, и в самый важный момент истории, он встал с дивана, подобно оратору, и уже криком закончил свой рассказ. Вся компания дружно засмеялась. Охранник, не желая прерывать монолог, обратился к ним только сейчас.

— Этот человек пришел к вам с кинжалом. — Охранник положил клинок на стол.

Все четверо посмотрели на Давида. Вакх взял кинжал в руки и с любопытством разглядывал его, после чего обратился к охраннику.

— Ты можешь идти. — Охранник вышел.

Вакх смотрел на Давида взглядом, каким смотрит начальник на плохого работника.

— Кто ты такой и откуда у тебя эта вещь? — Голос также казался обвинительным.

— Меня зовут Давид. — Он все еще пытался совладать с волнением после стычки на лестнице. — Несколько лет назад мой отец купил у вас этот кинжал. Я приехал сюда к вам, чтобы узнать историю и происхождение этого клинка.

Вакх продолжал разглядывать кинжал. Спустя какое-то время он взял со стола пакетик с порошком, рассыпал узкую дорожку по лезвию клинка и вдохнул ее носом прямо оттуда. Он закрыл глаза и громко прокричал в потолок, после чего начал рассекать кинжалом воздух, будто кто-то невидимый угрожал его жизни. Остальная компания наблюдала посмеиваясь, только лысый мужчина в очках взволнованно смотрел на него. Бой с невидимкой вскоре окончился.

— Забавная история получается. — Он смотрел на Давида расширенными зрачками. — Знаешь, почему забавная? Потому что я никому и никогда этот кинжал не продавал. «Пожирающий души» — мой и всегда был моим.

— Что? — Давид не скрывал удивления. — В каком смысле?

— В прямом, дружище. Твой папаня, похоже, обманул тебя, сказав, что купил кинжал за деньги, потому как на деле он его просто-напросто с****ил. А теперь ты приходишь и требуешь рассказов о его происхождении. Некрасиво получается, тебе не кажется?

— Послушайте, я ничего об этом не знал. Мой отец умер несколько лет назад, мы с ним не виделись никогда в жизни. Он оставил мне в наследство это оружие. Я и подумать не мог, что оно украдено.

Пока Давид оправдывался, Вакх обошел стол и приблизился к нему вплотную. Уголок его рта периодически потряхивался, а зрачки были настолько большими, что радужки не было видно вообще.

— Я… мне действительно важно узнать историю этого клинка. Я не знаю, ворованный он или нет, но…

— Я же уже сказал, что он украден! — Вакх сжал клинок и приставил к горлу Давида. — Что значит, ты не знаешь? Я же прямым текстом тебе сказал, что твой папаша — жалкий вор. Сечешь?

— Да, я понял. — Давид старался отвечать спокойно и взвешенно.

Он поднял руки и сделал шаг назад, но уперся в стену. Вакх прижал его.

— Так-то лучше. Теперь говори, зачем тебе нужно знать его историю.

— Я… — Давид сглотнул слюну. — Я не могу вам это сказать. Но, поверьте, это действительно очень важно для меня.

Вакх прижал лезвие еще ближе к горлу Давида. Его взгляд был бешеным. Остальные молча наблюдали за ними, ожидая его реакции. Через какое-то время Вакх опустил кинжал и громко рассмеялся. Он повернулся спиной к Давиду, залез на стол, уронив кальян на пол, и засмеялся в голос животным смехом, держась свободной рукой за живот. Все остальные тоже захохотали. Все, кроме Давида.

— Нет, ну вы только на него посмотрите. Он не может мне сказать! Приходит ко мне с МОИМ кинжалом, просит рассказать о нем, и даже не говорит, зачем ему это надо. Нет, ну вам не смешно? — Все смеялись вместе с ним.

Когда его глаза встретились с испуганным взглядом Давида, улыбка исчезла с лица Вакха. Он резко спрыгнул со стола, побежал в сторону Давида, который снова прижался к стене, и с размаху ударил его рукояткой кинжала в висок. Давид потерял равновесие и упал на холодный пол. Голову охватила резкая боль. Вакх перевернул его на спину и снова приставил кинжал к горлу. Давид не знал, что сказать. Да и не хотел ничего говорить. Он понимал, что сейчас любые убеждения бессмысленны.

Лысый мужчина в очках встал и потянул Вакха за плечо, шепнув ему что-то на ухо, после чего тот на время забыл про Давида. Он выплеснулся грубой бранью в сторону лысого мужчины. Тот, молча выслушав крики, спокойно ему что-то ответил на местном диалекте. Они разговаривали несколько минут, остальные двое молча сидели и внимательно их слушали. Давид подумывал резко сорваться и попробовать убежать, но в итоге он оставил эту идею. Струя крови потекла по его лицу.

— ХОРОШО! Только заткнись уже! — Крикнул Вакх мужчине в очках и снова повернулся к Давиду. — Слушай, дружок. Считай, что я передумал. Я расскажу тебе историю «Пожирающего души».

Давид хотел было воодушевиться, но не мог.

— Но только с одним условием. Если это действительно так важно для тебя, как ты говоришь, значит, ты готов выполнить… скажем, три моих желания. Любых, что бы я ни выдумал. Когда ты их выполнишь, я расскажу тебе все, что мне известно. Идет? — Мужчина в очках вскочил и начал орать на Вакха, но тот быстро заткнул его, кинув в него стопку со стола.

— Да, я согласен. — Давид думал недолго.

— Вот и отлично! Какая уверенность! Люблю таких людей. Но только смотри: раз взялся, обратного пути не будет.

— Я понимаю.

— Да ты ж моя молодчина! Ну хорошо, тогда приступим. — Вакх сел обратно на диван, вынюхал еще одну дорожку и убрал кинжал в карман своего белого пиджака. — Напомни, как тебя зовут?

— Давид.

— Давид! Скажи мне, Давид, ты веришь в драконов?

— Я… не знаю. А что?

— Хочу тебе предложить отведать, в качестве моего первого желания, «кровь дракона». Не слыхал о таком?

— Нет, но…

— А вот и зря! — Вакх не собирался выслушивать ответ. — Я видел, как ты слинял с нашего празднества. Это было очень неприлично с твоей стороны. Ты пришел ко мне в гости, а в самый главный момент вечера покидаешь праздник… Так не делается, Давид!

Вакх искал на столе сигареты, но находил лишь пустые пачки. В итоге он рявкнул на своих собеседников за столом, чтобы они угостили его. Каждый из них поспешил протянуть свою пачку первым.

— Так вот, — продолжил он, прикурив. — Мои глубокоуважаемые гости любят периодически угощаться «кровью дракона». Но тебя — ведь ты сегодня мой особенный гость — я хочу угостить кое-чем получше.

— Я… не большой любитель употреблять. Нельзя ли…

— Да ты что?! — выкрикнул Вакх с недоверием и насмешкой. — А мой верный пес Эпикур говорил о тебе обратное.

Давид молча уставился на него.

— Не думай, что я идиот, дружок! Если тебя так просто пускают в мой клуб, значит, я знаю о тебе все. И о кинжале, и о твоих странствиях на корабле, и о попытках разузнать обо мне у моего же верного пса! Кстати, как тебя таблеточка, которую он тебе дружелюбно подарил?

— Я не…

— Ну конечно! Ладно, черт с тобой. О чем мы говорили? — Он вспомнил сам, не дождавшись ответа, встал из-за стола и достал из бара прозрачную бутылку, наполненную красной жидкостью, похожей на ту, которую пили гости снизу. — Это не обычная «кровь дракона». Специально для тебя я приготовил кровь КОРОЛЯ ДРАКОНОВ, Давид!

Вакх открыл бутылку и налил красную жидкость в стопку. После этого он взял откуда-то таблетку, такую же, какую Давид «купил» у Эпикура, и покрошил ее в стопку с «кровью дракона». Размешав содержимое стопки пальцем, Вакх протянул ее Давиду.

— Залпом!

Его друзья перешептывались и ехидно улыбались, глядя, как Давид взял стопку в руки и, как было приказано, залпом выпил ее содержимое. Вакх взорвался смехом. Вслед за ним и его друзья.

— Вот уж теперь мы точно повеселимся!

Голова начала кружиться. Ноги подкашивались. Давид смотрел на лицо Вакха, на его белый пиджак. Видел, как его лицо искажалось злобной и довольной ухмылкой. В глазах двоилось и плыло. Лица каждого присутствующего в комнате накладывались друг на друга, создавая в его глазах многоликую улыбку, пугающую своим многогранным уродством. Давид перевел взгляд на окно и увидел в небе, которое совсем недавно было ночным и звездным, ярко светящее солнце. Огромный красный шар обжигал своими лучами, внезапно появившись на небосводе посреди ночи. Давид пригляделся и увидел возле него еще одно солнце, правее и чуть подальше от первого. Оно светило не менее ярко, но его лучи не были настолько горячими. Два солнца, в тандеме освещающие темную звездную ночь, были последним, что поймали глаза Давида перед тем, как сомкнуться.

***

Давид открыл глаза и ничего не увидел. Он стоял во тьме, тьма окружала его со всех сторон. И это не было тьмой, в которую попадаешь в комнате с выключенным светом. Это была не та тьма, которой довольствуешься с мешком на голове. Тьма, в которой сейчас пребывал Давид, была бесконечной. Он шел куда-то вперед, но никуда не приходил. В этой черной пустоши не было конца. Как не было и звуков, кроме его шагов, отдающихся отовсюду эхом. Он взглянул на свои руки и убедился, что в глазах до сих пор двоится: ладони плыли и растворялись. Давид почувствовал, что рубашка на нем была мокрой и прилипла к телу. Взглянув на нее, он увидел, что она стала красной. Он вытянул ее из штанов и поднял до груди, обнаружив, что у него исчезла вся кожа с живота: голые внутренности падали вниз, а мясо прилипало к рубашке. Так как это не вызывало никакого дискомфорта, Давид опустил рубашку обратно. Медленно шагая по слепой тропе, откуда-то издалека он услышал приглушенную клубную музыку. Голова начала болеть из-за тяжелых басов, но Давид смирился с этим, решив, что музыка — это знак. Символ, игнорировать который нельзя ни в коем случае, если он хочет покинуть это странное место. Он пошел туда, откуда она доносилась. Поскальзывался, чуть ли не падал, но шел, ускоряя шаг с увеличением громкости музыки, в конце концов перейдя на бег. Она играла слишком громко, басы стучали по ушам и казалось, он пришел в самый центр невидимой дискотеки. Он пытался разглядеть хоть что-нибудь вокруг, но не было ничего, кроме бескрайней темноты и громко играющей музыки. Голова снова начала кружиться, но Давид старался держаться. Вглядываясь в темноту, он увидел прямо перед собой яркий разноцветный луч, наподобие тех, что показывают в лазерном шоу, только намного более плотный и яркий. Луч ударился в невидимый пол рядом с Давидом, разбившись на множество осколков всех цветов радуги, которые разлетелись по сторонам и исчезли. Не успев ничего понять, он увидел еще один такой же луч, который ударил с другой стороны, так же расколовшись и исчезнув. Через мгновение такие удары стали происходить один за другим, будто намеренно ударяясь около Давида, но не задевая его самого. Он попытался бежать, но увидел, что подобные бомбардировки происходят повсюду, со всех сторон. Он медленно отходил, теряя равновесие из-за кружившейся головы и старался обходить лучи света, бившие отовсюду. Где-то они были ярко-красными, бив сочным контрастом по глазам Давида. Он закрывал глаза и видел кровь, вытекающую из шеи незнакомого ему мужчины. Испугавшись до ужаса, он снова открыл глаза и уходил, видя зеленые, желтые, белые и другие лучи света, превратившие спящую безмолвную бесконечность тьмы в дискотеку с цветомузыкой. А музыка играла все громче и громче. Играл тяжелый и тупой клубный мотив, но Давиду было не до танцев. Продолжая уходить, он начал всматриваться в осколки разбивающихся лучей и заметил за некоторыми из них необычное свойство. В полете они собирались в кучу и создавали силуэт человека, энергично размахивающего руками в танце, и ногами, перебирающимися с места на место. Большинство осколков принимали подобную форму на несколько секунд перед своим исчезновением, создавая палитру разноцветных человеческих контуров, пляшущих друг с другом и исчезающих в небытие. Давиду казалось, что он находится на черном листе бумаги, на который бесталанный художник брызжет разными красками, надеясь создать из этого шедевр. А он, Давид, маленькой букашкой с оторванными крыльями и хромающими лапками пытается увернуться от порывов вдохновения живописца и уползти за пределы холста. Голова кружилась все сильнее. В метре от него зеленый луч разбился на тысячи осколков света, которые, в воздухе сложились в контур девушки, повернувшей голову на Давида. Через долю секунды осколки исчезли. Ноги больше не держали его. Давид расслабил все свое тело, предвкушая падение вниз. Он ожидал сильного удара о поверхность, но ничего не произошло. Он просто падал, не набирая при этом скорости. Разноцветная палитра изначально оставалась сверху него, но потом лучи света догоняли, став при этом невероятным множеством очень тонких, шириной с нить, лучиков, падающих куда-то вниз. Давид пытался разглядеть, что было в промежутках между ними, потому что тьма осталась сверху, но будучи не в силах больше терпеть, он просто закрыл глаза…

Громкий шум и сильные пощечины привели его в сознание. Давид сидел в темном узком помещении, в странной одежде с кучей шнурков везде, от шеи до ботинок, и видел перед собой Вакха, заряжающего его пощечинами. За спиной он чувствовал какой-то груз, а на ногах были тяжелые ботинки. Сбоку в него ударял сильнейший ветер, будто бы они ехали на огромной скорости в машине с открытым окном. Но это помещение было гораздо больше автомобильного салона, да и шум был в разы сильнее.

— Неужели! Пришел в себя. — Вакх был вынужден кричать, чтобы он его услышал. — Эту ночь мы будем помнить долго. А ты не забудешь ее никогда, Давид!

Он пытался что-то ответить, но не мог. Вместо слов выходило невнятное бормотание, а сознание все еще плыло.

— Как ты думаешь, где ты сейчас?

Давид с огромным усилием повернул голову и увидел в широкую открытую дверь большой ночной город под ними. Внизу были высоченные небоскребы, мимо которых он блуждал несколько дней назад, а машины, где-то еще ниже, казались мелкими невнятными точками.

— Да-а-а-а! Мы в вертолете, и под нами город. Это мой город, Давид! Мой! А знаешь, что мы будем сейчас делать?

Лицо Вакха искажалось в ужасной гримасе, даже издалека непохожей на улыбку. Из уголков его глаз пробивались слезы. Слезы радости от ожидания предстоящего веселья вкупе с пьяным угаром.

— Мы будем прыгать с парашютом! Да! Это мое второе желание. Прыгни вниз, угашенный в хлам. Это будет невероятное веселье, Давид! Главное не забудь дернуть за кольцо, а то у меня впереди еще одно желание.

Он помог Давиду встать и прошел с ним к открытой двери. Шум вертолетных лопастей резал слух, а ветер осенней ночи на огромной высоте превращал лицо в кусок льда. Давид еле стоял на ногах. Его голова кружилась, он предвкушал еще один приход. Вакх крепко держал его за плечи.

— Ну что, прыгаем на счет «три»?

Давид боковым зрением видел людей, сидящих в вертолете позади них. Они звонко смеялись и громко переговаривались друг с другом.

— Раз!

Он почувствовал тошноту. Лицо Вакха принимало причудливые формы, плавно кружась из стороны в сторону. Давид закрыл глаза, почувствовав, что его сейчас вырвет.

— Два!

С закрытыми глазами тошнота донимала только сильнее. Это не выход. Открыв их снова, Давид поймал взглядом город под собой. Миллионы огней, тысячи маленьких машин, словно игрушечных, и десятки высоток, с плоскими крышами и вертолетными площадками на них, смотрели на него, ужасая хаотичным сосуществованием невероятно большого и совершенно маленького. Ноги больше не могли выдержать вес тела Давида, став абсолютно слабыми и бессильными. Он расслабил их, слепо надеясь, что Вакх до сих пор держит его. Но он не держал.

Давид упал за пределы вертолета в открытое небо над городом. Падая спиной вниз, он видел Вакха, выглядывающего из вертолета. Он что-то кричал, но было не слышно. После чего он махнул рукой в сторону Давида и, разразившись смехом, прыгнул вслед за ним. Приложив большие усилия, Давид напряг все тело и перевернулся, чтобы падать животом вниз. Скорость падения оказалась намного меньше, чем он думал. Вертолетные площадки на крышах небоскребов становились все ближе, и он боялся задеть здания, не сумев пролететь между ними. Воздух бил в лицо, принуждая слезы покидать глаза. В метре от него летели вороны, непонятно зачем забравшиеся так далеко. Давид смотрел в окна огромных зданий. В некоторых до сих пор горел свет, но большинство были монументально тихи и мертвы. Внезапно небоскребы начали гнуться из стороны в сторону будто деревья при сильном ветре. Сначала они чуть-чуть наклонялись вбок, но с каждым разом изгиб становился все сильнее. Казалось, они вот-вот упадут на землю и разобьются, но каждый раз они возвращались обратно, будто нижние этажи корнем вросли глубоко под землю. Вскоре огромные здания, которые стояли рядом, начали в изгибах касаться друг друга и переплетаться в объятиях, разбивая стеклянные стены в нежных прикосновениях. Сначала только два небоскреба, потом два других, потом все остальные. Огромные стеклянные коробки, предназначенные для жизни, работы и безопасности, срослись в эпохальной оргии. Они роняли из широких окон мебель, будто любовники белье в порыве страсти. Давид, медленно падая к ним, залетел в разбившееся окно одного из сильно изогнувшихся небоскребов. Пара противоположных ему стен оказалась в вертикальном положении. Пролетая внутри, он видел, как стулья и столы скатывались по потолку, разбивая стены, и падали куда-то вниз. Он вылетел из противоположного окна и тут же залетел в окно другого здания, только что врезавшегося в первое. При их соприкосновении огромное число стекол разбилось на осколки. Они летели повсюду, больно впиваясь в тело. Осколки сопровождали полет Давида под звуки разбивающегося стекла огромных стен и многочисленных окон. Он пролетал по очередной комнате очередного небоскреба, рушившегося на глазах. Пол покрывался трещинами, мебель скатывалась в окна, а куски стен откалывались и падали вон. Давид же падал в безмятежном полете, изнутри восхищаясь процессом разрушительной любви огромных сооружений человека. Восторгаясь эстетикой разрушения, он не видел ни неба, ни земли. Повсюду в несуразной картине появлялись то осколки стекла, то какие-то листы бумаги, то величавые стены зданий. Трудно было что-то понять и сообразить, поэтому он просто парировал, не отягощая себя лишними рассуждениями. Выпав из очередного окна, он увидел свет фар от машин, и огни фонарей, красившие ночь яркими оттенками. Ветер аккуратно дул в лицо, словно заботливый родитель на обожженную йодом ранку. Давид падал вниз с раскрытым за спиной парашютом. Сознание все еще пыталось покинуть его, но он сопротивлялся, как мог. Пытался держаться в здравом уме. Его стараний хватило на несколько секунд, по истечении которых слипавшиеся веки все-таки смогли сомкнуться.

***

Слишком сладкая безмятежность сна. Ощущение, что ты не существуешь, утрачиваешь форму и материю. Оно слишком приятное и противоречивое. Оно приходит только в исключительных ситуациях. Блуждающее за пределами всего живого сознание резко включается и восклицает о своем суверенитете от материальной оболочки. И только в момент осознания невозможности и противоречивости этого состояния все снова приходит в норму. Когда Давид понял, что не может покинуть свое тело, то сразу его почувствовал. Голова начала раскалываться, будто с жуткого похмелья. Руки и ноги ныли в сильной боли. Открыв глаза, он увидел, что лежит на кожаном диване в углу комнаты. Стены прятались за многочисленными картинами. Все в этой большой комнате говорило о богатстве ее владельца. Дорогие ковры на полу, широкий письменный стол из качественного дерева. Сложно понять, какое было время суток было: окна скрывались за тяжелыми и объемными шторами.

Давид некоторое время лежал не двигаясь. Выжидал, пока пройдет хотя бы головная боль. Его рубашка была помятой и запятнанной, но не окровавленной, как ему казалось раньше. В какой-то момент дверь позади него открылась, и в комнату вошел Вакх. У него был потрепанный вид. Белого пиджака на нем уже не было, а рубашка была расстегнута. На воротнике красовалась засохшая кровь. Темные кудрявые волосы были взлохмачены и торчали в разные стороны.

— Проснулся, наконец-то. — Увидев его, Вакх сел за стол и прикурил сигарету.

Он говорил спокойнее, чем раньше.

— Да, но я ничего не помню. И все ужасно болит.

— Еще бы! Ты такое вытворял всю ночь. Удивительно, что ты еще жив. — Вакх вел себя непривычно взвешенно и адекватно.

— Меня как будто по голове чем-то ударили. Ничего не могу вспомнить.

— Это естественно. Эликсир удовольствия и немножечко волшебной пыльцы сделали свое дело.

Давид ничего не отвечал. Ему стало немного легче, когда удалось свыкнуться с болью. Он молча смотрел на свои ноги и почувствовал острую необходимость принять душ. «Нужно заканчивать это все», — подумал он и обратился к Вакху.

— Я хотел бы объяснить вам, почему мне так важна ваша помощь с кинжалом… — Начал Давид и приготовился врать, но Вакх перебил его.

— Да, да, да. Чудо-женщина с щупальцами утащила твою женушку на дно. Ты уже это рассказывал, а я уже выразил свои соболезнования.

— Я… что? Что я вам рассказал?

— Все рассказал. И про жену, и про кинжал, и про книжку, и про чудо-бабу, чуть не убившую тебя.

Вакх был абсолютно спокоен, все перечисленное его никак не удивляло. Давид не знал, как реагировать.

— Я выполнил все ваши желания?

— За исключением одного. И сейчас я тебе его озвучу. Только сначала ты выслушаешь меня, хорошо?

— Да.

— Жизнь показала мне много необъяснимых вещей, а опыт научил быть готовым ко всему. Поэтому я и не смеюсь над твоей историей. Я видел слишком много идиотов, которые несли полнейшую херню. Некоторые из них в конце концов оказывались правы. А я терял людей, которых мне теперь очень не хватает. — Он сделал паузу, уставившись куда-то в сторону. — Этот кинжал действительно принадлежит моей семье. Много лет назад он пропал. Мой отец потратил годы на его поиски, «Пожирающий души» был важен ему как память. Несмотря на то что у нас полным-полно всякого дорогущего и редкого говна, это оружие было для него особенным. Клинок передавался в нашей семье из поколения в поколение. И когда он внезапно пропал, отец извел себя. Сначала он тратил деньги и силы на его поиски. Сильно переживал и ничего не жалел. В конце концов, когда окончательно отчаялся и смирился… Он люто забухал. А бухло сделало из него тупое животное, и вскоре свело старика в могилу.

Вакх достал кинжал и внимательно рассматривал его, крутя в руке.

— Когда отец умер, я забил на этот клинок. Какая разница? Мне он на хер не сдался. Я забыл о нем, и вместе с ним забыл об отце. Но теперь приперся ты, и мне пришлось все вспомнить вновь… Как он по синеве избивал меня… Как лез к матери… — Он положил кинжал на стол и задумавшись, замолчал.

Давид тоже молчал некоторое время.

— Я не смогу понять вас в полной мере, но отчасти ваши чувства знакомы и мне. Хоть мой отец и бросил нас с матерью еще до моего рождения, он все-таки сумел испортить нам жизнь. Мама сильно изменилась, стала ненавидеть все вокруг, и это весомо сказалось на моем детстве. Я, как и вы, старался забыть об отце и, можно сказать, мне это удалось. Уверен, что не уйди он от нас — сейчас все было бы иначе. А не укради он кинжал у вашего отца — иначе все было бы и у вас. Но так или иначе, сейчас, спустя столько лет, он напомнил о себе и теперь я вынужден его найти, чтобы потребовать ответы на все вопросы. И я обещаю, что в списке этих вопросов будет тот, который хотели бы задать ему вы.

— Слушай, я расскажу тебе историю «Пожирающего души» прямо сейчас, но только с одним условием… — напряженный голос Вакха говорил о том, что больше он не намерен обсуждать семейные проблемы с Давидом, — …которое и будет моим последним желанием. Когда ты закончишь все свои дела, отдай мне этот кинжал. Я хочу сохранить его и больше не отнюхиваться от воспоминаний.

— Обещаю, я привезу его вам.

— Хорошо… Я тебе верю. Ладно, тогда к делу. Много лет назад, хер знает сколько точно, его выковал старый кузнец Сагара. Его имя вошло в историю, он обладал бесподобным талантом. Тогда происходили междоусобные войны, и мои далекие предки в них участвовали. Сагара создавал оружие для армии. И в этом оружии была немалая заслуга их побед. «Пожирающий души» был последней его работой. Он создал его для кого-то со стороны, имя этого чувака не сохранилось. Но многие воины влюбились в этот клинок и мечтали заполучить его себе. Мои предки не были исключением. Через несколько лет после этого кинжал снова всплыл на глаза. Сагара тогда уже либо умер, либо был старым и немощным, не знаю. Кинжал был кем-то найден, несколько раз перепродан и в конце концов выкуплен моими предками на аукционе. С тех пор он и принадлежал нашей семье, пока твой папка не утащил его у моего папки.

Давид некоторое время молча осмыслял услышанное.

— И совсем никому не известно, для кого он был выкован?

— Даже не знаю. Думаю, нет.

Давид отчаялся. Он не узнал ничего нового.

— Я понимаю, это глупо, ведь прошло уже много столетий. Но может быть, у этого Сагары остались какие-то потомки?

Вакх задумался.

— Не знаю насчет потомков, но на месте одной из древних кузниц сейчас стоит музей. Хотя, может, его уже и забросили, я был там еще мелким. Так что, если у него не осталось потомков, можешь поискать там хотя бы его наследников.

Эта маленькая зацепка настолько обрадовала Давида, что бесцельные события прошедшей ночи сразу перестали его угнетать.

— И где находится этот музей?

Вакх затушил сигарету и улыбнулся.

— У подножья горы. Рядом с лесом самоубийц.