Командировка

Перед той поездкой мамы в санаторий под Минском мы несколько дней, как на работу, ходили с ней в поликлинику. Мама очень переживала, а я – не меньше, что у неё опухоль под грудью. Оказалось, нет. Причина дискомфорта – дефект аорты. Операция теоретически возможна, но подобные только начали делать в Минске, они сложные и не всегда успешные, а тут ещё и возраст далеко после семидесяти – лишний аргумент против. Однако жить можно и с этим дефектом. Сколько – никто не скажет, всё индивидуально.

Дома в медицинском справочнике я вычитала, что в случае разрыва аорты смерть наступает мгновенно. Такой прогноз на старости лет можно считать утешительным… Поэтому настаивать на операции мы не стали, да нам её никто и не предлагал. Но зато оформили маме санаторно-курортную карту и выделили бесплатную путёвку в санаторий. Мама бесстрашно согласилась ехать одна, на автобусе, с пересадкой в Минске. Из вещей у неё была одна сумка, водителя я попросила помочь маме пересесть в автобус до санатория, он так и сделал, о чём я узнала и за что его поблагодарила вечером на автовокзале, когда тот вернулся из Минска. Мобильников тогда ещё не было.

Наутро я дозвонилась в санаторий: мама добралась, успела поужинать, в комнате она пока одна. Двенадцать дней пролетели быстро, несколько раз говорили с мамой по телефону-автомату, она жаловалась, что в санатории идёт ремонт, поэтому шумно. Хотела уехать на пару дней раньше, потому что нашлись попутчицы. Но я пообещала, что приеду за ней сама. Мама сразу повеселела. А я задумалась…

На семейных «Жигулях» ехать я, конечно, не рискну. 450 км туда и столько же обратно сама за рулём не потяну ни за что. Не моя дистанция… Договорилась с замом редактора о командировке (тему найду на месте), съездила на автовокзал за билетом, заглянула на кладбище по соседству, убралась, поставила цветы. Купила продукты. Весь вечер собиралась в дорогу, приготовила котлеты по-албански (вкусные получились, и много), зажарила курицу. Чтобы муж с сыном не голодали. Легла в 2 ночи, встала в 5 утра, почти не спала, но наверстаю в автобусе. Главное, к отправлению успела! Автобус полупустой и замызганный, в дороге гудит и вибрирует по-страшному. Ни читать, ни тем более писать невозможно. И спать уже не хочется… В лесах под Сморгонью – перины снега! А в салоне холодрыга, хотя водитель утверждает, что автобус отапливается. Бедная мама, представляю, как далась ей такая поездка!

И вот автостанция неподалёку от санатория. Господи, мама уже тут, сидит на скамейке, ждёт меня! Обрадовалась. Немного поговорили, и я помчалась в местный сельсовет, пока ещё рабочий день не кончился. Отметила командировку, взяла интервью, наметила ещё несколько тем и бесед и пошла оформляться в гостиницу. Устроилась, выпила чаю в кафе – и назад к маме. Двадцать минут по лесу, но ничуть не страшно, тропинки в снегу протоптаны, по сторонам скамейки, на горке сквозь сосны виднеется высотка санатория. У мамы в номере (к ней так никого и не подселили) узнала наконец историю первых дней её здесь пребывания, о чём мы дома и не подозревали…

Добралась она на двух автобусах еле живая. Медсестра, измерив новой отдыхающей давление, пришла в ужас: 220, что делать? Но что-то делали, как-то сбивали, поставили капельницу, дежурная сестра ночью то и дело заглядывала в номер к напугавшей их новенькой. Наутро маме полегчало, завтрак ей принесли в номер, но никого уже не подселяли. И первые дни она провела, как в больнице. Мне по телефону ни слова об этом не проронила и лечащего врача убедила нам не звонить. Проболтали мы с мамой дотемна, мне бы уже и в гостиницу пора возвращаться, но она меня не пускает:

- Ты что? По лесу? Одна? Ни за что!

Осталась с мамой. А она всё носит и носит мне еду с ужина: то котлету, то драники, то запеканку и чай… И слушать не хочет мои возражения, мол, неудобно, и есть я совсем не хочу… Спали вдвоём на одной кровати, тесновато, но тепло, и мама рядом, и ей спокойнее…

Рано утром я понеслась в посёлок на интервью, предупредив маму, что после обеда вернусь, а вечером мы уедем. И чтобы она к этому времени собралась. У неё ещё оставались последние процедуры.

Нашла я в посёлке ещё четырёх собеседников, записала на диктофон интервью. Пообедала в местном кафе, став свидетелем занятной сцены, как местный борец за справедливость Кристина, заказав салат, решила его взвесить. Ну да, вместо положенных 150 граммов там было всего 120. Ни один посетитель кафе, включая меня, не смог бы это заметить. А у Кристины, оказалось, глаз намётанный, она в школьном буфете работает, поэтому в граммах и недовесах хорошо разбирается. Пристыдив местную буфетчицу, Кристина с видом победительницы ушла.

Купив нам в дорогу лакомства, я поспешила в санаторий. До автобуса ещё оставалось время, и мама провела меня по корпусу, показала, где процедуры, столовая, спортивный и концертный залы, бассейн. Но лучше бы мы пораньше вышли, потому что вместо одной  сумки у мамы откуда-то взялись ещё две (как оказалось, с подарками для нас) плюс мой рюкзачок – и всё это до самой автостанции пришлось тащить мне! Поэтому двигались мы перебежками: мама стоит рядом с одной сумкой, а я в это время тащу вперёд две другие, оставляю их там и возвращаюсь за мамой и третьей сумкой. И так раз за разом - это было что-то! Наконец мы погрузились в уже знакомый обеим автобус-тарантас, наивно думая, что теперь-то отдышимся и отдохнём. Но не тут-то было! То ли оттепель обнажила прикрытые прежде снегом кочки, то ли конструкция автобуса окончательно разболталась, но трясло в дороге до Минска так, что мне приходилось крепко прижимать к себе голову мамы в белом пуховом платке, чтобы хоть она оставалась на месте. Мы уже и не чаяли, что когда-нибудь доберёмся до Минска.

В Минске теми же перебежками добрались от автовокзала до железнодорожного, купили билеты, и хоть тут повезло – были в купе вдвоём. Поезд мама перенесла отлично. Но в санаторий с тех пор она одна больше не ездила.

Спустя два дня я отправила в газету большой репортаж о посёлке, в котором побывала благодаря маме. Скоро он был опубликован.

С нехорошим диагнозом мама прожила ещё шесть лет и умерла внезапно.