Надежда

               

«Говорят, что надежда умирает последней.
               
Я бы убил ее первой …» (М.Е. Литвак. Принцип сперматозоида)



Её привезли без сознания. Из соседнего парка. Особенно красивого осенью. Когда счастье уже прошло, но тёплые воспоминания еще остались лёгким утренним туманом, скользящим полуденным солнцем, беспечной кленовой пятернёй.
Она словно заснула, убаюканная сладкими грёзами. Словно остановила своё время, чтобы не забыть прошлое.

Рядовая городская больница. С каким-то трехзначным номером. Всё как везде: Приёмный покой, дежурные вопросы, унылая медсестра, взвинченные сопровождающие, запах хлорки. Только она - одна и без сознания. С унылой медсестрой общался фельдшер. Кардиограмма, МРТ без очереди – всё как обычно в таких случаях. Сознание ей вернули. Так всегда поступают в больницах. Согласие на медицинское вмешательство и обработку персональных данных она подписала после. Как обычно. А потом её выгрузили в палату. Шестой у окна – повезло с местом. И потянулась череда дней. Дежурные врачи сменяли друг друга, передавая неустановленный диагноз, как эстафету. Не решаясь произнести первое слово в тишине сентябрьского утра. Да и зачем: пациентка совсем не интересовалась ни диагнозом, ни результатами анализов, ни процедурами. Не было и докучливых родственников, нервно осаждающих ординаторскую. Она была тиха и счастлива. Даже не сердилась, что её разбудили насильно.

Он был шестым. Шестым по счету врачом, спросившим про давление и не спросившим про самочувствие. За окном было интереснее. Облака рассказывали свой немой сюжет, прохожие торопились за очередной порцией счастья, птицы как всегда чирикали. Ему ужасно хотелось курить. Непрофессионально, до дрожи в руках. А она как будто проснулась второй раз после обморока. Проснулась от того, что что-то вспомнила, но тут же забыла, и принялась беззвучно ругать себя за рассеянность и невнимательность. Он машинально переписал заключение коллеги-предшественника. Она, наконец, оторвала взгляд от окна. Он был таким, каким, по её мнению, не должен быть врач. Ему совершенно не шёл белый цвет. Халат смотрелся нелепо и сбивался при быстрой ходьбе.
- Выпишите меня, пожалуйста. Я уже здорова.
Эти слова подействовали на него отрезвляюще. Не то чтобы он был патологически упрям, но он терпеть не мог, когда ему указывали, что нужно делать. Он прищурился, словно уже закурил, посмотрел на неё пристально и свысока. Первый раз вчитался в историю болезни и с нажимом в голосе произнёс:
- Я хочу, чтобы завтра вы повторили МРТ.
Он любил ставить на место самонадеянных пациентов, особенно женщин. Это был его скромный бонус за бескорыстный каторжный труд.
Она согласилась. Она могла отказаться. Поспорить. Напомнить про  права. Но каким-то шестым чувством она поняла, что эта настойчивость ему почему-то необходима, словно он решает для себя сложную задачу, а она может помочь. Ей это ничего не стоило. Она не торопилась. Она знала, что покажет МРТ. Она знала, почему оказалась в больнице. Она лишь не знала, что он верно прочтёт её снимок.

Но он прочел и всё понял. И даже больше. Впервые за больничные годы он увидел на снимке её прошлое, её осенний сон со сладковатым туманом над опавшими листьями. Её былое счастье и брошенные на парковой скамейке тревоги. Он понял, почему она хотела уйти. Только не смог принять её выбора. Что-то большее, чем клятва Гиппократа, настойчиво толкало его на противостояние. Он хотел подарить ей надежду. Отчего-то ему самому захотелось надеяться. Захотелось отменить приговор судьбы. Отменить судьбу. Остаться рядом и выключить время. И он остался. Он предложил операцию. Не сразу. После нескольких дней раздумий. После нескольких ночей без сна. После всего, что они наговорили друг другу между строк. После его прогулок в соседнем парке. После раскладывания по полочкам небогатого на события прошлого. После страхов и сомнений. После сомнений и страхов.

Она, неожиданно, согласилась. Словно для него, не для себя. Чтобы ещё несколько раз увидеть его глаза, глядящие с напускной серьезностью куда-то в центр её лба. Увидеть его руки, старательно, по-школярски аккуратно выводящие синие буквы. Увидеть его еще несколько раз. Услышать его самоуверенное «нет» и строгое «сколько?» Узнать о нём ещё немного. И пусть, скорее всего, у них ничего не получится, она знает, что только от неё зависит исход операции. А она ещё так ничего и не решила. Ей просто нужен ещё один день, чтобы увидеть его. А потом ещё один день, чтобы услышать его. А потом ещё один день, чтобы он просто пришёл. И ещё один день, чтобы вспомнить дни, которые они прожили вместе. И ещё день, чтобы он просто был. Поэтому она согласилась. Её звали Надей.

Ночь казалась бесконечной. Он даже не пытался уснуть. Он больше не мог думать. Он больше ничего не чувствовал. Только дно. А отсюда – либо наверх, либо в небытие. Он почти принял решение. Почти поверил самому себе. Почти отогнал страх неудачи. Почти.

«А вдруг…» появилось нежданным гостем под утро - и всё разрушило. Как сказать ей, что я передумал? Сказать, что не могу взять на себя такую ответственность? Что был не прав, предлагая необдуманную надежду?

Будильник включил радио – пора на работу. Он, и правда, не мог рисковать своей карьерой, своей устоявшейся жизнью. Не мог рисковать её будущим, в конце-то концов! От принятого наконец решения стало легко и празднично на душе. Через открытое окно сразу вернулись звуки жизни, чирикая и шурша шинами. В конце концов, я только врач, а она - случайная пациентка. Я мог вообще не требовать повторных обследований, вообще не дежурить в тот день, её могли привезти в другую больницу, она могла настоять на выписке. Она может обратиться в другую клинику, ещё раз пройти обследование и уточнить диагноз, найти лучшего хирурга в этой области. И тот обязательно ей поможет. У неё обязательно всё будет хорошо. И она даже найдёт меня через несколько лет, чтобы рассказать, как всё прошло. Мы пойдем в соседний парк в обеденный перерыв и наговоримся вдоволь обо всём. Так и будет.

Он почти досмотрел картинку в парке, когда упёрся в двери Приёмного покоя. Дежурные процедуры: халат, журнал, пачка историй болезни. Он шёл по коридору решительно и уверенно.

Дверь в её палату была распахнута. Около окна суетилась санитарка. Она умерла ранним утром. На рассвете. Вечер прошёл как обычно. Она ничего не просила. Никого не звала. Не нажимала кнопку экстренного вызова. На её бледнеющем лице лежала тихая полуулыбка. Наверное, умерла во сне. В том самом, который покидала на время, и в который так мечтала вернуться, чтобы остаться там навсегда.


15.02.2020    22:52