Эхо войны. Часть четвертая

           В селе  Дубровка, центре Дубровского района,  в 20 километрах  от нашей деревни Жуково, буквально через несколько дней после освобождения от фашистов, жизнь как-то быстро организовалась, и уже  начали работать органы управления.
            Наличие железнодорожной станции на дороге Брянск-Смоленск придавала особый статус этому поселению. Останавливались все составы пассажирских поездов и многие военные эшелоны, двигающиеся в западном направлении и обратно.
            Вблизи станции организовался стихийный рынок. Здесь население Дубровского  и Рогнединского районов искали то, что им очень было необходимо. Денег не было, поэтому женщины из последних возможностей делали  самогонку и пытались обменять на поношенные солдатские сапоги, ватники у военных, которых в это время было много около станции. Недалеко от станции в деревянном здании была действующая  церковь.
 Бывая в Дубровке, жители нашей деревни Жуково обязательно посещали ее, заказывали панихиду по расстрелянным, умершим родственникам.
              В ноябре, спустя два месяца после изгнания немцев, наши соседи Елисеева Полина  и Рарыкина Матрёна вернулись домой из Дубровки  и сразу зашли к нам в землянку  и рассказали, что в стаде в Дубровке видели нашу корову. Ошибиться, как они утверждали, не могли, так как она имела редкий цвет и  приметные пятна. В это время многие жители деревни пытались разыскать своих коров на территории двух районов.  Когда немцы пытались отправить население деревни в Германию, коровы, брошенные на произвол судьбы, оказались  в Дубровке на соседнем лугу. 
                Советская власть, как только была организована,  вынуждена была оприходовать и передать на содержание в местный, вновь  организованный колхоз. Мать предприняла попытку как-то забрать корову, но ей не удалось. Посоветовали обратиться в суд, она написала заявление, в котором соседки подтверждали, что  корова принадлежала нам. Вскоре мою мать и двух соседок вызвали в районный суд в Дубровке. По их рассказам, суд очень быстро рассмотрел дело и вынес решение корову не возвращать, так как она была отдана другой семье, возвратившейся из эвакуации.  Эта семья,  по документам, на  старом месте жительства сдала свою корову государству, и им было положено получить корову на новом месте. Новым хозяином нашей коровы была местный судья. 
                В сельский совет в деревне Вороново начали приходить письма с фронта от родственников, а также от работающих в тылу.  По письмам можно было узнавать, кто из мужчин деревни жив и воюет на фронте, а  кто работает в тылу на предприятиях.
                Мы тоже ждали, но писем от отца не было. Выждав два или три месяца, старшая сестра Вера, которая до войны закончила семь классов, по просьбе матери написала письмо в Москву, в Кремль, на имя маршала К.Е. Ворошилова.  Не знаю, почему она выбрала именно его для  просьбы помочь найти отца. Судя по действиям, письмо из Кремля было перенаправлено в разыскные инстанции Министерства обороны, и спустя несколько месяцев нам пришло уведомление.  В нем была указана фамилия, имя, отчество, год и место рождения нашего отца, и сообщалось,  что он в начале 1942 года пропал без вести на фронте.
                Пенсию на детей назначили с момента гибели отца, наверное,  это был такой порядок. За год с небольшим нам выплатили 1400 рублей,  и мать сразу решила, что для семьи самое главное завести корову. Иметь в хозяйстве корову, особенно в большой семье, во время  разрухи было спасением. Решили к осени купить хотя бы тёлку, потому что на взрослую корову денег явно не хватало. Матери посоветовали идти на рынок в Гобики, что в двадцати восьми километрах от нас. 
                С собой она решила взять меня, чтобы я помог ей при возвращении домой. Встав очень рано, мы отправились в Гобики. Этот населённый пункт, как и Дубровка, всегда имел большое значение, там тоже была железнодорожная станция.  Поселение это находится на стыке трех областей: Брянской, Смоленской и Калужской. Мать считала, что в этих местах не было такого жуткого времени в войну, что люди здесь жили более спокойно и что здесь можно купить тёлку за меньшие деньги.
                К вечеру мы пришли в Гобики. Мать нашла знакомых по довоенному времени, и нам разрешили у них переночевать. Поспав на полу, мы рано встали  и, поблагодарив хозяйку, отправились к станции, где располагался рынок. Мать начала искать место, где могли продавать телят и свиней. Рядом с  рынком,  буквально в пятидесяти метрах, проходила железная дорога, и я впервые увидел проходящие длинные составы вагонов и паровозы. Я начал считать количество вагонов в проходящих составах. Иногда мой счёт вагонов, платформ достигал 40-50 единиц, а иногда доходил до 80.  Вагоны и платформы тогда были двухостные, то есть короче сегодняшних в два раза.
              Меня очень поразила вся картина жизни около железной дороги.  Наконец,  мать нашла подходящую тёлку, и мы её купили за 1.400 рублей, на все деньги, что у нас были.  Возвращались мы другой дорогой, через деревни Пятницкое, Козинки, Черный поток. В темноте подошли к своей деревне. Назавтра утром я не мог ходить, у меня страшно болели все мышцы ног, и  несколько дней приходил в себя.
              Так мы стали обладателями будущей своей коровы, и всеми силами старались за ней ухаживать. Появилась еще одна важная проблема -  заготовка сена на зимний период. Находили у реки места, заросшие кустарником, и между ними островки растущей травы. Сёстры серпом срезали траву и,  связав ее веревкой, приносили к дому, складывали с задней стороны.
               Обкашивали  все дороги, неудобья, но этого сена не хватало до весны. Зимой, в самые морозы, тайком мы добирались с санками до колхозных стогов сена на лугу за Десной, надергивали снизу, увязывали на санках и привозили домой.  Соседи, может быть,  догадывались о наших походах за сеном, но никогда об этом не говорили. Следы санок на подходе к дому мы всегда старались замести веником.
            В последующие годы колхоз стал выделять на трудодни участки  с травой на лугу. Первый раз нам досталось 25 соток луга, и мы аккуратно его скосили, а уже осенью второй раз пытались, где можно, повторить.
           Колхоз понемногу начал укрепляться. Вернувшиеся с фронта мужчины деревни уже работали в колхозе. Их было не более 15 человек, и  их присутствие в колхозе как-то не ощущалось. Мужчины становились бригадирами, переходили работать в районную МТС трактористами, а некоторые, имея профессию шофера, вскоре семьями переезжали работать в рабочие посёлки, и там оседали.
           Единственный вернувшийся с войны сын бабушки Владимир уже работал в колхозе на разных работах. Видя невозможность заработать в колхозе на жизнь, рано весной со справкой из колхоза уезжал в Вологодскую область на сплав леса по рекам. Это ему позволяло подзаработать небольшие деньги и приобрести минимум необходимых вещей для семьи.
                Из всей деревни в колхоз не вступила только одна семья. Их дом, расположенный непосредственно у заливного луга, остался в войну в сохранности и был огорожен плетневым забором. В семье у них было четверо сыновей, их отец вернулся с войны. Семья была трудолюбивая, и, расширив огород за счет свободных земель, стали собирать урожай,  что как-то давало возможность держаться до следующего.
           Но начинали действовать более жесткие законы правительства, и у этой семьи обрезали надел земли,  оставив только шесть соток. Фамилия их была Жупановы, в деревне их называли единоличниками. Вскоре, не выдержав напора власти района, они покинули деревню, никогда не появлялись в своё доме.  Двадцать пять соток выделялись колхозной семье независимо от количества человек, и это  не позволяло получить урожай, чтобы как-то сводить концы с концами.
             За работу в колхозе начисляли трудодни,   колхозники не имели привычки проверять их начисление. После выполнения государственных поставок за год работы выдали по 200 грамм  ржи на трудодень. В нашей  семье трое ежедневно работающих заработали только 2 мешка.  И я не забуду,  как мы их привезли домой.  Я помню, когда мы собирались получать заработанное, я думал, ну вот наступил день, когда мы домой привезём полную повозку с мешками зерна. Каково было моё разочарование и обида за такой полученный заработок  за год. Видя безысходность колхозной жизни, жители деревни стремились как можно больше обработать для себя земли, чтобы улучшить свое положение.
             Если бы тогда позволили увеличить наделы до 50 соток, мы бы не ждали голодного времени, которое приходило с наступлением весны. Появлялись споры между соседями из-за нарушения межи между огородами. При организации колхоза до войны утвердили эти злополучные 25 соток, которые просуществовали до времени преобразование колхозов в совхозы. И только в 1966 году разрешили устанавливать норму земли в частное использование самим колхозам и совхозам. При организации колхозов жителей деревни убеждали, что всё, что необходимое для колхозных семей будет выделять колхоз,  но ничего не выделяли. 
                После освобождения от немцев жители деревни начали разводить гусей, кур, сажать плодовые деревья,  и сразу хозяйства стали облагаться налогами. Я не помню, в каком количестве, но мы должны были ежедневно сдавать определенное количество молока, куриные яйца  и платить налог за каждые плодовое дерево. Яиц не было, и я помню, как участковый милиционер ловил наших кур и увозил в счет оплаты налога. Садовые деревья  все вырубали. Может быть, это происходило только в нашем районе? Но это было так.
                От такой жизни наш дядя Володя иногда мрачнел, становился раздражительным. Мы видели эти изменения, иногда он становился несдержанным. Особенно это стало заметно, когда правительство отменило выплату денег за полученные на фронте ордена.   Ордена на фронте давались исключительно за проявленное мужество, за конкретные подвиги, когда рискуя своей жизнью, воин совершал то,  что обеспечивало успех подразделению или проявлялась смекалка в уничтожении конкретного врага. Орденоносцы недоумевали и критиковали это постановление правительства. Дядя Володя к нам заходил часто,  и мать иногда наливала стакан самогонки. Он не мог никак понять, почему в других областях и краях  земельные наделы на семью были установлены в 50 и даже 100 соток. Эти семьи,  обработав свой участок, могли обеспечить себе пропитание до следующего урожая. Ведь революция 1917 года провозгласила прекрасной лозунг «землю крестьянам», тем обеспечила себе полное доверие и поддержку крестьянства. Положение с землей после 1966 года менялось. Но крестьяне уже утрачивали интерес к тяжёлому труду, и теперь эта земля уже не играла такого важного значения в их жизни.
                Совхозы  перешли на ежемесячную денежную оплату труда, и только теперь жители деревни  могли в магазинах покупать все необходимое. Население деревень, работающее в колхозах, не имели паспортов, дети не имели свидетельство о рождении. Иногда по просьбе колхознику давали справку от колхоза, удостоверяющего его личность. Справка позволяла временно устроиться работать на торфоразработки, сплав леса. Этим пользовались, чтобы помочь семье.
               Огромное количество беспризорных ребят было вовлечено в группы, которые занимались разбоями и кражами. Правительством были предприняты большие усилия по организации жизни детей. Были созданы ремесленные училища и школы фабрично-заводского обучения, это помогло многим ребятам выжить, получить образование на полном государственном обеспечении. В деревне стали появляться наши ребята в новой красивой форме, сытые и обогретые. Ребята, особенно из многодетных семей, смогли получить бесплатное образование и хорошие специальности.
                В 1950 году летом я решил посетить свою тетю, сестру моего отца, в городе Бежице, которая вскоре была объединена с Брянском. Практически эти два города представляли неразделённое единое поселение. От станции Жуковка до Брянска ходили пригородные поезда, и до станции Бежица можно было спокойно доехать.
Без билета я пробрался в вагон и сел. В пути по вагонам ходило много разного рода людей: одни пытались продать свой товар, просили милостню цыганки с детьми. По вагонам продвигались инвалиды,  без ног,  сидя на тележке на подшипниках.  Здесь я увидел такого инвалида с двумя большими гирями. У него были мощные мышцы рук и он очень умело выжимал гири вверх, перекидывал с одной руки в другую, говорил что каждая гиря весит 20 кг. Таким образом он немного зарабатывал, и ему многие пассажиры подавали мелочь. 
                Много лет спустя, посещая с экскурсией остров Валаам на Ладожском озере, мы я с женой по пути от стоянки теплохода до храма проходили мимо кирпичного корпуса монастыря, где постоянно находились инвалиды Великой Отечественной войны, многие из них были без рук, а некоторые и без рук и без ног. Экскурсоводы просили не останавливаться около этого корпуса и проходить быстрее, инвалиды смотрели на нас молча, провожая взглядом. Никому не дано было знать, о чём в этот момент думали эти герои войны. На меня это подействовало так сильно, что я дальше потерял всякий интерес к экскурсии в мужской монастырь. Мы были бессильны чем-то помочь, разговаривать с ними было категорически запрещено, нас предупредили, что инвалидов это очень расстраивает.

                Строительство Брянского водохранилища, задуманное первым секретарем обкома КПСС предусматривало затопление ряда деревень Рогнединского района. Под воду уходили красивейшие места, прилегающие к руслу реки Десна. Природа создавала тысячи лет обрамление реки лугами, лесами. В прошлом река иногда  меняла русло, оставляя у леса небольшие озёра и километровые старые протоки, которые опять объединялись с рекой только весной в период половодья. На заливных лугах паслись стада коров и  заготавливалось  сено.
                Коровы не всегда подчинялись хозяину и не сразу заходили в воду, чтобы  перебраться на луг. Глубокие места они умело переплывали и выбирались на другой берег. Испокон веков поселения образовывались у воды как первого источника жизни. Земля давала всё:  еду, одежду. Никто не знает, сколько веков существует наша деревня Жуково. Таких названий только в Брянской области не меньше десятка.      
           О районном центре Рогнедино существует множество мифов, легенд. В источниках Рогнедино упоминается в связи с дочерью полоцкого князя Рогвологда Рогнедой. Она, будучи женой Киевского князя Владимира, попала в немилость и была сослана в Рославльский удел, где по  преданию в девятьсот восемьдесят пятом году было основано село Рогнедино.
      
          В старину через него проходили важные торговые пути. Здесь на торгах предлагались пенька, лен,  мед, сало, кожа,  конопляное масло, изделия  мелких ремесленников.       
             Существующие ручьи,  малые реки Рогнединского района входят в  бассейн  реки Десна. Весенний разлив реки всегда вносит изменения в жизнь жителей многих деревень. Речки весной тоже  разливаются, затопляя свои пространства и нарушают пути сообщения между деревнями. Мостов  нигде не строили,  и всегда ожидали, когда вода уйдет, и все вернется  в свои берега. 
               Идея запланированного строительства водохранилища во многом непонятна, почему она возникла. Ведь воды в областном центре хватало, река рядом, в районах есть свои речки, озёра. При задуманном подъеме воды на три метра,  ещё неизвестно, как бы повела себя вся экологическая система, сложившаяся веками. Часть нашей деревни Жуково, расположенную на горке, затопить было бы невозможно, высота её от уровня воды в реке около 60 м,  и это часть деревни всегда бы оставалось островом.
              И всё же работа то в этом направлении,  хотя медленно, но продолжалась. Для переселения жителей деревни Жуково брянские строители в деревне Вороново строили дома из силикатного кирпича. Шло брожение среди населения в Жуково. Семьи, в которых  были мужчины, первыми начали покидать деревню и переезжать работать в рабочие посёлки:  Бытошь,  Старь, Ивот, Дятьково, где устраивались работать на стекольные заводы.
           Хотя указаний о переселении деревни не было,  она все равно опустела. Вскоре в деревне никого не осталось.  Так известная большая деревня,  растянутая на 4 километра по руслу реки Десна, переставала жить.  И уже когда деревня совершенно опустела,  вернулся в дом своих родителей Симохин Николай, близкий родственник командира нашего партизанского отряда.
                Через два десятка лет улицы деревни заросли большими дубами, березами, вязами. Сады срослись с быстрорастущим лесом. Теперь к реке Десна не пробраться даже пешком, бывшие дома потихоньку разобрали на дрова жители ближайших деревень.  Деревенское кладбище, расположенное ближе к деревне Вороново, ещё посещают родственники. 
              Жители теперь уже бывшей деревни Жуково, которые в войну были детьми,  как и я, достигли 80 лет и их осталось совсем мало. С их уходом исчезнет память обо всём,  о чём я пытался вспомнить.
              Река Десна теперь не замерзает зимой, потому что выше по течению в неё сбрасываются тёплые воды построенной Смоленской атомной станции.  Весной река теперь никогда не разливается,  не затопляет  своими водами пространство до самого соснового леса.  Теперь дети не сидят у костра на горке в ожидании, когда с оглушительным треском ломается лёд на реке.