Стол дураков

А ведь какой случился рассказ.
В офисной комнате произошел обед. Сотрудники, когда происходит обед, они сдвигают столы и достают кто что принес для съедения. Иной даже бежит в универсам и после прибегает и садится за этот общий стол, и присоединяется к заданной теме. И начальство Кузьма Егорыч, когда он не в Польше, тоже наравне со всеми присутствует в комнате за своим столом и не протестует обеду, а даже иногда возьмет да скажет что–нибудь сорта:
– Петрович–Сидорович, дайте–подайте! – или: – Дайте–подайте, семь–девятнадцать! – или: – В чем ваш вопрос, Петрович–Сидорович?
И так в один такой час сотрудники ели, жевали и судили об английском языке, о вымирающем зубре или вообще о какой–нибудь вымирающей антилопе. А товаровед Аркадий Прокопьевич принёс ещё маленькую книжку и её при обществе читал. Когда Петр Иванович, логист, сказал что-то неправильное про антилопу, товаровед Аркадий Прокопьевич ответил ему:
– Ну–ка ведь Петр Иванович, про вас тут в книжке как написано!
Петр Иванович оживился и показал интерес к книжке.
– А и прямо про меня? – удивился он и требовал книжку. Ему дал Аркадий Прокопьевич книжку. – И где же, где написано?
– Уж не могу точно указать, Петр уважаемый Иванович, страница перелистнулась. Вы это немного поищите и найдёте.
И заговорилось опять о бизонах, о разных болезнях и о том, какие палочки выделяют больные ими организмы. Товаровед Аркадий Прокопьевич начал отрезать кусочки от селедки. Скоро Петр Иванович грубо прервал общество.
– Это, – сказал он громко, – ничего себе какое лживое замечание (лицо его содержало на себе беспокойство). Это, – сказал, – такую опасную книжку принес Аркадий Прокопьевич! Вы обязательно рассудите меня с такой книжкой, потому что нельзя, чтоб похожие прямые указания безвинно унижали человека. Из текста открыто выходит, что я самовлюбленный осёл!
Общество рассмотрело тут книжку и убедилось: выходит. И начальство прочел и подтвердил, мол, семь–девятнадцать, точно выходит! И даже картинка есть. Только Петр Иванович не легко на это соглашается.
– Нет, – сказал, – такого расписания – огорчать человека словом и картинкой.
Бухгалтер Ольга Николаевна сказала:
– Уже и Петр Иванович в книжку попали!
– А как хотите, – отвечал ей Аркадий Прокопьевич, товаровед и владелец книжки, – Ольга Николаевна, а ведь там я и про вас находил.
– Ну, уж это вы скажете, – сказала Ольга Николаевна и потянулась за книжкой.
– Здесь и вообще про каждого есть, – подтвердил Аркадий Прокопьевич, – и каждый сам про себя находит.
Теперь все общество заинтересовалось нескрываемо. Оно стало заглядывать к Ольге Николаевне.
– Это, – говорит оно, – такую литературку надо на всех раздать, когда если она к обществу докасается!
– Сверх этого экземпляра другого не имею, – сказал Аркадий Прокопьевич. – Пусть один читает, а прочие продолжают общаться на заданную тему.
– И про меня, выходит, там написано? – спросил молодой сотрудник Любопыткин.
– А про вас там даже написано с указанием имени, – отвечал Аркадий Прокопьевич.
Скоро Ольга Николаевна аж подпрыгнула с книжкой.
– До последнего, – говорит, – не верила, что про меня в книжке есть, а сейчас совсем убедилась, что это одна ерунда. Только много неприличных слов в печать напущено. Ну что это: «словоблудие»! Такое некрасивое слово, знаете, неприятно и читать, – она срочно отбросила книжку на стол.
Тут вернулся из универсама техник Павел Геннадьевич с рыбным продуктом, выглядя весело. Когда он узнал про книжку, то сейчас же сел к столу и принялся есть рыбный продукт и листать. Он потрепал страницы (было их, вообще, немного) и засмеялся:
– Да, – смеётся, – нет, – смеётся, – этого просто не может быть! – он ударил по страницам. – Я и в жизнь никогда не подхалимничал, а тут прямо так и написано: подхалимство! Такие огорчительные буквосочетания я не употребляю.
Общество сказало ему на это:
– Разве что, Павел Геннадьевич, не огорчайтесь, а все равно против литературы не пойдешь. Раз написано заранее, то значит написано верно.
- Мало ли написано, - сказал Павел Геннадьевич. – Только подобное слово мне, знаете, очень уж обидно кинулось в глаза.
Тут, выходит, начальство Кузьма Егорыч заинтересовался. Он положил очки на стол.
– Дайте–подайте, – говорит, – семь–девятнадцать! В чем ваш вопрос?
Ему дали книжку. Он положил очки на нос и углубился в страницы. Скоро, однако, он положил очки на стол. Весь он померк и стал молчать и смотреть прямо. К нему немедленно подбежала Ольга Николаевна и забрала у него книжку. Когда она посмотрела, какая развернута страница, то воскликнула:
– Ну конечно! Слышала сердцем! Да тут ровнехонько оскорбление достоинства описывается! Кузьмы Егорыча с расточительным болваном прямое сравнение приведено! Оттого и померк Кузьма Егорыч.
Общество посмотрело вдруг с негодованием на книжку и на Аркадия Прокопьевича.
– Сверните–ка, – говорит общество, – вашу, Аркадий Прокопьевич, книжку. Уже начальство довели до истерического молчания. А и про вас–то самих поди тоже чего–нибудь в ней да написано.
– И про меня написано, – отвечал Аркадий Прокопьевич, и спрятал книжку в карман.
Затем сотрудники раздвинули столы и вернули рабочую обстановку.
А вы, читатель, посмотрите когда-нибудь книжку «Корабль дураков». Там слова обязательно в глаза кидаются.
27.10.14