Споры с поэтами о пошлости для О. Мирмовой

"Девочка красивая
 в кустах лежит нагой.
 Другой бы изнасиловал,
 а я лишь пнул ногой"   - О Григорьев.

(Посвящается О.Мирмовой чистой и душевной девушке, не терпящей грубости и порока в стихах)

Ответ О.Григорьеву...

По парку я гордо хожу
Под каждым кустом нахожу
Пинаю, пинаю ногой
Не трогая это рукой

Найдя, не насилую я
Нагая лежит только зря
Пинаю, пинаю ногой
Не трогая это рукой

Какая же это ...свинья
В кустах он увидел тебя
Красивая девочка ты
Но нет у него той мечты

Лишь пнёт он тебя все ногой
Пройдёт по дороге домой
Замёрзнуть одну там оставит
Его ведь никто не исправит

Насильников нету - не жди
В кусты ты теперь не ходи
А то запинают ногами
Напишут про это стихами

А то всем расскажут про это
В кустах раздеваются где-то
Ложатся и ждут маньяка
Но мимо проходят пока

Про что сочинил О. Григорьев?
Как это понять сквернословье
В кустах, изнасиловать, пнуть…
Мне после не есть, не уснуть

По паркам стал тоже ходить
Девчонок в кустах находить
Одежду всю им передал
Чтоб только не мерзли все там

Чтоб только никто их не пнул
"Григорьев" бы их не спугнул
Пусть ждут, хоть в кустах, но в одежде
У каждой девчонки – Надежда!

Ну как же такое про дам?
Ужасно и больно всем нам
Пишите о них только светлое
Пусть будут они все одетые

Пусть будут они не в кустах
А в наших любовных мачтах
Красивыми будут они...
Уж лучше Григорьева пни...

Уж очень противный поэт
Как пошло унизил сюжет
Для рифмы обидел всех дам
Его запретить нужно нам.

Прости дорогая, прости
От пошлости нас не спасти
Она будет рядом всегда...
Ты пошлой не будь никогда!

 И.02.09.2015 г.

Вот Ангин. 17.02.2020 г.



ДЕТСКИЙ ПЬЯНИЦА ПОЭТ
 
Стихи Олега Григорьева (1943-1992) я знал с детства, хотя принято рассуждать о том, как его к читателю не пускали. Да, за годы советской власти Григорьеву удалось издать всего три детских книжки, но существовал журнал «Веселые картинки» с миллионным тиражом. Вот в «Веселых картинках» и появилась «книжка» Григорьева (картинки складывались по нумерации, а потом сшивались), над которой ухахатывались мои мама с папой, да и я тоже.
Особенно нравилось это:
- Яму копал?
- Копал.
- В яму упал?
- Упал.
- В яме сидишь?
- Сижу.
- Лестницу ждешь?
- Жду.
- Яма сыра?
- Сыра.
- Как голова?
- Цела.
- Значит живой?
- Живой.
- Ну, я пошел домой!
На самом деле, как я сейчас понимаю, ничего веселого в стихотворении этом не было. Поэт реально сидел в яме, а проходившие мимо надушенные делатели «литературных карьер», показывали на местную достопримечательность пальцем.
Как же поэт божьей милостью оказался на дне социальной лестницы? И, главное, почему не хотел оттуда вылезать?
 
Олег Григорьев родился в эвакуации. Вернувшийся с фронта отец запил так сильно, что мать с двумя детьми убежала от него в Ленинград.

До поэзии Григорьев увлекался рисованием. Учился в школе при институте Репина в одном классе с Михаилом Шемякиным.
По словам Григорьева он «не отстоял себя как живописца». Еще бы… Живопись требовала ежедневного труда, а Григорьев по складу своему был человек летучий, богемный, к изматывающей рутине не способный. Стихи же не стоили ему больших трудов. Основная часть наследия Григорьева производит впечатление мгновенного озарения четверостишием. Он мог сочинять экспромтом, и даже если случалось экспромт забыть, не беда, наутро напоминали, те, кто его слышал.
Как забыть классическое?
Я спросил электрика Петрова:
— Для чего ты намотал на шею провод?
Ничего Петров не отвечает,
Только тихо ботами качает.
Совершенно понятно, что стихотворениям такого рода вряд ли бы нашлось место в «Дне поэзии» или журнале «Юность». Наследник обэриутов Григорьев шокировал чернушной эстетикой. У него был шанс отсидеться в резервации детской литературы, где пребывали творческие соратники типа Генриха Сапгира и Виктора Голявкина. Там позволялось больше формальных, хулиганских экспериментов.
Первая книжка Олега Григорьева «Чудаки» в 1971 сквозь цензурные рогатки прошла. 
 
И тут же автор ее загремел за решетку. Книга была ни при чем. Григорьеву, так же как Бродскому, пришили тунеядство. Дали два года принудительных работ на строительстве комбината в Вологодской области.

Когда Григорьев освободился, выяснилось, что никто его в издательствах не ждет. Более того, стихи поэта оказались радикально «грязными» и для западных славистов. То есть, диссидентский путь ему тоже был заказан. Оставался путьюродивого, глушащего отчаяние водкой. Путь Венички Ерофеева, Аркадия Кутилова…
Вторую книгу «Витамин роста» Григорьев проталкивал десять лет. С ее выходом можно было претендовать на членство в Союзе Писателей и больше не думать об официальном трудоустройстве.
 
картинка с сайта libex.ru
Но по выходе «Витамина роста» разразился жуткий скандал, спровоцированный патриархом советской детской поэзии Сергеем Михалковым. Редакторов, позволивших книжке выйти, уволили. «Комсомольская правда» разразилась фельетоном. Защищающая Григорьева Агния Барто получила во время схватки с Михалковым инфаркт. Ни о каком Союзе Писателей и речи быть не могло.
Честно говоря, я руководство Союза Писателей понимаю. Я и Михалкова понять могу. Стихи - стихами, но слишком уж Олег Григорьев в быту чудесатил. Как-то в День Победы затеял склоку в ресторане с поэтом - фронтовиком Михаилом Дудиным, требуя у него с достоевским вывертом орденок с пиджака.
Что Григорьев далеко зашел и на нормальную стезю вернуться не сможет, засвидетельствовала открывшая ему все двери перестройка. На творчество Григорьева обратили внимание «Митьки», взявшиеся его огульно иллюстрировать. В 1989 вышла третья детская книга. Стихи Григорьева ждали в толстых журналах.
А он чуть опять не сел по хулиганке схватившись с участковым милиционером.
Стоял 1989 год и за Григорьева вступилась либеральная общественность. Он получил 2 года условно.
Это его не образумило, конечно. Слишком долгая жизнь в подполье дала себя знать загубленным здоровьем.
Григорьев умер, года не дожив до полувека.
А сейчас книги его издаются и переиздаются.
Закончить хочется любимым моим четверостишием Олега Григорьева:
Стремился я к людям навстречу.
Вижу – бегут они стадом.
И вот эта теплая встреча
Для меня обернулась адом.