Грустный день рождения

Во дворе деревенского дома, в тени большой яблони, стоял стол, во главе которого в стареньком кресле вальяжно, улыбаясь, сидела Клавдия Герасимовна. Она наблюдала, как весело суетились её родные: одни носили тарелки с угощениями, другие крутились возле мангала. Стоял радостный гул. Счастье переполняло её, ведь за сколько лет собрались дети и почти все внуки и правнуки. За праздничным столом со всех сторон сыпались трогательные поздравления, принимала их Клавдия Герасимовна, у неё сегодня юбилей – 85 лет. Кто-то из внуков произнёс помпезную речь о том, как её любят три дочери и два сына, десять внуков и уже восемь правнуков. Гости ели, выпивали, смеялись, а она весело смотрела на своих родных, а в душе горевала лишь о том, что нет рядом её мужа Ванечки, и не видит он, какие у них стали самостоятельные, умные внуки, все с образованием, у каждого машина, – гордость, да и только!

Много лет назад муж Клавдии Герасимовны умер, с тех пор она живёт у старшего сына Анатолия. Пока была при силе, помогала по хозяйству и присматривала за внуками, а последние несколько лет без посторонней помощи старушка уже не обходилась.
К вечеру почти все гости разъехались, из городских остались три дочери юбилярши. На улице было свежо, и никому не хотелось идти в душную хату. Уложив свекровь спать, жена Анатолия, Ирина, всем постелила и вышла во двор, где сидели за столом сёстры и брат мужа. Они беседовали, то и дело потягивая рюмочки с водкой, закусывали.
– Девчата, мне надо с вами серьёзно поговорить, – несмело начала Ирина. – Моя мама серьёзно заболела, ей нужна моя помощь. Я, как проклятая, бегаю к ней на край села: убираю, мою, есть ношу. Работа, хозяйство – всё на мне, нет сил больше. Мне куда удобнее было, если бы мама была рядом со мной. Сын скоро женится, он в мамином доме планирует поселиться. Ну, не вешать же на молодых лежачую бабушку? Столько работы, боюсь, сама скоро ноги протяну от таких забот, – она вытерла набежавшие слёзы и умоляюще продолжила, – я подумала, а если кто-нибудь из вас заберёт маму к себе, а мы с Анатолием будем помогать: картошку, бурачок, всё дадим! А? – Невестка смотрела на сестёр Анатолия, на лице у которых был шок, в один миг все отрезвели. – Семнадцать лет я ухаживаю за вашей мамой, вас пятеро детей, может, кто-то сменит меня? А я у своей мамочки одна, мне её тоже жалко, – Ирина заплакала.
– Нас в двухкомнатной квартире шесть человек проживает, один на одном сидим. Куда мне ещё маму забирать, к себе в кровать? – закричала Нина и выскочила из-за стола и нервно заходила по двору. – Я не могу её забрать, делайте, что хотите! Не нужны мне ваши утки и картохи!
Нина с семьёй, действительно, проживала в тесной хрущёвке, один её сын женился и ушёл, как говорят, в примы, а второй сын недавно стал отцом двойняшек.
– Я вам не говорила о своей беде, – тихо, почти шёпотом начала говорить Галина, – скорее всего, я сама на улице окажусь. Муж мой объявился, 11 лет не было, пропадал где-то, сам пенсионер, а вот приехал с молодой гражданской женой. Дом свекровь на него дарственно подписала, и получается, что ни я, которая помогала дом строить, ни наши дети, ни внуки чужие в этом доме, никто. Муженёк мой на развод подал и на выселение меня из его собственности. Скоро суд… А ты говоришь, маму забери. – Галина нахмурила брови, взгляд её стал суровым, – все замолкли, видно, переваривали услышанное, и не решались давать советы той, которая сама всегда всех учила, как надо жить.

Галина работала на заводе мастером, была в почёте и уважении. А дома властная женщина всецело подчинялась своей маленькой, сухенькой свекрови, старалась ей во всем угодить, да только за тридцать лет так и не стала в мужнином доме родной. Всё время свекровь обвиняла невестку в том, что единственный сыночек ушёл из родного дома, живет где-то в примах. А эта «тварь живёт в таких хоромах». А вот теперь, когда муж вернулся через столько лет домой с молодой женщиной, свекровь приняла сторону своего сына и настояла, чтобы Галина с двумя детьми и внуками выписалась и покинула дом. После очередных скандалов дети Галины со своими семьями ушли на съемную квартиру. Обо всех семейных неурядицах Галина никому не говорила, не хотела выглядеть неудачницей и не хотела, что бы неприятная весть дошла до Клавдии Герасимовны. Она хорошо помнила, как у мамы случился инсульт после того, как три её дочери на новогодних праздниках попали в аварию, так и не доехав до родни в деревню. Всё обошлось, серьезных травм ни у кого не было, но у матери от переживаний отнялась правая сторона.

Во дворе воцарилась тишина, Анатолий несколько раз чиркал спичками, закурил.
– Вы на меня даже не смотрите, – прервал тишину второй сын Клавдии Герасимовны, Сергей. Прикурив от папиросы Анатолия он закашлялся, – у меня есть за кем судно носить, с меня хватит, вот так! – Сергей провёл большим пальцем руки по горлу, налил себе стопку водки, опрокинул её, затушил папиросу ногой, попрощался и ушёл со двора.
Сергей с братом работали в одном совхозе водителями, и жили недалеко друг от друга, и женаты были на двоюродных сёстрах. Только Анатолию досталась жена быстрая и здоровая, а Сергею тихая, покладистая, но часто болеющая. Вот, после второй операции совсем слегла она, и пятый год муж, как за грудным дитём, ухаживает за ней. И каждый раз, как приезжает «скорая», врач шепчет Сергею: «Готовьтесь»… Соседи говорили: «Если б не Сергей, так уже давно отмучилась бы...» Трёх сыновей родила ему любимая супруга, всех дождались с армии, всех женили. Дети часто с города приезжают, навещают родителей, помогают с огородом.
– Значит, мне забирать маму? – тяжело вздохнула и без особой радости сказала младшая дочь Елена. У меня, конечно, место найдется для ещё одной кровати, придется мебель всю сдвигать, бардак будет в спальне, – холодно и равнодушно говорила она. Потом посмотрела на невестку и на Анатолия, спросила: – а пенсию мамину будете отдавать или переведёте по месту её проживания?
– Как хочешь, – уже улыбаясь, сказала Ирина. – Все продукты мы будем передавать: картошку, мясо, яички. Так, может, завтра и заберёте маму?
Елена больше десяти лет была в разводе, несколько раз пыталась вновь создать семью, но что-то её не устраивало в избранниках: то маленькая зарплата будущего мужа, то большие алименты на его детей, то ещё что-нибудь. И вот, наконец-то, к Елене стал захаживал мужчина, за которого она хотела выйти замуж, и переезд больной мамы не входил в её планы. Зато в голове у Елены, как у хорошего бухгалтера, крутились цифры – неплохая мамина пенсия. Она прикинула, что теперь она быстрее выплатит кредит за ипотеку сына.

Проклятая тишина. Всё, о чем говорили во дворе дети Клавдии Герасимовны, она слышала. Возможно, Ирина нарочно оставила двери в дом открытыми, что бы свекровь услышала весь неприятный разговор и поняла, что кроме Анатолия и Ирины с ней так больше никто носится не будет.
Клавдия Герасимовна лежала с закрытыми глазами, но так ясно перед ней мелькали фрагменты её жизни. Почему-то вспомнилось, как радовался её муж Иван, когда в руках держал первенца Анатолия, как назвал второго сына в честь любимого Есенина. Два брата с виду разные, но удивительно похожие на своего отца, такие же добрые. Вспомнила Клавдия, как обожал Иван своих девчонок, как баловал подарками, как любил заплетать банты в длинные косы Галине, и как двое суток он ждал в городе, пока в аптеку привезут лекарство для больных дочерей. Как же она была счастлива с мужем в том маленьком доме, где родились их дети, и где под окном росла яблонька, посаженная Иваном в день их свадьбы. Старушка вытерла холодные слёзы слабой левой рукой.

За окном начинались осенние тоскливые дожди. Клавдия Герасимовна не была на улице уже несколько месяцев. Елена не выводила мать во двор. Окна спальни выходили на северную сторону, поэтому в темной комнате солнца не было никогда. Она лежала на кровати, уткнувшись то в телевизор, то в потолок. Дверь в спальню, где находилась старушка, была всегда закрыта, теперь вся жизнь её была сосредоточена в одной комнате, в одиночестве. Дочь ухаживала за матерью, но всегда с недовольством, находила причину резко сказать и даже прикрикнуть на старушку. За всё это время, что мать жила у Елены, они ни разу не поговорили по душам. И если бы ни мамина пенсия, дочь давно бы отправила её обратно к своему брату.

Дети звонили маме, иногда ненадолго заходили проведать её. Елена упрекала сестёр, что никто не помогает ухаживать за матерью: не стирает, не купает мать. От Нины частенько можно было услышать: «За такие деньги справляйся, сестрёнка, сама!»
Клавдия Герасимовна по телефону умоляла сына Анатолия: «Забери меня к себе домой, я согласна лежать вальтом со свахой на одной кровати, хоть на лавке в летней кухне, хоть на полу, лишь бы поближе к земле!» – Она хотела к сыну и невестке, в тихий двор с живностью, которые давно стали своими, она скучала по соседям и мечтала посидеть в своём стареньком кресле под деревьями во дворе.
В один из ненастных осенних дней приехал проведать мать Сергей. Он попросил у Елены немного денег, что бы подлатать крышу. В ответ от сестры услышал: «Если нужна мамина пенсия, то деньги возьмешь вместе с мамой!»

А однажды в комнату к Клавдии Герасимовны переехала жить Галина. После развода с мужем она покинула дом, в котором прожила много лет, с одним условием, что их сын и дочь остаются наследниками части большого дома. Галина была разбита всеми неудачами, которые её преследовали последнее время. Одно горе сменялось другим: она лишилась крыши над головой на старости лет, пережила унизительный развод. И как всё это объяснить больной маме, что у старшей её дочери такое несчастье.
Две сестры никак не могли ужиться в одном доме. Из-за Галины и мамы рушилась личная жизнь Елены, от неё ушёл гражданский муж, не пожелавший жить в таком девичнике. Клавдии Герасимовне всё чаще стали вызывать «скорую помощь». Она сильно сдала за эти полгода, что живет у дочери, и никогда в жизни старушка столько не плакала, как за последнее время. Она горевала, что ещё жива, и всем мешает. Всё чаще она смотрела на свою иконку и молила о своей кончине.
Галина нашла решение всех проблем – уехать с мамой на малую родину, в родительский дом, где жили в детстве. За 17 лет там, конечно, уже всё заросло, но она решила, что позовёт братьев, племянников и все гуртом помогут, ведь потребуется не только физическая сила, но и немалые деньги на восстановление дома и земли. Клавдия Герасимовна с нетерпением ждала весны, чтобы вернуться в родной дом и не быть обузой для Елены, мать чувствовала себя виновной в раздоре дочери с несостоявшимся мужем.

Несколько дней шумела округа от звуков топора, пилы и косилки. Был укреплён покосившийся забор, побелена и покрашена хата, убран мусор со двора и огорода. Клавдия Герасимовна не могла надышаться воздухом родных мест. Она радовалась всему, что её окружало, и, казалась, что вот сейчас она вдохнет побольше воздуха, и хватит сил встать и пойти по своему двору, по огороду, где не хаживала много лет.

Работа была проделана большая. Расцеловав бабушку, внуки разъехались. Небольшой домик в два окошка, словно изгой стоял среди огромных соседских зарослей. На улице далеко друг от друга осталось всего четыре дома, в которых доживали старики. Небольшой магазинчик находился в пяти километрах от дома, и это не единственное, что раздражало Галину, привыкшую к горячей воде, газу и канализации, она никак не могла смириться с бытовым неудобствам, словно никогда не ходила по воду в колодец и не мылась в корыте. К тому же отчий дом оказался в такой глуши, что у Галины не было возможности дозвониться до своих детей, сотовая связь оказалась недоступной.

Через неделю приехали Анатолий с Сергеем, привезли мамину пенсию, цыплят, кота, посадили картошку. Недолго посидели, посетовали на большую работу, уехали. И вот уже два месяца как никто не приезжал в деревню. Галина измучилась бытовыми неудобствами, тяжелой работой в огороде, отсутствием денег. Всё это угнетало её, она была раздражительна, кричала на больную мать, часто срывалась и ревела навзрыд, ругая своих братьев и сестер, свекровь и мужа, она кляла тот день, когда надумала переехать жить с мамой в такую глушь.

Клавдия Герасимовна выслушивала несправедливые упрёки дочери, а сама думала: «Ну, что мне обижаться на Галочку, если она характером точно моя свекровь – работящая была, а на язык грубая, несдержанная. А дети не приезжают, стало быть, заняты, работы много. Вот день рождения скоро будет, может, кто и приедет». Ей, конечно, хотелось повидать всех своих детей. Каждый день мать подолгу молилась о своих родных, перечисляя имена, всем желала здоровья и в молитвах вспоминала тех, кого уже давно нет. Ровно год прошел с того радостного юбилея. Но за это время, что старушка прожила то с одной дочерью, то с другой, так не горевала она и за всю нелегкую свою жизнь, как сейчас.

День рождения Клавдии Герасимовны выпал на воскресенье. Уже с утра причёсанная, в чистом халате, в меховой жилетке, она сидела на кровати в оживании гостей. Солнечный лучик несмело входил в её комнатку, и улыбка растянулась по её лицу от предчувствия радости. «У всех попрошу прощения за то, что доставила много хлопот, за то, что ничего не оставила в наследство, за всё… Пусть не обижаются ни на меня, ни на покойного отца, а то вдруг не доживу до следующего дня рождения, и не успею сказать», – подумала мать и, посмотрев на икону, перекрестилась.
Галина возилась на кухне, как всегда чем-то недовольная, что-то бубнила. Принесла матери тарелочку щей, начала кормить её. Раздался стук в окошко, мать вздрогнула и замерла.
– Ешь, и не дёргайся, это ветки яблони шумят, там ветер поднялся, может, дождь будет, – прикрикнула раздраженно Галина. – Давай, жуй быстрей, – подгоняла она мать, будто куда-то опаздывала. – Надо спилить это старое дерево, а посадить молодое.

Зарядил мелкий холодный дождь, после обеда ненадолго опять выглянуло ласковое солнышко. Старушка попросила дочь посадить её у окошка. Почти не моргая, Клавдия Герасимовна смотрела на калитку, прислушивалась, кого-то ждала. Телефон молчал. «Может, сломался, раз в такой день никто не позвонил», – думала она. А на душе почему-то было так тревожно, что всё ныло внутри. И уже поздно вечером, когда старушка лежала в постели, далеко за воротами послышался рёв грузовой машины и мужские голоса. Старушка часто задышала от радости, она узнала голоса сыновей: Анатолия и Сергея. Самостоятельно подняться у неё не получилось, и она рукой торопливо стала зачесывать волосы. Галина, как коршун накинулась на братьев, не принимая никаких объяснений. Она ругала их за то, что долго не приезжали, что привезли не те продукты, что забыли купить газовый баллон. А как услышала Галина, что пенсию мамы занял Сергей, она выгнала гостей из дома, не дав им поговорить и поздравить мать. Клавдия Герасимовна услышала, что недавно схоронили тёщу Анатолия, и опять сделали операцию жене Сергея.

Никак не могла заснуть старушка, она вспоминала умершую, молодую, как ей казалось, 75-летнюю сваху, жалела свою больную невестку. «Да, больные и немощные – это обуза для родных», – подумала Клавдия Герасимовна. Она тяжело вздохнула. Как же защемило в груди! В хате стояла тишина, и только монотонно отстукивали старые ходики, их ещё до войны купил её отец, а они идут себе, не отставая ни на минуту, а дорогой современный телефон уже несколько месяцев молчит. «Грустный день рождения получился», – прошептала Клавдия Герасимовна, ей стало трудно дышать, и наконец-то сон стал овладевать ею. Она прикрыла глаза, и вмиг оказалась по ту сторону сна. В небольшой комнате стало светло, как днем, отчетливо виден был циферблат часов. В окно бились ветки яблони. «Опять ветер поднимается», – подумала старушка, но стук усиливался и стал совсем другим, ей показалось, что кто-то заглянул в окно. Любопытство охватило её. Клавдия Герасимовна быстренько поднялась с кровати, поправила своё любимое платье, которое ей когда-то подарил муж, привычным жестом стянула волосы в пучок, покрыла голову, и с лёгкостью, словно девчонка, выпорхнула во двор.

– Так вот кто в окошко стучится! – она засмеялась. – Весь день ждала одних гостей на день рождения, а пришёл самый дорогой, любимый. Видишь, как выросла твоя яблонька? – Клавдия погладила толстый, шершавый ствол. – А ты за мной пришёл, Ванечка? Ну, пойдём, я тебе всё расскажу о наших детях, о внуках. – Клавдия взяла за руку Ивана, и они неторопливо пошли куда-то вверх, где не было ни одного облачка, и лунный свет освещал им путь прямо к небу. Вдруг она обернулась, и, глядя на свой старый дом, в котором осталась Галина, и ещё куда-то вдаль, ласково, по-матерински сказала: «Простите меня за всё, мои родные! Я люблю вас больше всех на свете! Прощайте…».