А концерт всё-таки был замечательный!

Как-то раз мы с подругой решили сходить на концерт: в филармонии было закрытие сезона. Нам достались билеты на крайние места в первом ряду; было видно всех: и артистов, и зрителей. Вышла ведущая в чёрном бархатном платье с широкими шифоновыми рукавами. Она говорила, что нас ждёт интересная программа, перечисляла фамилии знаменитых композиторов и произведения, которые будут звучать на музыкальном вечере. Всматриваясь в полноватую пожилую ведущую, я поймала себя на мысли, что вижу её на сцене уже более 35 лет. Неужели нет ведущих помоложе и привлекательнее? – подумала я, – всего-то нужно произнести несколько фраз! Конечно, я не против пожилых артистов, но если их не только интересно слушать, но и приятно смотреть. – Я продолжала рассуждать и вдруг заметила, как на пышном, струящемся рукаве ведущей что-то блеснуло, словно лучик. – Это дырочка! Точно! – заключила я. Теперь этот лучик так предательски блестел, что не давал мне сосредоточиться на чём-то другом. Я решила, что после концерта обязательно подойду к ведущей и расскажу о дырочке, ведь это, наверняка, заметила не только я, а вот так запросто никто не осмелится сказать артистке, что у неё не всё в порядке с костюмом: неудобно ведь, но я наберусь смелости, расскажу об испорченном наряде и предложу укоротит рукав.

Каждый раз при появлении ведущей на сцене я всматривалась в рукав, ища предполагаемую дырочку: не ошиблась ли я? Как только замечала долгожданный блеск, я успокаивалась и уже задумывалась, как сказать и что предложить ведущей по поводу дырочки: на пятнадцать или двадцать сантиметров отрезать рукава, опиковать или подстрочить края тонким швом. Платье на вид было уже стареньким, ткань такую не продают лет двадцать, наверное, пора бы и новое сшить! – А может, не говорить ей о дырочке, а то расстроится ещё? – Я продолжала рассуждать и совсем не слушала выступление ведущей.

А на сцене уже несколько произведений сыграл органист. Его виртуозная техника и восхитительная музыка меня завораживали. Мысленно воображение уносило меня высоко в небо, то перед глазами появлялись изящные танцующие фигуристы и балерины. Молодой стройный органист был улыбчивым и искренне радовался долгим аплодисментам. Молодые талантливые музыканты – пианисты, виолончелист, скрипачи – так заводили своей игрой, что публика восторженно кричала «Браво!» и не хотела отпускать артистов. И вот на сцену вышли две певицы, очень разные с виду. Первая – блондинка: тоненькая, как струнка, одетая в чёрное платье, расшитое кристаллами Сваровски, а дорогое колье на длинной шее и украшение на руке давали повод предположить, что у очаровательной девушки щедрый покровитель. Она по всем признакам выгодно отличалась от другой солистки – молодой женщины-брюнетки, на которой платье сидело так плотно, что казалось, если она возьмет дыхание поглубже, то пуговички с треском оторвутся и разлетятся в разные стороны. Из украшений у артистки было только одно обручальное колечко.

Меня легонечко толкнула рядом сидящая подруга, кивком головы и с восторженной мимикой она показала на сияющую блондинку и, сморщив нос, перевела взгляд на брюнетку, которая примерно килограммов на пятьдесят – шестьдесят проигрывала в весе коллеге. Певицы исполнили отрывки из известных опер. Красивые, чистые, сочные голоса очаровывали публику. Сказать по правде, цветов брюнетке подари больше. Мне она тоже понравилась и своей скромностью, и улыбчивостью. Я с восторгом слушала этих ещё совсем молодых артисток и почему-то вспомнила, как давно на концерте в Москве наслаждалась пением оперных див – Тамары Синявской и Елены Образцовой. Концерт этот запомнился на всю жизнь. И вот наши молоденькие певицы своим талантом напомнили мне великих легенд сцены.

Ведущая монотонно рассказывала о следующем произведении программы, а мне по-прежнему не давал покоя лучик на её рукаве. Теперь всю сцену медленно заполняли шестнадцать артисток женского хора. Сразу бросилось в глаза, что женщины были разного роста и комплекции, что вызвало улыбку у зрителей, некоторые перешептывались. Стройные девушки медленно шли, а тётеньки, похожие на мамочек-уток с большой грудью, торчащим животом и упитанным тяжёлым задом, с важным видом выплывали. Я вспомнила, как в одной телевизионной программе рассказывали о внешнем виде артистов одного ансамбля, в котором все примерно одного роста, стройные, и даже с одинаковым макияжем. Косметика на лицах певиц нашего хора сильно бросалась в глаза, отвлекая от произведения, которое они начали исполнять. Невольно вглядывался то в одно лицо, то в другое: у одних губы были выкрашены в ярко-алый цвет, а из-за тёмных теней казалось, что глаз у певиц и вовсе нет, у других на лице выделялись татуированные широкие дугообразные брови, но были и такие, у кого вообще не было заметно никакого макияжа, и они казались на общем фоне бледными и невыразительными.

Под звуки итальянской песни, великолепно исполненной хором, я продолжала рассматривать, как под лупой, всех участниц коллектива. На худеньких девичьих фигурках бархатные черные платья стандартного покроя висели, как шторы на окнах – в густую драпировку. А на дамах с весом за сто килограммов платья сидели плотно, что, казалось, возьми они ноту повыше – и всё концертное одеяние разорвётся по швам. Мне как закройщику, понимающей толк в пошиве изделий, подумалось, что тот, кто рассчитывал расход ткани на платье певицам, пожадничал дать им две длины; а если ткани на свободный крой не хватает, ну как ты из толстушки сделаешь красотку? Прекрасно исполненные произведения публика оценила и продолжительными аплодисментами поблагодарила исполнителей.

К женскому хору добавилось несколько мужчин, они так же внешне заметно отличались друг от друга. Толстые и худые, молоденькие, по-видимому, студенты и пожилые с видом профессора, – это всё ерунда, а вот трезвые или с бодуна, что можно было подумать о некоторых, – вот это уже требует обсуждения. Подруга меня опять незаметно подтолкнула в бок и кивнула в сторону двух певцов, которые стояли крайними в хоре и оказались прямо напротив нас. Я думаю, что не только наше внимание привлекла эта слегка качающаяся парочка. Медленно оглядевшись, заметила, как зрители перешептываются и с иронией улыбаются в надежде увидеть что-то незапланированное.

Женщина-дирижёр взмахнула палочкой, зазвучала музыка, и полилась красивая итальянская опера. Прикрываю глаза, и прекрасное пение, дивные голоса солистов хора уносят тебя куда-то ввысь, хочется летать или мечтать о прекрасном и вечном. Открываю глаза – и перед моим взором двое из ларца, одинаковых с лица. Крайнему мужчине на вид лет тридцать пять –  сорок, стройный, несмотря на сильно помятое лицо, симпатичный, по-видимому, в прошлом – дамский угодник. В начале песни он широко расставил ноги, с трудом нашёл равновесие, но сразу же выронил листы с нотами из красной папки, что были у всех артистов хора. И когда понял, что их поднять не получится, он тяжело вздохнул, виновато пожал плечами, с видом побитой собаки громко захлопнул пустую кожаную папку и уставился на дирижёра. Мужчина открывал рот, не поспевая за певцами хора. Брови на его лице были очень подвижными: густые и чёрные, они взлетали вверх и вдруг опускались вниз, когда горе-певец закрывал глаза, строя на лице трогательную гримасу, будто он пел о великом горе. В зале хихикали. Несколько раз он качнулся, и кто-то из зрителей охнул. Текст второй песни он, видимо, знал хорошо, и теперь открыл красную папку и пел как все хористы, но по-прежнему беззвучно, только открывая рот. Иногда мужчина забывался, начинал рассматривать потолок и стены концертного зала, будто выступал здесь впервые. А потом его карие глазки забегали поверх красной папки, рассматривая зрителей: либо искал знакомых, либо хотел посмотреть в глаза тому, кто посмел хихикать, когда исполняется такое красивое сложное произведение итальянского композитора.

Рядом стоял в такой же позе его лучший друг и никак иначе. Он был лет на пять постарше, спортивной фигуры, загорелый и, несмотря на внешность выпивающего человека, оставался красавчиком. О нём тоже можно сказать – любимчик дам. Он хорошо знал текст обеих песен, пел, совсем не ошибаясь, поспевая за хористами, смотрел в папку, водил глазами, скал нужные строки, находил и опят почему-то терял. Казалось, что ему, как и горе-певцу, дирижёр приказала: «Ни звука! Только открывать рот!». Хор тихо начал петь Аве Марию Шуберта, все артисты внимательно всматривались в красные папки и пели по нотам. Красавчик тоже, не моргая, смотрел в папку и старательно округлял звуки губами, что есть мочи пел. Кто-то из зрителей опять хихикал. В зале становилось всё веселей, а музыка звучит трогательная и серьёзная. Мне почему-то подумалось, что двух друзей нашли пару часов назад, уже давно отмечающих закрытие концертного сезона, но дирижёру дано указание всему составу хора на отчетном концерте быть, а кто не выступает – вон из коллектива!

Несколько минут и всё закончилось. Дирижёр скромно улыбалась, раскланиваясь под аплодисменты зрителей. Кто-то на балконе крикнул: «Молодцы!». Мне и, наверное, всем показалось, что это относится и к этим двум певцам – за их стойкость и любовь к прекрасному. Восторженные возгласы публики мужчины приняли на свой счёт и, как по команде, слегка поклонились и чуть не потеряли равновесие, красавчик успел поддержать друга под локоть. Под аплодисменты хор покинул сцену.
Закончился концерт, возбужденные зрители расходились, кто-то продолжал обсуждать услышанное, а я всё-таки решила пройти за кулисы. Нашла ведущую и тихо рассказала ей про дырочку на рукаве, предложила свою помощь, за что она была благодарна, подошла к женскому дуэту и от всех зрителей поблагодарила за мастерство, талант и дивные голоса. Девушки улыбались. А когда уходила, то в большой гримёрке увидела, как красавчик и горе-певец, обнимая друг друга за плечи, слегка качаясь, широко улыбались женщине-дирижёру. «Я же вам обещал: мы-ы не-е под-ве-дём!» – старательно вымолвил красавчик. Все присутствующие в гримёрной хористы засмеялись.

На полу сцены остались лежать два листа с текстом итальянской песни, крупно написанным русскими буквами. Так мы и не узнали, какие у друзей-певцов голоса: баритон или тенор.
Мы с подругой не спеша шли на остановку, вспоминали интересные моменты вечера, от души смеялись. Я побежала к подошедшей маршрутке, потом обернулась и крикнула подруге: «А всё-таки концерт был замечательный! Как-нибудь ещё сходим!».