Одиночество

Я думаю, что у каждого человека есть друг детства. Вот и у меня была подружка Анна. С первого класса школы мы были неразлучными, даже после уроков вместе посещали различные секции. Помню, как повезла подругу к своей бабушке в деревню на летние каникулы, как говорится, на свежий воздух да парного молока попить. Аня, словно дитя малая, восторженно радовалась, когда впервые увидела домашнюю живность, и потом долго рассказывала своим родным, как она сама пыталась доить корову, как на лугу пасла гусей, как пила холодную воду из родника, и ещё долго с восхищением вспоминала деревенскую природу и бескрайние пшеничные поля, что раскинулись сразу за огородом.

Никогда не забуду, как ездили мы и к её родне в красивейший тогда ещё город Ленинград и целую неделю, дни напролёт, проводили время в музеях, гуляли по набережной, наслаждались белыми ночами и великолепием одного из красивейших городов мира.

Тяжело переживали первую юношескую влюблённость. Я не знаю зачем, но до сих пор храню несколько писем, которые получала от неё, когда мы расставались ненадолго на время школьных каникул и когда я уезжала в другой город учиться в институте. Анна тоже поступила в вуз и мечтала быть журналистом. Из её писем я узнала, что их семья разрушилась, отец ушёл к молодой женщине. Дом сразу опустел, больше в нём никто не смеялся, как раньше, шумно и весело уже не отмечались праздники, а её мама тяжело заболела, располнела и с трудом передвигается по дому, на работу ходит с костылем. Я переживала за подругу и её младшего братика, а ещё мне было очень жалко маму Анны. Тётя Люся была доброй, улыбчивой, хлебосольной, мы могли часами разговаривать с ней, и она по-матерински то ругала, то жалела меня. И сейчас при встрече с одноклассниками мы вспоминаем вкуснейшую выпечку тёти Люси: на каждый день рождения Анны её мама приносила в класс по два огромных торта, что приводило в восторг всех школьных друзей.

А однажды, когда мы учились на 3 курсе, я получила радостную весть от подруги: Анна встретила парня, безумно влюбилась и была счастлива. После зимней сессии должна была состояться свадьба, и уже через два месяца я на этом радостном мероприятии должна была быть свидетельницей. Но что-то в жизни у Анны пошло не так: не для долгой совместной жизни встретился на её пути кареглазый красавец Борис, а для начала страшных жизненных разочарований. При встрече с подругой узнала подробности о её женихе, о его семье и о том, как тихо прошло сватовство, на котором не смогли договориться о свадьбе. Не понравилась родне жениха Аня: не приглянулась им бедная невестка.

Со слезами на глазах подруга рассказала, что ждёт ребёнка. Это сегодня на мамочек-одиночек смотрят спокойно, а тогда, в восьмидесятые годы, такое событие считалось позором и осуждалось всеми. Борис навсегда исчез из жизни Анны, а у новорождённой девочки от него осталось только отчество. Появление внучки сильно сказалось на здоровье тёти Люси, она тяжело переживала позор дочери, хотя морально поддерживала её, а вот по хозяйству уже помогать не могла, так как сама уже была прикована к постели. Подруге пришлось бросить вуз и устроиться на работу нянечкой в детский сад. А вскоре тётя Люся умерла. В свои двадцать два Анна стала главой неполной семьи: на руках годовалая дочь и школьник-брат, которому она заменила и отца, и мать. На маленькую зарплату и пособия они учились выживать. На многие годы с лица подруги сойдёт улыбка, и никогда я больше не вспомню, что бы она смеялась, как раньше, в детстве.

Я умела неплохо шить и подрабатывала этим, а на вырученные деньги покупала продукты для Аниной семьи, помогла сделать ремонт в доме и стала крёстной матерью её дочери.

Анна ещё в школе сочиняла стихи, играла на гитаре, была творческой натурой, собиралась свою жизнь связать с литературой, а получилось всё совсем не так, как мечталось. Чтобы прокормить семью, она устроилась на железную дорогу, где неплохо платили за каторжную, неженскую работу – ей приходилось в любую погоду укладывать под колёса вагонов пятнадцатикилограммовые тормозные башмаки.

Но вот наконец-то в жизни Анны появился мужчина, который был старше её, мудрее, говорил много и всё, вроде бы, правильно: обещал и коттедж построить за городом для будущей большой семьи, и сытую счастливую жизнь, да всё как-то осталось на словах. Свадьба была очень скромной: со стороны невесты я – свидетельница, со стороны жениха – сестра и родители. К тридцати годам подруга уже была матерью троих детей. 

О несчастной женской доле много есть высказываний, любую прочти –  и всё словно о моей Анне. «Что за судьба такая – где радость, там и беда горькая рядом». Радость была только в детях, а в остальном и слов не хватит, чтобы описать семейную жизнь подруги. Муж обещанный загородный дом до сих пор строит. С работой и со здоровьем ему не повезло: пошёл на группу по инвалидности, да и за своими пожилыми родителями нужен был уход. Вот и перебрался муж Анны в деревню, иногда навещая детей с продуктами из огорода.

Как многие говорят о девяностых, – проклятое время. Приходилось выживать всем. Я к тому времени после окончания института до августовского путча недолго поработала инженером и, чтобы прокормить своих двоих детей, вернулась в ателье ещё и торговлей занялась. Моя бригада на работе шила куртки, рубашки, постельное бельё. По выходным набьём тюки с шитыми вещами, да на рынок с Анной. В два часа ночи перелазили через металлический забор местного рынка. Займём место возле забора наперегонки с другими торговками и ждём до утра покупателя в надежде на прибыль. Её муж всё болел, а мой всё гулял. Она башмаки под вагоны кидает, я шью день и ночь, а потом вместе на рынок с такими тюками, что вспомнить страшно. Дети наши голодными не сидели и одеты были и обуты, да только не мужей наших эта заслуга. Вскоре я овдовела, а подруга развелась, и, казалось бы, мы ещё сильнее должны были быть  связаны друг с другом, да вот я стала замечать, что у Анны на работе появились знакомые, которые ей стали ближе, чем я, и потихоньку наша долгая, испытанная всеми невзгодами дружба прекратилась.

Новые друзья приглашали Анну на какие-то собрания. Она посещала их сначала из любопытства, а потом втянулась. Сёстры и братья – Свидетели Иеговы – окружили её своей заботой, вниманием, чего она была лишена в семье. Рядом с Анной не было мужа, близких, которые были бы ей опорой в жизни, и в друг она попала в обстановку, где её могли выслушать, дать совет, хвалить. Со временем ей, с неоконченным филологическим образованием, умеющей грамотно и доходчиво говорить, уже поручают самой выступать на собраниях. Её слушают. С новыми знакомыми, сёстрами, Анна распространяла свои убеждения и спецлитературу среди друзей, соседей и незнакомых людей. Я с трудом открестилась от таких друзей, которые проповедовали то, что мне было чуждо, а Анну затянули эти сети. Она всей душой подчинилась секте, для неё дела нового коллектива стали более важными, чем дела семейные. Я была шокирована, когда узнала, что все мероприятия секты посещают и трое её детей. «Ты посмотри, какие у меня послушные дети», – говорила она с гордостью. В ответ я твердила, что секта лишает свободы выбора: с кем общаться, с кем жениться, что надевать. «Нужно приводить новых учеников, приставая к прохожим на улице. Надо подчиняться строгим правилам, не разрешается отмечать праздники», – твердила я как по написанному. – «Ведь мы отмечали дни рождения, собирались с друзьями и были счастливы! Вспомни, Анечка! Ты из-за своих сектантских сестёр перестала общаться с семьёй родного брата! От тебя отвернулись и соседи, и друзья, и нам с тобой больше не о чем говорить!». Она тихо, с удивительно спокойным голосом убеждала меня в обратном, а я, словно на вулкане, всё отрицала. Мы расстались, как оказалось, на очень долге время.

Шли годы. От знакомых я узнала, что старшая дочь Анны вышла замуж, родила, вскоре разошлась с мужем и пришла жить к матери в маленький домик. Средняя дочь – моя крестница – тоже родила дочь, и её судьба точь-в-точь, как у её мамы, повторялась несостоявшейся свадьбой.  Младший сын уехал в другой город учиться, но без материальной поддержки забросил вуз, работает, и только изредка навещает родных.
Свой пятидесятилетний юбилей я отметила с размахом: с детьми, внуками и многочисленными родственниками. А через месяц без приглашения я отправилась поздравить с юбилеем свою школьную подругу с надеждой, что мы встретимся, обнимемся, вспомним наши детские годы и боевые девяностые. Старый домик стоял на том же месте, только было уже два входа. В двух комнатах жили дочери с детьми, а в пристройке – Анна, она по-прежнему вела очень скромный быт. Я с трудом достучалась. Открыла двери полная неухоженная, растрёпанная, усталая женщина, – это была Анна. В вечерней темноте я не сразу узнала подругу. Она стала сильно похожа на свою маму – тётю Люсю – в тот период, когда та болела. Я вручила юбилярше торт и цветы, но радостной встречи не получилось, она меня даже не пригласила в дом. «Мы день рождения не отмечаем! Ты что забыла?» – недовольным тоном, с упрёком начала разговор Анна. В двух словах, с раздражением она рассказала, что дети с ней не общаются, бывший муж иногда приезжает проведать внучек, сама она очень больна, как и её мама. Она делала попытки наладить связь с семьёй брата, но всё напрасно. В словах Анны я услышала горечь, обиду, желание быть ближе к родным детям, которые живут через стенку, но так далеки друг от друга, что хочется выть от боли или даже покинуть этот мир, чтобы не быть никому обузой. Она много лет не отмечала праздники и сама никого не поздравляла. Анна осталась совсем одна и боролась со своим недугом в одиночку.

Всю дорогу домой я думала о подруге. Почему она оказалась в секте? Ей с теми братьями и сестрами было хорошо? Ответ был: она была одинокой и слабой. И спустя годы она осталась одна, хотя рядом с ней её дети и внуки, в которых есть продолжение, и, помогая их воспитывать, можно было найти себе занятие, полезное для семьи. У неё больше не было цели и смысла в жизни. Я ведь тоже одна воспитывала своих детей, и тоже были трудности, но уверена, что и суете житейских проблем можно отыскать краски и радости жизни.
Вспомнилось, как когда-то одноклассники собирались у Анны во дворе, под вишней, тётя Люся выносила огромный торт с ягодами, и мы, мальчишки и девчонки, уплетали его, запивая компотом, шутили, смеялись и желали своей однокласснице здоровья и счастья, и чтобы она стала знаменитым журналистом и поэтом. Вытирая слёзы, я вспоминала, как лихо отплясывал под песни «Бони М.» на дне рождении Анны её отец, бывший матрос, дядя Коля. Это в него Анна пошла характером и имела творческие способности. Если бы он тогда не ушёл из семьи… Если бы, если бы…

Однажды я повстречала Анну в городе. Мы присели на лавку, и она с грустью рассказала, что сильным ударом в жизни стала болезнь: как и у матери, у Анны обнаружили онкологию. Она не знает, как ей быть, лечиться больших денег нет, она боится операций, и ещё она не хочет быть обузой своим дочкам, с которыми по-прежнему натянуты отношения. Анна говорила о своих грехах, о той жизни, что её ждет там, и с фанатизмом о том, что было для меня непонятным и далёким. Бедная моя Аннушка! Мои слова поддержки её не утешили, она была где-то в прострации.
В конце июля раздался телефонный звонок. Одноклассница, которая работает экспертом в морге, сказала, что Анны больше нет. Она же и сообщила, что онкологии у подруги не было – врачи ошиблись. Во дворе под вишней собрались в ожидании прощания дети, семья брата, одноклассники, соседи, женщины с работы. Все обсуждали произошедшее, выдвигая разные версии. Кто-то озвучил, что на тот момент Анна для себя решила: самый лучший вариант для неё – покончить жизнь самоубийством.

Прошло всего два года, с тех пор, как не стала моей школьной подруги, но в моей душе навсегда останется чувство вины перед ней и её детьми за то, что я не смогла оторвать её от сестёр и братьев секты.
В моей памяти она всегда останется весёлой девчонкой с длинной до пояса косой, рыжими веснушками на лице и беззаботной, красивой улыбкой, как у её мамы.