Платеро и я. Венгры

 Посмотри на них, Платеро, как растянулись они на всю свою длину, подобно усталым псам, шедшим след в след, на залитом солнцем тротуаре.

   Девушка, памятник из грязи, обильно покрывающей всю её медного цвета наготу между беспорядков её лохмотьев кошенильной и зеленой шерсти, вырывает сухие травинки, до которых может дотянуться руками, чёрными, как дно чугунка.  Девчушка, вся в волосах, рисует на стене угольком похабные символы. Мальчишка мочится себе на брюшко, будто фонтан в чашу, плача от удовольствия. Мужчина и обезьяна почесываются, что-то ей, доказывают, шумя, и эта спина, будто бы играет на гитаре.

   Время от времени мужчина приподнимается, потом встаёт и отправляется на середину улицы и вяло бьёт в бубен, глядя на балкон. Девушка, шлепнув мальчонку, поёт, одновременно в перерывах ругаясь, монотонную галиматью. И обезьяна, у которой цепь тяжелее неё самой, вне всякой меры, без причин, пошла из компании, а затем начала искать меж детей обочины того, кто помягче. Три часа. Автомобиль со станции едет вверх к Новой улице. Только солнце.

   - Здесь, Платеро, у тебя есть идеальная семья Амаро: мужчина, что дуб, и постоянно чешется; женщина, что виноградная лоза, и постоянно лежит; двое детишек, он и она,  для продолжения рода и обезьянка, маленькая и слабая, как тот мир, что даёт им есть всё, осознавая себя блохами...