Александрия. Глава 13. 2

Тем же днем Галл собирался на службу, когда его внимание привлек необычный шум из вестибюля: слышались женские жалобные причитания и громкий говор стражников, перемежавшийся хохотом. Выйдя из покоев в коридор, он увидел Пантию, которая, по всему, отчаянно желала пройти в дом, но дежурные не считали нужным пропустить её, однако и не прогоняли - не так уж много у них было развлечений в карауле. Готовый уже обругать её за наглость и приказать солдатам выставить её вон, Галл остановился, пораженный представшей его глазам метаморфозой. Рабыню было не узнать. Вместо обычной надменности и наглости - потерянность, если не сказать забитость, вместо обольстительных нарядов, покрытых сверху донизу блестящими и звенящими побрякушками - какое-то непотребное тряпье, в которое девушка, к тому ж, тщательно куталась, словно стремясь представить собой саму скромность. Одним словом, сразу было ясно, что стряслось что-то чрезвычайное.

- Да какая ещё невеста? К чему лгать, девушка? Мы видели невесту командира, ты на неё даже не похожа, - лениво подначивал Агафон на потеху остальным.

- Та - не настоящая невеста! Это я - настоящая! – уверяла, чуть ни плача, Пантия, вызывая своим отчаянием лишь новый приступ веселья у окружающих.

- Пропусти её! – негромко приказал Галл, останавливая это представление, и направился обратно в покои. Пантия стремглав устремилась за ним.

- Что это за беда такая с тобой приключилось? – осведомился он у девушки, впрочем, без особого участия, едва они оказались за дверью. - По-видимому, твоя навязчивость и наглость опротивели даже бессмертным, раз они тебя ввергли в такое жалкое состояние.

- О мой возлюбленный Валерий, ты как всегда проницателен. Беда! Ещё какая беда! Префект изгнал меня из Александрии! – горестно вздыхая, пожаловалась Пантия.

- Да что ты, вот так новость! – без тени сочувствия отозвался Валерий. - Хотя, чему тут удивляться, рано или поздно это должно было случиться…

- Погоди-ка насмехаться надо мной, возлюбленный мой, это ещё не все новости. Сейчас ты воистину удивишься, когда узнаешь, какое наказание этот жестокий бесчеловечный старик уготовил для Сабины!

- Дай угадаю, старик Аттал застал её в объятиях какого-нибудь молодца из охраны покоев? – не без злорадства усмехнулся Галл.

- Так вот какого ты мнения о Сабине! Знаешь, если она раньше и позволяла себе свободы чуток больше, чем положено девушкам, то став префекторшей, весьма остепенилась. У моей несчастной госпожи и сестрицы даже и в мыслях не было ничего такого!

- Так значит её оклеветали? – недоверчиво предположил юноша.

- Нет! Сабина лишь слегка занемогла. И что ты думаешь, он тут же прогнал её от себя, да не просто прогнал, а, обозвав шлюхой, определил в брухейонский лупанар, даже не дав ей возможности прийти в себя после недуга! И сегодня вечером она отправится туда - больная, ослабевшая, в том самом домашнем платье, в котором она пришла во дворец!

- Да ты лжешь!

- Клянусь Исидой, да испепелит меня великая богиня на месте, если я лгу! – такой страшной клятвой Пантия не стала бы зря разбрасываться.

Галл озадаченно хмыкнул - новость и впрямь была из ряда вон.

- Это жестоко, не спорю, даже если ты чего-то намеренно не договариваешь, – заговорил он и тут же жестом остановил готовый обрушиться на него новый словопоток, ибо рабыня тут же ринулась было в ответ заверять его в своей совершенной открытости и искренности. - Но Сабина сама согласилась на подобные последствия, когда сделала свой выбор. Зачем ты пришла сюда? Если сообщить эту новость, то зря старалась, меня это не касается.

- Ну да, сама, но откуда же ей было знать, что дед сбрендит?! О мой справедливый возлюбленный, что же будет со мной-то без Сабины? Куда я отправлюсь одна, без неё? – всхлипнула Пантия, растирая слезы по лицу, - Да, да! Она дрянь, и зло поступила с тобой! Ну а мне-то что делать?! Прошу тебя, умоляю, спаси её и меня! Помоги нам сбежать из города!

- Перестань называть меня своим возлюбленным, безумица! - вскипел Галл. – Судьба Сабины, а значит и твоя, решена, я ничего не могу тут сделать!

- Ты все можешь! Ведь ты умный и всесильный!

- Префект распорядился отправить бывшую жену в лупанарий, а командир вигилов отменил его распоряжение, - тут же смягчившись, снисходительно проговорил юноша. - Значит так ты это видишь?

- А ты значит боишься злых последствий для себя и поэтому оставляешь в беде двух беззащитных женщин? – презрительно прищурилась Пантия.

- Нет, не в этом дело, - слегка покраснев отрезал Галл, - но…

- …Но она когда-то отвергла тебя и посмеялась над тобой? – понимающе договорила за него Пантия. - И ты не можешь ей этого простить? Но поверь же, о мой сколь добрый, столь и доблестный Валерий, ты вполне отомщен теперь! Но ведь когда-то ты любил её, а она тебя! Прошу, ради вашей былой любви отмени жестокую бесчеловечность злобного старикана - он давно возненавидел Сабину из-за своего бессилия и за то замыслил превратить её красоту в её позор! – Пантия беспомощно расплакалась, прижавшись к стене и закрыв лицо ладонями.

Галл молча смотрел на неё, что-то обдумывая, после проговорил:

- Ну хорошо, так и быть, помогу вам. Но поклянись, что вы обе навсегда исчезнете из Александрии… - «и из моей жизни» - мысленно добавил он.

Не успел он договорить, как Пантия, воспряв в надежде и вере в доброту и всесилие своего возлюбленного, уже согласилась, отняв от залитого слезами лица ладони:

- О да! Клянусь Исидой! Да покарает меня великая богиня если поступлю иначе!

Валерий подошел к столу, заваленному свитками и, достав из деревянной шкатулки дощечку для письма и стилос, набросал записку, оттиснув перстнем под текстом печать. Потом, немного подумав, начертал ещё одну записку, также опечатав её.

- Иди и, вместе с вашими пожитками, какие соберешь, жди её в крытом источнике, что на окраине, - бросил он на ходу Пантие. - Это отдашь Сабине, - он отдал рабыне кошелек, небольшой, но полный, который взял из второй шкатулки на столе. – А после дождитесь меня, ей понадобятся кое-какие документы, чтобы вы могли беспрепятственно покинуть город и добраться до безопасного убежища, я все скажу после.

Пантия радостно кивнула и, окрыленная, покинула дом своего всесильного возлюбленного, даже не сомневаясь, что он все устроит наилучшим образом...

Ближе к вечеру в брухейонском лупанаре, к великой радости старухи-хозяйки, наблюдалось небывалое доселе столпотворение. Новость о приговоре префекта быстро распространилась среди лавочников, и теперь почтенные торговцы, а также и другие горожане, прельщенные возможностью насладиться телесами опальной первой красавицы по доступной цене, игнорируя остальные комнатки заведения, штурмовали одну единственную дверь, рядом с которой помимо хозяйского слуги, собиравшего плату, обретались двое конвойных опальной префекторши. И первым за вожделенной дверью оказался молодой офицер, ради сохранения анонимности прикрывавший лицо плащом. Никто из горожан не осмелился оспаривать священное право на первенство у человека, вооруженного мечом.

Оказавшись наедине с изгнанницей, Валерий сразу отметил, что Пантия не солгала – Сабина и впрямь выглядела болезненной и исхудавшей до синевы, на бледном лице под валившимися впадинами глаз пролегли темные тени.

Увидев его, она не сказала ни слова, лишь молча глядела с тупым испугом, словно пойманный в клетку зверек. Галл так же молча указал девушке на свою кольчугу, затем на неё и на дверь. Она все поняла, и слабо улыбнулась, её глаза приобрели осмысленное выражение, и лишь теперь, обретя надежду на спасение, она стала хоть немного походить на себя прежнюю. Быстро и молча они обменялись одеждами.

- Я люблю тебя, - горячо прошептала она, в то время, как он подогнал на ней перевязь с оружием, а после, вместо того, чтобы облачиться в шлем и поспешить с бегством, пылко обняла.

- Здесь не место, - осадил он бывшую возлюбленную. Знать бы, что когда-нибудь та, что была так страстно любима им станет совсем чужой и не будет вызывать в нем ничего кроме жалости. – Ступай к крытому источнику на окраине, ждите меня там.

Она понятливо кивнула. Ласково скользнув рукой по его щеке, вышла вон и, прикрывая плащом лицо и уверенно по-военному чеканя шаг, беспрепятственно покинула заведение, никем не узнанная и не остановленная.

Поплотнее закутавшись в женские тряпки, Галл в ожидании следующего счастливчика уселся на кровать. Долго ждать не пришлось. Как только лже-офицер покинул комнатку, в ней оказался, подгоняемый похотью, упитанный бородач, который, едва приступив к красавице, внезапно получил от неё резкий, сильный и довольно неприятный удар под дых. Пока лавочник обомлел, задыхаясь, Галл забил его рот кляпом, завязал глаза, стащил с него хламиду, чтобы обрядиться в неё самому – перепуганный сластолюбец даже не думал сопротивляться – связал руки за спиной и, пристроив обездвиженное туловище на кровати, прикрыл его женскими тряпочками, а сам был таков.

Следующий в комнату протиснулся весьма преклонного возраста, убеленный сединами муж. Приблизившись к красавице, он стащил с неё прикрывавшее женщину тряпье, но обнаружив под женским покрывалом вместо белоликой молодки почтенного бородача, отскочил в ужасе, от страха закрывая лицо руками:

- О боги! О боги! – взвопил он, не помня себя, и так, громко вопия, сбежал вон из злосчастного заведения.