На Белой

Рассказ

 Я все время проводил с друзьями. Мы отдавались дружеским посиделкам, как могли прекраснодушничали,  культурно проводили время в театрах, на выставках, ходили  в туристические походы. Туристическая среда – это в основном чистые душевные люди и первозданная природа. Первый раз я отправился в поход случайно. Хотелось новых лиц, новых ощущений и впечатлений. И я поехал в Башкирию сплавляться на плотах по реке Белой. Приключения манили меня и я их искал. Я еще не знал, что приключения не нужно искать так уж отчаянно, потому что они сами могут найти тебя. Сначала все происходило довольно спокойно и любопытно. Мы плыли на плотах по извилистому руслу руки Белой.   К середине похода я освоился и неплохо научился управлять плотом. После дневного сплава оставалось еще много сил  и хотелось испытаний посерьезней.  Мы с приятелем взяли байдарку нашего инструктора и поплыли прогуляться по течению реки. Правый берег возвышался крутой и высокой грядой. Слева  раскинулись луга и леса. Горная вершина перед нами выглядела живописно и просила ее покорить. Я представил себя на самом верху и  поспорил с приятелем, что смогу помахать ему оттуда.  Мне не показалось, что это так уж высоко. Приятель со мной не согласился, и мы поспорили. Я причалил к берегу, вышел из байдарки и, не говоря ни слова, полез на гору.  Метров семь-восемь взбирался по каменистому и некрутому склону довольно легко и с азартом. Потом склон резче пошел вверх, и рукам сложнее стало отыскивать выступы, за которые я хватался, чтобы подтянуться. Я точно знал, что нельзя смотреть вниз.  Поэтому  смотрел только вверх.  В какой-то момент я понял, что нахожусь на вертикальной части склона. Я смотрел вверх и не видел перед собой ни одного подходящего выступа. Я взялся за кочку и она предательски двинулась на меня, едва я за нее потянул. Взялся за камень. Он сдвинулся с места и покатился вниз. Выше я ползти не мог. Вершина маячила там гораздо дальше и выше. Невольно скосил глаза вбок, увидел, где-то там лысоватую голову приятеля и успел осознать, что  забрался довольно высоко. Вниз я просто так спуститься не смогу. И в этот момент, едва я посмотрел вниз, представляя, как смогу спуститься,  гора вдруг вся шевельнулась и, содрогаясь  неровностями из выступов и впадин, начала стремительно уходить из-под меня. В одно мгновение мне показалось, что она вся уходит  вверх. И в следующее мгновение понял, что это не она уходит вверх, а я падаю вниз. Доли секунды я скользил по ней руками и ногами. Затем задел выступ и оторвался от склона. Я падал, стукаясь о нег и переворачиваясь. В какой-то момент мне показалось, что я  вижу себя со стороны. И это не я лечу вниз,  а горный баран, который ударяется о склон, кувыркается, перескакивает с выступа на выступ  и  падает. Я видел, как приближается выступающий из воды  камень. «Только бы не он… И не головой…» - пронеслось в голове и я двинул руками. Крупного камня я избежал. Голову увел в сторону и упал набок, как учили когда-то в техникуме на занятиях по самбо. До глубины не дотянул и шмякнулся на мелководье. Бедро угодило на камень поменьше. И тут же резкая боль. Попытка встать  не увенчалась успехом. Я с криком снова  упал, едва попытался встать. Слава, мой приятель, с которым я поспорил, стоял растерянный  по щиколотки в воде и не знал что делать.  Все происходило на берегу. Поджимая под себя скрюченную ногу и подвывая от боли, я со стонами  пополз к лодке. Левая нога не разгибалась. И каждое движение отдавалось в ней пронзительной болью. Словно уродливое чудовище я подполз к байдарке  и повалился в нее. На ней мы доплыли до лагеря. Слава угрюмо и сосредоточено греб веслом. Я стонал и кряхтел, лежа на дне. Все получилось очень глупо. И неизвестно, что ждало меня впереди. В лагере началась суета. Все спрашивали, как это случилось. Слава сказал им, что я упал с горы. Инструктор Гриша переплыл на байдарке на другую сторону реки и побежал в село вызывать «Скорую». Парни положили меня на носилки, которые сами соорудили из подручных средств, вброд по реке перенесли на другой  берег и положили у  дороги. Я неподвижно лежал на носилках, терпел боль  и смотрел в небо, по которому плыло облако, похожее на печальную лошадь. В этот момент я понял, что все в моей жизни может измениться.  Не знаю, сколько прошло времени. Час или два. Дорога запылила и на ней появилась машина «Скорой помощи».  На это машине меня отвезли в районную больницу. Дальше начались мои приключения. И если бы не этот случай, то со мной не произошло бы все последующее и что напоило мою жизнь чем-то важным. Ночь я провел, борясь с сильной болью. Утром я очнулся от короткого и тяжелого забытья. В палате раздали завтрак. Бабушка башкирка, нянечка нашей палаты,  принесла мне из дома молоко. Я не понимал, зачем оно мне. «Пей, пей», - говорила она с непередаваемым акцентом и необыкновенной добротой. Оказывается, как я потом понял, башкиры пьют чай, обязательно забеливая его молоком. Есть не хотелось. После завтрака меня повезли на рентген.  Худшее, что меня ждало, - перелом бедренной кости с отправкой  в Москву для операции, - не подтвердилось. Вывих бедра – вот, что у меня оказалось и, о чем я узнал позже. Врач, маленький энергичный и деловой башкир, прямо и гордо державший голову, мне ничего не объяснял. Сказал только, чтобы я готовился к операции.   Молоденькая медсестра принесла мне в палату посудину и сказала, что я должен в нее помочиться. При этом она не подала мне в руки посудину, а продолжала ее держать прямо передо мной. «Я не хочу», - сказал я ей. «Надо, - произнесла она и поправила очки. – Потом может нехорошо получиться». Я понял, что она не уйдет. Подтянулся рукой выше за спинку кровати, достал из трусов то, что требовалось для мочеиспускания и положил его на край посудины. От моих ночных страданий и боли он выглядел маленьким и походил на сказочного «мальчика с пальчика». Мы оба принялись на него смотреть. Я не узнавая и с удивлением. Она с не профессиональным интересом. «Мальчик с пальчик» оставался неподвижным и  так и не показал, что может выпускать из себя струйкой воду. «Не хочу», - подтвердил я.   «Надо», - повторила она. И еще некоторое время продолжала смотреть на «мальчика с пальчика». Ее ожидания оказались напрасными, хотя, возможно, и не совсем. Она удалилась и вернулась со шприцем в руках. Теперь мне пришлось обнажить  зад для укола. Медсестра, сделав укол,  повезла меня на каталке в операционную и помогла перебраться на операционный стол. Я лежал готовый к операции и  ждал.  Вошел мой шустрый доктор маленького роста и энергично предложил мне лечь на живот. При этом он сказал, что будет  вправлять мне бедро по методу какого-то  там  светилы.  Фамилию светилы я, конечно,  не запомнил. «Сейчас будет больно», - сказал он и взялся за вывернутую из сустава ногу. Я приготовился терпеть. Он принялся старательно выкручивать мне ногу, вправляя ее в сустав. Боли я не чувствовал. Мало того, меня начал разбирать смех. Операция напоминала мне борьбу, причем боролись представители  разных категорий. Легковес суетился возле лежащего тяжеловеса. Мои восемьдесят килограммов против его пятидесяти чего-то да стоили.   Он честно предупредил меня,  что переходит на болевой прием, сказав, что сейчас будет больно. Тогда как я  ничего не почувствовал. Он кряхтел, ворочал мою ногу так и сяк, но у него ничего не получалось. Без смеха на попытки эскулапа  я уже не мог  смотреть. «Ладно, - сказал он, - попробуем вправить ногу по методу…» И тут  он произнес имя еще одного светилы, имя которого я тоже не запомнил. Теперь моя нога под его руками выворачивалась в другую сторону. Но и этот метод не помог ему вправить мне ногу.  На лбу у него выступил обильный пот. Я с трудом подавлял хохот, который буквально  клокотал у меня в горле. Возможно, в этом было что-то и нервное.  И тут я неожиданно понял, что он не сможет мне вправить ногу. Мне стало не до смеха. Я задумался, что может произойти дальше. Оставаться в  таком виде мне не хотелось. И ехать домой с уродливой ногой я  не мог. Слава богу,  врач оказался не только деятельным, энергичным и умелым специалистом, но и смышленым человеком. Он вышел за дверь. Некоторое время я оставался один со своими сомнениями. Вернулся он через несколько минут не один. За ним следом в операционную вошел старший лейтенант милиции моей комплекции. Они перемолвились между собой на башкирском языке. Я понял, что он ходил за помощью. Милиционер снял с себя мундир  и они оба дружно взялись за мою ногу. По команде доктора они начали выворачивать, выламывать мне ногу, не знаю по какому методу, но мне стало не по себе. Глаза от боли вылезали из орбит. Я стонал и старался не кричать.  И в этот момент окончательно понял, почему мне приносила медсестра   посудину. Мочевой пузырь не хотел больше от напряжения раздуваться и грозил разлиться, расплескаться и забрызгать всех окружающих.  Боль усилилась. Что-то щелкнуло. И я с облегчением очень тихо простонал. Вспотевшие врач и милиционер глубоко вздохнули, заговорили между собой и вышли из операционной, как я догадался, по вынутым из кармана милиционера сигаретам, покурить. Через некоторое время врач вернулся и сказал, что я могу идти в палату. Я не поверил ему. Пошевелил ногой. Та двигалась. Спустил ноги с кушетки, осторожно встал. Ноги держали меня. Хромая, я медленно заковылял в туалет. И понял, что могу ходить. Этого хирурга из районного центра Башкирии я не забуду никогда.  На таких людях земля держится. Я его поблагодарил. И мы даже немного подружились.  Он обещал даже на больничной  машине подвезти меня ближе к тому месту, где располагались мои ребята - туристы.  Главный врач не разрешил ему этого сделать и правильно поступил. В это время мои ребята плыли дальше по реке. И мне нужно было их как-то догонять. Рано утром я вышел из больницы, не зная, покидаю ее навсегда или нет. Стал двумя ногами на дорогу и задумался. Мне предстояло преодолеть около сорока километров за тридцать часов, срезая большой крюк, который делала река.  В селе Иргизлы около магазина в час дня  меня  будут ждать Гриша и все остальные.  Ни одна машина не двигалась по дороге. И я захромал в нужном направлении. Куда идти, я узнал прежде, расспросив лежавших со мной в палате людей и проверяя их слова  по абрису, нарисованной от руки карте, которую, мне дал перед тем, как попрощаться Гриша. Я шел минут двадцать. Нога разболелась. Но я решил не останавливаться. Урча мотором и громыхая железом, мимо прокатил колесный трактор. Я проводил его взглядом, не успев поднять руку или не решившись. Тряска в тракторе с больной ногой могла подействовать на мое состояние только хуже.  Еще через час я пожалел, что не сел в трактор. Нога разболелась так, что я едва терпел боль. Через некоторое время меня догнал мотоциклист. Я заранее поднял руку. Он остановился и согласился меня подвести до ближнего села. Пять километров я проехал с ним. Дальше снова пошел пешком. К своему удивлению,  отметил, что нога болит меньше. От движения она разогрелась, кровь прилила к суставу и он заработал. Пошел дождь. Он прекращался и начинался снова. От дождя появились ручейки, которые дружно текли в одном направлении, пересекая дорогу тут и там. Я перешагивал через них. Самое главное было взять один ритм и с него не сбиваться. Чтобы поддерживать ритм, я пел песни, читал стихи, говорил сам с собой. Развлекал себя скороговорками,  тарабарщиной, смешными историями, чтобы приободриться. Дождь то затихал, то  начинал идти сильнее прежнего.  Ручьи становились такими широкими и  глубокими, что я уже не мог их перешагивать, чтобы оставить ботинки сухими, промок и шел прямо по воде. Дорога то поднималась в гору, то опускалась. Пошла через тайгу. Лес густо подходил к краям дороги. В одном месте я, кажется, слышал странный рык. Когда я поднялся на то место, откуда он раздавался, увидел  медвежьи следы. Во всяком случае следы не напоминали следы известных  мне домашних животных. Мне стало жутковато. Я растерянный постоял на месте и  пошел дальше. В эти минуты мне казалось, что я вообще один в целом мире. Ни одной живой души поблизости. Я шел по дороге и кричал в надежде отпугнуть медведя и  что хоть кто-нибудь меня услышит и ответит. Отвечало мне изредка только эхо, которое издалека мне показалось сначала чьим-то ответом. Эхо прилетало ко мне сильно измененным и я не мог разобраться, что это всего лишь эхо. Так я шел часа три-четыре. Моя дорога соединилась  с еще одной дорогой. И я увидел затертые дождем следы от копыт лошади. Скоро меня догнала пустая телега. Лошадь тащила ее в гору медленно и устало. Рядом с телегой шел башкир. Когда дорога пошла под гору башкир сел на телегу и разрешил сесть мне. Снова пошел дождь. Башкир сказал, что недалеко есть сторожка. Пелена дождя стояла перед нами стеной. Из этой водяной стены с гиканьем на нас лихо выскочили несколько разгоряченных всадников. На ком-то из них я увидел халат и меховые шапки, на ком-то разглядел плащ с капюшоном. Где-то рядом взлаивали собаки. Они поговорили с башкиром, который ехал со мной на телеге и ускакали с таким же гиканьем прочь. «Что это они?» - спросил я. «Охотники, - ответил мне ездовой. – На лисицу охотятся…» Во мгле дождя мы подъехали к одинокому дому у дороги. Слезли с телеги и вошли в теплый дом. Нога к этому времени начала болеть нестерпимо и просила отдыха. Сели за стол. Хозяйка, молодая привлекательная и статная женщина равнодушно и скучно подала нам чай. Рядом с ней на постели играла в маленькие кружочки ее дочка. Я пригляделся и увидел, что девочка играет разноцветными таблетками. Как видно других игрушек в этом доме не имелось. Башкир, привезший меня и другой, усатый,  разговаривали между собой. Потом повернулись ко мне и стали расспрашивать. Я рассказал, что вывихнул ногу, достал из кармана абрис и показал, куда мне нужно поспеть завтра к часу дня. Башкиры поцокали языками и озабоченно покачали головами. Я спросил, сколько километров отсюда до Иргизлы? Мне ответили по-разному. Один сказал «пятьдесят». Другой сказал «семьдесят». И так происходило везде. Сколько бы я не спрашивал у местных жителей, сколько километров до того или иного населенного пункта, они мне называли разные цифры. Я понял, что километры здесь не мереные. Дождик кончился, и все засобирались в дорогу. Хозяйка выглядевшая до этого равнодушной и  безразличной при выходе подошла ко мне и сказала, чтобы я попросился пассажиром на телегу к усатому. Я поблагодарил ее взглядом и на улице подошел к усатому. Тот выслушал меня, покачал озабоченно головой  и сказал: «Не могу взять тебя… Лошади тяжело будет. Совсем старая…» Усатый дернул поводья и лошадь пошла по дороге. Некоторое время он шел рядом и затем, когда отошел от меня подальше,  сам запрыгнул на телегу. Хромая, я за ним не поспевал. Только потом я понял, как башкиры любят лошадей и как они их берегут. Еще час я шел по дороге. Пока меня не догнал УАЗик с открытым кузовом. В кузове сидело полно народа. Я, не надеясь на то, что меня подвезут, проголосовал. Неожиданно машина остановилась. Я заспешил, заковылял  к машине. Мне подали руку и затащили в кузов.  «Машины тут жалеют меньше, чем лошадей», - подумал я, глядя, как перегружен УАЗик. Едва машина подъезжала к месту, где дорога поднималась в горку,  и начинала скользить, не смотря на оба ведущих моста, все пассажиры выскакивали за борт и начинали ее толкать в гору. Едва машина могла ехать сама, все моментально  снова запрыгивали в открытый кузов. Так я проехал еще километров семь.
Начало темнеть. В синеве сумерек я увидел приметы жилого места и обрадовался. Справа стоял дом. Я радостно  пригляделся, но рассмотрел   всего лишь развалины дома. Затем слева я увидел удлиненные одноэтажные строения и понял, что это коровники. Значит, поблизости есть жилье. Но и коровники могли оказаться брошенными, как разрушенный дом. В полной темноте дорога вывела меня к реке. Я помнил, рассматривая карту, что дорога срезает большой крюк, который делает река и в одном месте пересекает ее. Оставалось совсем немного. Если дорога подходит к реке, значит на этом месте брод. Я снял ботинки, засучил брюки и вошел в реку. Я сделал несколько шагов и вода дошла мне до колен. Я сделал еще несколько шагов и вода дошла мен до бедер. Течение в этом месте оказалось таким, что я чувствовал: еще немного и меня  может снести. Прошел дождь. Воды прибавилось, и она в темноте текла бурливо.  Сил чтобы перейти на другую сторону не хватало. По моим прикидкам оставалось километров двенадцать или двадцать. Я вполне мог успеть.  Тем более, что собирался идти всю ночь. Я вышел из воды на берег и почувствовал дикую усталость. Надо было искать ночлег. В темноте переправиться на другой берег самому при таком стремительном течении у меня вряд ли получилось. Я увидел в стороне на берегу реки дома и побрел к ним. Кромешная темнота окутывало село. И только в одном месте светился тусклый огонек. Я пошел на него. Подошел к маленькому странному домику и постучал в дверь. Мне никто не ответил. Тогда я толкнул дверь плечом, нагнулся  и вошел. Через некоторое время я понял, что попал в баню. Здесь сохранилось тепло, потому что недавно мылись. За маленьким столом или чем-то подобным,  очень похожим на стол, сидела башкирка средних лет, молодая девушка, как потом выяснилось ее дочь, и молодой парень. Я спросил у них, как мне переправиться на другую сторону. Девушка вполне симпатичная смотрела на меня с любопытством и молчала.  Говорила ее мать и парень. Сначала я подумал, что это одна семья. Это оказалось не совсем так. Мать спросила, куда я иду. Я ответил. Тогда парень сказал, что в селе есть перевозчик, который за малую плату может перевезти меня на лодке. Но он уже спит и ни за что не повезет.  Мне налили чаю. Я выпил. Казалось, идти  некуда. Вдруг парень браво поднялся и сказал, что мне поможет: отведет на ночлег, утром возьмет у брата лошадь и отвезет  в Иргизлы. Пригибая головы, мы вышли из бани. На улице мне открылась причина его такого бравого поведения. Он рассказал, что в бане сидит его невеста и он скоро на ней женится. Мы подошли с ним к деревянному бревенчатому и довольно старому дому. При слабом свете луны я видел рассохшиеся и потемневшие от старости до черна бревна дома. От усталости, я не помнил, как вошел, как лег на указанное место и тут же заснул. Проснулся  ночью от жары. В комнате горел тусклый свет.  Прямо передо мной в двух метрах на полу сидела молодая женщина и кормила грудью младенца. Ее близость и натурализм картины заставили меня прикрыть глаза. Я неплотно прикрыл веки и сквозь ресницы осмотрел комнату. Рядом с головой  женщины чуть покачивалась недавно кем-то задетая или тронутая подвесная люлька. На полу у печки спали двое. Тот, кто меня привел и его брат. Мне в комнате отдали лучшее место. Я спал на кровати. Лежа с полузакрытыми глазами, я снова заснул. Утром  проснулся на этот раз от холода. Бревенчатая изба не держала тепла. Тот, кто меня привел, светловолосый и коротко стриженный, стоял  на ногах рядом, теребя за плечо. И когда я открыл глаза,  велел  подниматься. На полу в забытьи сна лежали черноволосые брат с женой. В люльке спал младенец. Мы договорились, что парень меня рано разбудит. Все выходило согласно нашему договору. Я обул ботинки, надел куртку и вышел следом за ним на улицу. Нога болела и во всем теле чувствовалась усталость. Вчера я прошел не меньше двадцати пяти - тридцати  километров.  «Лошадь будем запрягать?» - спросил я, остановившись у плетня. «Брат не дал лошадь», - хмуро сказал парень и пошел со двора. Я двинул за ним.  По туману мы пришли  к тому месту, где дорога пересекает реку. Белая, плотная молочная дымка покрывала саму реку и ее берега. «Иди», - строго, по-мужски сказал мой проводник у самого берега.  Я не стал снимать ботинки и вошел в воду. Прошел метра три и вода поднялась мне выше пояса. Я чувствовал, как она упруго давит на меня течением. «Дальше иди, дальше», - сказал он. Я почувствовал, что если оторву больную ногу от дна и шагну ближе к стремнине, то меня тотчас понесет.  Я видел, какое быстрое течение образовывалось чуть ниже, в этом  месте реки. «Там по грудь, не выше», - убеждал мой проводник. Он не учитывал, что после дождей река разлилась, набралась воды и теперь текла полноводной.  На том месте, где вчера утром мне было бы по грудь, теперь будет с головкой. Сознавая это, я повернул к берегу. Проводник недовольно, если не сказать  с презрением, махнул на меня рукой и пошел прочь. Ему хотелось от меня отделаться. Чтоб я ушел подальше от его села и от его  невесты. Я хотел отвязаться от него. Поднявшись по берегу чуть выше по течению, я сел на песчаный берег недалеко от  дома его невесты. Так случайно получилось. Где-то за этим домом я сидел вчера в бане. И стал мечтать о том, что буду жить на берегу этой реки, в этом  доме с его невестой. Как рано по утру буду вставать и сидеть вот так на берегу. В это время на берег снова вышел мой проводник. «Сидишь?» - зло спросил он. «Сижу», - ответил ему я спокойно и отвернулся к реке. Он ушел. Из-за туч выглянуло солнце. И я первый раз в жизни увидел, как  туман начал отделяться от реки. Под действием солнечных лучей и его тепла туман начинал медленно подниматься от реки вверх. Выше и еще выше, собираться в клубящиеся сгустки, образуя причудливые низкие облака. Они не являлись уже туманом, но и не успели стать тучами. Они выглядели чем-то промежуточным. Клубящиеся и белые, словно овцы, облака, получившиеся из тумана,  начали расслаиваться и расходиться друг от друга. Нижние продолжали смыкаться с туманом. Верхние поднимались и превращались в темные густеющие тучи.  Прошло еще немного времени. Туман весь поднялся и превратился в тучи, которые закрыли солнце. И раннее  такое солнечное  и туманное утро обратилось в  пасмурный день. Неожиданно я  услышал рычание трактора. По дороге на приличной скорости к реке катил трактор «Беларусь». Я вскочил, хотел побежать к нему. Трактор разбрызгивая воду, въехал в реку, забурлил колесами вокруг себя воду и заглох на середине. Вода доходила ему до кабины. Тракторист вылез из кабины на капот, полез смотреть  двигатель. «Вот, - подумалось мне. – И трактор застрял… Раньше то он это место точно проскакивал». Теперь я уже никак не мог успеть в Иргизлы к часу дня. Пусть меня там ждут два или три часа. На берегу появился рыбак. Он ловил рыбу  увлеченно с помощью самодельной маленькой лодочки, к которой привязывалась наживка для большой рыбы.  Управляемая с берега леской лодочка плыла против течения. Рыба никак не ловилась. Спустя час трактор вытащили на берег с помощью другого трактора. И оба укатили в обратном направлении. Я проводил их равнодушным взглядом. Рыбак скучно смотал снасти и ушел.  По реке на утлой лодчонке засновал перевозчик. Он плавал  на тот берег и обратно, перевозя таким образом по двое, по трое своих сельчан. Приметив меня, он  предложил перевезти меня на противоположный берег бесплатно. Я отрицательно покачал головой, оставаясь сидеть неподвижно.  Я ждал своих друзей Генку и Серегу. Они собирались сплавляться по реке через день после меня.  Вчера шел дождь. Они не сплавлялись. И, значит, мне придется их ждать дня два-три. «Что же мне здесь сидеть несколько дней? – подумалось. - Хоть бы кто-нибудь поплыл по реке». Ни одного плота, ни одной байдарки и ни одного  туриста я не увидел.  Река будто вымерла. Солнце мельком выглядывало из-за туч и потом снова в них пряталось. Весь туман к этому времени превратился в клубастые низкие тучи.  На берег выбежали ребятишки. Они играли в какую-то странную игру. Она заключалась в том, что  несколько из них били одного. С криками они убежали также неожиданно, как и появились.  Во второй половине дня, когда я потерял всякую надежду, на реке, словно призрак, появился плот. Он причалил к берегу, и на сушу выскочили четверо крепких и рослых парней. «Что за село?» - спросили они. Я им ответил. «Магазин есть?» - послышался другой вопрос. Я отрицательно покачал головой. «Ты здесь что делаешь?» - с интересом спросили они меня. Я сказал, что отстал от группы. «Поехали с нами, - предложили с готовностью ребята. – Мы быстро плывем и нагоним твою группу». Меня не пришлось уговаривать. Я шагнул на их плот, не зная, что познакомлюсь с настоящими туристами и с лучшими их представителями.  Плот, сколоченный из бревен, крепился по бортам к двум надувным гондолам, которые увеличивали  его плавучесть, отплыл от берега. Сзади плота крепилось рулевое весло. Им во время сплава управлял самый опытный и старший группы, которого звали Виларий. Он и по годам казался на много старше остальных парней. Его приказы выполнялись беспрекословно. Я сразу оценил слаженность команды, едва мы вошли в сложный участок реки. Виларий приказал мне взять весло и тоже грести. Плот запрыгал по бурунам. Перед нами замелькали камни и топляки. Вода захлестывала на плот справа и слева. Виларий четко отдавал команды, «вправо», «влево» и сам наваливался телом на руль.  Секунды решали все. Можно было легко наскочить на камни и перевернуться. Приходилось изо всех сил работать веслом. Нога разболелась. Чтобы не поскользнуться и не упасть в воду, мне пришлось стать на колени. Я старался доказать, что не буду для них обузой. Мою старательность  оценили. Это я понял  по дружескому отношению. Мы гребли целый день. Вечером причалили к берегу. Рюкзаки, лежавшие кучей в центре плота, все намокли. Что не относилось к их содержимому. Внутри каждого рюкзака имелся целлофановый мешок и все необходимые для похода вещи оставались сухими. Там лежала сменная одежда, спички, еда. В этой группе имелось четкое распределение обязанностей. Виларий являлся старшим и отвечал за все и всех. Володя выполнял обязанности штурмана. Мы с ним сверяли наши карты. И моя оказалась более точная. Потом я подарил им абрис, который мне дал Гриша.  Олег выполнял обязанности завхоза и повара. Он отвечал за продукты и вел расчеты ежедневных порций. Для сплава брали минимальное количество еды, чтобы не тащить лишнего.  И Дима отвечал за технические средства. Едва мы причалил к берегу, как тут же все уже занимались своим делом. Кто-то ставил палатку, кто-то шел за дровами, кто-то разжигал костер и начинал готовить пищу. Я промок до нитки. Ребята поделились со мной одеждой. Один дал теплый свитер, другой шерстяные носки. Во время ужина мы почти не говорили. Устали... Я узнал, что ребята приехали из Первоуральска. Они из одного туристического клуба и уже несколько лет сплавляются по разным рекам. После ужина двое остались в лагере. Трое, считая и меня,  отправились ловить рыбу. Мы поймали на удочки несколько хариусов, после чего на костре в фольге запекли их. Кажется, ничего вкуснее я с тех пор не ел. Спать легли пораньше. Залезали в двухместную палатку по одному. Каждый, кто залезал, ложился и поворачивался на бок. В этой палатке и четверо помещались-то  с трудом. Пятый влезал с огромным трудом. Мы лежали как шпроты в банке, плотно прижавшись друг к другу. Нельзя было пошевелиться, чтобы не причинить беспокойства, неудобства и боль соседу.  Поворачивались по команде Вилария несколько раз за ночь. Он просыпался и командовал: «Поворачиваемся. И…Раз!»  И все дружно поворачивались на  свежий  бок. Утром быстро завтракали и снова сплавлялись. Мне хотелось догнать свою группу. Но чем дольше я плыл с этими ребятами, тем больше мне хотелось остаться с ними. Я уже не вглядывался так пристально в каждую туристическую группу на берегу, надеясь встретить тех, от кого  отстал. Мне не хотелось расставаться с ребятами. И не хотелось подводить инструктора Гришу, которого могли наказать за происшествие. На третий день мы догнали мою группу. Я узнал у берега надувные плоты. Мы причалили. Меня радостно встретили знакомые лица. Здесь меня ждали и за меня переживали. Я попрощался с ребятами, которые делились со мной всем и с которыми успел по-настоящему сдружиться. Я никогда не был в Первоуральске. Но точно знаю, что там живут хорошие люди. И четверых молодых парней я знал лично.  Тот поход у меня получился интересным, не смотря на то, что я вывихнул ногу в бедре и сломал несколько ребер. Еще не один  месяц спустя я не мог вздохнуть полной грудью.

В конце похода меня все-таки догнали Серега Кузнецов и Геша. Мы учились в одном техникуме. Первого я знал, как общительного, подвижного и неугомонного человека, который не  мог просидеть на месте и минуты. Он неожиданно куда-то исчезал и также неожиданно  откуда-то появлялся. Другого я полюбил с первой встречи за неординарность, необыкновенную общительность и остроумие. Он легко вызывал смех даже тогда, когда этого не хотел. И  при этом все его знали, как умного и начитанного человека. Еще я  его знал, как  лучшего комика жизни.  Комики бывают известные, неизвестные, выступающие со сцены, на арене цирка и снимающиеся в кино. И еще бывают комики жизни. Они не выступают со сцены и не снимаются в кино. Они делают примерно все то же самое только рядом с тобой и без всякой натуги. После техникума и армии мы немного растеряли друг друга. И перед самым походом на туристической базе встретились. После того похода мы часто встречались, ходили в походы и встречались каждую субботу и воскресенье. Сергей  к этому времени в отличии от нас перестал заниматься радиоэлектроникой, закончил факультет журналистики Московского Университета и работал фотожурналистом в газете «Советский спорт». Его фотографии или, как он их называл, работы, печатали во многих газетах и журналах. Мы  вместе проводили свободное время, ездили на пикники и организовывали для знакомых и друзей походы по Подмосковью.  К нам примкнул двоюродный брат Сергея Андрей с женой Ираидой. Он работал хирургом в институте имени Склифосовского. И мы его звали просто Хирург. Его жена работала в «Гидрометцентре». От нее мы узнавали погоду так сказать из первых рук.  Мы часто ездили к Андрею  в лес возле  его дачи, посидеть у костра. Потом забредали  к Хирургу на дачу. Сидели в беседке пили чай и смеялись. Еще через некоторое время Геша привел в нашу компанию коллегу по работе, другого Сергея, Федоточкина. Мы его звали просто Федот. С самого первого дня Федот напоминал мне «стойкого оловянного солдатика». Такой же стройный, крепкий и надежный. Он никогда не расставался с гитарой и хорошо пел. Мы дивно проводили вместе  время. Хохмили, шутили, разыгрывали друг друга. Геша постоянно каламбурил и выдавал все новые и новые шутки. Неизвестно, где он их брал. Знаю точно,  самые интересные из них  выскакивали из него, как джин из бутылки - одна за другой и порой неожиданно для него самого. Такое вот парадоксально-ироническое строение ума.   С соломенными волосами, имеющими золотистый оттенок,  в очках, за которыми один глаз чуть косил, он выглядел весьма комично. Когда он начинал   пародировать, показывая кого-то в лицах, рассказывать истории, выдавать шутки, смех не кончался.  Затихал он только, когда Федоточкин начинал петь под гитару. Мы любили ездить за город к Федоту в гости обязательно с ночевкой. До глубокой ночи болтали и смеялись. Тогда у нас с Гешей особенно получалось хохмить на пару.  Я говорил какую-нибудь шутку, Геша смеялся над ней и обязательно  находил продолжение. Я, покатываясь со меху от его поворота мысли, прибавлял что-нибудь свое. И мы оба чуть не падали от смеха и гоготали, держась за животы. Потом  кто-нибудь из нас еще что-то добавлял. И мы вместе давились от смеха. Потому что смеяться становилось невозможно и больно. Мы на некоторое время затихали. И потом  снова кто-нибудь что-то добавлял к сказанной шутке что-то новое, хотя казалось добавить ничего уже нельзя, и мы хохотали. Таким образом, мы тешили друг друга. Так могло продолжаться часами и заканчивалось глубокой ночью. «Все, спим», - говорил один. «Спим», - соглашался другой. Неожиданно кому-то приходила в голову  смешная мысль. Он ее высказывал, и мы снова смеялись. Иногда точно также мы развлекали целые компании. И поэтому нас часто приглашали  в те кампании, где нас мало кто знал. Мы ходили в походы, встречали новых друзей.  И вообще как-то так получалось, что мы коллекционировали хороших людей. Среди туристов таких встречалось много - природа благотворно влияет на человека. Друг другу мы всегда приходили на выручку. Об этом не стоило и говорить. В туристических кампаниях вокруг нас группировался коллектив и мы становились его ядром. Хорошего человека мы всегда отмечали и тащили в свою кампанию. Мы с Гешей и Федотом в то время много путешествовали. На лодках ходили к низовью Волги, дальше  за Астрахань. Такой рыбалки, как там, я не видел нигде. Мы любовались там дивной красоты лотосовыми полями. Лотос это огромный белый цветок, похожий на лилию - великан, который растет со дна реки на поверхность с колючим стеблем.  Мы ходили с рюкзаками по горам Алтая. Делали на снежных вершинах летом сами себе мороженое, смешивая сгущенку и снег. Алтай покорил нас своей природой. Там мы увидели и тайгу и тундру.  Бродили вместе по горам Кавказа, Крыма и Средней Азии. Геша рассказывал мне, как они с Серегой Кузнецовым ездили на Сахалин. С Федотом они путешествовали по Карелии. Мы пропадали друг у друга в гостях. Мы могли с серьезным видом обсуждать такое явление, как  «Дурак». Размышляли о том, какие дураки бывают вообще, встречаются в жизни и где обитают их разновидности. Мы научно описывали и давали определения такому явлению, как «круглый дурак». Этому явлению природы мы давали подробные характеристики и серьезно фиксировали его внешние признаки.  И так происходило до тех пор, пока кто-нибудь из нас не выдерживал и не начинал хохотать. Тогда мы все уже покатывались со смеху.
Я часто вспоминал тех ребят из Первоуральска и мою встречу с Серегой и Гешей. Это надо было так случиться, чтобы мы, не сговариваясь пошли в поход по одному маршруту и встретились на базе. И потом еще долго на расставались и шли вместе по жизни.  Я вспоминаю хирурга из сельской клиники, маленького, деятельного и сноровистого. И низко ему кланяюсь.

Прошло много лет, и жизнь разбросала меня с моими друзьями не только по разным городам, но и по разным странам. Геша уехал с семьей работать в Германию. Где-то в Германии  живет и Седой. Так мы звали Серегу  Кузнецова за его абсолютно белые волосы. Хирург Андрюха с семьей уехал жить в Канаду. Под Москвой на станции Катуар живет Серега Федоточкин. У него двое детей. Я каждый раз проезжаю на дачу мимо его поселка, хочу завернуть в гости и все спешу, не могу заехать. Так происходило много раз, пока я, наконец, не заехал к нему. Теперь Сергей работает со мной в одной фирме, мы часто видимся и приезжаем к друг другу в гости. У него двое детей, и он уже лет десять строит новый дом для всей семьи.